По тундре, по железной дороге
Это было весною зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой зеленый наряд.
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Припев: По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд Воркута-Ленинград
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Рано утром проснешься, на поверку построят.
Вызывают – Васильев! И выходишь вперед.
Это Клим Ворошилов и братишка Буденый
Даровали свободу – их так любит народ
Вы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят.
Перед нами раскрыты необьятные дали.
Как теперь тебе спится, пистолета заряд?
Я сижу в уголочке и плуию в потолочек.
Пред законом виновен, а пред Богом я чист.
Предо мнои как икона вся запретная зона,
А на вышке с винтовкои озверелыи чекист.
Мы с тобою бежали, когда тундра одела,
Когда тундра одела, свои осеннии наряд.
Мы бежали по тундре вдоль железнои дороги,
Где курсирует скорыи Воркута-Ленинград.
Дождик мочит нам рыла и на ручки наганов
Нас Чека окружила, “Руки вверх!”, говорят.
Но они прощитались, окруженье пробито.
Тех, кто любит свободу, пули брать не хотят.
Рано утром проснешься, на поверку построят.
Вызывают “Васильев”, и выходишь вперед.
Ето Клим Ворошилов и братишка Буденныи
Даровали свободы и их любит народ
Встретит мама сыночка, зарыдает родная,
Зарыдает родная – сын вернулся домои.
Ето Клим Ворошилов и братишка Буденныи
Даровал нам свободу
и их любит народ.
Это было весною, в зеленеющем майе,
Когда тундра проснулась, равернулась ковром.
Мы бежали с тобою, замочив вертухая,
Мы бежали из зоны – покати нас шаром.
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,
Опасаясь погони и криков солдат.
Лебединые стайи нам навстречу летели,
Нам на юг, им на север – каждый хочет в свой дом.
Ета тундра без края, ети редкие ели,
Етот день бесконечный – ног не чуя бредем.
Ветер хлещет по рылам, свищет в дуле нагана,
Лай овчарок все ближе, автоматы стучат.
Я тебя не увижу, моя родная мама,
Вохра нас окружила, “Руки в гору!” — кричат.
В дохлом северном небе ворон кружит и карчет,
Не бывать нам на воле, жизнь прожита зазря.
Мать-старушка узнаыет и тихонько заплачет:
У всех дети как дети, а ее — в лагерях.
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона,
Мирно спит у параши доходяга марксист.
Предо мной, как икона, запретная зона,
И на вышке все тот же ненавистный чекист.
«По ту́ндре» (другое название: «По́езд Воркута́-Ленингра́д») — одна из наиболее известных русских тюремных песен позднесталинской эпохи.Мелодия заимствована у более ранней блатной песни «Дочь прокурора». Будучи одной из самых известных песен такого рода, восходящих к позднесталинской эпохе, стоит в одном ряду с «Ванинским портом» и «Этапом на Север». Существует много вариаций текста, однако, авторские права на эту песню зарегистрированы в РАО на имя Григория Шурмака — он получал авторские вознаграждения за её издания.
Песня представляет собой своеобразный трагический гимн осужденных, появившийся во второй половине 1940-х годов. В 1930-х годах и начале 1940-х побеги из мест заключения были редки, поскольку обычно жестоко подавлялись — беглецов попросту расстреливали. С приходом в лагеря ГУЛАГ бывших военнопленных гитлеровских лагерей и бывших повстанцев-националистов, прежде всего украинских, побеги стали серьёзной проблемой. Песня поэтизирует стремление к свободе и ненависть к тем, кто охраняет арестантов и осуждённых.
Это было весною зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой зеленый наряд.
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Дождь нам капал на рыла, и на дула наганов.
Вохра нас окружила, “руки в гору” крича
Но они просчитались, окружение пробито.
Припев: По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд Воркута-Ленинград
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Рано утром проснешься, на поверку построят.
Вызывают – Васильев! И выходишь вперед.
Это Клим Ворошилов и братишка Буденый
Даровали свободу – их так любит народ
Вы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят.
Перед нами раскрыты необьятные дали.
Как теперь тебе спится, пистолета заряд?
Я сижу в уголочке и плуию в потолочек.
Пред законом виновен, а пред Богом я чист.
Предо мнои как икона вся запретная зона,
А на вышке с винтовкои озверелыи чекист.
Мы с тобою бежали, когда тундра одела,
Когда тундра одела, свои осеннии наряд.
Мы бежали по тундре вдоль железнои дороги,
Где курсирует скорыи Воркута-Ленинград.
Дождик мочит нам рыла и на ручки наганов
Нас Чека окружила, “Руки вверх!”, говорят.
Но они прощитались, окруженье пробито.
Тех, кто любит свободу, пули брать не хотят.
Рано утром проснешься, на поверку построят.
Вызывают “Васильев”, и выходишь вперед.
Ето Клим Ворошилов и братишка Буденныи
Даровали свободы и их любит народ
Встретит мама сыночка, зарыдает родная,
Зарыдает родная – сын вернулся домои.
Ето Клим Ворошилов и братишка Буденныи
Даровал нам свободу
Это было весною, в зеленеющем майе,
Когда тундра проснулась, равернулась ковром.
Мы бежали с тобою, замочив вертухая,
Мы бежали из зоны – покати нас шаром.
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,
Опасаясь погони и криков солдат.
Лебединые стайи нам навстречу летели,
Нам на юг, им на север – каждый хочет в свой дом.
Ета тундра без края, ети редкие ели,
Етот день бесконечный – ног не чуя бредем.
Ветер хлещет по рылам, свищет в дуле нагана,
Лай овчарок все ближе, автоматы стучат.
Я тебя не увижу, моя родная мама,
Вохра нас окружила, “Руки в гору!” — кричат.
В дохлом северном небе ворон кружит и карчет,
Не бывать нам на воле, жизнь прожита зазря.
Мать-старушка узнаыет и тихонько заплачет:
У всех дети как дети, а ее — в лагерях.
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона,
Мирно спит у параши доходяга марксист.
Предо мной, как икона, запретная зона,
И на вышке все тот же ненавистный чекист.
Валентин Гафт совместно с Олегом Басилашвили в кинофильме «Небеса обетованные»
Андрей Макаревич совместно с Алексеем Козловым в альбоме «Пионерские и блатные песни»
Юрий Никулин совместно с Эдуардом Успенским в юмористической телепрограмме «Белый попугай»
Входит в альбом Мелодии и ритмы Гулага группы Gulag Tunes
Михаил Ножкин в фильме «Ошибка резидента»
Дубликаты не найдены
@moderator, тел NSFW неуместен
@moderator, тег NSFW проставлен кем-то в нарушение правил. Пост не содержит соответствующего контента. Прошу удалить этот тег
Про химию
Заболела тут как-то в конце зимы – ротавирусную инфекцию подцепила. Пришлось капитулировать, врача вызывать. Ну, пришёл такой немолодой дядька, глянул на меня от порога неприязненно, влез, кряхтя, в бахилы, заодно уж – наклонился же! – штанины почистил рукавом халата. Со скрипом разогнулся, сумрачно поозирался, шуганул кота, хоть кот и Пилюлька, и спросил, куда проходить. Будто тут есть особо куда, в хрущёвке-то двухкомнатной…
Ну, провела в зал. Сама села, от греха подальше, – ротавирус, знаете ли, вольностей не терпит. Доктору указала на место рядом, на диване. Но он – тоже, видать, от греха – выбрал стул поодаль. Согнав с него вездесущего кота. Посидел немного в приятном расслабоне, потом вспомнил про анамнез. Спросил, есть ли внуки да не болел ли из них кто, а получив два «да» в ответ, уверенно поставил диагноз: от внуков, к бабке не ходи! Я удивилась – у внучки болезнь как-то не так… э-э-э… радикально проявлялась. На что доктор фыркнул. И что, мол? У всех по-разному себя зараза ведёт. Что мы про вирусы знаем? Ничего. Природа вирусов нам не известна: то ли это вещество, то ли существо, то ли волна. Потом понавыписал лекарств и засобирался восвояси. Но, видать, всё-таки заразился, как ни дистанцировался от вирусоносителя! От меня, в смысле. Только вирус, в полном соответствии с докторовой концепцией, в его конкретном организме проявился поносом словесным: тормознув в дверях, врач продолжил теоретизировать. С полчаса рассказывал, что всё – химия. Включая любовь. Пока идёт реакция, мы счастливы, а потом – привет! Иначе почему мы любим не тех, кого надо.
Кстати, о химии. Когда-то халтурила в Ромкиной – это мой сын – школе, и мы с моими подопечными старшеклассниками готовили вечер на 8 Марта. «Выездной концерт» назывался. Ведущие выезжали к публике на тачке – на садовой натуральной тачке, сразу же встреченной овациями и радостным хохотом.
Каждой учительнице был номер специальный посвящён. Для химички пел Ромка, под Киркорова. Мы ему нашли и прикид соответствующий, и «парик» – объёмистый моток чёрной кудрявой пряжи, не зря ж Ромкина крёстная художник по трикотажу! Помнится, тоже аплодисмент сорвал – химия!
«Оставь надежду всякий сюда входящий.
Здесь вам не иностранный, да и не ОБЖ!
Учащиеся знают, где ад настоящий:
Он в кабинете Химии, на 3 этаже.
Здесь, сколько ни старайся, фенола не получишь
Из ацетальдегида, хоть изгрызи столы!
А в дни проверки знаний идёт всего лучше
Реакция обмена контрольных на колы.
Никто мне в мире этом – и в том – не поможет.
Мне голову сжимает бензольное кольцо.
Отравлен я парами науки сверхсложной
И потому имею зелёное лицо.
химичку так звали, Любовь… э-э-э… Какойтовна, и её реакция была бурной и продолжительной: никто на итоговой проверочной не погорел…
Мы бежали по тундре от ментовского лая нас собаки кусали и рычали нам вслед
ПОЕЗД ВОРКУТА-ЛЕНИНГРАД
Это было весною,
Зеленеющим маем,
Когда тундра оденет
Свой зеленый наряд.
Мы бежали с тобою,
От проклятой погони,
От проклятой погони,
Громких криков «Назад!»
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута – Ленинград».
Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд.
Я сижу в одиночке
И плюю в потолочек.
Пред людьми я виновен,
Перед богом я чист.
Предо мною икона
И запретная зона,
И маячит на вышке
Надоевший чекист.
Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой так много
В лагерях говорят.
Перед нами раскрыты
Необъятные дали.
Нас теперь не настигнет
Пистолета разряд.
С фонограммы Юрия Никулина и Эдуарда Успенского, CD «В нашу гавань заходили корабли» № 2, «Восток», 2001.
Дня через два выстроили всех и пересчитали по спискам 2-го отдела. Бригад не выводили на работы, а чем-то заняли в зоне. Вся ВОХР с собаками прочесывала тайгу вокруг. Беспрерывно гудела сирена, не то жалобно, не то тревожно.
— Какой может быть побег, лето-то прошло! – раздраженно толковали блатные. – Заблудились они в ихних тайгах!
ПО ТУНДРЕ
Из сборника Фимы Жиганца «Блатная лирика», Ростов-на-Дону, «Феникс», 2001, с. 232-239 (3 варианта и ноты).
Эта песня по известности стоит в одном ряду с «Ванинским портом» и «Этапом на Север». Можно сказать, трагический гимн узников ГУЛАГа. Приводимый ниже вариант — мой любимый и по художественности самый замечательный. Исполнен Андреем Макаревичем и Алексеем Козловым в их сборнике «Блатные пионерские». Песня родилась в первые послевоенные (40-е) годы. Побеги заключённых в эти годы вновь приобретают массовый характер (в 30-е в результате ужесточения режима и особенно гаранинских и кашкетинских расстрелов волна побегов была сбита; во время войны она и вовсе сошла на нет). А с приходом в ГУЛАГ советских военнопленных из гитлеровских концлагерей и повстанцев-националистов (прежде всего украинских) внутрилагерное сопротивление и побеги превратились в серьёзную проблему. Песня поэтизирует стремление к свободе и ненависть к тем, кто охраняет арестантов. Существует ещё ряд вариантов, которые приводятся в этом сборнике.
Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра проснулась, развернулась ковром;
Мы бежали с тобою, замочив вертухая, (1)
Мы бежали из зоны — покати нас шаром!
По тундре, по железной дороге,
Где мчится скорый «Воркута-Ленинград»,
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не догнал автоматный заряд!
Лебединые стаи нам навстречу летели,
Нам на юг, им на север — каждый хочет в свой дом.
Эта тундра без края, эти редкие ели,
Этот день бесконечный, ног не чуя, бредём.
Дождик капал на рыла и на дула наганов,
Лай овчарок всё ближе, автоматы стучат;
Я тебя не увижу, моя родная мама —
Вохра (2) нас окружила, «Руки в гору!» (3) кричат.
В дохлом северном небе ворон кружит и карчет,
Не бывать нам на воле, жизнь прожита зазря;
Мать-старушка узнает и тихонько заплачет:
У всех дети как дети, а её — в лагерях!
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона, (4)
Мирно спит у параши« доходяга(5)-марксист;
Предо мной, как икона, запретная зона,
А на вышке маячит очумелый чекист.
Видимо, первый вариант «Тундры» многих зэков не удовлетворял своим пессимизмом. Тоска по воле была настолько сильна, что возник второй вариант, где «побегушники», несмотря ни на что, обретают долгожданную свободу. Именно он позднее стал одним из самых популярных. Широкой публике, далёкой от блатного мира, он известен по фильму «Небеса обетованные», где «Тундру» исполняют Валентин Гафт и Олег Басилашвили. Несколько раз исполнял песню в этой обработке и Юрий Никулин — в передачах «Белый попугай» и «В нашу гавань заходили корабли».
Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой зелёный наряд;
Мы бежали с тобою, опасаясь тревоги,
От проклятой погони, громких криков «Назад!»
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд «Воркута-Ленинград»,
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета разряд!
Мы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят;
Перед нами раскрыты необъятные дали,
Нас теперь не настигнет пистолета разряд.
(1) Редкий куплет; приведён Ю. Новиковым в статье «Песни ГУЛАГа в репертуаре студентов МГУ».
Новая версия «Тундры» появилась в 1953 году, после знаменитой «ворошиловской» амнистии (её ещё называют «бериёвской»). Правда, зэки предпочитали благодарить именно Ворошилова, а не Берию. Климентий Ефремович Ворошилов 5 марта 1953 года подписал акт об амнистии в качестве Председателя Верховного Совета СССР. Амнистия коснулась в основном мелких уголовников. Освобождались подчистую зэки со сроками до пяти лет. Наполовину сокращались сроки тем, у кого наказание превышало 5 лет. Амнистия не распространялась на «политических» и особо опасных рецидивистов. На поездах и эшелонах, которые везли амнистированных из далёких лагерей домой, висели плакаты — «СПАСИБО, КЛИМ!» «Братишку Будённого» неизвестные авторы добавили в песню «по блату»: фамилии Будённого и Ворошилова очень часто упоминались вместе — как героев гражданской войны.
Рано утром проснёшься и откроешь газету,
А на первой странице — золотые слова:
Это Клим Ворошилов подарил нам свободу —
И теперь на свободе будем мы воровать!
По тундре, по железной дороге,
Где мчит курьерский «Воркута-Ленинград»,
По тундре мы бежали от погони,
Чтобы нас не настиг автомата заряд!
Дождик капал на рыла и на дула наганов,
А на вышке — всё тот же надоевший чекист;
Я сижу в одиночке и плюю в потолочек,
Пред людьми виноватый, а пред Богом я чист.
Рано утром проснёшься, на поверку построят
И объявят бродягам (1) золотые слова:
Это Клим Ворошилов и братишка Будённый
Дали людям (2) свободу – и их любит братва! (3)
1.
По тундре, вдоль железной дороги,
Где мчится поезд «Воркута – Ленинград»…
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона.
Мирно спит у параши доходяга-марксист…
Предо мной, как икона наша тихая зона,
И на вышке маячит молчаливый чекист…
Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М., «Современная музыка», 2004.
2. По тундре
Это было весною,
Зеленеющим маем,
Когда тундра проснулась,
Развернулась ковром.
Мы бежали с тобою,
Замочив вертухая,
Мы бежали из зоны,
Покати нас шаром.
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута – Ленинград».
Лебединые стаи
Нам навстречу летели,
Нам на юг, им на север:
Каждый хочет в свой дом.
Эта тундра без края,
Эти редкие ели,
Этот день бесконечный,
Ног не чуя бредем.
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута – Ленинград».
В дохлом северном небе
Ворон кружит и карчет.
Не бывать нам на воле,
Жизнь прожита зазря.
Мать-старушка узнает
И тихонько заплачет:
У всех дети, как дети,
А ее в лагерях.
Поздно ночью затихнет
Наш барак после шмона,
Мирно спит у параши
Доходяга-марксист.
Предо мной, как икона,
Запретная зона,
А на вышке маячит
Очумелый чекист.
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута – Ленинград».
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута – Ленинград».
С фонограммы Алексея Козлова и Андрея Макаревича, альбом «Пионерские блатные песни», Sintez Records, 1996. В сборнике «Русский шансон» (Ростов-на-Дону, 2005) этот вариант дан с «удлиненным» припевом:
По тундре, по железной дороге,
Где мчится скорый «Воркута-Ленинград»,
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не догнал автоматный заряд!
По тундре, по железной дороге,
Где мчится курьерский
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
Зеленеющим маем,
Когда тундра надела
Свой весенний наряд.
Мы бежали с тобою,
Опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета заряд.
Дождь нам капал на рыла
И на дуло нагана.
Вохра нас окружила,
— Руки в гору! — кричат.
Но они просчитались,
Окруженье пробито.
Кто на жизнь смотрит смело,
Того пули щадят.
Мы теперь на свободе,
Мы ушли от погони,
Нас теперь не настигнет
Пистолета заряд.
Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой так много
Говорят в лагерях.
В нашу гавань заходили корабли. Пермь, «Книга», 1996.
4. Я сижу за решеткой, за железной стеной.
Я сижу за решеткой, за железной стеной,
Пред людьми я виновен, перед Богом я чист.
Предо мною икона и запретная зона,
А на вышке всё тот же распроклятый чекист.
Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой весенний наряд.
Мы бежали с тобою, уходя от погони,
Вдоль железной дороги Воркута-Ленинград.
Мы теперь на свободе, мы ушли от погони,
Нас теперь не догонит автомата заряд;
Мы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят…
В нашу гавань заходили корабли. Вып. 2. М., Стрекоза, 2000.
5. По тундре, по железной дороге
Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой зеленый наряд.
Мы бежали с тобою, замочив вертухая,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд «Воркута – Ленинград»,
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Мы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят.
Перед нами раскрыты необъятные дали.
Как теперь тебе спится, пистолета заряд?
Лебединые стаи нам навстречу летели,
Нам на юг, им на север – всем по домам.
Эта тундра без края, эти редкие ели,
Этот день бесконечный и вдали лагеря.
Встретит мама сыночка, зарыдает родная,
Зарыдает родная – сын вернулся домой:
Это Клим Ворошилов и братишка Буденный
Даровали свободу, и их любит народ.
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,
Опасаясь погони и криков солдат.
Мы бежали, как волки, опасаясь погони,
Когда тундра надела свой зеленый наряд.
Ветер хлещет по лицам, свищет в дуле нагана,
Лай овчарок все ближе, автоматы слышны.
Я тебя не увижу, моя родная мама.
Вохра нас окружила. «Руки вверх!» – и концы.
В черном северном небе ворон каркая кружит;
Не бывать нам на воле – жизнь прожита зазря.
Мать-старушка узнает и тихонько заплачет:
У всех дети как дети, а ее – в лагерях.
Я сижу в уголочке и гляжу в потолочек:
Пред законом виновен, а пред Богом я чист.
Предо мной, как икона, вся запретная зона,
А на вышке с винтовкой озверелый чекист.
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона,
Мирно спит подуставший доходяга-марксист.
Предо мной, как икона, запретная зона
И на вышке все тот же ненавистный чекист.
Рано утром проснешься – на поверку построят,
Вызывают: «Васильев!» – и выходишь вперед.
Это Клим Ворошилов и братишка Буденный
Даровали свободу – их так любит народ.
Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра проснулась, развернулась ковром..
Мы бежали с тобою, замочив вертухая,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Русский шансон / Сост. Н. В. Абельмас. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Донецк: «Сталкер», 2005. – (Песни для души).
1. Я сижу в одиночке и плюю в потолочек.
Пред людьми я виновен, перед совестью чист.
Предо мною икона и запретная зона,
А на вышке маячит озверевший чекист.
По тундре,
По широкой равнине,
Где мчится скорый
«Воркута — Ленинград».
2. Это было весною, зеленеющим маем,
Когда тундра одела свой весенний наряд.
Мы бежали с тобою, уходя от погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.
Слова и музыка — не позднее 1958 года.
Шел трамвай десятый номер… Городские песни. Для голоса в сопровождении фортепиано (гитары). / Сост. А. П. Павлинов и Т. П. Орлова. СПб., «Композитор – Санкт-Петербург», 2005.
7. Это было весной, в зеленеющем мае
По тундре, по широкой дороге,
Где мчит курьерский «Воркута – Ленинград»,
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,
Опасаясь погони и криков солдат.
Ветер хлещет по лицам, свищет в дуле нагана,
Лай овчарок все ближе, автоматы стучат,
Я тебя не увижу, моя родная мама,
Мою девушку в белом и сиреневый сад…
Сиреневый туман: Песенник / Сост. А. Денисенко. Новосибирск, «Мангазея», 2001.
По тундре
По тундре, по широкой дороге,
Где мчит курьерский Воркута – Ленинград,
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,
Опасаясь погони и криков солдат.
Поздно ночью затихнет наш барак после шмона,
Мирно спит у параши доходяга-марксист.
Предо мной, как икона, запретная зона
И на вышке все тот же ненавистный чекист.
8. По тундре
По тундре, по широкой дороге,
Где мчит курьерский Воркута – Ленинград,
Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,
Опасаясь погони и криков солдат.
Ветер хлещет по рылам, свищет в дуле нагана,
Лай овчарок все ближе, автоматы стучат.
Я тебя не увижу, моя родная мама,
И, прижавшись к стеночке, вдруг заплакал он.
— Ты не плачь, старушечка, не грусти, не надо,
Ты слезами сына не вернешь назад,
Капельки хрустальные на ветвях березовых
Тихо-тихо капают и туманят взгляд.
Как на Дерибасовской. Песни дворов и улиц. Книга первая / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Издательский дом «Пенаты», 1996, с. 257-260.
