Пёрышко Финиста ясна сокола
Жил-был старик, у него было три дочери: большая и средняя — щеголихи, а меньшая только о хозяйстве радела. Сбирается отец в город и спрашивает у своих дочерей: которой что купить?
— Купи мне на платье! И середняя то ж говорит.
— А тебе что, дочь моя любимая? — спрашивает у меньшой.
— Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.
Отец простился с ними и уехал в город; большим дочерям купил на платье, а перышка Финиста ясна сокола нигде не нашел.
Воротился домой, старшую и середнюю дочерей обновами обрадовал.
— А тебе, — говорит меньшой, — не нашел перышко Финиста ясна сокола.
— Так и быть, — сказала она, — может, в другой раз посчастливится найти.
Большие сестры кроят, да обновы себе шьют, да над нею посмеиваются: а она знай отмалчивается Опять собирается отец в город и спрашивает:
— Ну, дочки, что вам купить?
Большая и середняя просят по платку купить, а меньшая говорит:
— Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.
Отец поехал в город, купил два платка, а перышка и в глаза не видал.
Воротился назад и говорит:
— Ах, дочка, ведь я опять не нашел перышка Финиста ясна сокола!
— Ничего, батюшка; может, в иное время посчастливится.
Вот и в третий раз собирается отец в город и спрашивает:
— Сказывайте, дочки, что вам купить? Большие говорят:
— Купи нам серьги. А меньшая опять свое:
— Купи мне перышко Финиста ясна сокола. Отец искупил золотые серьги, бросился искать перышко — никто такого не ведает; опечалился и поехал из городу. Только за заставу, а навстречу ему старичок несет коробочку.
— Что несешь, старина?
— Перышко Финиста ясна сокола.
— Что за него просишь?
Отец заплатил деньги и поскакал домой с коробочкой.
Встречают его дочери.
— Ну, дочь моя любимая, — говорит он меньшой, — наконец и тебе купил подарок; на, возьми!
Меньшая дочь чуть не прыгнула от радости, взяла коробочку, стала ее целовать-миловать, крепко к сердцу прижимать.
После ужина разошлись все спать по своим светелкам; пришла и она в свою горницу, открыла коробочку — перышко Финиста ясна сокола тотчас вылетело, ударилось об пол, и явился перед девицей прекрасный царевич. Повели они между собой речи сладкие, хорошие. Услыхали сестры и спрашивают:
— С кем это, сестрица, ты разговариваешь?
— Сама с собой, — отвечает красна девица.
Царевич ударился об пол — и сделался перышком; она взяла, положила перышко в коробочку и отворила дверь. Сестры и туда смотрят и сюда заглядывают — нет никого!
Только они ушли, красная девица открыла окно, достала перышко и говорит:
— Полетай, мое перышко, во чисто поле; погуляй до поры до времени!
Перышко обратилось ясным соколом и улетело в чистое поле.
На другую ночь прилетает Финист ясный сокол к своей девице; пошли у них разговоры веселые. Сестры услыхали и сейчас к отцу побежали:
— Батюшка! У нашей сестры кто-то по ночам бывает; и теперь сидит да с нею разговаривает.
Отец встал и пошел к меньшой дочери, входит в ее горницу, а царевич уж давно обратился перышком и лежит в коробочке.
— Ах вы, негодные! — накинулся отец на своих больших дочерей. — Что вы на нее понапрасну взводите? Лучше бы за собой присматривали!
На другой день сестры поднялись на хитрости, вечером, когда на дворе совсем стемнело, подставили лестницу, набрали острых ножей да иголок и натыкали на окне красной девицы.
Ночью прилетел Финист ясный сокол, бился, бился — не мог попасть в горницу, только крылышки себе обрезал.
— Прощай, красна девица! — сказал он. — Если вздумаешь искать меня, то ищи за тридевять земель, в тридесятом царстве. Прежде три пары башмаков железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три просвиры каменных изгложешь, чем найдешь меня, добра молодца!
А девица спит себе: хоть и слышит сквозь сон эти речи неприветливые, а встать-пробудиться не может Утром просыпается, смотрит — на окне ножи да иглы натыканы, а с них кровь так и капает.
— Ах. боже мой! Знать, сестрицы сгубили моего друга милого!
В тот же час собралась и ушла из дому. Побежала в кузницу, сковала себе три пары башмаков железных да три посоха чугунных, запаслась тремя каменными просвирами и пустилась в дорогу искать Финиста ясна сокола.
Шла, шла, пару башмаков истоптала, чугунный посох изломала и каменную просвиру изглодала; приходит к избушке и стучится:
— Хозяин с хозяюшкой! Укройте от темныя ночи. Отвечает старушка:
— Милости просим, красная девица! Куда идешь, голубушка?
— Ах, бабушка! Ищу Финиста ясна сокола.
— Ну, красна девица, далеко ж тебе искать будет! Наутро говорит старуха:
— Ступай теперь к моей середней сестре, она тебя добру научит; а вот тебе мой подарок: серебряное донце, золотое веретенце; станешь кудель прясть — золотая нитка потянется.
Потом взяла клубочек, покатила по дороге и наказала вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи! Девица поблагодарила старуху и пошла за клубочком.
Долго ли, коротко ли, другая пара башмаков изношена, другой посох изломан, еще каменная просвира изглодана; наконец прикатился клубочек к избушке. Она постучалась:
— Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.
— Милости просим! — отвечает старушка. — Куда идешь, красная девица?
— Ищу, бабушка, Финиста ясна сокола.
— Далеко ж тебе искать будет!
Поутру дает ей старушка серебряное блюдо и золотое яичко и посылает к своей старшей сестре: она-де знает, где найти Финиста ясна сокола!
Простилась красна девица со старухою и пошла в путь-дорогу; шла, шла, третья пара башмаков истоптана, третий посох изломан, и последняя просвира изглодана — прикатился клубочек к избушке. Стучится и говорит странница:
— Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.
Опять вышла старушка:
— Поди, голубушка! Милости просим! Откудова идешь и куда путь держишь?
— Ищу, бабушка, Финиста ясна сокола.
— Ох, трудно, трудно отыскать его! Он живет теперь в этаком-то городе, на просвирниной дочери там женился.
Наутро говорит старуха красной девице:
— Вот тебе подарок: золотое пялечко да иголочка: ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет. Ну, теперь ступай с богом и наймись к просвирне в работницы.
Сказано — сделано. Пришла красная девица на просвирнин двор и нанялась в работницы; дело у ней так и кипит под руками: и печку топит, и воду носит, и обед готовит. Просвирня смотрит да радуется.
— Слава богу! — говорит своей дочке. — Нажили себе работницу и услужливую и добрую: без наряду все делает!
А красная девица, покончив с хозяйскими работами, взяла серебряное донце, золотое веретенце и села прясть: прядет — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чистого золота. Увидала это Просвирнина дочь:
— Ах, красная девица! Не продашь ли мне свою забаву?
— Позволь с твоим мужем ночь перебыть.
Просвирнина дочь согласилась.
“Не беда! — думает. — Ведь мужа можно сонным зельем опоить, а чрез это веретенце мы с матушкой озолотимся!”
А Финиста ясна сокола дома не было: целый день гулял по поднебесью, только к вечеру воротился.
Сели ужинать; красная девица подает на стол кушанья да все на него смотрит, а он, добрый молодец, и не узнает ее. Просвирнина дочь подмешала Финисту ясну соколу сонного зелья в питье, уложила его спать и говорит работнице:
— Ступай к нему в горницу да мух отгоняй! Вот красная девица отгоняет мух, а сама слезно плачет:
— Проснись-пробудись, Финист ясный сокол. Я, красна девица, к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары башмаков железных истоптала, три просвиры каменных изглодала да все тебя, милого, искала!
А Финист спит, ничего не чует; так и ночь прошла. На другой день работница взяла серебряное блюдечко и катает по нем золотым яичком: много золотых яиц накатала! Увидала Просвирнина дочь.
— Продай, — говорит, — мне свою забаву!
— Позволь с твоим мужем еще единую ночь перебыть.
А Финист ясный сокол опять целый день гулял по поднебесью, домой прилетел только к вечеру.
Сели ужинать, красная девица подает кушанья да все на него смотрит, а он словно никогда и не знавал ее. Опять Просвирнина дочь опоила его сонным зельем, уложила спать и послала работницу мух отгонять.
И на этот раз, как ни плакала, как ни будила его красная девица, он проспал до утра и ничего не слышал.
— Продай, красная девица, продай, — говорит, — мне свою забаву!
— Позволь с твоим мужем третью ночь перебыть.
Вечером прилетел Финист ясный сокол; жена опоила его сонным зельем, уложила спать и посылает работницу мух отгонять.
Вот красная девица мух отгоняет, а сама слезно причитывает:
— Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, красна девица, к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя, милого, искала!
А Финист ясный сокол крепко спит, ничего не чует. Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щеку слеза красной девицы, и он в ту ж минуту проснулся:
— Ах — говорит, — что-то меня обожгло!
— Финист ясный сокол! — отвечает ему девица. — Я к тебе пришла: три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя искала! Вот уж третью ночь над тобою стою, а ты спишь — не пробуждаешься, на мои слова не отзываешься!
Тут только узнал Финист ясный сокол и так обрадовался, что сказать нельзя.
Сговорились и ушли от просвирни. Поутру хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала жаловаться матери. А просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню.
Ездила, ездила, и к трем старухам заезжала, а Финиста ясна сокола не догнала: его и следов давно не видать!
Очутился Финист ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского; ударился о сыру землю и сделался перышком: красная девица взяла его, спрятала за пазушку и пришла к отцу.
— Ах, дочь моя любимая! Я думал, что тебя и на свете нет; где была так долго?
— Богу ходила молиться.
А случилось это как раз около святой недели. Вот отец с старшими дочерьми собираются к заутрене.
— Что ж, дочка милая, — спрашивает он меньшую, — собирайся да поедем; нынче день такой радостный.
— Батюшка, мне надеть на себя нечего.
— Надень наши уборы, — говорят старшие сестры.
— Ах, сестрицы, мне ваши платья не по кости! Я лучше дома останусь.
Отец с двумя дочерьми уехал к заутрене; в те поры красная девица вынула свое перышко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным царевичем.
Царевич свистнул в окошко — сейчас явились и платья, и уборы, и карета золотая. Нарядились, сели в карету и поехали.
Входят они в церковь, становятся впереди всех. народ дивится: какой такой царевич с царевною пожаловал?
На исходе заутрени вышли они раньше всех и уехали домой; карета пропала, платьев и уборов как не бывало, а царевич обратился перышком. Воротился и отец с дочерьми.
— Ах, сестрица! Вот ты с нами не ездила. А в церкви был прекрасный царевич с ненаглядной царевною.
— Ничего, сестрицы! Вы мне рассказали. – все равно что сама была.
На другой день опять то же: а на третий, как стал царевич с красной девицей в карету садиться, отец вышел из церкви и своими глазами видел, что карета к его дому подъехала и пропала.
Воротился отец и стал меньшую дочку допрашивать; она и говорит:
— Нечего делать, надо признаться!
Вынула перышко; перышко ударилось об пол и обернулось царевичем.
Тут их и обвенчали, и свадьба была богатая! На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, во рту не было. Надели на меня колпак да и ну толкать; надели на меня кузов:
— Ты, детинушка, не гузай, убирайся-ка поскорей со двора.
Финист ясный сокол
Жил да был крестьянин. Умерла у него жена, осталось три дочки. Хотел старик нанять работницу — в хозяйстве помогать. Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала:
— Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести.
Ладно. Стала дочка Марьюшка хозяйство вести. Все-то она умеет, все-то у нее ладится. Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растет. Из себя-то Марьюшка красавица писаная. А сестры ее завидущие да жаднющие, из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодницы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платья им — не платья, сапожки — не сапожки, платок — не платок.
Поехал отец на базар и спрашивает дочек:
— Что вам, дочки, купить, чем порадовать?
И говорят старшая и средняя дочки:
— Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.
А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает ее отец:
— А что тебе, доченька, купить?
— Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а перышка не нашел.
Поехал отец в другой раз на базар.
— Ну, — говорит, — дочки, заказывайте подарки.
Обрадовались старшая и средняя дочки:
— Купи нам по сапожкам с серебряными подковками.
А Марьюшка опять заказывает;
— Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, сапожки купил, а перышка не нашел. Приехал без перышка.
Ладно. Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят:
— Купи нам по платью.
А Марьюшка опять просит;
— Батюшка, купи перышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, а перышка не нашел. Выехал из города, а навстречу старенький старичок:
— Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь?
— К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел.
— Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам.
Вынул дедушка перышко и подает, а оно самое обыкновенное. Едет крестьянин и думает: «Что в нем Марьюшка нашла хорошего?»
Привез старик подарки дочкам, старшая и средняя наряжаются да над Марьюшкой смеются:
— Как была ты дурочка, так и есть. Нацепи свое перышко в волоса да красуйся!
Промолчала Марьюшка, отошла в сторону, а когда все спать полегли, бросила Марьюшка перышко на пол и проговорила:
— Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!
И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.
Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.
На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру.
— Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой!
«Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше».
Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят. Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол:
— Кому я нужен, тот меня найдет. Но это будет нелегко. Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвешь.
Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горькими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше.
Пошла она к отцу и проговорила:
— Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю. Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.
Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.
Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола. Шла она чистым полем, шла темным лесом, высокими горами. Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть; волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.
И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится. Говорит Марьюшка:
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста—ясна сокола.
— О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал:
— Не бойся, Марьюшка, иди вперед. Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
Потерся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше. А лес стал еще темней.
Шла, шла Марьюшка, башмаки железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит.
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— А у моей сестры была?
— Ладно, красавица, помогу тебе. Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают. Страшно стало Марьюшке. Глядь, собака бежит:
— Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди. Будет еще страшнее, не оглядывайся.
Сказала и была такова. Пошла Марьюшка, а лес стал еще темнее. За ноги ее цепляет, за рукава хватает… Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется.
Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнем горит.
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом!
Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Сама черная, а во рту один клык торчит.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела пытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу. Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце. Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая.
— Спасибо тебе, бабушка.
— Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел: поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли—да все на Марьюшку. И ви дит Марьюшка — бежит навстречу серый волк.
— Не горюй, — говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся.
Села Марьюшка на серого волка, и только ее и видели. Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются. А Марьюшка скачет и скачет. И вот перед Марьюшкой хрустальный терем. Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.
— Ну, — говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.
Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу. Поклонилась Марьюшка царице и говорит:
— Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница?
Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать.
— Все это я могу делать.
— Тогда проходи и садись за работу.
И стала Марьюшка работницей. День работает, а наступит ночь — возьмет Марьюшка серебряное блюдечко золотое яичко и скажет:
— Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого.
Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол. Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается:
— Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать!
Подслушала царица ее слова и говорит:
— Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко.
— Нет, — говорит Марьюшка, — они непродажные. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть.
Подумала царица, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть. Ночью, как он уснет, я тебе его покажу.
Наступила ночь, и идет Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу. Видит она — спит ее сердечный друг сном непробудным. Смотрит Марьюшка не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит не пробудится сердечный друг.
Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого…
Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку. Сидит вышивает, сама приговаривает:
— Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста — ясна сокола. Было бы чем ему по утрам вытираться.
Подслушала царица и говорит:
— Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку.
— Я не продам, — говорит Марьюшка, — а так отдам, разреши только с Финистом — ясным соколом свидеться.
Подумала та, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть, приходи ночью.
Наступает ночь. Входит Марьюшка в спаленку к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись!
Спит Финист — ясный сокол крепким сном. Будила его Марьюшка — не добудилась.
Сидит Марьюшка за работой, берет в руки серебряное донце, золотое веретенце. А царица увидала: продай да продай!
— Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть часок побыть.
А сама думает: «Все равно не разбудит».
Настала ночь. Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой — ясный сокол, встань, пробудись!
Спит Финист, не просыпается.
Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко.
— Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему ее прижми!
Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла. Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку. Обнял ее, поцеловал:
— Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистрепала и меня нашла? Поедем же теперь на родину.
Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить.
Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста — ясна сокола наказать.
Тогда Финист — ясный сокол говорит:
— Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продает да обманывает?
Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка.
И стали они жить-поживать да добра наживать. Поехали в свое государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.
Пёрышко Финиста ясна сокола: Сказка
Жил-был старик, у него было три дочери: большая и средняя — щеголихи, а меньшая только о хозяйстве радела. Сбирается отец в город и спрашивает у своих дочерей: которой что купить?
— Купи мне на платье! И середняя то ж говорит.
— А тебе что, дочь моя любимая? — спрашивает у меньшой.
— Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.
Отец простился с ними и уехал в город; большим дочерям купил на платье, а перышка Финиста ясна сокола нигде не нашел.
Воротился домой, старшую и середнюю дочерей обновами обрадовал.
— А тебе, — говорит меньшой, — не нашел перышко Финиста ясна сокола.
— Так и быть, — сказала ока, — может, в другой раз посчастливится найти.
Большие сестры кроят, да обновы себе шьют, да над нею посмеиваются: а она знай отмалчивается Опять собирается отец в город и спрашивает:
— Ну, дочки, что вам купить?
Большая и середняя просят по платку купить, а меньшая говорит:
— Купи мне, батюшка, перышко Финиста ясна сокола.
Отец поехал в город, купил два платка, а перышка и в глаза не видал.
Воротился назад и говорит:
— Ах, дочка, ведь я опять не нашел перышка Финиста ясна сокола!
— Ничего, батюшка; может, в иное время посчастливится.
Вот и в третий раз собирается отец в город и спрашивает:
— Сказывайте, дочки, что вам купить? Большие говорят:
— Купи нам серьги. А меньшая опять свое:
— Купи мне перышко Финиста ясна сокола. Отец искупил золотые серьги, бросился искать перышко — никто такого не ведает; опечалился и поехал из городу. Только за заставу, а навстречу ему старичок несет коробочку.
— Что несешь, старина?
— Перышко Финиста ясна сокола.
— Что за него просишь?
Отец заплатил деньги и поскакал домой с коробочкой.
Встречают его дочери.
— Ну, дочь моя любимая, — говорит он меньшой, — наконец и тебе купил подарок; на, возьми!
Меньшая дочь чуть не прыгнула от радости, взяла коробочку, стала ее целовать-миловать, крепко к сердцу прижимать.
После ужина разошлись все спать по своим светелкам; пришла и она в свою горницу, открыла коробочку — перышко Финиста ясна сокола тотчас вылетело, ударилось об пол, и явился перед девицей прекрасный царевич. Повели они между собой речи сладкие, хорошие. Услыхали сестры и спрашивают:
— С кем это, сестрица, ты разговариваешь?
— Сама с собой, — отвечает красна девица.
Царевич ударился об пол — и сделался перышком; она взяла, положила перышко в коробочку и отворила дверь. Сестры и туда смотрят и сюда заглядывают — нет никого!
Только они ушли, красная девица открыла окно, достала перышко и говорит:
— Полетай, мое перышко, во чисто поле; погуляй до поры до времени!
Перышко обратилось ясным соколом и улетело в чистое поле.
На другую ночь прилетает Финист ясный сокол к своей девице; пошли у них разговоры веселые. Сестры услыхали и сейчас к отцу побежали:
— Батюшка! У нашей сестры кто-то по ночам бывает; и теперь сидит да с нею разговаривает.
Отец встал и пошел к меньшой дочери, входит в ее горницу, а царевич уж давно обратился перышком и лежит в коробочке.
— Ах вы, негодные! — накинулся отец на своих больших дочерей. — Что вы на нее понапрасну взводите? Лучше бы за собой присматривали!
На другой день сестры поднялись на хитрости, вечером, когда на дворе совсем стемнело, подставили лестницу, набрали острых ножей да иголок и натыкали на окне красной девицы.
Ночью прилетел Финист ясный сокол, бился, бился — не мог попасть в горницу, только крылышки себе обрезал.
— Прощай, красна девица! — сказал он. — Если вздумаешь искать меня, то ищи за тридевять земель, в тридесятом царстве. Прежде три пары башмаков железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три просвиры каменных изгложешь, чем найдешь меня, добра молодца!
А девица спит себе: хоть и слышит сквозь сон эти речи неприветливые, а встать-пробудиться не может Утром просыпается, смотрит — на окне ножи да иглы натыканы, а с них кровь так и капает.
— Ах. боже мой! Знать, сестрицы сгубили моего друга милого!
В тот же час собралась и ушла из дому. Побежала в кузницу, сковала себе три пары башмаков железных да три посоха чугунных, запаслась тремя каменными просвирами и пустилась в дорогу искать Финиста ясна сокола.
Шла, шла, пару башмаков истоптала, чугунный посох изломала и каменную просвиру изглодала; приходит к избушке и стучится:
— Хозяин с хозяюшкой! Укройте от темныя ночи. Отвечает старушка:
— Милости просим, красная девица! Куда идешь, голубушка?
— Ах, бабушка! Ищу Финиста ясна сокола.
— Ну, красна девица, далеко ж тебе искать будет! Наутро говорит старуха:
— Ступай теперь к моей середней сестре, она тебя добру научит; а вот тебе мой подарок: серебряное донце, золотое веретенце; станешь кудель прясть — золотая нитка потянется.
Потом взяла клубочек, покатила по дороге и наказала вслед за ним идти, куда клубочек покатится, туда и путь держи! Девица поблагодарила старуху и пошла за клубочком.
Долго ли, коротко ли, другая пара башмаков изношена, другой посох изломан, еще каменная просвира изглодана; наконец прикатился клубочек к избушке. Она постучалась:
— Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.
— Милости просим! — отвечает старушка. — Куда идешь, красная девица?
— Ищу, бабушка, Финиста ясна сокола.
— Далеко ж тебе искать будет!
Поутру дает ей старушка серебряное блюдо и золотое яичко и посылает к своей старшей сестре: она-де знает, где найти Финиста ясна сокола!
Простилась красна девица со старухою и пошла в путь-дорогу; шла, шла, третья пара башмаков истоптана, третий посох изломан, и последняя просвира изглодана — прикатился клубочек к избушке. Стучится и говорит странница:
— Добрые хозяева! Укройте от темной ночи красну девицу.
Опять вышла старушка:
— Поди, голубушка! Милости просим! Откудова идешь и куда путь держишь?
— Ищу, бабушка, Финиста ясна сокола.
— Ох, трудно, трудно отыскать его! Он живет теперь в этаком-то городе, на просвирниной дочери там женился.
Наутро говорит старуха красной девице:
— Вот тебе подарок: золотое пялечко да иголочка: ты только пялечко держи, а иголочка сама вышивать будет. Ну, теперь ступай с богом и наймись к просвирне в работницы.
Сказано — сделано. Пришла красная девица на просвирнин двор и нанялась в работницы; дело у ней так и кипит под руками: и печку топит, и воду носит, и обед готовит. Просвирня смотрит да радуется.
— Слава богу! — говорит своей дочке. — Нажили себе работницу и услужливую и добрую: без наряду все делает!
А красная девица, покончив с хозяйскими работами, взяла серебряное донце, золотое веретенце и села прясть: прядет — из кудели нитка тянется, нитка не простая, а чистого золота. Увидала это Просвирнина дочь:
— Ах, красная девица! Не продашь ли мне свою забаву?
— Позволь с твоим мужем ночь перебыть.
Просвирнина дочь согласилась.
“Не беда! — думает. — Ведь мужа можно сонным зельем опоить, а чрез это веретенце мы с матушкой озолотимся!”
А Финиста ясна сокола дома не было: целый день гулял по поднебесью, только к вечеру воротился.
Сели ужинать; красная девица подает на стол кушанья да все на него смотрит, а он, добрый молодец, и не узнает ее. Просвирнина дочь подмешала Финисту ясну соколу сонного зелья в питье, уложила его спать и говорит работнице:
— Ступай к нему в горницу да мух отгоняй! Вот красная девица отгоняет мух, а сама слезно плачет:
— Проснись-пробудись, Финист ясный сокол. Я, красна девица, к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары башмаков железных истоптала, три просвиры каменных изглодала да все тебя, милого, искала!
А Финист спит, ничего не чует; так и ночь прошла. На другой день работница взяла серебряное блюдечко и катает по нем золотым яичком: много золотых яиц накатала! Увидала Просвирнина дочь.
— Продай, — говорит, — мне свою забаву!
— Позволь с твоим мужем еще единую ночь перебыть.
А Финист ясный сокол опять целый день гулял по поднебесью, домой прилетел только к вечеру.
Сели ужинать, красная девица подает кушанья да все на него смотрит, а он словно никогда и не знавал ее. Опять Просвирнина дочь опоила его сонным зельем, уложила спать и послала работницу мух отгонять.
И на этот раз, как ни плакала, как ни будила его красная девица, он проспал до утра и ничего не слышал.
— Продай, красная девица, продай, — говорит, — мне свою забаву!
— Позволь с твоим мужем третью ночь перебыть.
Вечером прилетел Финист ясный сокол; жена опоила его сонным зельем, уложила спать и посылает работницу мух отгонять.
Вот красная девица мух отгоняет, а сама слезно причитывает:
— Проснись-пробудись, Финист ясный сокол! Я, красна девица, к тебе пришла; три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя, милого, искала!
А Финист ясный сокол крепко спит, ничего не чует. Долго она плакала, долго будила его; вдруг упала ему на щеку слеза красной девицы, и он в ту ж минуту проснулся:
— Ах — говорит, — что-то меня обожгло!
— Финист ясный сокол! — отвечает ему девица. — Я к тебе пришла: три чугунных посоха изломала, три пары железных башмаков истоптала, три каменных просвиры изглодала — все тебя искала! Вот уж третью ночь над тобою стою, а ты спишь — не пробуждаешься, на мои слова не отзываешься!
Тут только узнал Финист ясный сокол и так обрадовался, что сказать нельзя.
Сговорились и ушли от просвирни. Поутру хватилась просвирнина дочь своего мужа: ни его нет, ни работницы! Стала жаловаться матери. А просвирня приказала лошадей заложить и погналась в погоню.
Ездила, ездила, и к трем старухам заезжала, а Финиста ясна сокола не догнала: его и следов давно не видать!
Очутился Финист ясный сокол со своею суженой возле ее дома родительского; ударился о сыру землю и сделался перышком: красная девица взяла его, спрятала за пазушку и пришла к отцу.
— Ах, дочь моя любимая! Я думал, что тебя и на свете нет; где была так долго?
— Богу ходила молиться.
А случилось это как раз около святой недели. Вот отец с старшими дочерьми собираются к заутрене.
— Что ж, дочка милая, — спрашивает он меньшую, — собирайся да поедем; нынче день такой радостный.
— Батюшка, мне надеть на себя нечего.
— Надень наши уборы, — говорят старшие сестры.
— Ах, сестрицы, мне ваши платья не по кости! Я лучше дома останусь.
Отец с двумя дочерьми уехал к заутрене; в те поры красная девица вынула свое перышко. Оно ударилось об пол и сделалось прекрасным царевичем.
Царевич свистнул в окошко — сейчас явились и платья, и уборы, и карета золотая. Нарядились, сели в карету и поехали.
Входят они в церковь, становятся впереди всех. народ дивится: какой такой царевич с царевною пожаловал?
На исходе заутрени вышли они раньше всех и уехали домой; карета пропала, платьев и уборов как не бывало, а царевич обратился перышком. Воротился и отец с дочерьми.
— Ах, сестрица! Вот ты с нами не ездила. А в церкви был прекрасный царевич с ненаглядной царевною.
— Ничего, сестрицы! Вы мне рассказали. – все равно что сама была.
На другой день опять то же: а на третий, как стал царевич с красной девицей в карету садиться, отец вышел из церкви и своими глазами видел, что карета к его дому подъехала и пропала.
Воротился отец и стал меньшую дочку допрашивать; она и говорит:
— Нечего делать, надо признаться!
Вынула перышко; перышко ударилось об пол и обернулось царевичем.
Тут их и обвенчали, и свадьба была богатая! На той свадьбе и я был, вино пил, по усам текло, во рту не было. Надели на меня колпак да и ну толкать; надели на меня кузов:
— Ты, детинушка, не гузай, убирайся-ка поскорей со двора.
