Порез на собаке тексты песен

Порез на Собаке — Криминалл

Невредимо на вид, тело в кресле сидит
Будто просто вставать не хочет.
А вокруг как всегда — ни пятна, ни следа,
Это мой характерный подчерк.
Тонкий посвист в ушах, так обычно душа
Проплывает в окно, чуть слышно.
Надо взять не спеша и за труп порешать,
Чтобы всё безупречно вышло.

С утра заедешь на автомобиле с тонировкой
И попросишь, чтобы я вела.
И мы так весело помчим с одной лишь остановкой –
Скинуть задубевшие тела.

Я услышу сигнал, побегу на балкон.
Ты к двери подогнал, ты готовишь картон
Коробка в лифте, коробка в багажник.
Я совсем налегке, ты тяжелей на бумажник.
Я считаю людей, ты считаешь барыш,
Сферы строго поделены, я тебя выше.
Только было свежо и стало жарко как днём,
Трупаков водоём, теперь мы снова вдвоём.

Порез на Собаке — Возврат

Беспощадное солнце лучами пронзает листву тополей,
Делая знойной одну из недавно тенистых аллей.
Листья стараются, как только могут, но солнце сильней.
Мы разочарованы этой аллеей, шагая по ней.

Прогулочный шаг типа напоказ,
Мне в курточке жарко, но псориаз.
Столовка под боком, сейчас дойдём
Сто метров и вот он дверной проём.
Поминальная трапеза, сорок душ.
Казённой посуды глухой трезвон.
У тебя полинялое платье, заколка, тушь.
Как всегда, удивлённые взгляды со всех сторон.
Еле слышно на кухне поёт Лоза,
А вдова — вон как опухли её глаза.
Освоила образ, вошла во вкус,
Боль и грусть, и прежних ошибок груз,
А люди уставились и глядят,
Мы по форме представились, не входя,
Но люди не поняли кто мы есть.
Суп-лапша остывает, никто не ест.

Ряд напуганных глаз будто нитка бус,
Повторяю вам: «Мы исправляем чужой конфуз.».
Не поняли или не верят ещё поди.
Обернулся, приоткрыл двери: «Ну чё, входи».
Серёга заходит, смутясь слегка.
Серёга косится на свой портрет.
Ведь с Серёгой прощалися на века,
Серёга басит: «Заебца! Банкет!».
Люди как бы не верят, что это он,
Потому что: «А как, мы же только что с похорон.».
Есть те, кто с трудом задавили кто крик, кто стон
И те, кто себя убедили, что видят сон.
Серёгино тело идёт к жене,
Всё вязко и медленно как в желе
Все замолкают будто кошмар.
Серёга шагает, руки по швам.
Жена будто рыба, попавшая в сеть
Дрожит и вращает белками глаз.
Ладно, тут не на че больше смотреть,
Всё это мы видели тысячу раз.
Как обычно, никто почему-то не рад.
Ни один не поздравил Серёгу, что он живой.
Ну, да ладно, Серёга, сегодня последний возврат.
Вот и славно, ещё две замены и можно домой.

Беспощадное солнце лучами пронзает листву тополей,
Делая знойной одну из недавно тенистых аллей.
Листья стараются, как только могут, но солнце сильней.
Листья стараются, как только могут, но солнце сильней.
Листья стараются, как только могут, но солнце сильней.
Стараются, как только могут, но солнце сильней.

Источник

Ты собиралась кое-как,
В карман просыпался табак,
И на когтях облазит лак
Под визг порезанных собак.

Ты собиралась второпях,
Костюм нестиран и помят,
Но там, где ночью ждут тебя,
Всем наплевать на твой наряд —

Внимания не обратят;
Вороны радостно вопят,
Они вопят: «Она опять,»
А ты не можешь их понять.

Понять не можешь, и пускай!
Тебя азарт не отпускает,
Озорной смешливый страх;
Ночная улица пуста,
И место встречи метрах в ста.

То ли слабость, то ли власть:
И зарекалась, и клялась,
Что завладеть собой не дашь.
Но постепенно перестала подавлять:
Надо ж как-нибудь унять
Этот настойчивый мандраж,
Настойчивый мандраж

Щебечет радио «Маяк»,
Пора признать, что ты – маньяк;
Теперь когда твой грех обмяк
Это тем более понятно.

В четырёх чужих стенах
Немного места для замаха.
Спросить некому с тебя,
И ты стыдишь себя сама —

И ты прощаешь как всегда;
А под балконом суета,
А ты собою занята,
А кухня красным залита.

И ты толкаешь кедом дверь,
И гордо голову держа,
Идёшь спокойная теперь,
И ноги больше не дрожат,
И никакого мандража.

They will not pay attention;
The crows scream joyfully
They yell: «She is again,»
And you cannot understand them.

You can’t understand, and let it go!
The excitement doesn’t let you go
Mischievous mock fear;
The night street is empty
And the meeting place is a hundred meters away.

Either weakness or power:
And swore, and swore
What to take possession of not give.
But gradually she stopped suppressing:
We must somehow calm down
This persistent jitters,
Persistent jitters

The Lighthouse radio is chirping
It’s time to admit you’re a maniac;
Now that your sin is limp
This is all the more clear.

And you forgive as always;
And under the balcony there’s vanity
And you’re busy with yourself
And the kitchen is flooded with red.

And you push the door with a sneaker
And holding his head proudly,
You go calm now
And the legs no longer tremble
And no jerk.

Either weakness or power:
And swore, and swore
What to take possession of not give.
But gradually she stopped suppressing:
We must somehow calm down
This persistent jitters,
Persistent jitters

Источник

Type walk parade,
I’m hot in the jacket, but psoriasis.
Table side by side, now we will reach
One hundred meters and here it is the doorway.
Memorial meal, forty souls.
Treasure dishes deaf peal.
You have a faded dress, hairpin, mascara.
As always, surprised looks from all sides.
I can barely hear Lohs in the kitchen,
And the widow won her swollen eyes.
Mastered the image, entered the taste,
Pain and sadness, and past mistakes load,
And people are staring and looking,
We introduced ourselves in form, without entering,
But people did not understand who we are.
Noodle soup cools, no one eats.

A row of frightened eyes is like a string of beads,
I repeat to you: «We correct someone else’s embarrassment.»
Did not understand or do not believe yet go.
He turned around, opened the door: «Well, come on.»
Seryoga comes in, slightly embarrassed.
Seryoga looks at his portrait.
After all, Seryoga said goodbye for centuries
Seryoga boasts: “Zaebtsa! Banquet!».
People don’t believe that this is him,
Because: «And how, we’re just at the funeral.»
There are those who hardly crushed who cry, who moan
And those who are convinced that they have a dream.
Seryogino body goes to his wife
Everything is viscous and slow as in jelly
Everyone is silent like a nightmare.
Seryoga walks, hands at the seams.
Wife like a fish caught in the net.
Trembles and rotates the whites of the eyes.
Well, there’s nothing more to look at,
All this we have seen a thousand times.
As usual, for some reason no one is happy.
None congratulated Seryoga that he was alive.
Well, okay, Seryoga, today is the last return.
So it’s nice, two more replacements and you can go home.

Источник

Наш бродячий цирк — неприглядный фургон и прицеп.
Мы полны бацилл, усталость на мятом лице.
У зверей полуслепых в глазах человечья тоска.
Мой подельник вчера сказал: «Может быть перестанем таскать
Их с собой по стране, им пора на покой уже».
Но озноб по спине и сомнения в скушной душе.
Мы привыкли к овцам, собакам и паре птиц.
Даже к старому тигру, который детей боится.

Прохудился шатёр, номера устарели давно.
Наш бродячий цирк, дела нет никому до него.
Наш бродячий цирк вызывает скуку и стыд.
Наш бродячий цирк,
Наш бродячий цирк.

А знаешь, ты прав, мой проверенный грустный друг.
Свободными став, наши звери в себя придут.
И отправятся маленькой стаей в свой первый поход,
Их отряд расставаться не станет, а наоборот.
Мы помашем им вслед и печально мотор заурчит,
И, как будто в ответ, кто залает, а кто зарычит.
Наши звери, друг другу прижавшись, в дорожной грязи.
Ну поехали, ясно, что жалко, но не тормози.

Но, пришедши в себя, наши звери сорвались с мест.
И, фургончик ведя, ты затрясся, но так и есть.
Ты сердито заплакал, утёр уголком глаза,
Увернулся от знака, ругнулся, и в пол тормоза.
И, фургон обступив, суетится стая зверья
«Ну куда мы без них?» — ты поднял глаза на меня.
Что поделать, сознаться придётся, без них никак:
Старый тигр, и птицы, и овцы и пара собак.

Прохудился шатёр, номера устарели давно.
Наш бродячий цирк, дела нет никому до него.
Наш бродячий цирк вызывает скуку и стыд.
Наш бродячий цирк,
Наш бродячий цирк. Our wandering circus is an ugly van and a trailer.
We are full of bacilli, fatigue on a peppery face.
The beasts of the half-blind in the eyes of human melancholy.
My accomplice said yesterday: «Maybe we’ll stop dragging
They are with us around the country, it’s time for them to rest «.
But a chill on the back and a doubt in the boring soul.
We are used to sheep, dogs and a couple of birds.
Even to the old tiger, who is afraid of children.

And you know, you’re right, my trusty sad friend.
Free becoming, our beasts in themselves will come.
And they will set off on their first hike,
Their detachment will not part, but vice versa.
We waved after them and sadly the engine growls,
And, as if in response, who barked and who roars.
Our animals, pressed each other, in the dirt road.
Well gone, it is clear that it’s a pity, but do not brake.

Источник

По растрескавшейся ссохшейся траве,
Распраставши руки, я спешу к тебе.
И суровая расхристанная тень
Передо мной сереет.

А затылок, словно кованым мечом,
Рассекает знойным солнечным лучом.
Злое солнце тоже стало палачом,
И вместе веселее.

Но нельзя сегодня, как бы ни желал, —
Это день нераскрываемых жвал.
Так что зря ты за себя переживал
В этот день нераскрываемых жвал.

Этот день ты чуешь с самого утра.
Из глубинняков,
Из самого нутра.
Он приказывает зверю, что пора
Остановится на день.

Да, естественный незыблемый закон,
Да, неприступен и с рождения знаком,
Но зажат в углу подросток с рюкзаком,
И значит выходной день.

Ты уже съедобен, хоть ещё и жив,
Наше время, хоть и тихо, но бежит.
В этой паузе есть свой особый шик,
Моя пища ждёт рассвета и дрожит.

Кто артерию тебе пережимал
И начало новых суток ожидал,
Чтобы кончился как будто не бывал
Этот день нераскрываемых жвал,
Этот день нераскрываемых жвал.

Расвет сменил ночную мглу,
Мы встретили его в углу,
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я могу
Теперь я в праве, я According cracked shriveled grass,
Rasprastavshi hand, I hasten to you.
And a harsh shadow rashristanny
In front of me turns gray.

And the back of the head, like a forged sword,
Cleave sultry sunbeam.
Evil sun, too, was the executioner,
And with more fun.

This day you Do you hear in the morning.
From glubinnyakov,
From the very insides.
He orders the beast, that it was time
Stop for the day.

Yes, the natural law is immutable,
Yes, unapproachable and birth sign,
But trapped in the corner of a teenager with a backpack,
And then a day off.

You have edible, though still alive and,
Our time, though quietly, but runs.
In this pause has its own special style,
My food is waiting for dawn and trembling.

Who do you pinch the artery
And the beginning of the new day expected
To ended like never been
This day undisclosed mandibles,
This day undisclosed mandibles.

Rasvet changed the night mist,
We met him in the corner,
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I can
Now I am in the right, I

Источник