Природоведческие сказки в бианки н сладкова

Рассказы Н. Сладкова, С.Сахарнова, Г. Снегирева, Н. Романовой

Традиция природоведческих сказок и рассказов Бианки нашла свое продолжение в творчестве писателя-натуралиста Николая Слад­кова (1920—1996). Об ученичестве у Бианки Сладков говорил так:

Виталий Валентинович Бианки — мой старший товарищ — научил разбираться в писательской технике. Я его легко понимал, души наши были родственными.

Родственными были не только души, но и творческие установ­ки: рассказывать о природе в образах художественной литературы. Именно поэтому Бианки называл Сладкова своим наследником в литературе, который будет «средствами словесного искусства при­зывать людей (равнодушных) стучаться в «природы замкнутую дверь»».

Сказка — один из способов эту дверь отомкнуть и дать слово бессловесным существам природы. Поэтому так много в сказках Сладкова разговоров — между животными и растениями, между зверем и человеком. Человеку свойственно относиться к природе свысока, и за это он наказан. Сказка Сладкова «Загадочный зверь» (1957) начинается с утверждения, обыгрывающего известную пословицу: «Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты». Руковод­ствуясь этой истиной, рассказчик пытается угадать, кто его таин­ственный «собеседник», но каждый раз ошибается. Разговор пре­вращается в поединок между человеком и зверем, в результате которого высмеиваются человеческое всезнайство и самоуверен­ность. Таинственным зверьком оказывается в итоге обыкновенная лесная белка. Но сказочный спор неопровержимо доказывает, что в природе нет ничего обыкновенного, и всякое суждение о ней требует основательных знаний.

Иначе выглядит конфликт в разговорах между самими пред­ставителями природного мира, растениями и животными. В ко­ротких сказочных диалогах писатель сталкивает разные оценки одного и того же явления. В сказке «Яблоня и воробей» яблоня хо­чет узнать у воробья, хищный ли зверь заяц. Воробей смеется над такой наивностью: «Какой же заяц хищник? С его крысиными зу­бами только кору глодать». Зато яблоне не до смеха, для нее заяц — «хищник свирепый», опасный «злодей». Утверждение «заяц — хищник» абсурдно, но оно обретает смысл в мире природы и не про­тиворечит законам сказки.

В сказке «Почему ноябрь пегий» (1957) разговаривают между собой снежная туча и лесные звери: одни просят тучу поспешить со снегом, другие умоляют ее повременить. Каждая просьба впол­не аргументирована: ведь все животные по-разному готовятся к появлению снежного покрова. Но объяснение ноябрьской погоды вновь возвращает нас в сказку:

Потому-то ноябрь и пегий: то дождь, то снег, то мороз, то оттепель. Где снежок белый, где земля черная.

Это напоминает мифологические рассказы о происхождении мира и его явлений, но превращается в остроумную игру, харак­терную для «природоведческих» сказок.

Рассказы Н. Сладкова — это небольшие по объему новеллы, которые сам писатель объединял в циклы и сборники. Таких сборников у Сладкова вышло немало: «Краешком глаза» (1960), «В лесах счастливой охоты» (1964), «Сорочьи тараторки» (1974), «Иду я по лесу» (1984) и многие другие. Материалом для них слу­жит животный и растительный мир дикой природы — лесов и степей, гор и пустынь, увиденный очевидцем. Сладков был то­пографом (составлял карты) и за время службы объездил всю страну, работал в самых труднодоступных районах. Там он, по словам писателя,

впрямую столкнулся с непревзойденным совершенством и красотой нетронутой земли, с ее неповторимым многообразием и мощью воздей­ствия на духовный мир человека. Об этом необходимо было рассказать другим.

Многое из увиденного легло в основу рассказов Сладкова, до­кументальных по своей природе. Но это документ художествен­ный, своего рода лирический дневник писателя. Личностное на­чало М.Пришвин считал главным достоинством природоведче­ской литературы и отмечал его в произведениях Сладкова (отзыв о книге «Серебряный хвост», 1959):

Главное, что отличает автора этих рассказов о природе, — это, преж­де всего, свой глаз, открывающий новое что-то в природе и как бы еще не бывалое.

На сюжетном уровне идея открытия воплощается в образе рас­сказчика, который сталкивается с загадками из мира природы и неутомимо берется за их разрешение. Загаданная природой загад­ка — двигатель сюжета, отгадка — его кульминация, радость от­крытия — эмоциональный итог. Так замыкается сюжетный круг, обозначенный в заголовке произведений: «Под шапкой-невидим­кой», «Тайны скворечника», «Птенцы-хитрецы».

Но восприятие природы как тайны — это не просто литератур­ный прием, придуманный, чтобы увлечь читателя. Увлечен в пер­вую очередь сам автор («Мои книги — это плоды моих увлече­ний»). Это он сам, как и его рассказчик, без страха и усталости исследует тайны природы. Это он влюблен в ее красоту и разнооб­разие. Такое чувство любви Сладкое считал началом природовед­ческой деятельности.

Чтобы беречь землю, природу, надо ее полюбить, чтобы полюбить, надо узнать. Узнав, невозможно не полюбить. В этом я считаю смысл своей работы.

Поэтому правы те критики, которые называли природоведче­ские книги Сладкова поэтическими географиями и поэтическими зоологиями. Окружающий мир является преображенным под пером художника-натуралиста. Неожиданные сравнения, метафорические образы, звукопись — характерные особенности стиля Сладкова.

Рассказ «Певица» начинается с утверждения:

Тем хорош лес, что сколько в него ни ходи, сколько ни смотри и ни слушай, а все увидишь невиданное и услышишь неслыханное. А уви­дишь, услышишь — и опять пойдешь.

Таким чудом в этом рассказе стало пение лесной мыши. Не сразу нашел рассказчик отгадку удивительному пению, а найдя, восхитился и придал поющему зверьку поэтический облик — мышь поет в таинственном полумраке, озаренная голубым светом гни­лушек. Рассказ завершается абсурдным, но в то же время досто­верным утверждением: «Слышишь? Это поет мышь». Игра в не­бывальщину, свойственная сказкам Бианки, продолжается в рас­сказах Сладкова. Еще одна певица описана в рассказе «Песенки подо льдом» (1957). Сюжет завязывается в самых первых словах, которые тоже относятся к области небывальщины: «Это случи­лось зимой: у меня запели лыжи!». Описание таинственного пения лыж («Хорошо пели, как птицы») выглядит комично и интригу­юще. Комичен и рассказчик, когда пытается заглянуть под лед, чтобы разгадать тайну пения. И первое по значимости открытие, которое он делает, — это красота подледного мира («Лед навис над водой, как лазоревый потолок»), из которого является чудо-птица. Подводной певуньей оказалась птица оляпка. И рассказчи­ку кажется, что она поет потому, что тоже восхищается красотой ледяного царства. Рассказ завершается восторженными словами: «Чего бы оляпке не петь! А нам чего бы не послушать!»

Незначительное происшествие — встреча с мышью или пти­цей — становится в рассказах Сладкова событием значительным. Через эту встречу приоткрывается нечто большее, чем видит глаз: сквозь обыденность проглядывает великое. Поэтому так уместна поэтизация всех тех существ, которые это великое представляют.

В рассказе «Голубая гадюка» (1958) описана встреча человека с «диковинной голубой змеей». Рассказ начинается со слов:

В солнечном весеннем ольшанике наткнулся я на. голубую гадюку!

Разговорное слово «наткнулся» передает впечатление от не­ожиданной встречи, многоточие указывает на необычность на­ходки, а восклицательная интонация — на радость открытия. Ос­новная часть рассказа посвящена своеобразному поединку, кото­рый завязывается между человеком и таинственной змеей: рас­сказчик хочет рассмотреть чудо природы, а змея стремится остаться незамеченной. Во время этого соревнования каждый из героев по­казывает свой характер. Человек терпелив и вынослив, змея же хитра и осторожна. Победа остается за змеей, и в эпилоге рассказа звучит искреннее изумление автора:

Никогда и нигде не встречал я больше такой голубой гадюки. Но она где-то есть, голубая, как незабудка.

Такое неожиданное сравнение — не портретного, а эмоциональ­ного свойства. Эмоционально-поэтическое видение природы — от­личительная черта рассказов Сладкова.

Чтобы сходство между человеческим и звериным поведением было полным, Сладкое описывает, как его герой тоже решает скатиться с горки. Такая юмористическая концовка имеет глубо­кий смысл: человек — тоже дитя природы.

В начале рассказа «Лесные тайнички» (1956), как всегда, Н. Сладков интригует читателя:

Лес густой, зеленый и полон шорохов, писков, песен. Но вот вошел в него охотник — и мигом все спряталось и насторожилось.

Завязка сюжета — попытка открыть одну из лесных тайн, пти­цу сплюшку. В атмосферу загадочности вводит уже ее странное имя, а также сравнение с лесными часами («Сплю! Сплю! Сплю! Сплю! — будто лесные часы тикают: Тик! Так! Тик! Так!»). Лесные тайнички и укромные звериные норы раскрываются чудесным образом, в духе кумулятивной сказки: события выстраиваются в цепочку стремительных открытий, завершающуюся неожиданным явлением:

А оттуда — фык! — маленький дупляной чертик! Ушки на макушке, что рожки. Глаза круглые, желтые. Конечно, не чертик это, а Сплюшка — ночные часы!

Играя в сказку, Сладков придерживается жизненного правила:

Хочешь увидеть — стань невидим. Хочешь услышать — стань неслы­шим. Хочешь узнать — затаись.

Загадочность и таинственность происходящего в рассказах Слад-кова — свидетельство особой мудрости природы, и наивность рас­сказчика эту мудрость только подчеркивает. Обмануть человека в природе может даже птенец. Поэтому попытка человека в расска­зе «Птенцы-хитрецы» (1955) взять на воспитание птичьего «не­смышленыша» кончается неудачей. Даже самый маленький птенец в силах за себя постоять и не нуждается в помощи «воспитателя».

Рассказы Святослава Сахарнова написаны знатоком морского дела, капитаном дальнего плавания. Поэтому его герои — не толь­ко обитатели морских глубин, но и те, кто работает в море, — моряки, водолазы, рыбаки. В их работе важна для писателя не столько морская романтика, сколько верность делу (традиция та­кого изображения идет еще от «Морских историй» Бориса Жит­кова). Рассказ «Самый лучший пароход» (1974) о таких людях. Уз­нав, что папа плавает на «самом лучшем пароходе», сын вначале думает, что это — роскошный многопалубный корабль, но когда увидел, что в море он выходит на маленьком грузовом пароходи­ке, понял, какой пароход — самый лучший. В таких рассказах Са­харнова звучит гордость за тружеников моря.

Совсем иная тональность в тех произведениях, которые напи­саны от первого лица. Это несколько циклов рассказов, объеди­ненных общим сюжетом и одним рассказчиком («Безногие голо­воногие», «Дельфиний остров», «Разноцветное море»). Рассказ­чик в них изображается с юмором, и выглядит он часто простова­тым и наивным. Это позволяет автору выдвинуть на первый план не человека, а обитателей моря, которые оказываются существа­ми на удивление разумными. В цикле рассказов «Безногие голово­ногие» (1968) рассказчик отправляется на берег океана фотогра­фировать головоногих. Названия глав говорят о том, с какими трудностями пришлось столкнуться незадачливому фотографу («Где кальмары?», «Как убегал осьминог?»). Самое парадоксальное то, что убегают от человека безногие существа. Комическое удивле­ние легко переходит в восторг перед мудростью природы.

«Морские сказки» (1974) С. Сахарнова посвящены обитателям моря. Все в море по-другому, утверждает писатель, не так, как в сухопутной жизни. «Говорят, на суше любопытному нос прище­мили. А в море с любопытными вот что было» — начинается сказ­ка «Любопытные наваги», и повествует она о том, как проглотила большая рыба зазевавшихся наваг: ведь «любопытным в море го­ловы не сносить». Зато тому, кто знает морские законы, враги нипочем. Маленький краб сумел спасти от волков выброшенного на сушу кита («Как краб кита из беды выручил»): ведь в отличие от кита он знал об особенностях морских приливов. Герой сказки — хитрец (это типично для народных сказок о животных), его ска­зочный антипод — простак, неразумно ищущий лучшей жизни, не считаясь с законами природы. Заносчивый персонаж сказки «Крабишкин дом» недоволен своим жилищем: оно, мол, «жест­кое, да темное, да тесное» — и отправляется на поиски более удобного. Подобно бианковской ласточке Береговушке он убеж­дается в том, что природа для каждого существа создала свой «дом», где жить безопасно и удобно. У обитателей моря в сказках Сахар­нова нет постоянных характеристик, удобных для аллегорий. Краб то сказочный хитрец, способный дать мудрый совет, то сам он нуждается в уроке, который ему преподносит сказка.

Рассказы Геннадия Снегирева — это циклы небольших мини­атюр («Про оленей», «Чембулак», «Про пингвинов»). Материалом для них послужили странствия писателя по труднодоступным угол­кам нашей страны (Снегирев предпочитал кабинетной работе биолога исследования в «поле»). В основе каждого рассказа — слу­чай из жизни путешественника, человека неопытного, но любо­пытного и внимательного к окружающему. В цикле рассказов «Про оленей» он мечтает увидеть таинственных животных, которые «без тропы по болоту бегом бегут и не вязнут и реки переплывают не останавливаясь». Но, увидев оленей, не сразу узнал их — оленьи рога показались «лесом обгорелых кустов». Так загадки следуют одна за другой. Вот ночью к чуму приходил медведь, а старый охотник ругает бурундуков. Причем тут бурундуки? Оказывается, эти зверьки поели все орехи, вот и ходят голодные медведи во­круг человеческого жилья. Многие секреты раскрывают путеше­ственнику живущие в тех краях охотники и звероловы. Они не столько объясняют новичку премудрости охоты, сколько учат его видеть. Один из рассказов так и называется — «Я учусь видеть». Урок понимания природы могут дать приезжему даже дети. В рас­сказе «Черничное варенье» вооруженный охотник опасается встре­чи с медведем, в то время как маленькая девочка одна в лесу спокойно варит черничное варенье.

Для рассказов Снегирева характерно поэтическое, одухотворен­ное изображение животных. Поэтому писатель часто описывает их глаза: «глаза у оленей добрые и печальные», а у соболя «зеленые и глубокие, как таежное озеро, на берегу которого жил соболь». Неко­торым животным он придает черты романтических «героев». Например, белый олень в рассказе «Князек»: «Он гордый, как настоя­щий князь. И рога у него на голове растут как корона».

Князек гибнет во время своих одиноких прогулок к горным вершинам, и эта гибель неизбежна для такого гордого существа.

Не раз приходится человеку поражаться поведению птиц и зве­рей: удивляет хозяйственность и бесстрашие бурундука, который сделал свою кладовку в жилище человека («Хитрый бурундук»), восхищает упорство маленького рачка, которому предстоит пере­жить много штормов («Рачок-мореход»). А в рассказе «Маленькое чудовище» сочувствие вызывает китенок, который принял паро­ход за свою мать. «Тут даже и я вздохнул — найдет ли это малень­кое чудовище свою маму?» И таким эмоциональным порывом за­вершается каждый рассказ Г. Снегирева.

Произведения писательницы Натальи Романовой (по образова­нию она биолог) — это остросюжетные сказочные повести. Рома­нова считала такую форму идеальной для детской литературы.

Если для взрослых или для детей старшего возраста допустим внут­ренний сюжет, так сказать, не явный, скрытый, вплоть до эссе, где все держится на ритме, на размышлении, на красоте описания, то для ма­ленького ребенка необходим явный сюжет. Сюжет, который захватил бы и заставил читать.

Поэтому писательница обращается к проверенным законам сюжетостроения с завязкой, обилием происшествий, неожидан­ной развязкой и счастливым эпилогом. Есть у нее и рассказчик, умеющий заинтриговать читателя с первых же слов рассказа. И обя­зательно есть благородный герой, добрый и мужественный. Судь­ба такого героя всегда вызывает интерес читателя, тем более что на его долю выпадают необыкновенные приключения. Правда, поначалу может показаться, что речь в сказках Романовой идет о существах ничтожных: это муравьи, тли, дождевые червяки — какие из них герои? Но писательница рассказывает о любых пред­ставителях животного мира с подобающим для биолога и знатока природы уважением. Это уважение начинает разделять и читатель, когда узнает о жизни невзрачного с виду существа. «Мне очень хочется рассказать вам про одного муравья» — начинается сказка «Муравей Красная Точка» (1972). Необычное имя героя объясняет­ся просто — автор поставила на муравье кисточкой красную точку, чтобы было удобно наблюдать за ним. И читатель включается в процесс наблюдения, не замечая, как стираются границы реаль­ности, а наблюдение становится вымыслом.

Повествование в сказках Романовой очень эмоционально: ко всему живому она относится сочувственно и по-детски непосред­ственно: «Очень жаль муравья!» или «Я очень рада за Красную Точку». И также по-детски писательница хочет помочь «несчаст­ным», только сделать этого нельзя — природа не терпит вмеша­тельства. Попытки это сделать приводят к беде. Так, спасая мура­вья во время дождя, рассказчица чуть не погубила его:

Зачем я это сделала? Красная Точка был муравьем молодым, умным, наверное, он бы нашел какой-нибудь способ уберечься от дождя.

Восхваление «ума» героя лишено какой-либо иронии и являет­ся, по сути дела, гимном природе, которая позаботилась о каж­дом из своих детей и в каждом из них нуждается. Поэтому не торо­пится писательница разделить свои персонажи на хороших и пло­хих, даже если некоторые из них не вызывают у нее симпатии. Каждого в природе нужно понять и пожалеть, не разделяя на боль­ших и малых, красивых и уродливых.

Об этом Романова пишет во всех своих сказках, находя смысл в жизни каждого созданного природой существа. В сказке «Под­земный путешественник» усомнился в этом дождевой червяк, наив­но сожалея, что «всю жизнь будет бессмысленно рыться в земле». Но старый опытный червяк открывает ему истинное назначение червей. Оказывается, для того, чтобы вся земля покрылась цветами, чтобы бабочки летали от цветка к цветку, чтобы бегали по тропинкам муравьи и пчелы звенели в возду­хе, нужны скромные труженики — дождевые червяки, и в этом смысл их жизни.

«Мир маленьких и больших одинаково великолепен!» — утвер­ждает Н. Романова, и эти слова можно поставить эпиграфом ко всем произведениям природоведческой литературы.

Рассказы и сказки о животных обладают значительным худо­жественным потенциалом, далеко выходящим за пределы позна­вательной литературы. Они способны отразить эмоциональный и лирический мир человека, а также вместить глубокое нравствен­ное содержание.

1. Какова роль загадок и открытий в рассказах Н.Сладкова?

2. Каким предстает море и его обитатели в рассказах и сказках С. Сахарнова?

3. Каким предстает мир природы в рассказах Г. Снегирева?

4. В чем своеобразие сказочных приключений Н. Романовой?

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Детская литература продолжает создаваться на наших глазах: появля­ются новые имена, выпускаются новые книги. Живой литературный про­цесс служит залогом неисчерпаемых возможностей для развития дет­ской литературы. Рамки учебника не позволяют охватить этот процесс. Задача, которая стояла перед авторами, была другой: научить студентов ориентироваться в прошлом и настоящем детской литературы, помочь им в работе с детской книгой. Иными словами — способствовать их про­фессиональному развитию. Авторы учебника надеются на диалог с чита­телями.

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Учебники и справочная литература

Зарубежная литература для детей и юношества: в 2 ч. / под ред. Н. К. Ме­щеряковой, И.С.Чернявской. — М., 1989.

Писатели нашего детства. 100 имен: биографический словарь: в 3 ч. — М., 1998-1999.

Русские детские писатели XX века: биобиблиографический словарь / под ред. А. В.Терновского. — М., 1997.

Исследования

Брауде Л.Ю. Сказки скандинавских писателей. — Л., 1990.

Кудрявцева Л. С. Художники детской книги. — М., 1998.

Мельников М.Н. Русский детский фольклор. — М., 1987.

Петровский М. С. Книги нашего детства. — М., 1986.

Путилова Е. О. Детское чтение — для сердца и разума: Очерки по ис­тории детской литературы. — СПб., 2005.

Русская поэзия детям: в 2 т. / сост. и вступ. ст. Е. О. Путиловой. — СПб., 1997.-Т. 1-2.

Светловская Н.Н., Пиче-Оол Т. С. Детская книга и детское чтение. — М., 1999.

Тимофеева И. И. 100 книг вашему ребенку. — М., 1987.

[1] Н. В. Гоголь писал: «У Пушкина. сказки русские народные — не то что Руслан и Людмила, но совершенно русские. Одна писана даже без размера, толь­ко с рифмами, и прелесть невообразимая. У Жуковского тоже русские народные сказки, одни гекзаметрами, другие просто четырехстопными стихами, и, чуд­ное дело! — Жуковского узнать нельзя. Кажется, появился новый обширный поэт и уже чисто русский. Ничего германского и прежнего».

[2] Возникшая тема — соотношение живого и мертвого, механического — полу­чит развитие и в творчестве самого Гофмана, и в мировой литературе. Всякий раз она будет рассматриваться по-разному. В фантазии «Песочный человек» Гофман представит куда более сложный механизм, чем замечательная музыкальная шкатул­ка: это будет прекрасная дева Олимпия, которая не только городскими обывате­лями, но и романтичнейшим юношей будет восприниматься как воплощение идеала Жизни и женственности. Но сконструирована-то она будет неким жутким Песоч­ным человеком, едва ли не самим дьяволом. Трагическая эта история — показа­тель меры ослепления и омертвения нас и нашего бытия. Совершенно по-другому а тема будет разработана В.Ф.Одоевским в его сказке для детей «Городок в табакерке», где как раз работа механизма, так остроумно придуманного, и будет Представлять главный интерес и восхищение: ах, как же все это ловко устроено!

Источник