Рассказы Юрия Коваля на уроках русского языка и литературы
«Есть в художественной литературе произведения, которые можно читать и перечитывать постоянно, в любом возрасте и в любом настроении. Именно такова светлая, добрая, проникнутая юмором и обаянием автора проза Юрия Коваля», – так говориться в предисловии к книге рассказов «Солнечное пятно»1.
Когда-то ее автор был учителем в сельской школе и сам сочинял для своих учеников рассказы-диктанты. Затем стал писателем, иллюстратором собственных книг. Наблюдательный путешественник и знаток природы, Юрий Коваль написал чудесные истории, связанные с деревенской и лесной жизнью, с повадками животных и птиц: собаки, землероек, клеста, медведей, лосей. Это смешной и поучительный рассказ «Картофельная собака», почти сказочное повествование «Белозубка», а еще «Капитан Клюквин», «Лабаз», «У кривой сосны» и др.
Эти рассказы очень хороши для уроков внеклассного чтения в 5–8-х классах, а отрывки из них можно использовать на уроках русского языка, изучая или повторяя темы: «Однородные члены предложения», «Обособление определений и обстоятельств», «Диалог», «Прямая речь» и т.д.
Маленькие диктанты
Тузик был велик и черен. Усат, броваст, бородат. В этих зарослях горели два желтых неугасимых глаза и зияла вечно разинутая, мокрая, клыкастая пасть.
Наводить ужас на людей – вот было главное его занятие.
Наевшись картошки, Тузик ложился у калитки, подстерегая случайных прохожих. Издали заприметив прохожего, он таился в одуванчиках и в нужный момент выскакивал с чудовищным ревом. Когда же член дачного кооператива впадал в столбняк, Тузик радостно валился на землю и смеялся до слез, катаясь на спине.
Чтоб предостеречь прохожих, я решил приколотить к забору надпись: «Осторожно! Картофельная собака!».
– Дядь! – кричали издали ребятишки, когда я прогуливался с Тузиком. – А почему она картофельная?
В ответ я доставал из кармана картофелину и кидал Тузику. Он ловко, как жонглер, ловил ее на лету и мигом разгрызал. Крахмальный сок струился по его кавалерийским усам.
(Картофельная собака)
(130 слов)
(Капитан Клюквин)
(75 слов)
И характер у Капитана был веселый. Целый день прыгал он по клетке, расшатывал клювом железные прутья и выламывал дверцу. Но больше всего он любил долбить еловые шишки.
Зажав в когтях шишку, он вонзал клюв под каждую чешуинку и доставал оттуда смоляное семечко. Гладкая, оплывшая смолой шишка становилась похожей на растрепанного воробья. Скоро от нее оставалась одна кочерыжка. Но и кочерыжку Капитан долбил до тех пор, пока не превращал в щепки.
Прикончив все шишки, Капитан принимался долбить бузинную жердочку – своего деревянного коня. Яростно цокая, он смело рубил сук, на котором сидел.
(Капитан Клюквин)
(90 слов)
Под ногами мох – мягкий мохнатый мох.
Солнечные ягоды, оранжевые и желтые, рассыпались по моховой поляне. Морошка.
Желтые – спелые, оранжевые – вот-вот созреют.
Ягода морошки немного похожа на белую малину. Кажется – это маленькие малинки растут среди мха.
Но морошка не такая сладкая и душистая, как малина. А все-таки морошку на малину я не променяю. Северный, таежный у нее вкус, и сравнить его не с чем – разве со вкусом росы.
Морошка вобрала в себя всю свежесть сырого леса, всю сладость мохового болота – и свежести оказалось много, а сладости чуть-чуть.
Когда устанешь под мешком после долгого пути, когда в горле у тебя пересохло – морошка кажется медом. Моховым и прохладным болотным медом.
Какое хорошее слово – Вишера.
Плавное, шершавое.
Хочется сказать его, потрогать губами. Как в речке на перекате, шуршат в нем шероховатые камешки.
Все дно Вишеры и берега ее в этих камешках. Они похожи на кремневые ножи или наконечники для стрел и копий.
Вишера извивается по тайге, глухо бурлит на порогах, бьет бурунами под скалу с колокольным звоном и вдруг разливается на широких плесах.
Узоры ее русла напоминают буквы.
Я летел над Вишерой в самолете и вдруг увидел речную излучину, похожую на букву «Л».
А сразу над нею – «О».
Я волновался, толкал соседей – какое же слово получится?
Получилось слово «лось».
Озорные изложения с творческим заданием
В деревне Гридино живет старая бабушка по имени тетя Нина. Раз охотой я проходил мимо да и остался переночевать.
Только улегся, слышу: на потолке кто-то зашевелился, зашуршал, стал что-то скрести и грызть. Потолок был обклеен газетой. От времени, как видно, обклейка отошла, и между газетой и досками потолка получился коридорчик. Там кто-то ползал и корябался.
– Машка зашевелилась, – послышалось с печки.
– Какая? – не понял я.
– Мышь Машка. Свет задуешь – давай топотать.
Я не мог заснуть. Казалось, газета треснет – и Машка свалится прямо на голову.
Вдруг у самого уха раздалось громкое жужжание. Кто-то пилил бревно – вжи, вжи, вжи! – И звук этот разносился по всей избе.
– Как жука-то звать? – спросил я.
– Какого?
– Какой дерево пилит.
– Женя, – с уважением сказала тетя Нина.
Я закурил, раздумывая, не пойти ли ночевать у костра. «Нельзя. Обижу тетю Нину. Да что волноваться – это ведь Женя и Маша, свои ребята».
Я успокоился и скоро заснул.
Били на стенке ходики, Женя пилил неутомимо, и Машка как ненормальная скакала на потолке, а я спал крепко и спокойно и не боялся, что появится какой-нибудь клоп Костя.
Задание. Озаглавьте текст и ответьте на вопрос: почему бабушка Нина называла человеческими именами мышку и жука?
Сам Землерой сидел на троне. На шее у него висело ожерелье из светящихся гнилушек. Тут же был и дядя Белозуб, который возмущенно раздувал щеки.
«Меня, старого служаку, посадить в стакан! Я ему этого никогда не прощу! Сегодня же ночью укушу его за пятку».
«Ладно тебе, – говорила Белозубка. – Что было, то прошло. Давайте лучше выпьем кваса и будем танцевать. Ведь сегодня наша последняя ночь!».
«Хорошая идея! – хлопнул в ладоши Король. – Эй, квасовары, кваса!»
Толстенькие квасовары прикатили бочонок, и главный Квасовар в передничке, на котором написано было «Будь здоров», вышиб из бочки пробку.
Пенный квас брызнул во все стороны, и тут же объявились музыканты. Они дудели в трубы, сделанные из рыбных косточек, тренькали на еловых шишках. Самым смешным был балалаечник. Он хлестал по струнам собственным хвостом.
Дядя белозуб выпил пять кружек кваса и пустился в пляс, да хвост ему мешал. Старый солдат спотыкался и падал. Король хохотал. Белозубка улыбалась, только Сыщик строго принюхивался к окружающим.
Задание. Озаглавьте текст и самостоятельно напишите еще один абзац, завершающий эту историю.
Диктант с продолжением
Задание. Продолжите текст, применяя однородные и неоднородные определения, деепричастные обороты, простые и сложные предложения. (После проверки читается авторский вариант.)
Контрольный диктант
Ночью задул листобой – холодный октябрьский ветер. Он пришел с севера, из тундры, уже прихваченной льдом, с берегов Печоры.
Листобой завывал в печной трубе, шевелил на крыше осиновую щепу, бил, трепал деревья, и слышно было, как покорно шелестели они, сбрасывая листья.
Раскрытая форточка билась о раму, скрипела ржавыми петлями. С порывами ветра в комнату летели листья березы, растущей под окном.
К утру береза была раскрыта настежь. Сквозь ветки ее текли и текли холодные струи листобоя, четко обозначенные в сером небе битым порхающим листом.
Паутина, растянутая в елочках строгим пауком-крестовиком, была полна березовых листьев. Сам хозяин ее уже скрылся куда-то. А она все набухала листьями, провисая, как сеть, полная лещей.
К уроку внеклассного чтения
Кому-то рассказ «Клеенка» покажется несовременным. Действительно, нынешнему школьнику уже нужно объяснять, что был дефицит и люди, как правило, нервничали в очереди. Но именно эта конфликтная ситуация помогает ярче проявиться человеческим характерам и увидеть кто есть кто. Скажем, продавец Петр Максимович, спокоен, рассудителен, справедлив: «. клеенки привезли мало. Я ее всю измерил, и получается по полтора метра на каждый дом. Надо, чтобы всем хватило». Мирониха – скандальная женщина, думающая прежде всего о себе: «Кто первый стоит, тот пускай и берет сколько хочет». И, наконец, дядя Зуй – добрый старик, который, добавляя односельчанам недостающие сантиметры из собственного куска, сам остался без клеенки: ему ее просто не хватило. При этом он всем дает добрые советы о том, как продлить срок клеенки, хвалит ее, любуется ею: «А клееночка-то какая – прям искры из глаз. Какая сильная сила света. Постелешь ее на стол, а на столе – цветочки, ровно лужок. ».
Финал рассказа добр и уютен:
«К ужину в каждом доме Чистого Дора была расстелена на столах чистая клеенка. Она наполняла комнаты таким светом и чистотой, что стекла домов казались чисто вымытыми. И во всех домах стоял особый клееночный запах – краски и сухого клея.
Конечно, через месяц-другой клеенка обомнется, пропадет особый клееночный запах, зато вберет она в себя запах теплых щей, калиток с творогом и разваренной картошки».
Рассказ «Стожок» – забавная история из деревенской жизни: «Еще летом дядя Зуй накосил в лесу травы и сметал стожок сена, но не просто сметал – хитро: поставил стог не на землю, как все делают, а прямо на сани, чтоб сподручней было зимой сено из лесу вывезти». Когда зимой воз доставили в деревню, выяснилось, почему лошадь боялась его везти:
«Глянул дядя Зуй и как стоял, так и сел в снег. Страшная какая-то, кривая да мохнатая морда выставилась с воза – медведь!
– Рру-у-у!
Медведь зашевелился на возу, наклонил стог набок и вывалился в снег. Тряхнул башкой, схватил в зубы снегу и в лес побежал».
«Деревня моей души» – так сказал однажды Коваль о Чистом Доре. Одноименный рассказ писателя совсем не прост, ведь автор не любит открытых выводов, он рассчитывает на ум и тонкость человека, для которого пишет. Читатель-ребенок должен потрудиться душой, проникнуть в многообразие человеческих чувств, побыть на месте персонажей, и тогда найдутся ответы на вопросы, которые предложит ему учитель:
1. Общее впечатление от рассказа (понравился, удивил и т.д.). Перескажите его в 5–7 предложениях.
2. Почему Пантелевне так важно было, чтобы у нее был племянник? Почему автор согласился им быть?
3. Деревня – город. Как они связаны в рассказе, какая между ними разница?
4. Смысл названия рассказа (см. текст + свои размышления).
5. О чем этот рассказ? (Его тема?) Какова его главная мысль? (Идея?)
6. Как, по-вашему, вспоминает автор Чистый Дор и почему?
Лесная дорога пошла через поле – стала полевой. Дошла до деревни – превратилась в деревенскую улицу. По сторонам стояли высокие и крепкие дома. Их крыши были покрыты осиновой щепой. На одних домах щепа стала от ветра и времени серой, а на других была новой, золотилась под солнцем.
Пока я шел к журавлю-колодцу, во все окошки смотрели на меня люди: что это, мол, за человек идет?
Я споткнулся и думал, в окошках засмеются, но все оставались строгими за стеклом.
Напившись, я присел на бревно у колодца.
В доме напротив раскрылось окно. Какая-то женщина поглядела на меня и сказала внутрь комнаты:
– Напился и сидит.
И окно снова закрылось.
Подошли два гусака, хотели загоготать, но не осмелились: что это за человек чужой?
Вдруг на дороге я увидел старушку, ту самую, что искала в лесу топор. Теперь она тащила длинную березовую жердь.
– Давайте пособлю.
– Это ты мне топор-то нашел?
– Я.
– А я-то думала: не лесовик ли унес?
Я взял жердь и потащил ее следом за старушкой.
В пятиоконном доме распахнулось окно, и мохнатая голова высунулась из-за горшка с лимоном.
– Пантелевна, – сказала голова, – это чей же парень?
– Мой, – ответила Пантелевна. – Он топор нашел.
Мы прошли еще немного. Все люди, которые встречались нам, удивлялись: с кем это идет Пантелевна? Какая-то женщина крикнула с огорода:
– Да это не племянник ли твой из Олюшина?
– Племянник! – крикнула в ответ Пантелевна. – Он топор мне нашел.
Тут я сильно удивился, что стал племянником, но виду не подал и молча поспевал за Пантелевной.
Встретилась другая женщина, с девочкой на руках.
– Это кто березу-то везет? – спросила она.
– Племянник мой, – ответила Пантелевна. – Он топор нашел, а я думала: не лесовик ли унес?
Так, пока мы шли по деревне, Пантелевна всем говорила, что я ей племянник, и рассказывала про топор.
– А теперь он березу мне везет!
– А чего он молчит? – спросил кто-то.
– Как так молчу? – сказал я. – Я племянник ей. Она топор потеряла и думает, не лесовик ли унес, а он в малине лежал. А я племянник ей.
– Давай сюда, батюшка племянник. Вот дом наш.
Когда выстраивается шеренга солдат, то впереди становятся самые рослые и бравые, а в конце всегда бывает маленький солдатик. Так, дом Пантелевны стоял в конце и был самый маленький, в три оконца. Про такие дома говорят, что они пирогом подперты, блином покрыты.
Я бросил березу на землю и присел на лавочку перед домом.
– Как называется ваша деревня? – спросил я.
– Чистый Дор.
– Чего – Чистый?
– Дор.
Дор. Такого слова я раньше не слыхал.
– А что это такое – Чистый Дор?
– Это, батюшка, наша деревня, – толковала Пантелевна.
– Понятно, понятно. А что такое «дор»?
– А дор – это вот он весь, дор-то. Все, что вокруг деревни, – это все и есть дор.
Я глядел и видел поле вокруг деревни, а за полем – лес.
– Какой же это дор? Это поле, а вовсе не дор никакой.
– Это и есть дор. Чистый весь, глянь-ка. Это все дор, а уж там, где елочки, – это все бор.
Так я и понял, что дор – это поле, но только не простое поле, а среди леса. Здесь тоже раньше был лес, а потом деревья порубили, пеньки повыдергивали. Дергали, дергали – получился дор.
– Ну ладно, – сказал я, – дор так дор, а мне надо дальше идти.
– Куда ты, батюшка племянник? Вот я самовар поставлю.
Ну что ж, я подождал самовара. А потом приблизился вечер, и я остался ночевать.
– Куда ж ты? – говорила Пантелевна и на следующее утро. – Живи-ка тут. Места в избе хватит.
Я подумал-подумал, послал, куда надо, телеграмму и остался у Пантелевны. Уж не знаю, как получалось, но только прожил я у нее не день и не месяц, а целый год.
Жил и писал свою книжку. Не эту, а другую.
Эту-то я пишу в Москве, гляжу в окошко на пасмурную пожарную каланчу и вспоминаю Чистый Дор.
Юрий Коваль
Белозубка
В первый раз она появилась вечером. Подбежала чуть ли не к самому костру, схватила хариусовый хвостик, который валялся на земле, и утащила под гнилое бревно.
Я сразу понял, что это не простая мышь. Куда меньше полёвки. Темней. И главное − нос! Лопаточкой, как у крота.
Скоро она вернулась, стала шмыгать у меня под ногами, собирать рыбьи косточки и, только когда я сердито топнул, спряталась.
«Хоть и не простая, а всё-таки мышь, − думал я. − Пусть знает своё место».
А место её было под гнилым кедровым бревном. Туда тащила она добычу, оттуда вылезала и на другой день.
Да, это была не простая мышь! И главное − нос! Лопаточкой! Таким носом только землю рыть.
А землероек, слыхал я, знатоки различают по зубам. У одних землероек зубы бурые, у других − белые. Так их и называют: бурозубки и белозубки. Кем была эта мышка, я не знал и заглядывать ей в рот не торопился. Но почему-то хотелось, чтобы она была белозубкой.
Так я и назвал её Белозубкой − наугад.
Белозубка стала появляться у костра каждый день и, как я ни топал, собирала хвосты-плавнички. Съесть всё это она никак не могла, значит, делала на зиму запасы, а под гнилым кедровым бревном были у неё тайные погреба.
К осени начались в тайге дожди, и я стал ужинать в избушке.
Как-то сидел у стола, пил чагу с сухарями. Вдруг что-то зашуршало, и на стол выскочила Белозубка, схватила самый большой сухарь. Тут же я щёлкнул её пальцем в бок.
«Пи-пи-пи!» − закричала Белозубка.
Прижав к груди сухарь, она потащила его на край стола, скинула на пол, а сама легко сбежала вниз по стене, к которой был приколочен стол. Очутившись на полу, она подхватила сухарь и потащила к порогу. Как видно, в погребах её, под гнилым кедровым бревном, было ещё много места.
Я торопливо съел все сухари, запил это дело чагой.
Белозубка вернулась и снова забралась на стол.
Я шевелился, кряхтел и кашлял, стараясь напугать её, но она не обращала внимания, бегала вокруг пустого стакана, разыскивая сухари. Я просто не знал, что делать. Не драться же с ней. Взял да и накрыл её стаканом.
Белозубка ткнулась носом в стекло, поднялась на задние лапы, а передними стукнула в гранёную стенку.
«Посидишь немного, − думал я. − Надо тебя проучить, а то совсем потеряла совесть».
Оставив Белозубку в заточении, я вышел из избушки поглядеть, не перестал ли дождь.
Дождь не переставал. Мелкий и холодный, сеялся он сквозь еловые ветки, туманом окутывал верхушки пихт. Я старался разглядеть вершину горы Мартай − нет ли там снега? − но гора была закрыта низкими жидкими облаками.
Я продрог и, вернувшись в избушку, хотел налить себе чаги погорячей, как вдруг увидел на столе вторую Белозубку.
Первая сидела под стеклянным колпаком, а вторая бродила по столу.
Эта вторая была крупнее первой и вела себя грубо, бесцеремонно. Прошлась по моим рисункам, пнула плечом спичечную коробку. По манерам это была уже не Белозубка, а какой-то суровый дядя Белозуб. И лопаточка его казалась уже лопатой, на которой росли строгие короткие усы.
Дядя Белозуб обошёл стакан, где сидела Белозубка, сунул нос под гранёный край, стараясь его приподнять. Ничего не получилось. Тогда дядя ударил в стекло носом. Стакан чуть отодвинулся.
Дядя Белозуб отступил назад, чтоб разогнаться и протаранить стакан, но тут я взял второй стакан да и накрыл дядю.
Это его потрясло. Он никак не предполагал, что с ним может случиться то же, что с Белозубкой. Растеряв свою гордость, он сжался в комочек и чуть не заплакал.
Надо сказать, я и сам растерялся. Передо мной на столе кверху дном стояли два стакана, в которых сидели Белозубка и Белозуб. Сам я сидел на лавке, держа в руке третий стакан, треснутый.
Неожиданно почувствовал я всю глупость своего положения: один в таёжной избушке, в сотне километров от людей, сидел я у стола и накрывал землероек стаканами. Отчего-то стало обидно за себя, за свою судьбу. Захотелось что-то сделать, что-то изменить. Но что я мог сделать? Мог только выйти поглядеть, не перестал ли дождь, хотя и так слышал, что он не перестал, всё так же шуршал по крыше.
Тем временем из щели у порога высунулась новая лопаточка. Прежде чем вылезти наружу, третья землеройка внимательно всё обнюхала. Как сыщик, который старается напасть на след, изучила она пол у порога, напала на след и отправилась к столу. Она не слишком торопилась, обдумывая каждый шаг.
И пока она шла, пока взбиралась по бревенчатой стене на стол, я вдруг понял, что там, под Гнилым Кедровым Бревном, сидит мышиный король Землерой. Это он посылает своих подчинённых спасать Белозубку. Дядя Белозуб, грубый солдат, должен был действовать силой, хвостатый Сыщик − хитростью.
Как только Сыщик явился на столе, Белозубка и Белозуб насторожились, ожидая, что он будет делать.
Он обошёл перевёрнутые стаканы, обнюхал и третий, треснутый, стал разглядывать мою руку, лежащую на столе.
Тут я понял, что он меня почти не видит. Глазки его привыкли к подземной темноте, и видел он только то, что было прямо перед его носом. А перед его носом была моя рука, и некоторое время Сыщик раздумывал, что это такое.
Я пошевелил пальцем. Сыщик вздрогнул, отпрыгнул в сторону и спрятался за спичечной коробкой. Посидел, съёжившись, подумал, быстро прокатился по столу, спустился на пол и шмыгнул в щель.
«Ваше величество! − докладывал, наверно, он королю Землерою. − Там за столом сидит какой-то тип и накрывает наших ребят стаканами».
«Стаканами? − удивился, наверно, Землерой. − В таёжной избушке стаканы? Откуда такая роскошь?»
«У прохожих геологов выменял».
«И много у него еще стаканов?»
«Ещё один, треснутый. Но есть под нарами трёхлитровая банка, в которую влезет целый полк наших солдат».
Дождь к вечеру всё-таки немного поредел. Кое-где над тайгой, над вершиной горы Мартай наметились просветы, похожие на ледяные окна. Очевидно, там, на Мартае, дождь превращался в снег.
Я надел высокие сапоги, взял топор и пошёл поискать сушину на дрова. Хотел было отпустить пленников, но потом решил подержать их ещё немного, поучить уму-разуму.
В стороне от избушки нашёл я сухую пихту и, пока рубил её, думал о пленниках, оставшихся на столе. Меня немного мучила совесть. Я думал, что бы я сам стал делать, если б меня посадили под стеклянный колпак.
«Ваше величество, он ушёл, − докладывали в это время лазутчики королю Землерою. − Сушину рубит и долго ещё провозится. Ведь надо её срубить, потом ветки обрубить, потом к избушке притащить».
«Надо действовать, а то будет поздно», − предлагал хвостатый Сыщик.
«Валяйте», − согласился король.
Когда я вернулся в избушку, оба стакана были перевёрнуты, а третий, треснутый, валялся на полу и был уже не треснутый, а вдребезги разбитый.
На улице стемнело. Я затопил печку, заварил чаги. Свечу зажигать не стал − огонь из печки освещал избушку. Огненные блики плясали на бревенчатых стенах, на полу. С треском вылетала иногда из печки искра, и я глядел, как медленно гаснет она.
«Залез с ногами на нары и чагу пьёт», − докладывали лазутчики Землерою.
«А что это такое − чага?» − спросил король.
«Это − древесный гриб. Растёт на берёзе, прямо на стволе. Его сушат, крошат и вместо чая заваривают. Полезно для желудка», − пояснил королевский лекарь − Кухарь, который стоял у трона, искусно вырезанного из кедровой коры.
Сам Землерой сидел на троне. На шее у него висело ожерелье из светящихся гнилушек. Тут же был и дядя Белозуб, который возмущённо раздувал щёки.
«Меня, старого служаку, посадить в стакан! Я ему этого никогда не прощу! Сегодня же ночью укушу за пятку».
«Ладно тебе, − говорила Белозубка. − Что было − то прошло. Давайте лучше выпьем кваса и будем танцевать. Ведь сегодня наша последняя ночь!»
«Хорошая идея! − хлопнул в ладоши король. − Эй, квасовары, кваса!»
Толстенькие квасовары прикатили бочонок, и главный Квасовар, в передничке, на котором написано было: «Будь здоров», вышиб из бочки пробку.
Пенный квас брызнул во все стороны, и тут же объявились музыканты. Они дудели в трубы, сделанные из рыбьих косточек, тренькали на еловых шишках. Самым смешным был Балалаечник. Он хлестал по струнам собственным хвостом.
Дядя Белозуб выпил пять кружек кваса и пустился в пляс, да хвост ему мешал. Старый солдат спотыкался и падал. Король хохотал. Белозубка улыбалась, только Сыщик строго принюхивался к окружающим.
«Пускай Белозубка споёт!» − крикнул король.
Притащили гитару. Белозубка вспрыгнула на бочку и ударила по струнам:
Я ничего от вас не скрою,
Я всё вам честно расскажу:
Всю жизнь я носом землю рою
И в этом счастье нахожу.
Своё я сердце вам открою:
Я всех готова полюбить,
Но тот мне дорог, кто со мною
Желает носом землю рыть.
«Мы желаем! Мы желаем!» − закричали кавалеры.
«Пошли в избушку! − крикнул кто-то. − Там теплей и места больше!»
И вот на полу у горящей печки в огненных бликах появились Землерой и Белозубка, Сыщик, лекарь и квасовары. Дядя Белозуб сам идти не мог, и его принесли на руках. Он тут же заполз в валенок и заснул.
Над печкой у меня вялились на верёвочке хариусы. Один хариусок свалился на пол, и землеройки принялись водить вокруг него хоровод. Я достал из рюкзака последние сухари, раскрошил их и подбросил к порогу. Это добавило нового веселья. Хрустя сухарями, Землерой запел новую песню, и все подхватили:
Да здравствует мышиный дом,
Который под Гнилым Бревном.
Мы от зари и до зари
Грызём в том доме сухари!
Всю ночь веселились у меня в избушке король Землерой, Белозубка и все остальные. Только к утру они немного успокоились, сели полукругом у печки и смотрели на огонь.
«Вот и кончилась наша последняя ночь», − сказала Белозубка.
«Спокойной ночи, − сказал Землерой. − Прощайте до весны».
Землерой, Белозубка, музыканты исчезли в щели под порогом. Дядю Белозуба, который так и не проснулся, вытащили из валенка и унесли под Гнилое Бревно. Только Сыщик оставался в избушке. Он обнюхал всё внимательно.
Рано утром я вышел из избушки и увидел, что дождь давно перестал, а всюду − на земле, на деревьях, на крыше − лежит первый снег. Гнилое Кедровое Бревно так было завалено снегом, что трудно было разобрать − бревно это или медведь дремлет под снегом.
Я собрал свои вещи, уложил их в рюкзак и по заснеженной тропе стал подыматься на вершину Мартая. Мне пора уже было возвращаться домой, в город.
К обеду добрался я до вершины, оглянулся и долго искал избушку, которая спряталась в заснеженной тайге.
