Путешествие по уралу для меня сказка особая сокровенная ведь на склонах урала по берегам
Когда из окна я смотрю на Невский, мною овладевает странное чувство: мне начинает казаться, что все, что находится в поле зрения, как будто не настоящее. И эти пятиэтажные дома, и торцовая мостовая, и электрические фонари, и мчащиеся щегольские экипажи, и специальная публика Невского проспекта — все это как будто сделано из папье-маше или по крайней мере нарисовано. То же самое чувство недоверия преследует меня, когда приходится ехать по железной дороге или на пароходе, с прибавкой того, что я сам вступаю в бутафорские принадлежности этого ненастоящего и притом как будто пользуюсь чем-то чужим, какой-то незаслуженной привилегией и занимаю чье-то чужое место. Это больное чувство положительно преследует меня и каждый раз вызывает противоположный ряд картин. Ведь настоящая деревянная Русь сейчас тонет в непролазной исторической грязи, настоящий русский человек делает свою историю по жалким лачугам, а для передвижения пользуется самыми первобытными средствами. Показное щегольство и казенная роскошь столиц, железных дорог и пароходов решительно ничем не связаны вот с этой настоящей деревянной Россией, настоящей серенькой, бедной и скучной русской жизнью и ее захудалыми ветхими способами и самодельными средствами передвижения. Кажется, что если что-то такое убрать, вынуть какие-то невидимые подпорки — и блестящие декорации падут сами собой, как в балаганной феерии, где за картонными стенами роскошных дворцов балаганные принцессы колеют от холода и напрасно мечтают о самом простом кусочке хлеба.
Я уже оговорился, что все это — область личного больного чувства, а его продолжением является то, что самим собой я себя чувствую только на убогом русском просторе, среди простого русского народа и особенно в дороге, где-нибудь на глухом тракте или на проселке. В вагоне железной дороги и в пароходной каюте чувствуешь себя частью какого-то живого багажа, до известной степени казенной вещью, за повреждение и порчу которых кто-то и где-то должен отвечать. Эта относительная и тоже показная безопасность выкупается тем гнетом, который вы несете и в форме билета, и в лице контролера, и даже в этих пугающих с непривычки свистках, звонках и других понудительных средствах, напоминающих вам о вашей казенной неволе. Меня каждый раз охватывает какое-то молчаливое озлобление, и я с тоскою начинаю думать о бесконечных путешествиях по проселкам и трактам, где чувствуешь себя прежде всего свободным человеком и самим собой. Хочу — еду, хочу — нет. А как хорошо думается, когда сидишь в дорожном экипаже и грезишь под перезвон дорожного колокольчика, убаюканный мерным покачиванием! Я не могу вообще видеть равнодушно дорожного экипажа, с которым связано лично для меня столько специально дорожной поэзии и разных воспоминаний. Сколько дорожных встреч, разговоров, интересных лиц!
Живя на Урале, я особенно любил поездки на юг от Екатеринбурга, по так называемому Челябинскому тракту. Отъедешь каких-нибудь сто верст, а картина уже совсем другая. Небо точно делается выше, горизонт раздвигается, и начинаешь чувствовать близость благословенной Башкирии, этой поистине текущей млеком и медом страны, по беспощадной исторической русской логике схоронившей в себе вопиющую башкирскую нищету. Справа громоздятся синими контурами лесные горы, слева стелется распаханная степь; кой-где мелькают степные озера, точно громадные окна. Здесь уже другие контуры, чем на севере, линии мягче, и самое солнце светит и греет как-то по-другому, любовно и мягко, так что начинаешь чувствовать себя и лучше, и добрее, и покойнее. Легче дышится, легче думается, и хочется ехать без конца, чтобы не потерять этого хорошего настроения. Но одна из моих последних поездок по этому тракту была совершенно отравлена благодаря случайному спутнику, ехавшему на кумыс. Это был молодой инженер, аккуратный, выдержанный и корректный до последней степени. Как мне казалось, он был болен не чахоткой, а просто мучился от мнительности. Звали его Василием Иванычем. Худенький, нервный, ядовитый, он производил впечатление столичного заморыша, убивавшего себя неуклонным стремлением к большой карьере. А тут нервы не выдержали, с сердцем что-то такое делается, бессонница — вообще вся машинка испортилась! Меня лично этот Василий Иваныч возмущал именно своей корректностью: все у него было размерено, взвешено и предусмотрено до мельчайших подробностей, начиная с приспособленного для дороги летнего костюмчика и кончая какими-то таинственными рецептами, которые он прочитывал время от времени, и что-то такое отмечал в своей записной книжке.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: На большой дороге
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Когда из окна я смотрю на Невский, мною овладевает странное чувство: мне начинает казаться, что все, что находится в поле зрения, как будто не настоящее. И эти пятиэтажные дома, и торцовая мостовая, и электрические фонари, и мчащиеся щегольские экипажи, и специальная публика Невского проспекта — все это как будто сделано из папье-маше или по крайней мере нарисовано. То же самое чувство недоверия преследует меня, когда приходится ехать по железной дороге или на пароходе, с прибавкой того, что я сам вступаю в бутафорские принадлежности этого ненастоящего и притом как будто пользуюсь чем-то чужим, какой-то незаслуженной привилегией и занимаю чье-то чужое место. Это больное чувство положительно преследует меня и каждый раз вызывает противоположный ряд картин. Ведь настоящая деревянная Русь сейчас тонет в непролазной исторической грязи, настоящий русский человек делает свою историю по жалким лачугам, а для передвижения пользуется самыми первобытными средствами. Показное щегольство и казенная роскошь столиц, железных дорог и пароходов решительно ничем не связаны вот с этой настоящей деревянной Россией, настоящей серенькой, бедной и скучной русской жизнью и ее захудалыми ветхими способами и самодельными средствами передвижения. Кажется, что если что-то такое убрать, вынуть какие-то невидимые подпорки — и блестящие декорации падут сами собой, как в балаганной феерии, где за картонными стенами роскошных дворцов балаганные принцессы колеют от холода и напрасно мечтают о самом простом кусочке хлеба.
Я уже оговорился, что все это — область личного больного чувства, а его продолжением является то, что самим собой я себя чувствую только на убогом русском просторе, среди простого русского народа и особенно в дороге, где-нибудь на глухом тракте или на проселке. В вагоне железной дороги и в пароходной каюте чувствуешь себя частью какого-то живого багажа, до известной степени казенной вещью, за повреждение и порчу которых кто-то и где-то должен отвечать. Эта относительная и тоже показная безопасность выкупается тем гнетом, который вы несете и в форме билета, и в лице контролера, и даже в этих пугающих с непривычки свистках, звонках и других понудительных средствах, напоминающих вам о вашей казенной неволе. Меня каждый раз охватывает какое-то молчаливое озлобление, и я с тоскою начинаю думать о бесконечных путешествиях по проселкам и трактам, где чувствуешь себя прежде всего свободным человеком и самим собой. Хочу — еду, хочу — нет. А как хорошо думается, когда сидишь в дорожном экипаже и грезишь под перезвон дорожного колокольчика, убаюканный мерным покачиванием! Я не могу вообще видеть равнодушно дорожного экипажа, с которым связано лично для меня столько специально дорожной поэзии и разных воспоминаний. Сколько дорожных встреч, разговоров, интересных лиц!
Живя на Урале, я особенно любил поездки на юг от Екатеринбурга, по так называемому Челябинскому тракту. Отъедешь каких-нибудь сто верст, а картина уже совсем другая. Небо точно делается выше, горизонт раздвигается, и начинаешь чувствовать близость благословенной Башкирии, этой поистине текущей млеком и медом страны, по беспощадной исторической русской логике схоронившей в себе вопиющую башкирскую нищету. Справа громоздятся синими контурами лесные горы, слева стелется распаханная степь; кой-где мелькают степные озера, точно громадные окна. Здесь уже другие контуры, чем на севере, линии мягче, и самое солнце светит и греет как-то по-другому, любовно и мягко, так что начинаешь чувствовать себя и лучше, и добрее, и покойнее. Легче дышится, легче думается, и хочется ехать без конца, чтобы не потерять этого хорошего настроения. Но одна из моих последних поездок по этому тракту была совершенно отравлена благодаря случайному спутнику, ехавшему на кумыс. Это был молодой инженер, аккуратный, выдержанный и корректный до последней степени. Как мне казалось, он был болен не чахоткой, а просто мучился от мнительности. Звали его Василием Иванычем. Худенький, нервный, ядовитый, он производил впечатление столичного заморыша, убивавшего себя неуклонным стремлением к большой карьере. А тут нервы не выдержали, с сердцем что-то такое делается, бессонница — вообще вся машинка испортилась! Меня лично этот Василий Иваныч возмущал именно своей корректностью: все у него было размерено, взвешено и предусмотрено до мельчайших подробностей, начиная с приспособленного для дороги летнего костюмчика и кончая какими-то таинственными рецептами, которые он прочитывал время от времени, и что-то такое отмечал в своей записной книжке.
Но больше всего Василий Иваныч возмущал меня разговорами о питании собственной особы. Это было уже что-то решительно невозможное. О чем бы речь ни шла, в конце концов она все-таки сводилась на питание Василия Иваныча.
— А я сегодня, знаете, утром два яйца всмятку съел, — сообщал он таким тоном, точно это было величайшим секретом. — Да… А потом целых две унции мясного порошка, три стакана молока и целую галету, приготовленную по способу одного венского профессора. Не правда ли, достаточно?
— А как вы думаете, когда мы приедем на станцию, могу я съесть еще два яйца, унцию порошка и три стакана молока?
— Право, не знаю. Все зависит, конечно, от аппетита…
— Да? А вечером я опять два яйца, унцию порошка и три стакана молока… Ведь это составит в течение дня целых десять унций мясного порошка, десяток яиц и четыре бутылки молока. Как вы думаете, это достаточно? Я начал с трех унций мясного порошка и трех яиц, а теперь довел себя до десяти. Если буду ежедневно прибавлять по одному золотнику, ведь это в месяц составит уже тридцать золотников, да еще тридцать яиц, да тридцать стаканов молока, а следовательно, должно получиться соответствующее увеличение веса.
— Послушайте, вы говорите таким тоном, точно обижаетесь и соглашаетесь со мной только из вежливости. Я понимаю, что надоедаю своими разговорами о питании, но ведь нормальное питание — все… Возьмите, обратную картину, то есть начните убавлять систематически количество порошка, яиц и молока — что будет?
— Нет, я не довожу до такой крайности, я только хочу сказать, что он неизбежно должен потерять в весе. Знаете, нынешняя медицина вся построена на питании, и проверить его можно только весом съеденного и параллельным весом тела. Результаты поразительные… Вы, конечно, взвешиваетесь систематически?
Василий Иваныч приходил в священный ужас от такого невежества, а потом делал заключение, что я просто хитрю.
— Да, я недавно читал в газетах известие, что один итальянский врач изобрел какие-то питательные ванны, но русские врачи ничего не знают об этом, к кому я ни обращался. Самая возмутительная косность… У нас всегда так, все задним числом. За границей изобретут что-нибудь новое, а мы только еще откроем питательные ванны… Вы ничего не читали по этому вопросу?
— Послушайте, вы просто шутите и мистифицируете меня… А я всякое такое известие вырезываю из газеты и наклеиваю в особую книжку, а к концу года делаю сводку. Приходится поневоле следить за всем самому. Кажется, что проще как пить молоко, а между тем оказывается то, да не то. Если вы выпьете залпом стакан молока — результат один, а если будете пить маленькими глоточками и заедать каждый глоток маленьким кусочком белого сухого хлеба — совсем другое. Или как есть яйцо — всмятку или крутое, об этом существует целая литература.
И так без конца, до изнеможения. Питательный разговор заканчивался только ввиду станции, когда Василий Иваныч умолкал, охваченный страхом за исход предстоящего опыта питания. Он мучился молча и старался дышать носом, что имело тоже какое-то отношение к питанию.
«Урал – каменная сказка России». Интегрированный урок (география + литература)
Корнелиус Серл Хёлбат
Оборудование: Сказы П.П. Бажова «Медной горы хозяйка», «Малахитовая шкатулка», «Каменный цветок», карта России и Урала, образцы минералов и горных пород, фотоиллюстрации изделий из минералов и горных пород, выставка детских рисунков и электронных презентаций по теме «Природные уникумы Урала», фильм Александра Птушко «Каменный цветок» (1946). Мультимедийная установка.
Тип урока: интегрированный.
Вступительное слово учителя литературы:
Необычность нашего урока состоит в том, что мы не только совершим путешествие на Урал в его прошлое и настоящее, узнаем о горных породах и минералах, но и познакомимся с главным богатством Урала – с людьми, его населяющими и жившими здесь ранее. Осваивать богатства горного края начинали крепостные мастера: старатели, рудокопы, литейщики – люди доброжелательные, добросердечные, не имеющие в сердце злобы и зависти. Им открылась красота во всех её природных формах, потому что они, верные сыны своей Земли, своего отечества, умели видеть, чувствовать, понимать и ценить красоту, по-особому общаться с Матерью-Землей.
Издавна Урал славился самоцветами: бирюзой, малахитом, яшмой, хрусталем, ну а мы увидим самые удивительные россыпи «уральских былей», которые обрели благодаря П.П.Бажову неповторимую огранку. Свет их красоты не тускнеет, потому что речь идет о важнейших качествах человеческой личности: о трудолюбии, душевной щедрости, честности, таланте, умении видеть сказочную и магическую красоту земли Уральской и воспеть её в словах и в камне.
Учитель географии:
Отправляясь в путешествие со сказочными героями Бажова в удивительный мир камня, мы познакомимся с особенностями природы Урала, условиями и причинами несметных кладовых Урала.
В переводе с тюркского «Урал» означает «пояс».
Как только не называют эти горы: в античные времена – «Рифейские горы», до XVII века – «Каменный пояс», сейчас «… Опорный край державы…», «Кузница страны», «Хребет русской обороны», «Кладовая страны».
Вопрос классу: Почему Урал имеет столько различных названий?
(Обобщение учителем ответов учащихся)
Работа с картой.
Определить географическое положение Урала, используя карты атласа и отвечая на следующие вопросы:
(в процессе работы учащиеся записывают в тетрадь краткие тезисы)
– В каком направлении тянутся Уральские горы?
– Используя градусную сетку карты, определить протяженность гор в градусах и километрах, проследить смену природных зон от Полярного до Южного Урала.
– С какими природными объектами граничит Урал?
– Определить высочайшие вершины Урала и нанести их на контурные карты. (г. Народная, г. Ямантау, г. Тельпозис, г. Конжаковский Камень).
Урал – это край удивительной красоты, один из богатейших районов мира по разнообразию минералов и горных пород, полезных ископаемых.
Вопрос классу: Какова главная причина богатства недр Урала?
Предполагаемый ответ: Главная причина богатства недр Урала объясняется интенсивной магматической деятельностью в прошлом, а также процессами метаморфизации горных пород
Работа с картой атласа и контурной картой:
Известный писатель П.П. Бажов, чья жизнь и творчество связаны с Уралом, ярко показал нам природу горного края, несметные его богатства.
Сообщение ученика. Биография Бажова.
Родился Бажов 15 (27) января 1879 года в рабочем поселке Сысертского завода, Екатеринбургского уезда, Пермской губернии. Отец его – мастер горных дел, работал на разных заводах Сысертского горного округа. Мать вела домашнее хозяйство.
По настоянию родителей Павел учился в духовном училище Екатеринбурга, он был единственным ребенком в семье, поэтому родители смогли дать ему образование. Бажов окончил училище в 1893 году, а затем – Пермскую духовную семинарию. Священником Бажов не стал, предпочел работать учителем начальной школы в деревне Шайдуриха, преподавал русский язык в Екатеринбургском духовном училище.
Уже в годы учительской деятельности он увлеченно собирал фольклор: пословицы, поговорки, предания, сказания, песни.
В годы гражданской войны П.П.Бажов – в рядах Красной Армии, участвует в боях на Урале. Бажов был редактором газеты «Окопная правда».
В 1923-1929 годах работает в отделе писем «Уральской областной крестьянской газеты» Екатеринбурга, увлеченно изучает жизнь трудящихся людей, национальную культуру.
В 1936 году выходит сборник «Дореволюционный фольклор на Урале», а в нем три бессмертных сказа: «Медной горы Хозяйка», «Про Великого Полоза», «Дорогое имечко». Затем появляются и другие сказы, которые вместе с тремя ранее изданными составили замечательную книгу «Малахитовая шкатулка» (1939 год).
Учитель литературы:
«Малахитовая шкатулка» – книга уникальная по жанру, по стилистике. Её трудно перевести на другой язык, потому что потеряется колорит. Один из переводчиков признался: «. можно передать фабулу. Нельзя передать колорит речи, колорит природы и пафос жизненной атмосферы..» (господин Викромасингхе, республика Шри-Ланка).
Бажов говорил: «Мне хочется быть голосом своего класса, уральского рабочего класса». Это ему удалось. Павел Петрович избирает особый жанр – не сказку (хотя мы встречаем множество фантастических существ), а сказ.
Вопрос классу: Как вы понимаете, что такое сказ?
Учитель дополняет ответы учащихся.
Сказ – это особый жанр и строй повествования. Он, как правило, ведется не от имени автора, а от другого лица, с которым был знаком автор. Безусловно, сказ не документ, в нем есть домысел, продиктованный авторским воображением. Но в сказе непременно имеется жизненный факт, реальная история, случай. Здесь мы не найдем сказочных зачинов – «в некотором царстве, в некотором государстве», место действия определяется точно – это окрестности Полевского и Сысертского заводов, знаменитое медное месторождение Гумешки.
В литературоведении сказ – это повествование, имитирующее речь рассказчика и ведущееся от его имени. Таким образом, главная особенность сказа – ориентация на разговорную речь. Мы удивляемся богатству языка, его музыкальности, щедрости, неисчерпаемости. Бажов говорил: «Тоже ведь сказы не зря придуманы. Иные в покор, иные в научение, есть и такие, что вместо фонарика впереди». Например, в сказе «Про Великого Полоза» мы видим фантастическое существо, обладающее неизбывной, вольной силой, а одаривает силой Великий Полоз не каждого, а только того, кто честным трудом этого заслуживает. Он, как и Хозяйка, добросердечен и справедлив. Прежде чем помочь детям Левонтия, задумывается, не испортит ли их. Те, кто легко разбогател, становятся эгоистичными, расточительными, унижают каждого, кто не богат. Великий Полоз не зря опасается: многих испортило золото. » Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да мошенничество были, а пуще того, чтобы один человек другого утеснял. И о том старайтесь, чтобы золото не рвать. Не на то он вам его указывал, чтобы жадничали». Такова идейная направленность сказов.
Сказы Бажова населены ещё и самыми обыкновенными людьми, много работающими. Портреты добытчиков малахита точны и кратки. Работа изнурила их: у молодого рабочего из сказа «Медной горы Хозяйка» «в глазах зеленью отливать стало». А у того, кто постарше, тоже «в глазах зелено, и щёки будто зеленью подернулись. И кашлял за всё тот человек». Так сказывается на людях работа в рудниках, но другой для неграмотных людей не существовало.
Учитель географии.
Издавна Урал славится драгоценными (аметист, изумруд, сапфир, алмазы, дымчатый топаз, александрит) и поделочными (яшма, мрамор, малахит, гранит, гипс) камнями.
По разнообразию минералов, горных пород и полезных ископаемых Урал — один из богатейших районов мира.
Просмотр слайдов с изображением драгоценных и поделочных камней и изделий из них. (Приложение 1)
Бажов, изображая Медной горы Хозяйку, богато изукрасил ее платье россыпями драгоценных камней Урала.
Учитель литературы.
Вопрос классу: Найдите описание Хозяйки в сказах Бажова.
Учащиеся описывают Хозяйку.
Бажов зримо передает удивительную красоту нарядов Хозяйки Медной горы. Платье её «из шелкового, слыш-ко, малахиту платье. Сорт такой бывает. Камень, а на глаз как шелк, хоть рукой погладить» (рассматриваем рисунки учащихся, на которых изображена Хозяйка).
Внешне она похожа на девушку небольшого роста, подвижную очень, ни минуты на месте не посидит, как ящерка, так и вьётся (автор определяет её так: «.. артуть-девка». Поясните, что это означает). А затем действительно превращается в ящерицу: «Вместо рук-ног – лапы у неё зеленые стали, хвост высунулся, по хребтине до половины чёрная полоска, а голова человечья». Коса у неё «сиза-чёрная. На конце ленты не то красные, не то зеленые, будто листовая медь». Автор обращает внимание на загадочность цвета волос – не сизый и не чёрный, «сиза-чёрный», и ленты «позванивают». Похоже, что ленты не шёлковые. Из какого они металла? (Медь)
Просмотр фрагмента фильма Александра Птушко «Каменный цветок» (1946)
Хозяйка красива и мудра, великодушна и справедлива, в ней заключена мощь самой природы, её богатство, загадка. Это ещё и поэтический образ, символизирующий творческий поиск и сомнения истинного мастера. В сказе «Каменный цветок» Хозяйка понимает Данилу, чувствует его особый дар, принимает его на выучку, открывает перед ним свои несметные богатства. Мастер создаёт цветок, согревает своим сердцем камень, вдыхает в него жизнь. Вроде и каменный он, но как живой: оттенки малахита переливаются по-разному, будто это березовый листочек, освещенный солнцем. Красота одухотворена талантом замечательного уральского мастера Данилы.
Учитель географии.
Вопрос классу: Какие природные материалы упоминаются в сказах Бажова?
Предполагаемый ответ:
| «Каменный цветок» | Золото, мрамор, медь, малахит, змеевик-камень |
| «Малахитовая шкатулка» | Золото, медь, железо, малахит |
| «Медной горы хозяйка» | Медный изумруд, малахит, слюда, корольковая медь, медь, королёк, виток, обальчик |
Художественная обработка камня на Урале обогатила русское искусство великолепными камнерезными произведениями, большей частью классическими по форме и созданными из отечественных материалов руками народных мастеров.
В них отразилась красота русской земли, зелень её лесов и полей, синее раздолье озёр, глубина неба, яркая красочность закатных часов, чарующая нежность весеннего утра.
Современные мастера также трепетно хранят и передают секреты мастерства. Уральский малахит украшает дворцы, музеи, многие памятники архитектуры, да и среди музейных экспонатов страны изделия из уральских самоцветов занимают достойное место, удивляют и завораживают красотой рисунка и великолепием форм каменных ваз, письменных приборов, статуэток, подставок, декоративных предметов исторических и современных элитных интерьеров. Уральский камень сделал неповторимым московский метрополитен.
В облицовке станций метрополитена используется около 20 видов мрамора. Мрамор украшает путевые стены и колоны, иногда применяется для отделки пола. Многие станции и вестибюли «одеты» в светлый теплых тонов мрамор из уральского месторождения близ села Коелга. Из минералов этого месторождения выполнен «наряд» станций метро «Курская», «Охотный ряд». Станция метро «Маяковская» отличается от других «одеянием» из дорогого поделочного уральского орлеца, или родонита (Приложение 2). Этот редкий минерал розово-фиолетовых оттенков используется для изготовления ювелирных изделий и имеет ряд целебных магических свойств. Им же украшена станция метро «Парк Победы». Московское метро является одним из красивейших в мире. Его полы и вестибюли отделаны гранитом, гнейсо-гранитом и декоративным темно-зеленым камнем габбро. Этот благородной уральский камень использовался для изготовления каменного саркофага в Мавзолее В. И. Ленина.
Современные мастера и сегодня создают уникальные поделки из уральских самоцветов, по своей художественной ценности достойные музеев. К сожалению, ценные минеральные ресурсы Урала не бесконечны, а потому уже сегодня необходимо бережное отношение и рациональное использование кладовых Урала.
