Рассказ а алексина прости меня мама

Мамы давно уже нет… А я все еще мысленно говорю: «Прости меня, мама». Она рассказывала близким, знакомым и даже не очень близким, какой у нее сын: очень хотела, чтобы люди ко мне хорошо относились, чтобы уважали меня. Я и в самом деле старался спасти ее от болезней, от житейских невзгод, торопился выполнить ее нечастые просьбы. А слов, которыми сейчас до того переполнен, что они подступают к горлу, не высказал. Многое мы, увы, осознаем запоздало, когда исправить уже ничего нельзя. Случалось, забывал позвонить в назначенный час. «Я понимаю, ты так занят!» Иногда раздражался по пустякам… «Я понимаю, как ты устал!» Она все стремилась понять, исходя из интересов сына, которые были для нее подчас выше истины. Если бы можно было сейчас позвонить, прибежать, высказать! Поздно.

Однажды Паустовский подарил мне стихотворение, переписанное его рукой из какого-то сборника. То были стихи молодого поэта Бориса Лебедева, который словно провидел свою судьбу: он ушел из жизни в самом ее начале.

— Выучи эти стихи наизусть, — посоветовал Константин Георгиевич.

«Берегите матерей!» — провозгласил в поэме другой, уже маститый, поэт. Хорошо было бы добавить: «Берегите матерей так, как они берегут нас!» Этот призыв выглядел бы красивым, но нереальным: то, что может мать, может только она.

В истории Второй мировой войны много и таких трагических фактов, которые полузабыты или вовсе поросли сорняками забвения. Иные из них гневно развенчивают мифы о гениальных прозрениях Сталина. Вот один из таких неопровержимых фактов.

Как известно, алюминий — это самолеты, а кроме того, он входит в большинство оборонных сплавов. Тем не менее сталинский план индустриализации легкомысленно расположил алюминиевые предприятия в местах весьма уязвимых, недалеко от западной границы — и все те заводы (творцы «крылатого металла!») были уничтожены в первые же месяцы битвы.

Страна практически осталась без алюминия. То было событием катастрофическим. И тогда вождь создал новый план, который вскоре нарекли «историческим»: на базе маленького УАЗа (уральского алюминиевого завода) в кратчайший срок и, естественно, «не считаясь с потерями» создать гигант — по тем временам! — алюминиевой промышленности. Предлагалось вводить в строй цех за цехом и чтобы новые эти цеха, не дожидаясь остальных, сразу же гнали продукцию, без которой победить было невозможно.

Самый мощный и опытный в стране строительный коллектив, в котором работала мама, был брошен на выполнение «исторического» задания.

«Ты будешь нам нужен!» — сказал мне начальник стройки Андрей Никитич Прокофьев, которого любили и называли стариком, хотя теперь я понимаю, что ему было едва за пятьдесят. Он знал меня и потому, что я был сыном своей мамы, и потому, что уже тогда, в мальчишеском возрасте, часто печатался и выступал по радио. Одним словом, мы с мамой отправились вместе.

Эшелон добирался до места назначения полмесяца. И мама в пути заболела… Помню первое ноября сорок первого года. Мы выгрузились, покинули эшелон — и перед нами простерлось неоглядное, промозглое пространство: разбухшая, вся в лужах и ямах, земля, бараки, палатки, одинокие, закопченные дома и цеха. Холодный, унылый дождь, казалось, заладил навечно…

Ко мне подошел Яков Белопольский, впоследствии знаменитый архитектор, лауреат всех и всяческих премий.

— Толя, ты должен быть мужчиной, — сказал он. — Мама, ты знаешь, в дороге тяжело заболела… И помочь ей здесь никто не сумеет. Нужна срочная операция! А до города, сказали, довезти не успеют…

Помню, я сразу же, по наитию свыше, рухнул коленями на мокрую землю и воздел руки к небу:

— Господи, спаси мою мамочку!

Минут через пятнадцать выяснилось, что жена одного из инженеров — искусный хирург, что она привезла с собой инструменты, лекарства. Фамилия ее была Свердлова, но к первому председателю ВЦИК она отношения не имела. В барачных, воинствующе антисанитарных условиях она сделала сложнейшую операцию. И мама прожила еще тридцать семь лет. А я с того дня, с первого ноября сорок первого года, стал верить в Бога. Он услышал меня… Могу ли я сомневаться.

Дня через три меня вызвал парторг той гигантской оборонной стройки по фамилии Голынский, который, хоть и представлял «большевистскую партию», но человеком оказался хорошим. Как было, так было…

— Начальник сказал мне, что ты печатаешься. Где?

— В «Комсомольской правде». И в «Пионерской»…

— Так вот. Сегодня пятница, а со вторника по приказу верховного главнокомандующего (стройка-то считалась военным объектом!) у нас начнет выходить газета «Крепость обороны». Ежедневная! На правах фронтовой… Ты станешь ответственным секретарем. Приступай прямо сейчас!

Возвращаясь в предрассветные часы из типографии, я неизменно видел возле барака маму. Она ждала… А еще она, работавшая часов по четырнадцать, находила время днем забежать в редакцию и прочитать газетные полосы — вдруг проскочила опечатка: корректоры предусмотрены не были. Она проверяла типографские оттиски, как мои домашние сочинения в довоенную пору.

У меня был секретный «свод военных тайн»: о чем можно писать, а о чем под страхом смерти нельзя. Одна ошибка, один просчет — и НКВД, трибунал (стройка-то была сверхсекретная!). Тот «свод» я и маме ни разу не показал. А ошибку допустил лишь однажды…

К нам любили наезжать знаменитые мастера искусств: в виде гонорара им выдавали скромный, но все же продуктовый паек. Концерты начинались после полуночи (до того часа люди работали).

Помню, был объявлен концерт прославленного чтеца Всеволода Аксенова. К тому же красавца и мужа Елены Гоголевой.

Он должен был читать лирику русских классиков. Я несколько ночей до того не спал — и наслаждаться даже классиками не было сил. Поскольку ни в Аксенове, ни тем более в классиках сомнений у меня не было, я заранее написал, что «великие стихи вдохновили строителей на новые подвиги». Заверстал ту заметку в номер и отправился спать. Утром мне позвонил Голынский.

— Ну, как великие стихи вдохновили?

— Замечательно! — заверил я.

— Не могли они вдохновить. Потому что концерт не состоялся… Пути замело — и артист не приехал.

— Но это, по-моему… уж не такая большая ошибка, — промямлил я.

— Запомни, — чересчур внятно произнес он, — маленькая ложка дегтя и большая ложка одинаково отравляют бочку меда. Из-за этого «небольшого» вранья не поверят и во все значительное, о чем написано в номере: в страдания, в подвиги. Договоримся: это — первая ошибка, но и последняя!

Больше ошибок не было. Маме я о той истории не рассказал.

Я видел: матери, которые подчас сутками вкалывали в цехах, где, по медицинским законам мирного времени, можно было находиться не более четырех или пяти часов, отдавали детям все, что полагалось «за вредность производства». И дети выпивали молоко, съедали хлеб, намазанный слоем масла, который был не толще папиросной бумаги и сквозь который просвечивали хлебные поры, кидали в стакан последний кусок сахара… Сейчас я думаю, что мы порой чересчур уж бездумно принимаем жертвы матерей своих. Принимая их, мы обязаны всякий раз задать себе вопрос: «Не отдает ли нам мать последнее? Не отдает ли то, без чего не может выжить на земле человек?»

Жертвенность материнского чувства естественна, но естественной обязана быть и наша готовность противостоять благородной «неразумности» материнских щедрот.

«В муках мы мать вспоминаем», — писал Н.А.Некрасов. И за спасением от детских недугов тоже обращаемся к ней. «Ничего страшного: я с тобой. Все пройдет…» — шепчет мама. И болезнь отступает, потому что рядом Она. «Ах, если б навеки так было!»

Возвращаясь из типографии, я нередко и с ужасом — привыкнуть к этому было нельзя! — натыкался на бугорки, припорошенные снегом. То были люди, навсегда сшибленные с ног дистрофией, болезнями, нечеловеческой усталостью. Я думал:

«Если б здесь у людей этих были матери… Они, мамы, что-нибудь бы придумали, изобрели. Они бы уберегли детей своих, они бы не допустили…»

17 июня 1953 года маму сразил «бронебойный» инфаркт. Ей было всего сорок девять… Неотложка отказалась отправить ее в больницу:

— Бесполезно… Разве не видите? Ногти синеют. Она отходит.

Тогда я позвонил Борису Евгеньевичу Вотчалу, который считался в то время лучшим терапевтом не только страны, но и мира (о том свидетельствовал международный диплом). Он не отказался и сразу приехал: выяснилось, что внуки его любили мои книги того времени, которые сам я сейчас ничуть не ценю.

Могучий, седовласый красавец, он самим видом своим дарил веру в спасение. Поскольку неотложка предсказала, что сердце мамино вот-вот остановится, я еле слышно спросил академика медицины:

— А отчего сердце останавливается?

— Сначала надо выяснить, отчего оно бьется, — ответил лучший терапевт мира. — Я лично понятия не имею. Мои студенты знают и охотно вам объяснят. Но маму вашу спасу…

Я думал, надеялся — уже через много лет! — что искусство другого знаменитого врача, уролога, спасет маму от злокачественной опухоли. Я не знал, и никто вовремя не заметил, что метастазы вероломно проникли в кости, тайно распространились. За что выпали маме, моей добрейшей, бескорыстной, самоотверженной маме, такие страдания? Позвоночник перестал быть опорой… Она даже не могла приподняться. Анестезиологи отключили ее сознание, чтобы не ощущала последних и страшных мук. Мама бредила… А я плакал возле постели.

И вдруг… произошло то, чего, как уверяет медицина, быть не могло. Но случилось… Мама, без помощи позвоночника и всей как бы растворившейся костной системы, приподнялась, пробилась через отсутствующее сознание и спросила:

— Толюшка, что случилось?

Сквозь небытие она увидела мои слезы. Это было последнее, что она увидела. И те слова были последним, что произнес мамин голос…

Я прихожу к маме, склоняюсь над гранитной плитой. То в реальности, а то мысленно… Вовремя, при жизни их, должны мы сказать матерям все доброе, что можем сказать, и сделать для них все доброе, что можем сделать. Прости меня, мама…

Источник

Зрительные диктанты

Он шагал впереди меня по косогору, и ослизлые камни по макушку вдавливались в мох под его сапогами. Я видел только спину Степана Творогова. Он то исчезал в кустах, то появлялся на чистине. На спине его под вылинялой рубахой напряжённо глыбились лопатки, не в меру развитые. Шёл Степан, чуть подавшись вперёд, и правое плечо его тоже было выдвинуто чуть вперёд. Он весь был напружинен, собран, ноги ставил тв1рдо, сразу на всю ступню. Рук у него не было, и он должен был крепко держаться на ногах.

Иногда он всё же падал, но падал обязательно на локти или на бок, на это чуть выдвинутое вперёд плечо. Падал легко, без шума и грохота, и быстро поднимался.

Я с трудом поспевал за ним, хватаясь за кусты, за осоку и за всё, что попадалось на пути. Об осоку я порезал руки и про себя ругался, думал, что Степан нарочно выбрал этот проклятый косогор, чтобы доказать мне, как он прытко ходит по тайге.

Один раз он обернулся, спросил участливо:

— Уморились? Тогда давайте посидим.

Я уже заметил, что, когда он сидит, обязательно прячет култышки с подшитыми рукавами.

И он стал рассказывать о том, как в конце солнечного августа, на закате лета, шли они с Надеждой вдоль линии высоковольтной. Там, на лугах, Степан первый раз поцеловал Надежду, а назавтра ему оторвало кисти обеих рук.

Беда заслонила от Степана всё: и шахту, и свет, и Надежду.

Пылая жаром в больничной палате, думал: »Вот так всю жизнь. »

— Да ничего, ничего, Стёпа.

После выписки думал, поговорить бы с Надеждою. Как теперь быть? Что делать? Эх, лучше бы уж одному всё переживать. Зачем она на себя взвалила эту беду? Зачем?

— Так как же мы будем, Надежда?

Она вздрогнула, но сказала спокойно:

Мы поднимались на косогор. На склоне его стоял срубленный дом, на крыше носом в небо целился деревянный самолётик с жестяным пропеллером. Ветра не было, и пропеллер не шевелился, не звенел, но мне казалось: самолётик вот-вот поднимется выше гор и полетит далеко-далеко.

Текст печатается по по просьбе преподавателей по сборнику Иванова С.Ю.,Еричева Е.В. «Сдай ЕГЭ на все 100!Готовимся к единому государственному экзамену по русскому языку. 2020:Тренировочные материалы»/С.Ю.Иванова,Е.В.Еричева.-Самара:ООО «Офорт»,2020._239 с.

У вас получилось неплохое сочинение, оно набирает баллы по основным критериям.

Обратите внимание на ошибки, они касаются, в основном, речи и стиля.

Мама, уже когда мы становимся взрослыми, опять старается нас огородить только теперь уже от своей собственной навязчивости, зная нашу занятость.

Эти примеры, дополняя друг друга, позволили автору показать значимость мамы, силу её горячей любви в его жизни.

Высказывание не соответствует действительности:

В литературе множество примеров, когда матери своим телом закрывали своего ребёнка от немецких пуль.

Матери (много) своим телом (одно) закрывали (много) ребенка (одного). Все это не соответствует друг другу в плане грамматики.

Источник

Рассказ а алексина прости меня мама

— Как же ты будешь… без ноги? — проговорил мой сообразительный младший сын. А прозвучало: «Как же м ы будем?»

— Ты нехорошо сказал, — тихонько поправил его отец. Но формальные фразы остаются без смысла, словно без воздуха.

Я знала: они жалели меня, мечтали никогда не расставаться со мною… но с той, которой я была прежде. А с этой?

«Возишь их в коляске, подобно младенцам», — сказала когда-то покойная мама. «Но я-то им в инвалидной коляске…» Завершить ту фразу я даже мысленно не смогла. Может, я не была справедлива? И все же… Рентген, просветивший мою семью, в отличие от медицинского, кажется, не ошибся. Не обознался.

Гертруда, стиснув губы и всю себя стиснув, молчала. Вероятно, по ее убеждению, мой новый диагноз возвращал ей одиночество. Не исключено, что у нее, в отличие от прежних времен, возникли и свои, личные проблемы. Может, ее уже сотрясали не только проблемы «других». Об этом я знать не могла.

Неожиданно, что-то угадав, меня сзади обняла Лера. Семьи моей в палате уже не было. И Лера прижалась ко мне:

— Я полюбила вас. И буду вам верна… До конца своих дней!

На полгода верность мне была обеспечена. А каким образом… Об этом я не хотела думать.

Вечером опять появился палатный врач.

— И я поздравляю. Вслед за Бенционом Борисовичем. Рентген, слава Богу, ошибся. — Он был порядочным человеком — и потому добавил: — Или ошиблись м ы. Теперь осталась лишь ампутация.

— Полная, — уточнила я. Он не возразил.

— Она необходима… Иначе то, чего, как оказалось, нет, может возникнуть. Откладывать не стоит. Ни на одну неделю! — Он протянул мне какую-то бумагу. — Это вы должны подписать.

— Удостоверить, что против ампутации не возражаете. Он протянул мне шариковую ручку.

— Как же так? Вы обязаны.

— Почему обязана? Это моя нога. И моя коленка… И моя жизнь.

— Выучи эти стихи наизусть, — посоветовал Константин Георгиевич.

Ко мне подошел Яков Белопольский, впоследствии знаменитый архитектор, лауреат всех и всяческих премий.

Помню, я сразу же, по наитию свыше, рухнул коленями на мокрую землю и воздел руки к небу:

— Господи, спаси мою мамочку!

— Начальник сказал мне, что ты печатаешься. Где?

— В «Комсомольской правде». И в «Пионерской»…

Источник

«Частичный анализ текста А. Алексина «Прости меня, мама»

скачать
Ердакова Татьяна Аркадьевна,

учитель русского языка и литературы,

Урок литературы в 11классе

«Частичный анализ текста А. Алексина «Прости меня, мама» как основной вид работы при подготовке к экзаменам»

-Совершенствовать умения и навыки частичного анализа текста.

-Развивать коммуникативную компетенцию.

-Воспитывать нравственные качества человека.

-Презентация к уроку.

-Раздаточный материал – тексты для анализа.

-Индивидуальные карточки по анализу текста.

С добром надо спешить, а

то оно может остаться без

Вступление к уроку

У А.Алексина свой взгляд на жизнь, на людей.

Своя манера писать о них. Его голос, проникновенный, ненавязчивый, не спутаешь ни с кем. Любое произведение писателя затрагивает душу

читателя. А.Алексин всегда стремился к культуре отношений между людьми. Любое нарушение гармонии в отношениях, по мнению автора, недостаток взаимопонимания рождает конфликты. Поэтому герои А.Алексина не предаются взаимным обвинениям, а пытаются восстановить гармонию потому что, по мнению автора, «лучшим другом человека должен быть человек».

А кто для нас является лучшим другом…, конечно, мама.

Стихотворение о маме читает ученик.

(Е.Благинина «Посидим в тишине»)

1.Вступительное слово учителя

Перед вами текст А.Алексина, который предложен нам для анализа. Коротко о писателе. А.Алексин писал о молодежи и для молодежи. Проблемы, над которыми рассуждает автор, животрепещущие, общественно-нравственные.

Ни одно произведение А.Алексина не оставляет равнодушным читателя.

Не исключение является и наш текст.

^ 2.Чтение текста. (А.Алексин «Прости меня, мама»)

-Прокомментируйте текст, какие чувства он вызывает?

-Определите стиль речи, назовите признаки публицистического стиля.

-Какие типы речи присутствуют в тексте?

(Рассуждение и повествование)

-Назовите характерные признаки рассуждения и повествования.

-Определите проблему, над которой рассуждает автор.

(Материнская любовь и наше отношение к матерям).

-Какова позиция автора?

(жертвенность материнского чувства естественна, но мы часто бываем невнимательны к своим матерям, поэтому должны просить прощение у матерей при жизни, а не после их смерти.)

-Как удается А.Алексину добиться такого сильного эмоционального воздействия на читателей? Какие выразительные средства использует автор, чтобы донести свою сокровенную мысль.

^ 4.Работа по карточкам в парах.

^ 6.Приведение учащимися аргументов в защиту позиции автора.

-В чем трагедия Егора Проскудина?

Слайд № 1. Отрывок из фильма «Калина красная» В.Шукшина.

(обсуждение и ответ на вопрос).

-Состоялась ли Рита Осянина как мать?

Слайд № 2. Отрывок из фильма «А зори здесь тихие» Б.Васильева.

Две судьбы матери. Одна так и не дождалась своего сына, другая отдала свою жизнь ради сына.

На такой оптимистичной ноте мы закончим урок. Я думаю, что в ваших отношениях с мамой всегда будут гармоничные отношения, а вы будете хорошими сыновьями и дочерьми.

Возвращаемся к целям, достигли ли мы их?

10.Домашнее задание. Написать сочинение-рассуждение по данному тексту.

Источник

Рассказ а алексина прости меня мама

Бабушка считала моего папу неудачником. Она не заявляла об этом прямо. Но время от времени ставила нас в известность о том, что все папины товарищи по институту стали, как назло, главными врачами, профессорами или в крайнем случае кандидатами медицинских наук. Бабушка всегда так громко радовалась успехам папиных друзей, что после этого в квартире становилось тихо и грустно. Мы понимали, что папа был «отстающим»…

– Хотя все они когда-то приходили к тебе за советами. Ты им подсказывал на экзаменах! – воскликнула как-то бабушка.

– Они и сейчас приносят ему свои диссертации, – тихо сказала мама, не то гордясь папой, не то в чем-то его упрекая. – Они получают творческие отпуска для создания научных трудов! А он и в обычный отпуск уже три года не может собраться. Каждый день эта больница! Операции, операции… И больше ничего. Хоть бы на недельку взял бюллетень: заболел бы, отдохнул, что ли…

Вскоре мамино желание сбылось: папа заболел гриппом.

Ему прописали лекарства.

– А еще, – сказал врач, – нужен покой, тишина…

Телефон у нас стал звонить каждые две минуты…

– Как его здоровье? Как он себя чувствует? – спрашивали незнакомые голоса.

Сперва меня это злило: папа не мог заснуть. И вечером я сказал маме, которая вернулась с работы:

– Звонили, наверно, раз двадцать!

– Сколько? – переспросила мама.

– Раз тридцать, – ответил я, потому что почувствовал вдруг, что мама как-то приятно удивлена. – Они мешают ему спать, – сказал я.

– Я понимаю. Но, значит, они волнуются?

– Еще как! Некоторые чуть не плакали… от волнения… Я их успокаивал!

– Когда это было? – поинтересовалась бабушка.

– Ты как раз ушла за лекарством. Или была на кухне… Точно не помню.

– Возможно… Звонков действительно было много, – сказала бабушка и с удивлением посмотрела на дверь комнаты, в которой лежал папа.

Она не ожидала, что будет столько звонков. Они обе не ожидали.

«Как здорово, что папа заболел! – думал я. – Пусть узнают… И поймут. Особенно мама!» Да, больше всего мне хотелось, чтоб мама узнала, как о папе волнуются совершенно посторонние люди.

– Однажды мне довелось ухаживать за студентом Юрой. Ну, который живет в соседнем подъезде… – сказал я. – Вы помните? (Мама и бабушка кивнули в ответ.) Он тоже был болен гриппом. И ему тоже звонили. Человека два или три в день. Не больше. А тут прямо нет отбоя!

В эту минуту опять зазвонил телефон.

– Простите меня, пожалуйста… – услышал я в трубке тихий, какой-то сдавленный женский голос… – Я с кем разговариваю?

– Очень приятно… Тогда вы поймете. У меня тоже есть сын. Его завтра должны оперировать. Но я хотела бы дождаться выздоровления вашего папы. Если это возможно… Попросите его, пожалуйста. Если возможно… У меня один сын. Я очень волнуюсь. Если это возможно. Я хотела, чтобы ваш папа сам, лично… Тогда я была бы спокойна!

– Повторите, пожалуйста, это его жене, – сказал я. – То есть моей маме… Я сейчас ее позову!

Еще через час или минут через сорок мужской голос из трубки спросил:

– С кем я имею честь?

– Прекрасно! Тогда вы не можете не понять. Моей супруге будут вырезать желчный пузырь. Обещали, что вырежет ваш отец. Именно поэтому я и положил ее в эту больницу. Хотя у меня были другие возможности! Но мне обещали, что ваш отец… И вдруг такая неприятная неожиданность! Как же так? Надо поднять его на ноги! Может быть, нужны особенные лекарства? Какие-нибудь дефицитные? Я бы мог… Одним словом, я хотел бы его дождаться. Это не театр: здесь дублеры меня не устраивают…

– Скажите все это его жене. Вот так, как вы говорили мне… Слово в слово! Может быть, она сумеет помочь.

Я опять позвал маму.

В последующие дни я говорил всем, кто интересовался папиным самочувствием:

– Сейчас ничего определенного сказать не могу. Вы позвоните вечером. Как раз его жена будет дома! Она вам все объяснит…

Вернувшись с работы, мама усаживалась в коридоре возле столика с телефоном и беспрерывно разговаривала с теми, кого я днем просил позвонить.

Иногда я говорил бабушке:

– Может быть, ты ей поможешь?

И она «подменяла» маму у столика в коридоре.

Больные, врачи, медсестры, которые звонили папе, каждый раз спрашивали:

– А какая температура?

К сожалению, температура у него была невысокая. А мне хотелось, чтобы все они продолжали волноваться о его здоровье!

– Температура? Не знаю… Разбил градусник. Но лоб очень горячий. И вообще мечется.

Источник