Война и дом аргумент Т. Кудрявцева «Детский дом. Лёка» (Итоговое сочинение)
Дом — Можно ли прожить без дома?
Время — Что человек стремится забыть, а что старается удержать в памяти?
Дом — Любовь — Родители и дети.
Дом — Дом — это место или люди?
Если дорог тебе твой дом.
Я думаю, когда человеку тяжело, он находит поддержку у тех, кто его любит, в своей семье, в родном доме.
Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ
Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.
Дом очень важен для каждого, потому что с него начинается наша жизнь. С ним связано все самое дорогое: любовь родных и друзей, доброта, забота и понимание. Дом сближает людей и делает их счастливыми. Дом — это защита, это мир. А что делает с людьми война? Она губит и ожесточает, влечет за собой сиротство и одиночество. Война отбирает у человека дом. Очень страшно потерять всё то, что тебе привычно и дорого с самого детства.
Именно эта страшная беда случилась в жизни маленькой девочки, о которой написан рассказ Татьяны Кудрявцевой «Детский дом. Лёка». Лёка рано осиротела и чуть не погибла от голода в блокадном Ленинграде. Оказавшись в детдоме, где её обогрели и приласкали, девочка ждала своих родителей и не верила, что их больше нет.
Я думаю, что никто не может жить без дома. В трудные годы войны люди, покидая родные места, не теряли надежды вернуться к порогу отчего дома. Так легче было справиться с бедой. А если дом был потерян, человек бережно хранил его в своём сердце. Девочка не забывала певучий голос мамы и смешную прибаутку отца: «Лёка-Лёка, два прискока. ». Она помнила, как её любили. Наверно, это её спасало и помогало жить. «Лёка забиралась на крылечко и играла в дом, как будто он опять у неё есть, и все живы: и папа, и мама, и бабушка, и кот Зайка. Лёка говорила: «Трик-трак». И делала вид, что поворачивает ключ в замке». Девочка не могла вернуться в родные стены. Их зменил ей детский дом и те люди, которые стали ей близки: няня Шура, мама Кира из 7-го класса и директор Мария Константиновна. Ребенок чувствовал заботу взрослых и был отзывчив на доброту. Лёку не ожесточило горе. Она оказалась способной сострадать даже врагу. Так семилетняя сирота поделилась сухарем с пленным немцем, понимая, что он тоже страдает от голода. «Откуда у неё только сила взялась на жалость?» — удивлялась Мария Константиновна. А когда в благодарность немец сделал малышке игрушку, Лёка её взяла, решив, что «хоть и фашист, а живой ведь. Не взять, всё равно что ударить». Она не умела ненавидеть.
Мне кажется, что маленькая Лёка сохранила в себе доброту и тепло, которыми был наполнен её родной дом. А детдом дал ей не только защиту, но и многому научил. Её и здесь окружали добрые, чуткие люди. И она поняла, что не стыдно пожалеть голодного, что нужно посадить и выходить самый слабый саженец. Так проявились в ребёнке человеколюбие и милосердие, которые неистребимы в человеке даже в самое трудное время. Наверно, это сильнее войны.
Завершая рассказ о маленькой сироте, автор говорит, что спустя годы Ольга Ивановна Громова (Лёка) стала врачом. «У этого доктора был счастливый дар: она не только прекрасно оперировала, но и умела выхаживать больных. обладала способностью — жалеть так, что это было ничуть не обидно». Я думаю, что она и не могла быть другой, несмотря на то, какой трудной была ее дорога. Ведь в начале этой дороги был настоящий дом. И Лёке удалось сберечь его, стать сильным и добрым человеком.
История, о которой я узнал, заставила меня о многом размышлять. Почему в нас живет доброта? Потому что мы находим её в своём доме. Человек становится равнодушным и черствым, если ему некуда идти, негде найти любовь и сочувствие. Родной дом делает нас теми, кто мы есть. Он определяет наши поступки, помогает понять и оценить самое главное в жизни. Я очень дорожу своим домом и мне хорошо рядом с теми, кого я люблю. Я постараюсь сберечь свой дом от беды, сохранить его тепло и радость. (676)
Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем
Чтобы вывести это сочинение введите команду /id112083
Рассказ детский дом лека сочинение
Форма входа
Главное меню
Изложения (тренинги)
Сейчас на сайте
Сейчас один гость и один зарегистрированный пользователь на сайте
Новости сайта
Тот, кто идет к звездам, не оглядывается назад».( По рассказу Т. Кудрявцевой «Детский дом. Лека».)
Путь … Вы когда-нибудь задумывались над этим понятием? Над тем, что оно обозначает? Считаю, что для каждого оно имеет свой особенный смысл: путь к себе, к своему настоящему Я, путь домой, путь к познанию… Но есть один особенный и ничем не похожий на других путь: путь к звездам, когда человек достигает тех самых небесных светил, которые не каждому под силу достать. С этой целью необходимо идти вперед, «не оглядываясь назад», не замечая прежних обид, боли, печали, и тогда ты достигнешь небывалых высот. Вот он, секрет звездного пути!
Эту тему не раз затрагивали известные писатели. Мимо нее не смогла пройти и Т. Кудрявцева в своем рассказе «Детский дом. Лёка», повествуя о жизни одинокой девочки, лишившейся родителей во время Великой Отечественной войны. О, как несправедлива война! Она ломает людей, принося море невыносимой боли и горечи. И только истинно сильные и стойкие люди могут нести на себе этот крест, не оглядываясь назад. Таким человеком и была наша Лека! Совсем еще маленькая и несмышленая, она осталась одна: мать умерла от голода, отдавая своему ребенку все до последней крохи, а отец- военный пропал без вести. Так и оказалась малышка в детском доме. Дом для сирот… Сколько страха и ужаса связано с ним! Но наша героиня смогла сохранить только самые светлые и прекрасные воспоминания об этом заведении: помнит, как «в начале лета все вместе сажали» семена в огороде, помнит и маму Киру, свою наставницу из седьмого класса. Тогда Лека впервые увидела, как растут огурцы: все бегала и смотрела на эти удивительные желтые цветочки и ждала, когда из них начнут расти маленькие зеленые овощи. Лёка никогда не видела огурцов. Как она ухаживала за самым маленьким и жалким растением и как стыдно ей было, когда, не удержавшись, она съела самый первый огурец!
Удивляюсь, какое же было большое и всепрощающее сердце у этой маленькой девочки, испытавшей в своей еще совсем короткой жизни так много страданий! Она достойно вынесла все испытания и не держала ни на кого зла.
Дите войны, которое в детском доме все называли Лёкой, став взрослой — Ольгой Ивановной Громовой, — выбрала себе профессию врача, которого все знали, уважали и ценили. Она не просто оперировала, а выхаживала самых тяжелых больных. Ольга Ивановна обладала способностью жалеть так, что это было ничуть не обидно.
Таким образом, Лека, Ольга Ивановна Громова, на своем жизненном пути никогда не оборачивалась назад и только так смогла достичь успеха, достичь тех самых звезд! (459 слов)
Поделись с другом в социальной сети
Сочинение «Детский дом Лека»
Часто ли взрослые, живя в мире детей, пытаются понять его? Может ли представление об окружающем, сложившееся у ребенка, повлиять на становление характера, личности? На эти вопросы отвечает автор предложенного мне текста известный французский писатель А. Моруа поднимая столь актуальную в нашем обществе проблему воздействия впечатлений детства на дальнейшую жизнь.
Анализируя данный вопрос, автор рассуждает о том, действительно ли дети, подхватывая и по-своему истолковывая «фразы, неосторожно произнесенные в присутствии малыша», могут
Точка зрения автора не вызывает сомнения. Писатель уверен в том, что детские впечатления способны оказать воздействие на взрослую жизнь человека. Именно поэтому А. Моруа утверждает, что «если в ту пору, когда у ребенка еще только пробуждается сознание, внушить ему веру в людей», то он обязательно вырастет счастливым.
Мне понятна и близка позиция автора. Я убеждена: если проанализировать поведение взрослого, его отношения к людям, то можно понять, какими впечатлениями было наполнено детство.
Аргументируя свою позицию, мне хотелось бы обратиться к произведению Н. В. Гоголь»Мертвые души». Читая историю главного героя Чичикова, мы видим, как он не гнушается ничем ради достижения своих целей. На наших глазах герой делает все, чтобы войти в доверие к повытчику, обманывает его дочь, обещая жениться на ней, обеспечивает лицемерием и подлостью себе карьерное повышение, проводит череду махинаций, связанных со скупкой мертвых душ у помещиков. Анализируя поведения героя, мы понимаем, что истоки его поступков — в детстве, точнее, в наставлении отца. Можно не сомневаться в том, что именно советы родителя: угождать учителям и начальникам, водиться с теми, кто побогаче, не угощать и не потчевать других, и больше всего беречь копейку — и сформировали личность мошенника.
О том, как понятое в детстве может определить черты характера, отношение к людям, показывает Т. Кудрявцева в рассказе «Детский дом. Лека». Девочка, потерявшая родителей, выросшая в блокадном детском доме и поразившая всех работающих в нем недетским милосердием по отношению к пленному немцу, выросла и выбрала себе профессию врача. Как пишет автор, у нее был счастливый дар: Ольга Ивановна не только прекрасно оперировала, но и умела жалеть, выхаживать больных. Думаю, вряд ли кто-то сомневается, что истоки умения героини сострадать окружающим нужно искать в ее детстве.
Текст А. Моруа обращен к каждому из нас. Автор помогает читателю переосмыслить свое поведение, задуматься о том, в каком мире вырастает их ребенок. Дети должны жить в мире красоты, игры, сказки, музыки, рисунка, фантазии, творчества — так считает известный педагог В. А. Сухомлинский, и я полностью согласна с ним.
Взрослые слишком часто живут рядом с миром детей, не пытаясь понять его. А ребенок между тем пристально наблюдает за миром своих родителей; он старается постичь и оценить его; фразы, неосторожно произнесенные в присутствии малыша, подхватываются им, по-своему истолковываются и создают определенную картину мира, которая надолго сохранится в его воображении.
Сочинения по темам:
Рассказ детский дом лека сочинение
В детском доме было хорошо. Во-первых, там давали есть. Во-вторых, там у каждого была мама Кира из самого старшего 7-го класса. Мама Кира помогала делать уроки и даже мыла Лёку в бане. А когда кто-то из детей заболевал, сама Мария Константиновна, директор, подходила вечером и гладила по голове.
Еще у детского дома были грядки, на которых росла еда! Репка, лук, морковинки, а главное — огурцы. В начале лета все вместе сажали. Лёка все бегала и смотрела, не появились ли огурчики из желтеньких, как бабочки, цветов. Мама Кира сказала, они из цветов будут. Лёка никогда не видела огурцов, просто не успела: сначала она маленькая была, а потом война началась. В блокаду не было еды никакой, даже воды. Последний кипяток вместе с горбушкой мама отдала Лёке и умерла. А от папы писем не приходило совсем, ни одного письма, мама сначала сильно плакала, а потом вдруг перестала, только смотрела в никуда и отдавала Лёке свой хлеб. Лёка тогда несмышленая была, не понимала, что нельзя мамин хлеб есть, она ела. Есть хотелось каждую минуту. Но потом, когда город сковали большие холода, у Лёки уже не осталось сил — есть.
Тогда мама сходила за снегом, растопила его на керосинке и Лёке в рот влила. Лёка согрелась и уснула. А проснулась уже в детском доме. Ей сказали, что мамы больше нет. Но Лёка не поверила, она долго еще не верила, вставала на окно на коленки и смотрела на улицу, вдруг мама придет. Но улица была пустая и страшная, безглазая. Без людей, без машин, без военных даже, без никого. Без мамы… А мама у Лёки была самая красивая во дворе. Может, и не только во дворе. У нее платья переливались и шуршали. До войны у нее было много нарядных платьев, блестящих, как золотинка, а в войну остались лишь ватники. А главное, голос. У мамы был особенный голос, певучий, как рояль. В детском доме тоже есть рояль, на нем Мария Константиновна играет. Но она не поет. А мама пела. Она пела и смеялась. У нее на щеках тогда прорезывались ямочки, у Лёки тоже одна ямочка есть, в маму. А папа был очень высокий, в черной шинели, шинель сильно кололась. В детском доме ей сказали, раз шинель черная, значит, папа твой — моряк. Лёка знает, моряки плавают на кораблях, некоторые корабли очень большие, далеко уплыть могут, даже туда, где войны нет. У папы были большие руки. Он Лёку кружил и приговаривал: «Лёка-Лёка, два прискока, третий зайка, убегай-ка!» Зайка, потому что Лёка беленькая. Когда в детский дом приходили — усыновлять, Лёку часто выбирали. Беленьких, видно, больше любят. А может, из-за банта. У Лёки голубой бант на голове, из бабушкиного шарфа. Лёку так и принесли в детский дом, с бантом, Мария Константиновна рассказывала. Кроме этого банта, у Лёки ничего больше не осталось. Но она не согласилась — в дети. Спряталась под кровать, и Мария Константиновна ее не отдала. Лёка не хотела других папу и маму, она своих помнит. А вдруг папа вернется, а Лёка у чужих живет, он же тогда не найдет ее!
А потом зима прошла, и в город вернулось солнышко. Как оно землю пригрело, так сразу Мария Константиновна им семена дала. Некоторые семечки сами взошли, а огурцы — из рассады. Лёка все думала: огурец — какой? Круглый или длинный? Она как просыпалась утром, так скорей — на огород! Нянечка Шура говорит, Лёка — жаворонок, птичка такая, которая раньше всех голосит. И вот Лёка прибегает, смотрит, а огурец высунулся из листьев, зеленый, как маленький карандаш. Лёка сразу вспомнила, какой он на вкус, она, оказывается, просто забыла! Он на вкус — хрустящий, летом пахнет. Лёка не понимает, как это случилось, что огурец вот только что был на грядке, и вдруг раз — у нее во рту. И — нет огурца! Это было очень стыдно, а может, даже и воровство, огурец-то общий! Лёка стала красная от ужаса.
На линейке Мария Константиновна спросила строго: «Куда девался огурец?» Никто ничего не сообразил, огурец-то одна Лёка видела, а Лёка поняла и опустила голову.
Мария Константиновна к ней подошла, и все смотрели на Лёку и молчали. И тут мама Кира говорит:
— Мария Константиновна, это я сорвала огурец для Лёки, потому что у нее день рождения.
— Я так и поняла, — произнесла Мария Константиновна. — Но все-таки лучше было спросить.
И ничего больше говорить не стала. И никто не стал, хотя старшие все знали, что Лёкин день рождения — не известен. Лёка попала в детский дом без документов, в мамином ватнике и с бантом, а бумаг при ней не было.
У Лёки слезинка выкатилась из глаза и остановилась на щеке, от стыда. Она решила, что, когда вырастет взрослая, обязательно отдаст Кире огурец, а Марии Константиновне целую корзинку огурцов. Случай этот в прошлом году приключился, но Лёке кажется, что вчера. Стыд хуже дыма, от него в душе щиплет.
Напротив детского дома был дом слепых — там жили дети, у кого война съела зрение. Так нянечка Шура говорила. На этих детей было очень страшно смотреть. Лёка старалась гулять в другой стороне, у забора, где стоял маленький деревянный особняк. Лёка забиралась на крылечко и играла в дом, как будто он опять у нее есть, и все живы: и папа, и мама, и бабушка, и кот Зайка. Лёка говорила: «Трик-трак». И делала вид, что поворачивает ключ в замке.
Однажды она играла и грызла сухарь. Вернее, половинку сухарика, что от полдника осталась. Хоть блокаду уже и сняли, но Лёка теперь никогда ничего не съедала сразу, оставляла на черный день. Хоть крошечку. И вдруг в заборе Лёка увидела чье-то лицо. Совершенно взрослое, даже старое, потому что небритое. Этот кто-то глаз не сводил с ее сухаря. Лёка точно поняла, что именно с сухаря. Сначала она спрятала сухарь за спину. Потом и сама повернулась к забору спиной. Но даже спиной Лёка чувствовала этот взгляд. Она поняла, что там кто-то голодный. Лёка вздохнула, но все-таки подошла к забору, отломила половинку половинки и протянула…
А Колька Безымянный, из старшей группы, подглядел. Безымянный — это была его фамилия, потому что он ничего не помнил, был старше Лёки, а даже фамилии не помнил. От голода, наверное. У Кольки внутри не осталось памяти, а осталась только ненависть.
— Что ты делаешь? — закричал Колька. — Это же вражина, фашист! Немец пленный, чтоб он сдох! Немцы у нас всех убили, а ты ему сухарь! Забери назад!
Лёка заплакала. Но назад забрать она не могла. Не потому что боялась, а — не могла. И объяснить Кольке тоже ничего не умела. В свои восемь лет Лёка хорошо знала, кто такие фашисты. Но ведь и у фашистов животы есть, а живот есть просит.
Колька так кричал, что прибежала мама Кира из 7-го класса. Мама Кира прижала к себе Лёку и увела.
А вечером Мария Константиновна собрала всех и велела:
— К забору ходить не нужно. Гуляйте в другой стороне.
Лицо у неё было грустное-грустное. Лёка подумала, что сторон для гулянья совсем уже не осталось. А потом нечаянно услышала, как Мария Константиновна сказала нянечке Шуре:
— Откуда у нее только сила взялась на жалость?
И Лёка поняла, что Мария Константиновна на нее не сердится. И что жалеть — не стыдно. А это было самое главное.
С тех пор тайком они прокрадывались к забору и кормили пленных немцев. У них была такая банка от «Лендлизовской» тушенки, они в банку сливали суп, кто сколько мог, и кормили.
Немцы эти были очень тихие, все время бормотали что-то про танки и шины. Лёка спросила у Киры, что это значит: «Танки-шины?»
Мама Кира сказала, что по-немецки это «спасибо». «Данке шеен».
А к лету уже и Колька стал с ними ходить. Девочки ничего ему не говорили, и он девочкам — тоже ничего. Да и что тут скажешь!
Немец, тот, которому Лёка первому полсухаря дала, вырезал для Лёки маленькую куколку. Из губной гармошки. Лёка не знала, можно ли взять у фашиста. Но он протягивал и улыбался. И Лёка опять подумала: «Хоть и фашист, а живой ведь. Не взять, все равно что ударить».
И взяла.
А в начале лета их детский дом номер двадцать пять сажал на Песочной набережной деревья. Лёка могла схватить самый крепкий, самый красивый саженец, ведь она первая стояла, потому что ростом была меньше всех и выбирала первой. Но Лёка выбрала самое тонкое кривое деревце, на которое никто даже не смотрел. «Пусть оно тоже будет расти через много лет», — подумала Лёка. Все лето и осень она приходила к своему саженцу и поливала его из склянки.
К первой годовщине Победы дерево зазеленело. А им в детском доме выдали новые пальто. Правда, Лёке оно было великовато, пальто пришлось подрезать прямо на ней, но подумаешь, мелочи! В тот день все казалось счастьем…
ПОСЛЕ ТОЧКИ
Девочка, которую в детском доме все называли Лёкой, став взрослой — Ольгой Ивановной Громовой, — выбрала себе профессию врача.
У этого доктора был счастливый дар: она не только прекрасно оперировала, но и умела выхаживать больных. Ольга Ивановна обладала способностью — жалеть так, что это было ничуть не обидно. Многие люди до сих пор говорят ей спасибо. Я — тоже.
Однажды Ольга Ивановна привела меня в Вяземский садик. На то самое место, где детский дом № 25 сажал деревья почти полвека назад. В старую аллею на Песочной набережной, рядом с Малой Невкой.
Липы эти разрослись, стали красивыми и тенистыми. Где-то там, среди них, и ее липка, которая была когда-то маленьким кривым прутиком…
Ольги Ивановны нет теперь на свете. Но в День Победы я всегда поминаю ее, светлая ей память…
ДЕТСКИЙ ДОМ. ЛЁКА…
В детском доме было хорошо. Во-первых, там давали есть. Во-вторых, там у каждого была мама Кира из самого старшего 7-го класса. Мама Кира помогала делать уроки и даже мыла Лёку в бане. А когда кто-то из детей заболевал, сама Мария Константиновна, директор, подходила вечером и гладила по голове.
Еще у детского дома были грядки, на которых росла еда! Репка, лук, морковинки, а главное — огурцы. В начале лета все вместе сажали. Лёка все бегала и смотрела, не появились ли огурчики из желтеньких, как бабочки, цветов. Мама Кира сказала, они из цветов будут. Лёка никогда не видела огурцов, просто не успела: сначала она маленькая была, а потом война началась. В блокаду не было еды никакой, даже воды. Последний кипяток вместе с горбушкой мама отдала Лёке и умерла. А от папы писем не приходило совсем, ни одного письма, мама сначала сильно плакала, а потом вдруг перестала, только смотрела в никуда и отдавала Лёке свой хлеб. Лёка тогда несмышленая была, не понимала, что нельзя мамин хлеб есть, она ела. Есть хотелось каждую минуту. Но потом, когда город сковали большие холода, у Лёки уже не осталось сил — есть.
Тогда мама сходила за снегом, растопила его на керосинке и Лёке в рот влила. Лёка согрелась и уснула. А проснулась уже в детском доме. Ей сказали, что мамы больше нет. Но Лёка не поверила, она долго еще не верила, вставала на окно на коленки и смотрела на улицу, вдруг мама придет. Но улица была пустая и страшная, безглазая. Без людей, без машин, без военных даже, без никого. Без мамы… А мама у Лёки была самая красивая во дворе. Может, и не только во дворе. У нее платья переливались и шуршали. До войны у нее было много нарядных платьев, блестящих, как золотинка, а в войну остались лишь ватники. А главное, голос. У мамы был особенный голос, певучий, как рояль. В детском доме тоже есть рояль, на нем Мария Константиновна играет. Но она не поет. А мама пела. Она пела и смеялась. У нее на щеках тогда прорезывались ямочки, у Лёки тоже одна ямочка есть, в маму. А папа был очень высокий, в черной шинели, шинель сильно кололась. В детском доме ей сказали, раз шинель черная, значит, папа твой — моряк. Лёка знает, моряки плавают на кораблях, некоторые корабли очень большие, далеко уплыть могут, даже туда, где войны нет. У папы были большие руки. Он Лёку кружил и приговаривал: «Лёка-Лёка, два прискока, третий зайка, убегай-ка!» Зайка, потому что Лёка беленькая. Когда в детский дом приходили — усыновлять, Лёку часто выбирали. Беленьких, видно, больше любят. А может, из-за банта. У Лёки голубой бант на голове, из бабушкиного шарфа. Лёку так и принесли в детский дом, с бантом, Мария Константиновна рассказывала. Кроме этого банта, у Лёки ничего больше не осталось. Но она не согласилась — в дети. Спряталась под кровать, и Мария Константиновна ее не отдала. Лёка не хотела других папу и маму, она своих помнит. А вдруг папа вернется, а Лёка у чужих живет, он же тогда не найдет ее!
А потом зима прошла, и в город вернулось солнышко. Как оно землю пригрело, так сразу Мария Константиновна им семена дала. Некоторые семечки сами взошли, а огурцы — из рассады. Лёка все думала: огурец — какой? Круглый или длинный? Она как просыпалась утром, так скорей — на огород! Нянечка Шура говорит, Лёка — жаворонок, птичка такая, которая раньше всех голосит. И вот Лёка прибегает, смотрит, а огурец высунулся из листьев, зеленый, как маленький карандаш. Лёка сразу вспомнила, какой он на вкус, она, оказывается, просто забыла! Он на вкус — хрустящий, летом пахнет. Лёка не понимает, как это случилось, что огурец вот только что был на грядке, и вдруг раз — у нее во рту. И — нет огурца! Это было очень стыдно, а может, даже и воровство, огурец-то общий! Лёка стала красная от ужаса.
На линейке Мария Константиновна спросила строго: «Куда девался огурец?» Никто ничего не сообразил, огурец-то одна Лёка видела, а Лёка поняла и опустила голову.
Мария Константиновна к ней подошла, и все смотрели на Лёку и молчали. И тут мама Кира говорит:
— Мария Константиновна, это я сорвала огурец для Лёки, потому что у нее день рождения.
— Я так и поняла, — произнесла Мария Константиновна. — Но все-таки лучше было спросить.
И ничего больше говорить не стала. И никто не стал, хотя старшие все знали, что Лёкин день рождения — не известен. Лёка попала в детский дом без документов, в мамином ватнике и с бантом, а бумаг при ней не было.
У Лёки слезинка выкатилась из глаза и остановилась на щеке, от стыда. Она решила, что, когда вырастет взрослая, обязательно отдаст Кире огурец, а Марии Константиновне целую корзинку огурцов. Случай этот в прошлом году приключился, но Лёке кажется, что вчера. Стыд хуже дыма, от него в душе щиплет.
Напротив детского дома был дом слепых — там жили дети, у кого война съела зрение. Так нянечка Шура говорила. На этих детей было очень страшно смотреть. Лёка старалась гулять в другой стороне, у забора, где стоял маленький деревянный особняк. Лёка забиралась на крылечко и играла в дом, как будто он опять у нее есть, и все живы: и папа, и мама, и бабушка, и кот Зайка. Лёка говорила: «Трик-трак». И делала вид, что поворачивает ключ в замке.
Однажды она играла и грызла сухарь. Вернее, половинку сухарика, что от полдника осталась. Хоть блокаду уже и сняли, но Лёка теперь никогда ничего не съедала сразу, оставляла на черный день. Хоть крошечку. И вдруг в заборе Лёка увидела чье-то лицо. Совершенно взрослое, даже старое, потому что небритое. Этот кто-то глаз не сводил с ее сухаря. Лёка точно поняла, что именно с сухаря. Сначала она спрятала сухарь за спину. Потом и сама повернулась к забору спиной. Но даже спиной Лёка чувствовала этот взгляд. Она поняла, что там кто-то голодный. Лёка вздохнула, но все-таки подошла к забору, отломила половинку половинки и протянула…
А Колька Безымянный, из старшей группы, подглядел. Безымянный — это была его фамилия, потому что он ничего не помнил, был старше Лёки, а даже фамилии не помнил. От голода, наверное. У Кольки внутри не осталось памяти, а осталась только ненависть.
— Что ты делаешь? — закричал Колька. — Это же вражина, фашист! Немец пленный, чтоб он сдох! Немцы у нас всех убили, а ты ему сухарь! Забери назад!
Лёка заплакала. Но назад забрать она не могла. Не потому что боялась, а — не могла. И объяснить Кольке тоже ничего не умела. В свои восемь лет Лёка хорошо знала, кто такие фашисты. Но ведь и у фашистов животы есть, а живот есть просит.
Колька так кричал, что прибежала мама Кира из 7-го класса. Мама Кира прижала к себе Лёку и увела.
А вечером Мария Константиновна собрала всех и велела:
— К забору ходить не нужно. Гуляйте в другой стороне.
Лицо у неё было грустное-грустное. Лёка подумала, что сторон для гулянья совсем уже не осталось. А потом нечаянно услышала, как Мария Константиновна сказала нянечке Шуре:
— Откуда у нее только сила взялась на жалость?
И Лёка поняла, что Мария Константиновна на нее не сердится. И что жалеть — не стыдно. А это было самое главное.
С тех пор тайком они прокрадывались к забору и кормили пленных немцев. У них была такая банка от «Лендлизовской» тушенки, они в банку сливали суп, кто сколько мог, и кормили.
Немцы эти были очень тихие, все время бормотали что-то про танки и шины. Лёка спросила у Киры, что это значит: «Танки-шины?»
Мама Кира сказала, что по-немецки это «спасибо». «Данке шеен».
А к лету уже и Колька стал с ними ходить. Девочки ничего ему не говорили, и он девочкам — тоже ничего. Да и что тут скажешь!
Немец, тот, которому Лёка первому полсухаря дала, вырезал для Лёки маленькую куколку. Из губной гармошки. Лёка не знала, можно ли взять у фашиста. Но он протягивал и улыбался. И Лёка опять подумала: «Хоть и фашист, а живой ведь. Не взять, все равно что ударить».
А в начале лета их детский дом номер двадцать пять сажал на Песочной набережной деревья. Лёка могла схватить самый крепкий, самый красивый саженец, ведь она первая стояла, потому что ростом была меньше всех и выбирала первой. Но Лёка выбрала самое тонкое кривое деревце, на которое никто даже не смотрел. «Пусть оно тоже будет расти через много лет», — подумала Лёка. Все лето и осень она приходила к своему саженцу и поливала его из склянки.
К первой годовщине Победы дерево зазеленело. А им в детском доме выдали новые пальто. Правда, Лёке оно было великовато, пальто пришлось подрезать прямо на ней, но подумаешь, мелочи! В тот день все казалось счастьем…
ПОСЛЕ ТОЧКИ
Девочка, которую в детском доме все называли Лёкой, став взрослой — Ольгой Ивановной Громовой, — выбрала себе профессию врача.
У этого доктора был счастливый дар: она не только прекрасно оперировала, но и умела выхаживать больных. Ольга Ивановна обладала способностью — жалеть так, что это было ничуть не обидно. Многие люди до сих пор говорят ей спасибо. Я — тоже.
Однажды Ольга Ивановна привела меня в Вяземский садик. На то самое место, где детский дом № 25 сажал деревья почти полвека назад. В старую аллею на Песочной набережной, рядом с Малой Невкой.
Липы эти разрослись, стали красивыми и тенистыми. Где-то там, среди них, и ее липка, которая была когда-то маленьким кривым прутиком…
Ольги Ивановны нет теперь на свете. Но в День Победы я всегда поминаю ее, светлая ей память…
