Рассказ кусок хлеба е лисина
добрые богатыри. На наш воз, пахнущий затхлостью и хле
вом, ветер навевает медовый запах. «Хлебом пахнет. » — ме
Мы слезаем с воза около столовой. Меня тянет туда по
смотреть, есть ли там хлеб, но все же решаю по-другому:
сначала надо дело закончить. Сделаю дело, а потом уж. а
потом уж будет праздник! Я беру сестру за руку и веду к
Держась за руки, мы входим в больницу.
Внутри — длинный коридор. По обе стороны — двери. Пе
ред одной из них собралась толпа калек. Те, которым не хва
тило места на скамейке, стоят или сидят на полу.
— Здесь смотрят инвалидов? — спрашиваю я у высокого
Он хочет ответить, но у него начинает трястись голова. Мне
страшно, и я невольно отступаю назад. Мужчина, видя как
напугал меня, и сам пугается и, чтобы заглушить свой хрип,
одной рукой закрывает рот, другой указывает мне на дверь.
Мы располагаемся на полу. Вровень с моим плечом кто-
то протянул на стул распухшую, завернутую шерстяным плат
ком ногу. Поднимаю голову и вижу рядом на скамейке ста
рую женщину, это ее нога так распухла.
— Что с вашей ногой? — допытываюсь я.
— Косили допоздна, вот в темноте и поранилась.
— Это хорошо. Вам запросто дадут инвалидность. А вот у
моей сестры и ноги, и руки целы, только голова кружится.
Очередь двигается помаленьку: люди заходят и выходят. Все
они могли бы быть здоровыми, крепкими, но один из них —
без руки, другой — без ноги, а третий и вовсе без глаз. Я
вспоминаю мамины слова: «Пусть без рук, без ног, слепой,
но только бы ваш отец вернулся с войны. » Сейчас смотрю
на таких людей, и каждый из них кажется моим папой.
. Кто-то трясет меня за плечо:
— Не плачь, доченька, не плачь, маленькая.
Успокаивающий — сосед мой. Он сидит, перевязанный
ремнем, на маленькой тележке. Ноги его отрезаны выше ко
лен. Культи он обернул пустыми штанинами, лоснящимися,
как старая кожа. Но страшнее всего его руки: слишком длин
ные для короткого квадратного тела, их плоские ладони по
Рассказ кусок хлеба е лисина
еще теплые. Мой рот наполняется слюной. Но мы их съедим
не сейчас. Моя мечта — как сказка: когда пойдем домой, мы
сядем в поле у дороги: поле — огромное-огромное, вдалеке
видно то дерево, которое показалось мне родным, мы сидим
с Лизук на траве и смотрим на него, надо, чтобы поблизости
никого не было, я разломлю один кусок пополам, и, никого
на стесняясь, медленно-медленно, долго-долго мы будем есть
хлеб. Хорошо бы другой кусок донести до дома. А там разде
лим его на три части — и опять будем есть хлеб!
Нам приносят миску супа. Мама учила нас всякую еду де
лить поровну, и мы решаем есть суп по очереди. Но ждать,
когда Лизук проглотит ложку, — мучение: мы вчера ели с
ней свербигу, может быть, поэтому, а может, от простуды,
но губы сестры сильно распухли, она не может глотать горя
чий наперченный суп, ждет, чтоб он остыл, дует. Это как
насмешка надо мной, только душу травит. Не выдержав, я
придумываю другой способ. Лизук безропотно соглашается.
Теперь каждый ест по две ложки. Я проглатываю их мигом,
потом сижу и жду. Наверное, до Лизук дошло, как я муча
юсь, она уже не дует, торопится, после каждого глотка сто
На дне миски осталось еще три-четыре ложки, когда я
увидела, что мимо окна проходит доктор. Куда он идет? Не
ужели закончили работу? А вдруг он пошел домой? Потом
ведь его не найдешь!
— Лизук, ты сиди тут, смотри, без меня суп не ешь. И
хлеб не трогай! — наказываю я и бросаюсь на улицу.
Догоняю доктора и трогаю его за рукав:
Показываю ему бумажку:
— С этой бумажкой нам дадут сено?
Доктор не понимает моих слов. Тогда я спрашиваю во вто
— С этой бумажкой нам разрешат косить сено?
По лицу доктора я вдруг догадываюсь, что по этой бумаге
нам ничего не дадут. Передо мной по краю ясного неба вверх-
вниз, вверх-вниз качается солнце, и его красные лучи ши
роким потоком ползут ко мне по железной крыше. Я не могу
объяснить по порядку. Вокруг нас собирается толпа. Слышит
