1902 ru glassy FB Tools, FB Editor v2.0 2005-09-21 http://www.leonidandreev.ru/ E84BB72B-1528-47DD-90C7-6D9BB83ED2EB 1.1 1998
Леонид Николаевич Андреев
И то, что впереди стало темно, не прервало и не изменило их разговора. Такой же ясный, задушевный и тихий, он лился спокойным потоком и был все об одном: о силе, красоте и бессмертии любви. Оба они были очень молоды: девушке было всего семнадцать лет, Немовецкому на четыре года больше, и оба они были в ученической форме: она в скромном коричневом платье гимназистки, он в красивой форме студента-технолога. И как и речь, все у них было молодое, красивое и чистое: стройные, гибкие фигуры, словно пронизанные воздухом и родные ему, легкая упругая поступь и свежие голоса, даже в простых словах звучавшие задумчивой нежностью, так, как звенит ручей в тихую весеннюю ночь, когда не весь еще снег сошел с темных полей.
Они шли, сворачивали там, где сворачивала незнакомая дорога, и две длинные, постепенно утончающиеся тени, смешные от маленьких головок, то раздельно двигались впереди, то сбоку сливались в одну узкую и длинную, как тень тополя, полосу. Но они не видели теней и говорили, и, говоря, он не сводил глаз с ее красивого лица, на котором розовый закат точно оставил часть своих нежных красок, а она смотрела вниз, на тропинку, отталкивала зонтиком маленькие камешки и следила, как из-под темного платья равномерно выдвигался то один, то другой острый кончик маленькой ботинки.
Дорогу пересекла канава с пыльными, обвалившимися от ходьбы краями, и они на миг остановились. Зиночка подняла голову, обвела вокруг затуманенным взглядом и спросила:
— Вы знаете, где мы? Я здесь ни разу не была.
Он внимательно оглядел местность.
— Да, знаю. Там, за этим бугром, город. Давайте руку, я вам помогу.
Он протянул руку, нерабочую руку, тонкую и белую, как у женщины. Зиночке было весело, ей хотелось перепрыгнуть канаву самой, побежать, крикнуть: «Догоняйте!» — но она сдержалась, слегка, с важной благодарностью наклонила голову и немного боязливо протянула руку, сохранившую еще нежную припухлость детской руки. А ему хотелось до боли сжать эту трепетную ручку, но он также сдержался, с полупоклоном, почтительно принял ее и скромно отвернулся, когда у всходившей девушки слегка приоткрылась нога.
И снова они шли и говорили, но головы их были полны ощущением на минуту сблизившихся рук. Она еще чувствовала сухой жар его ладони и крепких пальцев; ей было приятно и немного совестно, а он ощущал покорную мягкость ее крохотной ручки и видел черный силуэт ноги и маленькую туфлю, наивно и нежно обнимавшую ее. И было что-то острое, беспокойное в этом немеркнущем представлении узкой полоски белых юбок и стройной ноги, и несознаваемым усилием воли он потушил его. И тогда ему стало весело, и сердцу его было так широко и свободно в груди, что захотелось петь, тянуться руками к небу и крикнуть: «Бегите, я буду вас догонять», — эту древнюю формулу первобытной любви среди лесов и гремящих водопадов.
И от всех этих желаний к горлу подступали слезы.
Длинные, смешные тени исчезали, и дорожная пыль стала серой и холодной, но они не заметили этого и говорили. Оба они прочли много хороших книг, и светлые образы людей, любивших, страдавших и погибавших за чистую любовь, носились перед их глазами. В памяти воскресали отрывки неведомо когда прочитанных стихов, в одежду звучной гармонии и сладкой грусти облекавших любовь.
— Вы не помните, откуда это? — спрашивал Немовецкий, припоминая: — «…и со мною снова та, кого люблю,[1] — от которой скрыл я, не сказав ни слова, всю тоску, всю нежность, всю любовь мою…»
— Нет, — ответила Зиночка и задумчиво повторила:
«Всю тоску, всю нежность, всю любовь мою…»
— Всю любовь мою, — невольным эхом откликнулся Немовецкий.
И снова они вспоминали. Вспоминали чистых, как белые лилии, девушек, надевавших черную монашескую одежду, одиноко тоскующих в парке, засыпанном осенней листвой, счастливых в своем несчастье; они вспоминали и мужчин, гордых, энергичных, но страдающих и просящих о любви и чутком женском сострадании. Печальны были вызванные образы, но в их печали светлее и чище являлась любовь. Огромным, как мир, ясным, как солнце, и дивно-красивым вырастала она перед их глазами, и не было ничего могущественнее ее и краше.
— Вы могли бы умереть за того, кого любите? — спросила Зиночка, смотря на свою полудетскую руку.
— Да, мог бы, — решительно ответил Немовецкий, открыто и искренно глядя на нее. — А вы?
— Да, и я, — она задумалась. — Ведь это такое счастье: умереть за любимого человека. Мне очень хотелось бы.
Их глаза встретились, ясные, спокойные, и что-то хорошее послали друг другу, и губы улыбнулись. Зиночка остановилась.
Русский апокалипсис. Рассказ Леонида Андреева «Бездна».
Об этом рассказе я узнала от Дмитрия Быкова. Заинтриговал он меня, когда рассказал, что автор в свое время говорил так: «Будьте любезны, не читайте «Бездны».
Ну и как, скажите на милость, после таких слов можно не броситься на ее поиски?!
Нашла. Прочитала. Потом решила прочесть еще дополнительные материалы.
Сразу оговорюсь: это чтение для взрослых, для тех, у кого крепкая психика и трезвый взгляд на жизнь. Ну а несовершеннолетним, особо нравственным или особо чувствительным лучше обходить его стороной.
Рассказ очень тяжелый. Очень страшный и мучительно леденящий душу. Несмотря на упоительные и невероятно чувственные описания природы.
Сам рассказ можно прочесть здесь .
Ну а отрывки из некоторых комментариев и пояснений к нему я выложу ниже.
Комментарии и пояснения
«Л. Н. отстаивал правдоподобие и реальность сюжета, придавал ему универсальный смысл и прямо заявлял, что, по его мнению, всякий человек, поставленный в те же условия, что и Немовецкий, независимо от степени его культурности и классового положения, сделал бы то же: упал бы в «бездну».
Сохранилось свидетельство и о чтении «Бездны» у М. Горького в Крыму 13 января 1902 г.:
Писали, что «молодой автор», следуя за Г. Мопассаном, создал в погоне за оригинальностью «образцовую гнусность», произвел выстрел по человеческой природе. Шум вокруг «Бездны» приобретал значение литературно-общественного скандала. Все это заставило Андреева выступить в печати с объяснением его намерений и идейного замысла произведения.
В том же письме М. Горькому Андреев излагает свой план «пустить «Бездну» во второй книжке вместе с «Антибездной», которую он хочет «написать в целях всестороннего и беспристрастного освещения подлецки-благородной человеческой природы». «Антибездны» Андреев не написал, но, признавая неудачу «эпатирующего» финала рассказа, предоставил слово. герою рассказа студенту Немовецкому:
И всё, что написал про меня Леонид Андреев, действительно было, хотя и не так, как он это написал. Я давно начал писать вам о том, что вы прочтете ниже, но затем бросил. Подумал: к чему писать? Того, что написал Леонид Андреев, не то что не уничтожишь пером, а не вырубишь и топором. Да и не один Леонид Андреев обо мне писал. Поносили меня и Буренин, и все кому не лень. Даже приличнейший г. Скабичевский и тот облил меня грязью и объявил, что я представитель той лжеинтелдигенции, которая только на словах что-то проповедует, а на деле оказывается отребьем человеческого рода.
Затем все это как-то затихло, а теперь опять. Нет. Это уж слишком. Я не могу допустить, чтобы это так продолжалось, и объявляю во всеуслышание, что никогда не был повинен в том, в чем меня обвиняет Л. Андреев. Никогда. Я повинен кое в чем, может быть, гораздо худшем, гораздо более гнусном, но не в том.
Теперь расскажу, как все было, расскажу все без утайки.
Сначала, действительно, вcе было, как описывает Леонид Андреев. Если же и было не совсем так, то у Леонида Андреева оно описано с такой яркостью и силой, что я и сам теперь уже не могу себе представить, чтобы это было как-нибудь иначе. Да, все это так и было. Зиночка бросилась бежать. Вслед за ней кинулись эти проклятые бродяги, а на меня набросился один из них, и через несколько мгновений я, избитый, полетел в овраг. В безумном страхе я искал ее и, неожиданно, наткнулся на ее тело. Я упал подле нее на колени и целовал ей руки, дул ей в лицо, тормошил ее и всячески старался привести в сознание. Я понимал, какому ужасному поруганию подвергли ее, и это сознание, как будто, рождало боль в моей душе. Но все это тонуло в каком-то отчаянии и страхе, что она не проснется, что она умирает. Сердце мое билось, и в мучительной тревоге мысли мои путались в какой-то пестрый хаос. Наконец она глубоко вздохнула и открыла глаза. О счастье, о радость! Она жива и будет жить. И, забыв все на свете, я целовал ее руки и чувствовал, как на них из моих глаз скатывались слеза за слезой. И я поднял ее и помог ей встать. Разорванное платье обнажало ее плечи и грудь, и я старался прикрыть их, насколько возможно. Она, очевидно, еще не вполне пришла в себя и как-то странно озиралась, даже не замечая своего разорванного платья и наготы своих плеч. И вдруг она все вспомнила и поняла. Глаза ее широко раскрылись, из груди ее вырвался стон и, закрывая свою обнаженную грудь трясущимися руками, она с глухим рыданием прильнула ко мне и, точно ища защиты, спрятала свое лицо на моей груди. И вдруг я тоже все понял, понял уже не только умом, не только сознанием, но и всем сердцем, всем своим существом.
С тех пор мы больше не видались. Я слышал, что она была долго и тяжело больна, но к ней я не пошел.
Я знаю, что тогда заговорил во мне не человек, а зверь. От этого сознания в душе моей живет ненависть к самому себе. И все-таки она, Зина, которую я так любил даже за полчаса до всего, что совершилось, стала для меня чужой, жалкой, ненужной и даже физически противной.
Я вовсе не хочу оправдываться. Я думаю, что все, содеянное мной, много даже хуже того, что мне приписал г. Леонид Андреев. Если бы я совершил гнусность, которую он мне приписал, это был бы редкий и даже исключительный случай. Это было бы какое-то минутное затемнение рассудка животной страстью и только. То же, что совершилось со мной, именно потому и страшно, что оно не чуждо никому. С большей половиной человеческого рода произошло бы наверное то же. Разве не ревнуем мы наших жен ко всем их прежним увлечениям, и разве примиритесь вы хоть когда-нибудь с фактом, если узнаете, что ваша сияющая невинной чистотой невеста когда-то любила и принадлежала другому? Разве это воспоминание не будет отравлять вам каждой минуты восторга, который вы будете переживать вновь с ней? И, любя ее, разве не будете вы ее в то же самое время презирать и ненавидеть.
А если ваша невеста подвергнется тому же, чему подверглась Зина, разве вы так, без колебаний, женитесь на ней.
Вот все, что я хотел сказать в свое оправдание, а, может быть, и обвинение.
Примечание редакции. По наведенным справкам ни в одном техническом учебном заведении не оказалось студента с этой фамилией. Таким образом, письмо это является просто оригинальным приемом критики «Бездны». Помещаем его в виду интереса, который возбуждает теперь снова этот напечатанный нами год тому назад рассказ нашего уважаемого сотрудника («Курьер», 1903, No 8, б марта).
«Письмо» Немовецкого и явилось в известной степени объяснением Андреева с Л. Н. Толстым.
Ну и комментарий Дмитрия Быкова об этом рассказе:
« Говорили с другом про рассказ «Бездна» Андреева. Друг считает, что в нём нет ничего, кроме реализма. А Толстой утверждает обратное и ругает Андреева. Что же схвачено в этом рассказе? »
Может такое быть или нет? Я думаю, что здесь Андреев коснулся очень важной темы — темы виктимности, конечно. И эта виктимность, жертвенность, вид жертвы — это привлекательно для людей определённого плана. И в этом есть какой-то мощный сексуальный зов. Думаю, что здесь Андреев угадал очень опасную тенденцию. Надо сказать, что этот рассказ-то — в общем-то, притча. И конечно, речь идёт здесь о более широком, что ли, вопросе, нежели просто участие в групповом изнасиловании. Да, конечно, здесь эротические коннотации тоже есть, но суть рассказа, разумеется, не в них.
Так что Андреев поймал очень чётко один из самых страшных инстинктов толпы.
Конечно, «Бездна» слишком истерична и, пожалуй, физиологична. Но, с другой стороны, наблюдение, самонаблюдение, конечно, очень точное.
«Бездна» Леонид Андреев
Я давно являюсь поклонницей творчества Андреева. А с тех пор, как прочитала «Красный смех», поняла окончательно, что этот автор теперь в числе моих любимчиков.
Рассказ «Бездна» покорил меня с первых строк: сначала изумительным языком автора, затем — постепенно нагнетающей атмосферой. К финалу моё тело покрылось мурашками, ладони стали влажными, сердце билось неравномерно, а сон как рукой сняло (читала на ночь).
Началась история довольно спокойно. Двое молодых людей — 17-летняя Зиночка и 21-летний студент Немовецкий — гуляли, наслаждаясь обществом друг друга. Ближе к вечеру они немного заплутали. Чтобы попасть в город коротким путём, им необходимо было пройти через поле и небольшой лесок.
«И тьма сгущалась так незаметно и вкрадчиво, что трудно было в нее поверить, и казалось, что все ещё это день, но день тяжело больной и тихо умирающий.»
Андреев меня удивил. Думаю, для тех времён довольно смелый сюжет. Если честно, я до последнего момента не ожидала такой развязки.
Автор показал, как легко любой человек может окунуться в свою бездну. Ты её не замечаешь, игнорируешь, но в определенных обстоятельствах она приблизится к тебе на расстоянии вытянутой руки. И в момент, когда уже невозможно будет отвернуться, ты должен будешь сделать свой выбор: либо остаться на поверхности, либо погрузиться во тьму с головой.
Дубликаты не найдены
Книжная лига
11.3K постов 54.7K подписчиков
Правила сообщества
Мы не тоталитаристы, здесь всегда рады новым людям и обсуждениям, где соблюдаются нормы приличия и взаимоуважения.
При создании поста обязательно ставьте следующие теги:
«Ищу книгу» — если хотите найти информацию об интересующей вас книге. Если вы нашли желаемую книгу, пропишите в названии поста [Найдено], а в самом посте укажите ссылку на комментарий с ответом или укажите название книги. Это будет полезно и интересно тем, кого также заинтересовала книга;
«Посоветуйте книгу» — пикабушники с удовольствием порекомендуют вам отличные произведения известных и не очень писателей;
«Самиздат» — на ваш страх и риск можете выложить свою книгу или рассказ, но не пробы пера, а законченные произведения. Для конкретной критики советуем лучше публиковаться в тематическом сообществе «Авторские истории».
Частое несоблюдение правил может в завлечь вас в игнор-лист сообщества, будьте осторожны.
Очень нравится его «Кусака» и другие рассказы. Душевный надрыв, рухнувшие надежды. очень мрачный писатель. Но хороший)
Да, «Кусаку» помню ещё по школе.
Немного иные эмоции испытывала при прочтении, не страх.
О, здравствуйте, коллега. Тоже один из моих любимых писателей. И один из близких по духу.
Здравствуйте) Да, мне тоже близок по духу.
Кстати, «Бездна» был первым произведением Андреева. Мне его как раз посоветовали, потому что посоветовавший человек посчитал, что в моем тогдашнем творчестве много схожих ноток с этим рассказом. В то время его и в магазинах было не достать, это год 2006-2008. А сейчас просто книги из разряда «забрать с собой при пожаре».
Если это так, то с удовольствием прочитала бы ваши творения)
Как с вами можно связаться?
Вот, можете написать здесь
Дневник Сатаны читал пару раз, рекомендую
Но не буду спорить: есть такой возраст и такое состояние души, когда оно заходит на «ура»
Не знаю, какой должен быть возраст, но вот в душе у меня всегда будет местечко для творчества Андреева
Я не пытался угадать. Каждый декадентствует по-своему.
Лариса | Анна Пашкова
Лариса спала плохо и беспокойно — да и назовёшь ли это сном? На маленькой тахте, накрытой то ли простынёй, то ли тонкой тряпицей, женщина полусидела-полулежала на подушках в предчувствии, что скоро придётся открыть глаза. Первым просыпался маленький Антошка.
«Баба», — звал он сначала тихо, потом требовательно. Лариса поднималась, пытаясь нащупать тапки в темноте, находила одну и хромала до деревянной кроватки, вынимала внука, прижимала его, полусонного, тёплого и тяжёлого, к груди. Она любила эти минуты. Весь дом ещё спал. В соседней комнате нервно ворочался муж. Он работал допоздна, утром уходил в университет читать лекции. Муж злился, когда его отвлекали. Заглядывая в его комнату, Лариса отмечала, что он всё ещё красив. Высокий, седой, он нравился всем, даже своим студенткам. В нём были именно те благородство и красота дореволюционного учителя, о которых Лариса читала в книгах. Давно, когда сама была его студенткой. О красоте мужа она думала с гордостью. Лариса подходила с Антошкой к длинному зеркалу в коридоре. «Купить бы новый халат», — она разглядывала с ног до головы усталую женщину, которую иногда даже не узнавала. Лариса была младше мужа на восемнадцать лет. Выглядели они ровесниками.
Пасынок Митенька вставал позже всех. Молча завтракал, отвозил жену на работу. Ольга иногда помогала Ларисе, но чаще была недовольна её работой. Антошка не слушался, капризничал, бабушка его баловала и совсем не воспитывала. Лариса не знала, как это делать: её саму воспитывал муж с тех пор, как она появилась в этой квартире с высокими потолками, через год после смерти Митиной мамы — мальчику тогда было два года. Она чувствовала себя вторым ребёнком — и не всегда старшим. В детстве Митя её любил и даже звал играть на равных. С отцом он ничем не делился, и Лариса гордилась тем, что у них есть общие тайны.
Когда Мите было восемь лет, она подобрала крошечного таксика. «Малыш, — подумала Лариса, — я назову его так». Малышу кто-то связал жилетку и вывел в ней на мороз. Щенок увязался за Ларисой и бежал, высунув язык, до самого дома. «Что с тобой делать? — вздохнула она и подняла его на руки. Лариса знала, что Миша будет против, и всё-таки храбрилась. — Кто я тут? Гостья или полноправная хозяйка? Я живу в этом доме шесть лет. Митя обрадуется…».
Митя обрадовался. Размечтался, как будет гулять с Малышом на поводке, возьмёт его летом на дачу. «Можно он будет спать со мной?» — попросил сын. Лариса, поколебавшись, ответила, что лучше бы устроить щенка на подстилке в коридоре. Она тоже воображала радостные картины летних прогулок с Митей и Малышом. «Завтра надо будет свозить его к ветеринару, купить ошейник», — решила Лариса.
Миша вернулся вечером, Малыш прибежал к порогу встречать. Он успел освоиться в новом доме и радостно носился за Митей, оглашая весь дом хриплым лаем.
— Что это? — спросил Миша.
Лариса вдруг почувствовала, что снова сидит у него на экзамене.
— Мы с Митей подобрали собачку, Малыш совсем замёрз, — улыбнулась она, зачем-то записав к себе в сообщники Митеньку.
— Чтобы завтра его тут не было. Никаких собак в моём доме.
Митя плакал всю ночь. Лариса лежала рядом, Малыш свернулся у них в ногах.
— Мы его отвезём в приют, к другим собачкам, ему там будет хорошо! Тут у него нет друзей… — она сама не верила своему радостному голосу. — А хочешь, завтра не пойдём в школу?
На следующий день Митя не пошёл в школу. Малыш был в той же жилеточке, Лариса прижимала его к себе, укрывая от холода шарфом. Щенок уткнулся тёплым носом ей в шею, лизнул её и тихонько забил хвостом.
Они ехали на метро через весь город. За железными воротами стоял ряд вольеров, из каждого блестели несколько пар чёрных глаз. Железные миски ещё не остыли от овсяной каши, которую разносил собакам на завтрак мальчик чуть старше Мити. Когда дверь вольера закрылась, Малыш завыл. Они слышали его вой до самой автобусной остановки. В тот день Митя съел свой первый гамбургер и выпил первую газировку. Они не сказали об этом папе.
Иллюстрация Ксюши Хариной
Так на общих секретах зародилась их дружба, они копились один за другим. Отец не знал про Митин первый поцелуй и первую сигарету, и что сын не собирался после школы учиться на врача. Даже Олю Митя привёл знакомиться с родителями, когда отца не было дома. Случайно или нарочно.
Чем больше Лариса сближалась с Митей, тем сильнее отдалялась от Миши, словно ничего у них не было. Ни прогулок по университетскому парку. Ни того дождя, когда рассеянный красивый профессор отдал ей свой пиджак, как будто не заметив, что она в плаще и дождевике, а у него только тонкая рубашка.
Лариса не знала, разочарован ли он, что у них так и не появилось общих детей или, наоборот, рад, что Мите досталась вся её любовь? Благодарен ли ей, что она не стала защищать кандидатскую, чтобы не получить хорошую должность в их университете? Догадывался ли, что работу она всё-таки дописала и убрала в стол, потому что видела, как Миша нахмурился, когда читал первые страницы? Это значило, что ему понравилось — а тех, кто ему нравился, он никогда не любил…
Решение о том, что с Антошкой будет сидеть именно Лариса, приняли негласно. Оля заявила, что с осени выходит на работу. Митя и Миша промолчали.
И муж, и сын, и невестка были высокими, черноволосыми, с аристократичными тонкими чертами лица. Белокурый, с пухлыми румяными щёчками и ручками в перетяжках Антошка больше напоминал Ларису на детских фотографиях. Он словно был её, Ларисиным, ребёнком.
— Признавайся, ты бабушкин! Ба-буш-кин! — шутила она.
И Антоша заливался смехом, тянул к ней ручки, обвивал её шею и осыпал поцелуями. Ольга была права: бабушка его баловала, но иначе она не могла.
Единственным Ларисиным увлечением были походы к врачам. Миша называл это «турне». У Ларисы болело то справа, то слева. Или даже не болело, а покалывало. Порой она натыкалась на медицинскую статью в журнале и находила у себя все симптомы. Лариса и сама уже не могла понять, где у неё болит, поэтому привыкла ориентироваться на мнение Миши.
— Миша, если колет где-то в районе лопатки, стоит сходить к врачу? Или, может, просто неудобный стул?
— Сходи к врачу, — советовал Миша, не отрываясь от газеты.
Тогда она шла в маленькую частную клинику у дома. Администратор её уже знала, Лариса боялась, как «ту сумасшедшую старуху». Встречали её всегда приветливо, но разговаривали, как с маленькой: «Сейчас мы нашу Ларису Николаевну проводим к Алексею Евгеньевичу, и Алексей Евгеньевич скажет, что попить…»
Лариса стыдилась признаться себе, что её подкупали настойчивая забота, ласковые голоса, добрые руки, которые брали её и сами вели, а не требовали, чтобы она вдруг выросла и шла, принимая самостоятельные решения и совершая какие-то поступки.
Да, ей нравилась эта доброта, она платила за нее, тем более что даром никто с ней приветлив не был. С мстительной решимостью Лариса искала очередной повод обратиться за помощью. У неё чесалась рука и ныло в плече, слезились глаза и стучало в висках. Ей хотелось крикнуть за ужином: «Вам всем всё равно, но есть те, кому не плевать! Я буду ходить к ним снова и снова. Смейтесь сколько влезет, я всё равно пойду».
Вскоре кто-то начинал беспокоиться по-настоящему, и ей становилось стыдно. Особенно тяжело это воспринимал Антошка.
— Ну что ты, милый! Просто бабушка уже старенькая.
— Старенькая, да удаленькая! — цедила Ольга.
С Антошкой они ходили гулять в лес. Лариса уставала, потому что полдороги несла его на руках. Он часто останавливался, рассматривал камушки и листочки. Она вспоминала, что Митя тоже любил остановиться и поговорить с муравьями. Лариса даже хотела купить ему муравьиную ферму, но Миша не разрешил.
— Не плачь, муравьишка! — приговаривал маленький Митя. — Ты вырастешь, и у тебя будет колечко. Ты подаришь его невесте, у вас будет свадьба…
Он помнил свадьбу папы с Ларисой. Праздновали скромно: Миша позвал только своих друзей, её друзей пригласить было неловко, ведь они тоже были его студентами. Мама Ларисы, хоть тогда и была ещё жива, не поехала. Слишком долго и далеко, к тому же Миша не слишком её уговаривал. Митю оставили дома с няней, он плакал и просился со всеми. Митя только проснулся и стоял босичком в коридоре, без штанишек, когда все уезжали. С горшком в руках.
— Возьмём его, Миша? — попросила Лариса.
Миша пожал плечами:
— Ему и надеть нечего. Будет капризничать.
И Митя остался дома. После свадьбы Миша представил Ларису уже официально: «Теперь это — твоя мама», — но Митя звал её Лариса, как папа, хотя родную маму не помнил. По неопытности, стараясь понравиться Мите, Лариса однажды купила ему большое ведёрко мороженого. И Митя слёг! Он никогда не болел так сильно, даже Миша заволновался, накричал на Ларису.
Митя лежал с грелкой на лбу. Перед глазами у него всё плыло. Лариса стояла, вжав голову в плечи, и нервно ковыряла заусенцы на ногтях.
— Ты теперь должна заботиться о ребёнке, а не валяться с книжками. Если хотела учиться — надо было учиться, а не прыгать в постель!
Митя не понимал, почему нельзя прыгать в постель, если там так тепло и мягко. Он хотел позвать Ларису, но болело горло, а имя было слишком сложным. И, когда папа ушёл, он прохрипел: «Мама… мама».
Лариса вздрогнула. Она не сразу поняла, что обращаются к ней. Лариса подошла к мальчику и погладила его по голове, поцеловала лоб, чтобы проверить температуру.
— Я никогда раньше не ел мороженое, мама, — тихо сказал Митя.
Он часто защищал Ларису от отца. Миша всё больше отдалялся от них, уходил в комнату, хлопнув дверью, зарывался в свои дела, важные и большие. Совсем не такие, какие были у Мити с мамой.
Папа писал научную работу, а они гуляли по лесу и смотрели на муравьёв. Лариса однажды поймала ему большого жука-бронзовку, и тот целую неделю жил в коробочке! Митя старался не болеть, чтобы не подводить маму, и сильно волновался, если всё-таки заболевал. Если папа приходил, а он лежал в постели, Митя первым делом старался убедить его: «Я сам! Я прыгал по лужам и сапоги протекли».
— А я давно говорил тебе купить ему новые сапоги, — замечал муж Ларисе.
Теперь она гуляла с Антошкой, Митиным сыном, но то и дело останавливалась, потому что у неё кололо в боку. Она шла с трудом и присаживалась отдохнуть каждые пять минут. Антошка ждал любимую «бабу».
— Расскажи ещё про муравьёв! — умолял он.
И Лариса придумывала невероятные истории о муравьиных царствах, о колониях-захватчиках и муравьиных принцессах. Она вспоминала, что когда-то хорошо писала, и преподавательница по русской литературе просила её не бросать учёбу, но Лариса думала об этом без сожаления. Эти события казались ей такими же невероятными и далёкими, как муравьиные войны, о которых ей приходилось рассказывать Антошке.
В тот вечер они вернулись позже обычного. Ольга уже разогревала ужин, который Лариса приготовила перед прогулкой. Они сели за стол, Митя рассеянно потрепал по голове сына, Антошка принялся болтать о том, как много интересного они с бабой видели в лесу.
— Ничего, скоро у тебя будет ещё больше интересного. Мы переедем в большой город. Ты хочешь жить в большом городе? Где есть зоопарк и огромные машины?
— Да, да! — обрадовался Антошка.
— Митю приглашают работать в Петербург, — Ольга повернулась к Мише. — Пока вот думаем, нам с Антоном ехать сейчас или с осени — ему в следующем году в детский сад.
— Езжайте сейчас, — сказал Митя. — Что я там буду делать один? Да и мать летом отдохнёт немного, освободится.
— Антошка уезжает? — переспросила Лариса.
Глаза у неё наполнились слезами. Ещё сильнее закололо в боку.
— А баба поедет с нами? — заволновался Антошка.
— Нет, баба останется тут, но мы будем её навещать, и она приедет к нам в гости.
Переговоры шли долго, Лариса унесла Антошку спать. Она особенно крепко прижимала его к себе в тот вечер и баюкала даже после того, как услышала, что дверь в спальню Ольги и Мити хлопнула, а Миша щёлкнул в своей комнате выключателем. Она держала внука, пока перебиралась на тахту и, тревожно оглядываясь, что кто-то заметит, положила рядом с собой, чтобы встать рано утром и перенести обратно в кровать. Ныла левая рука, но Лариса боялась, что Антошка проснётся, и не вытаскивала её из-под него. Перед тем как крепко заснуть, Антошка, как и Митя, смешно дёргал ногой, словно пытался оттолкнуться и выпрыгнуть из сна, но не мог.
Лариса подумала, что утром надо записаться к Алексею Евгеньевичу, потому что ныл сустав. Она вспоминала, как бродила по лесу с маленьким Митей, но уже во сне он почему-то превратился во взрослого Антошку.
— Баба… Баба! — кричал он, как будто заблудился, хотя стоял совсем рядом.
— Ты что, опять спала с Антошкой? Его надо приучать к своей кровати! — нависал над ней во сне Миша.
— Она его и так разбаловала, — возмущалась Ольга.
Митя молчал. Лариса не понимала, как они оказались в лесу, и удивлялась, что не успела переложить Антошку, хотя вставала раньше всех взрослых в доме.
«Надо бы купить новый халат, — подумала она, проваливаясь обратно в сон, — а то поеду в гости к Антошке, а там и ходить не в чем. И поскорее поехать. Может, напроситься на первое время с ними, помогать?»
Переложить Антошку Лариса действительно не успела. Из комнаты вышли все одновременно — Миша, допоздна работавший над книгой, Ольга и Митя. Рядом с тахтой стоял испуганный Антошка.
— Баба замёрзла, — сказал он и заплакал.
Редактор Кристина Цхе
Анна Пашкова, город Москва. Автор повести «Бог его имя» (Чтиво, 2021). Выпускница филологического факультета МПГУ, журналист. С детства носит очки с толстыми стеклами. Любит семейные саги, еврейскую культуру, коллекционирует старинные фотографии, потому что считает, что истории не должны умирать.
