Рассказ «Двойной след»
Год издания рассказа:1927
Рассказ Пришвина «Двойной след» совсем не большое произведение. Тем не менее оно включено в школьную программу благодаря чему достаточно востребовано. Среди рассказов о природе Пришвина оно хоть и не выделяется, но несет в себе немало знаний о повадках животных, а людям есть чему у них поучиться.
Рассказа «Двойной след» краткое содержание
Как и в рассказе «Бежин луг» Тургенева действие произведения начинается во время возвращения с охоты. На этот раз у рассказчика «Двойной след» Пришвина охота выдалась неудачной. Возвращаться с пустыми руками не хотелось, да и голодно в то время было в деревне. Поэтому он вспомнил, что часто пугал в кустах можжевельника неподалеку, старого черного тетерева. Там же жила и курочка с молодым петушком. Только рассказчик спустил собаку Кенту, как она стала около одного куста, подтянув ногу. Сразу понятно черныш тут. Но тетерев хитрая птица. Она часто взлетает с другой стороны куста, и охотник не может выстрелить так как не видит ее. Зная это, наш рассказчик обошел куст, с другой стороны. Затем он дал команду: «Вперед Кентария!». Кентария была производным от Кэт, а то в свою очередь от Кити, как назвал собаку первый хозяин. Мы прошли куст, но тетерева не было. Он ускользнул пока рассказчик обходил куст. Погоня продолжилась через куст можжевельника. Тетерев наверно был очень слаб или боялся взлететь поэтому бежал. Погоня нас вывела на полянку осоки. В покрытой росой траве отчетливо виднелся след. Но в пылу охоты главному герою рассказа «Двойной след» Пришвина показалось что их два. Хотя сначала на это он не обратил внимания. И даже не подобрал поясок, оброненный кем-то. Он специально спешил и шумел дабы тетерев напугался и взлетел. Отчасти это помогло, и черныш залег в ольховом кусте.
Далее в рассказе Пришвина «Двойной след» читать можно о том, как главный герой обходит куст. Но когда он дает команду вперед, собака начинает крутить носом вправо. Она как бы говорила эта дичь сидит, а та бежит. Значит нам нужна та дичь. Совсем недалеко Кента встала. Я обошел куст и дал команду. Собака не медлила не секунды. Но вылетела серая матка, а не петух. Серое бы ее не спасло, но ее спас крик, который сразу остановил охотника. В то же время этот крик был сигналом и из куста ольхи вылетел петушок. Теперь я понял, что не привиделось два следа. Это курочка спасала свое потомство и поэтому специально отвлекла его и собаку. Так и вернулся наш рассказчик без дичи домой.
Рассказ «Двойной след» на сайте Топ книг
Произведение Пришвина «Двойной след» читать настолько популярно, что рассказ попал в наш рейтинг лучших книг классики. Кроме того, на этот раз он попал в рейтинг лучших книг для детей 2016 года и учитывая его наличие в школьной программе, имеет неплохие шансы повторить этот успех в следующем году.
войной след
Кто никогда не видел тетерева, не подумает, что самец и самка одна и та же птица тетерев. Самка у них просто серая курочка. Самец — черный с синим отливом, брови ярко-красные, хвост расходится лирой, и под лирой белый как снег подхвостник.
Однажды я очень неудачно охотился. Было совестно перед хозяйкой дома возвращаться без дичи. А главное, в деревне в это время не только мяса, но и хлеба трудно достать; что убьешь, тем и покормишься. Подходя к дому, я вспомнил, что неподалеку в еловом перелеске с можжевельником не раз спугивал старого петуха-черныша и еще там жила матка с одним молодым петушком, довольно взрослым.
Только я пустил собаку, она сразу стала сильно причуивать что-то на бруснике, потом подняла голову и втянула в себя воздух. Ноздри ее заиграли, глаза засверкали. Я сразу понял: петух был где-то здесь. Вот она осела на ногах, стала маленькая и, переступая медленно с лапки на лапку, повела к петуху. Мы немного прошли. Кента замерла возле одного куста и подогнула переднюю лапу. Она мне этим сказала:
Эти черныши не глупая птица. Слыша собаку, они часто забегают на ту сторону куста и вылетают там, охотник не может стрельнуть, потому что совсем ничего сзади не видит и только слышит: ту-ту-ту! — полетело. Но мы эту повадку их знаем и, когда собака стала, тихонечко обходим куст и так делаем, что на одной стороне собака стоит, на другой сам станешь с ружьем, а посередине петух.
Слово Кентария ничего не значит, неизвестно, как произошло от имени Кента, так же, как это имя произошло от Кэт и Кэт от первоначального, неудачно данного первым ее владельцем, Китти. Тот был не охотник, не понимал, что кричать на букву «и» громко получилась какая-то Кента, из Кенты в торжественных случаях, когда надо собаку ободрить и попросить двигаться, выходит Кентария. И окончательно Кентария не помогает, собака все стоит и дрожит, я говорю еще почему-то Фунтария. В этот раз, когда я сказал первое: «Вперед!» — она переступила одной только лапкой и показалась мне через кусты.
Переступила другой лапкой и опять стала.
И она прошла ко мне через весь куст. Мы встретились, петуха между нами, стало быть, не было.
— Где же он? — спросил я.
И она с таким же недоумением спрашивала меня:
До того смутилась, что смотрела на меня и не отходила.
— Дурочка,— сказал я,— да не в кармане же он у меня, просто он нас надул, поди поищи!
Она поиграла ноздрями и вдруг поняла: пока я куст обходил, он успел выбежать из него на эту полянку и по ней уйти в кусты можжевельника.
Наша охота продолжается. Впереди где-то в кустах можжевельника бежит петух. Взлететь ему очень не хочется, вероятно, болезненное линяние не дает ему уверенности в силе полета, думает: «С такими крыльями еще в кусту запутаешься, а лисица тут как тут».
Кенту он, конечно, принимает теперь за лисицу. А ноги у него очень быстрые. Если бы ему во всю силу-то пуститься, нам ни за что бы не догнать. Но ему страшно, что от сильного бега будет очень шевелиться трава и предаст его. Мне случалось подсматривать, как он бегает: пробежит немного, остановится, оглянется, прислушается и опять побежит.
И Кента за ним идет, как раз так, чтобы не отставать и не очень сильно нажимать. Она ход его чует по воздуху: он остановится — и она стоит, он идет — и она за ним.
«Будет ли когда-нибудь конец этому?» — подумал я, замирая, стараясь как можно тише за Кентой ступать.
Так смельчак решился бежать мокрой осокой, рассчитывая скоро уйти в большой лес. Я вижу на траве даже и его бродок: вся масса осоки от мелкого дождя седая, и там, где он прошел, зеленеет полоска,— росу он стряхнул.
Случается, от сильного напряжения при стрельбе из винтовки показываются две мушки: двоится в глазах. Так и тут у меня, должно быть, стало двоиться: я вижу два бродка. И еще вижу, пояс колечком лежит, хороший, новый, с пряжкой. В другое время с какой бы радостью прибрал я потерянный кем-то пояс. Теперь чуть-чуть покосился и тут же забыл, вот только теперь, как рассказываю, так и вспоминаю о поясе. А бродок все так шел двойной до леса. Очень раздумывать, однако, о том, что двоилось у меня в глазах или на самом деле след был двойной и как могло быть, что от одной птицы шел двойной след,— времени у меня не было. Я очень спешил и нарочно шумел, чтобы бегущий петух испугался и взлетел удобно для верного выстрела на чистой поляне. Напрасный труд: петух успел вбежать в лес. Однако маневр нам удался: петух напугался и замер в первом ольховом кусту, считая его своим последним убежищем. Кента окаменела, глаза загорелись, он здесь.
Обхожу куст. Вижу, напротив стоит Кента, он между нами, он здесь.
Медленно переводит глаза направо, потом за глазами и нос.
Неужели же на наших глазах он дерзнул бежать вбок из куста? Нет, так у петухов не бывает. Вот и Кента возвращает свой нос на прежнее место:
Она в таких случаях никогда не ошибается. И зачем я не сказал в эту минуту еще раз «вперед»? Я промедлил, а Кента перевела нос направо, опять быстро спросилась красными от напряжения глазами и тихонечко, переступая с лапки на лапку, повела вправо.
И как я не понял ее, ведь она мне говорила:
— Он здесь сидит, а то движется, и я должна идти туда, то важнее, то движется, это сидит и нас подождет, этот от нас не уйдет, а то скоро уходит.
Я не понял, даже не вспомнил, что след на траве был двойной.
Мы не долго прошли. Кента стала. Я обошел куст. В этот раз Кента нажала с первого слова. Тогда с треском и криком вылетел не черный петух, а серая матка.
Серое бы ее не спасло. Я не успел бы остановить приготовленное движение. Но крик дошел до меня, и я понял: это не петух, а запрещенная для стрельбы матка.
То не был, однако, крик испуга, очень задорный был крик торжествующей матери. Крик в то же время был и сигналом. Раздалось хлопанье крыльев и в том ольховом кусту, где мы так долго стояли: это улетел спасенный матерью петушок.
Теперь мне стало все понятно. С самого начала я шел не по чернышу, а по тетерке с петушком, и это не двоилось у меня в глазах от напряжения, а действительно след был от двух птиц. В ольховом кусту они были вместе: мать с сыном. Мать в последнее мгновение рискнула и на глазах у меня и собаки выбежала из куста, чтобы отманить собаку от сына и увлечь ее за собой. Кента обманулась. Я тоже обманулся. Матка спасла петушка, а я вернулся без дичи домой.
Пришвин М. «Двойной след»
Пришвин М. «ДВОЙНОЙ СЛЕД»
Кто никогда не видел тетерева, не подумает, что самец и самка одна и та же птица тетерев. Самка у них просто серая курочка. Самец — черный с синим отливом, брови ярко-красные, хвост расходится лирой, и под лирой белый как снег подхвостник.
Однажды я очень неудачно охотился. Было совестно перед хозяйкой дома возвращаться без дичи. А главное, в деревне в это время не только мяса, но и хлеба трудно достать; что убьешь, тем и покормишься. Подходя к дому, я вспомнил, что неподалеку в еловом перелеске с можжевельником не раз спугивал старого петуха-черныша и еще там жила матка с одним молодым петушком, довольно взрослым.
Только я пустил собаку, она сразу стала сильно причуивать что-то на бруснике, потом подняла голову и втянула в себя воздух. Ноздри ее заиграли, глаза засверкали. Я сразу понял: петух был где-то здесь. Вот она осела на ногах, стала маленькая и, переступая медленно с лапки на лапку, повела к петуху. Мы немного прошли. Кента замерла возле одного куста и подогнула переднюю лапу. Она мне этим сказала:
Эти черныши не глупая птица. Слыша собаку, они часто забегают на ту сторону куста и вылетают там, охотник не может стрельнуть, потому что совсем ничего сзади не видит и только слышит: ту-ту-ту! — полетело. Но мы эту повадку их знаем и, когда собака стала, тихонечко обходим куст и так делаем, что на одной стороне собака стоит, на другой сам станешь с ружьем, а посередине петух.
Слово Кентария ничего не значит, неизвестно, как произошло от имени Кента, так же, как это имя произошло от Кэт и Кэт от первоначального, неудачно данного первым ее владельцем, Китти. Тот был не охотник, не понимал, что кричать на букву «и» громко получилась какая-то Кента, из Кенты в торжественных случаях, когда надо собаку ободрить и попросить двигаться, выходит Кентария. И окончательно Кентария не помогает, собака все стоит и дрожит, я говорю еще почему-то Фунтария. В этот раз, когда я сказал первое: «Вперед!» — она переступила одной только лапкой и показалась мне через кусты.
Переступила другой лапкой и опять стала.
И она прошла ко мне через весь куст. Мы встретились, петуха между нами, стало быть, не было.
— Где же он? — спросил я.
И она с таким же недоумением спрашивала меня:
До того смутилась, что смотрела на меня и не отходила.
— Дурочка,— сказал я,— да не в кармане же он у меня, просто он нас надул, поди поищи!
Она поиграла ноздрями и вдруг поняла: пока я куст обходил, он успел выбежать из него на эту полянку и по ней уйти в кусты можжевельника.
Наша охота продолжается. Впереди где-то в кустах можжевельника бежит петух. Взлететь ему очень не хочется, вероятно, болезненное линяние не дает ему уверенности в силе полета, думает: «С такими крыльями еще в кусту запутаешься, а лисица тут как тут».
Кенту он, конечно, принимает теперь за лисицу. А ноги у него очень быстрые. Если бы ему во всю силу-то пуститься, нам ни за что бы не догнать. Но ему страшно, что от сильного бега будет очень шевелиться трава и предаст его. Мне случалось подсматривать, как он бегает: пробежит немного, остановится, оглянется, прислушается и опять побежит.
И Кента за ним идет, как раз так, чтобы не отставать и не очень сильно нажимать. Она ход его чует по воздуху: он остановится — и она стоит, он идет — и она за ним.
«Будет ли когда-нибудь конец этому?» — подумал я, замирая, стараясь как можно тише за Кентой ступать.
Так смельчак решился бежать мокрой осокой, рассчитывая скоро уйти в большой лес. Я вижу на траве даже и его бродок: вся масса осоки от мелкого дождя седая, и там, где он прошел, зеленеет полоска,— росу он стряхнул.
Случается, от сильного напряжения при стрельбе из винтовки показываются две мушки: двоится в глазах. Так и тут у меня, должно быть, стало двоиться: я вижу два бродка. И еще вижу, пояс колечком лежит, хороший, новый, с пряжкой. В другое время с какой бы радостью прибрал я потерянный кем-то пояс. Теперь чуть-чуть покосился и тут же забыл, вот только теперь, как рассказываю, так и вспоминаю о поясе. А бродок все так шел двойной до леса. Очень раздумывать, однако, о том, что двоилось у меня в глазах или на самом деле след был двойной и как могло быть, что от одной птицы шел двойной след,— времени у меня не было. Я очень спешил и нарочно шумел, чтобы бегущий петух испугался и взлетел удобно для верного выстрела на чистой поляне. Напрасный труд: петух успел вбежать в лес. Однако маневр нам удался: петух напугался и замер в первом ольховом кусту, считая его своим последним убежищем. Кента окаменела, глаза загорелись, он здесь.
Обхожу куст. Вижу, напротив стоит Кента, он между нами, он здесь.
Медленно переводит глаза направо, потом за глазами и нос.
Неужели же на наших глазах он дерзнул бежать вбок из куста? Нет, так у петухов не бывает. Вот и Кента возвращает свой нос на прежнее место:
Она в таких случаях никогда не ошибается. И зачем я не сказал в эту минуту еще раз «вперед»? Я промедлил, а Кента перевела нос направо, опять быстро спросилась красными от напряжения глазами и тихонечко, переступая с лапки на лапку, повела вправо.
И как я не понял ее, ведь она мне говорила:
— Он здесь сидит, а то движется, и я должна идти туда, то важнее, то движется, это сидит и нас подождет, этот от нас не уйдет, а то скоро уходит.
Я не понял, даже не вспомнил, что след на траве был двойной.
Мы не долго прошли. Кента стала. Я обошел куст. В этот раз Кента нажала с первого слова. Тогда с треском и криком вылетел не черный петух, а серая матка.
Серое бы ее не спасло. Я не успел бы остановить приготовленное движение. Но крик дошел до меня, и я понял: это не петух, а запрещенная для стрельбы матка.
То не был, однако, крик испуга, очень задорный был крик торжествующей матери. Крик в то же время был и сигналом. Раздалось хлопанье крыльев и в том ольховом кусту, где мы так долго стояли: это улетел спасенный матерью петушок.
