Сложное это дело – быть младшим ребёнком. Особенно если твой брат старше тебя на восемь лет. Он всегда может занять компьютер или запереться в ванной и сидеть там, сколько душе угодно. И ты ничего не сумеешь поделать. Ведь старший сильнее. Тягаться с ним – дохлый номер.
Поверьте, я знаю, о чём говорю. У нас с братом Денисом именно так и было. Но однажды наша жизнь сделала крутой поворот.
Два месяца назад брата призвали в армию. И он не стал увиливать. Послушно сбрил волосы, оделся потеплее и отправился в учебную часть в Острогожск вместе с другими новобранцами. Едва Денис ступил за порог отчего дома, всё переменилось.
Комната, где мы жили с братом, перешла в моё полное владение. Я смог садиться за компьютер, когда пожелаю. И выключать его, когда захочу. Кот Томас, который считался Денискиным, тоже стал моим. Теперь никто не запирался в ванной. И не просил меня принести поесть, а потом поставить грязную тарелку в раковину. Да и вообще жизнь моя стала куда спокойней. «Нет, совсем я не скучаю по Дениске», – думал я.
А недавно брат позвал нас на присягу. И мы с мамой и папой отправились в дорогу. Ехать предстояло четыре часа. Так что я успел выспаться. И в Острогожск прибыл отдохнувшим. Мы расположились в уютной частной квартире, подкрепились разными вкусностями, которые ещё дома наготовила мама. И отправились в учебную часть на присягу. К контрольно-пропускному пункту нас проводила добродушная дворняга. А на территории военной части я, наконец, увидел брата.
Как же он изменился! Взгляд Дениса стал серьёзнее, плечи – шире. А когда он маршировал, мы засмотрелись на его чёткие, отточенные движения. Гордость распирала меня изнутри. Так и хотелось встать повыше и громко крикнуть: «Смотрите, это мой брат!» Я вдруг вспомнил, с каким старанием готовился брат к армии: он занимался спортом, учился в ДОСААФ, получил права на вождение автомобиля. И гордости за брата стало ещё больше. Наверное, если бы я был воздушным шариком, то мог лопнуть.
Понравились мне и остальные новобранцы. По команде «Смирно!» все встали как вкопанные. Но вот послышалось: «Рядовой Ильин!» И Денис взял в руки книгу со словами присяги.
Вскоре мы отправились в казарму за увольнительной для брата. И там я увидел длинную комнату, в которой стояли в ряд двухэтажные кровати. Денис показал, где он спит. И я мысленно удивился: «Ну надо же! А дома он никогда не заправлял постель так аккуратно!»
Весь день мы гуляли по Острогожску. И я продолжал удивляться. Денис стал более спокойным, собранным. Он ни разу не поспорил с папой, хотя раньше так и норовил вставить поперёк слово. Да и со мной брат общался на равных. И ни разу не подшутил.
«Мальчик становится мужчиной», – сказал папа, когда мы возвращались домой. А я ехал и вспоминал, как Денис забирал меня из школы и водил на дзюдо, когда родители работали допоздна. Как брал меня на прогулки со своими друзьями. Как поддерживал, когда я пел ему песни собственного сочинения. Вспоминал и думал: «Здорово, что у меня есть старший брат. Скорее бы он вернулся домой».
Здесь русский дух… (Рассказ о службе обычного солдата из Воронежа)
Кадетство кончилось
Василий, 18 лет (срок службы 3,5 месяца). 4 года я учился в обычной школе, после 7 лет в Михайловском кадетском корпусе. В армию пошёл, потому, что хотел служить. Попал, правда, не туда куда мечтал, но не пожалел о своем поступке.
Не в дружбу, а в службу!
Друзья были не очень рады моему решению идти в армию, говорили, чтобы взял отсрочку или вообще откосил. Но я их не слушал, в конце концов, это моя жизнь, и мне решать.
Проводы проходили дома, собрались почти все родственники, приятели… До военкомата, правда, не провожали, со мной были только мама и брат. Девушки у меня перед армией не было.
Пошёл обратный отсчет…
Сначала, разумеется, было тоскливо покидать родной город, дом, но после первого стресса настроил сам себя: «Это твоё решение, нечего расстраиваться! Сам ведь так хотел…».
Изначально направляли во внутренний спецназ, но когда оказался на пересыльном, сказали, что буду служить в ВВС, инженерные войска.
По прибытию в часть, командиры встретили добродушно, старослужащие внимания особого не уделяли. Да мы и не виделись почти с ними.
Из «запаха» – в «духа» за 60 секунд
В армии свой язык – армейский, где-то матерок проскочит, где-то спокойным тоном всё объясняют. Так как я уже имел дело с подобием армии (кадетский корпус), то для меня мало чего было такого уж прямо удивительного.
Самым трудным моментом оказалась присяга. Волнение, напряжение. Приехала мама. Смотрит на тебя во все глаза, и ты стараешься не оплошать перед ней. Да и перед командованием не было желания косячить в самом начале службы.
115 дней в сапогах
Перед армией советовали, чтобы поменьше инициативу проявлял и показал себя изначально с лучшей стороны. Ну, я и так парень не промах, поэтому всё сложилось не плохо. На данный момент я отслужил 3,5 месяца.
Каста здесь!
Если говорить о неформальных делениях на неуставные «звания», которые сложились в армии много десятков лет назад, то всё осталось, насколько я понял, как и раньше. «Запах», «дух», «черпак», «дед» и «дембель». Только срок службы при переходе с этапа на этап меньше. При этом никаких «посвящений» нет. То ли часть не та, то ли построже следить стали… Может, сами «срочники» изменились, не знаю. У меня нет знакомых, которые тоже служат в данный момент, чтобы узнать, как у них переводят из одной когорты в другую…
Когда «физика» явно важнее химии
С физической подготовкой меня проблем не было и на гражданке, и тут её только улучшаю. Я считаю, что армия пригодится в жизни. Да и вообще каждый парень обязан отслужить. Это как экзамен перед новым порогом жизни.
Один за всех…
Солдат в шоколаде
Кормят очень даже не плохо. Признаться, думал, будет намного хуже. Я тут даже вес набрал чуть-чуть. Наедаешся всегда вдоволь.
Зарплата сейчас 2000 рублей. Деньги переводят на банковскую карту, которую каждый получил ещё на пересыльном пункте. Снимаю очень редко, когда надо что-то из личных вещей купить, например, бритву или шампунь. Деньги тут никто не отнимает.
«Белые медведи» – против дедовщины
В нашей роте людей очень мало. С сослуживцами редко бывают ругани, до драки дело не доходит. В части за драку, как говорит старшина: «К белым медведям отправим!». Командир роты разговаривал со старослужащими о том, чтобы мы и внутри одного призыва, и с предыдущими общались нормально. В армии все равны, ну, конечно, если брать в расчет только «срочников».
Спасибо деду за беседу!
Еще раз подчеркну, никакой дедовщины в нашей части нет! Это меня очень удивило. Все общаемся практически на равных, можно побеседовать с любым из старослужащих на любую тему.
Привилегий у старослужащих практически нет. Разве что дедов поменьше отправляют на какие-либо работы, (да и то за старших), и они поменьше ходят в наряды. Когда остаётся 100 дней до приказа об увольнении, «старые» не употребляют масло на приёмах пищи и стригутся на лысо. Деды по ночам для каких-то, своих целей не будят.
Солдат спит – служба идет!
У нас действительно никто не бегает в самоволки и не употребляет спиртные напитки в части. Почти каждый дежурный офицер приходит ночью, раза 3-4 и проверяет личный состав по строевой записке (это лист бумаги, где написано, кто в наряде в каком наряде, кто свободный).
Боевой тревоги не было за время моей службы, но я слышал случайно от начальства, что будет в скором времени. Ночью поднимают только подразделение антитеррора. Это вооруженная группа из 6 человек, она назначается каждый день из разных рот по очереди, для устранения каких-либо ЧП, например, проникновения посторонних лиц на территорию части.
Ночное сафари
Тех, кто сильно храпит, бьют подушкой. При этом подаётся команда «Внимание! В подразделении замечен тигр!». Или кто-то говорит соседу храпуна: «Убить тигра!».
А если бы командир любил кёрлинг?
Со спортивным уголком проблем нет. Да, не скрою, хотелось бы и лучше, но для подтягивания физических показателей хватит и того, что есть. На улице, напротив казармы имеется небольшое поле, где и в футбол можно погонять, и в волейбол схлестнуться. Так как командир части любит волейбол, то практически всегда в него и играем. Кроме того, есть и отдельный, достаточно тёплый, спортзал, где играем зимой.
Либо камин, либо телевизор!
Комната досуга, где проходят теоретические занятия, и смотрим телевизор вечерами и по выходным, оборудована очень даже неплохо. Есть даже плазменный телевизор, который стоит на камине. Камин, правда, не рабочий – техника безопасности! Настенные полки с книгами, диван, кресла, шахматный столик, ну, и, разумеется, парты. Теория проходит практически каждый день. Говорим о многих вещах, например, о военной технике, оружии, различных боеприпасах. Изучаем темы внутреннего порядка, устав… Всё, как везде, наверное.
Приказы только по делу!
Глупых приказов никто не отдаёт, разве что могут в шутку что-то попросить сделать. Никакой покраски травы или развешивания листьев на облетевшее дерево, как рассказывают в армейских байках, нет и в помине.
Никто – никуда!
От нашей части до Украины примерно 250 километров. Нас происходящее не особо касается. Слышим о происходящем там только из новостей. Как-то раз и мама спрашивала, мол, что там и как, а то вдруг вас туда отправят?! Я её успокоил, объяснив, что никто никуда не поедет. Об этих вещах тут и речи нет. Больше не спрашивала.
Ангелам «губа» не нужна
Всем известной «губы» (гауптвахта, солдатская каталажка, куда сажают солдат за серьезные проступки, прим. редактора) у нас нет. Да и сажать туда некого было бы. В самоволку у нас никто не бегает, о спиртном и речи быть не может, ведь идти против устава, никто не хочет.
Соцсети не отпускают и в армии
Самый яркий залёт был у одного солдата прошлого призыва – сфотографировался там, где не надо и в социальную сеть выложил. Ну, и, понятное дело, это всё всплыло. Парня, который сфоткал запрещенный объект, перевели в другую часть. Вроде, куда-то в Сибирь. Как говорит наш старшина: «Медведям хвосты крутить поехал!».
На связи!
От дома я считаю, что не далеко служу. От Воронежа до Брянска 600 километров, вроде. А вообще, изначально хотел, чтобы отправили подальше от дома. Сам не знаю, почему. Просто хотелось.
С телефонами проблем нет, практически, каждый вечер имеем возможность позвонить домой и выйти в интернет.
Чем займусь после армии, пока не знаю. Мыслей много, но пока ничего точно не решил. Ближе к дембелю буду уже точно думать конкретно над этим вопросом. Думаю, после армии долго отдыхать не стану, сразу после начну устраивать дальнейшую жизнь.
Для чистоты эксперимента, мы нашли еще одного служивого. Он проходит службу в другой части – в Тамбове, где занимаются радио-электронной борьбой. Рядовой российских войск поделился впечатлениями о первых днях в армии.
Андрей К. (срок службы – 2,5 месяца): В начале непривычно было то, что пришлось соблюдать жесткий режим и выполнять чьи-то приказы. Хотите верьте, хотите – нет, но дедовщины у нас вообще нет. Собственно, и дедов, как таковых нет. Все нормальные ребята, общаемся на равных. О том, чтобы кто-то кого-то строил по ночам даже думать удивительно. Отсюда идет и отсутствие перевода кого-либо в те или иные неформальные «звания» – просто нет смысла в этом.
Часть у нас уставная, никто не пьет ни по ночам, ни в какое-либо другое время суток.
К офицерскому составу отношусь очень хорошо, большинство из них великолепные люди. На мой взгляд, они чрезмерно заботятся о нашем здоровье. Так, к примеру, из-за появления больных, сразу карантин устраивают и в увалы не пускают, чтобы заразу в часть не тащили.
Автор — Олег Воротынцев
2 thoughts on “ Здесь русский дух… (Рассказ о службе обычного солдата из Воронежа) ”
О_о о какой дедовщине может идти речь при таком сроке службы? Так… детский оздоровительный лагерь «Ромашка».
«Свинья грязь найдет». Просто совпало, что люди нормальные.
Сочинение на тему «Мой старший брат»
специалист в области арт-терапии
Автор: Хрипкова Валентина Александровна,
ученица 10 класса, 20.05. 1997 г
п.им. Кирова ул. 60-лет Октября, 35
356195 Ставропольский край
Мой брат еще в детстве твердо решил, что обязательно пойдет служить в армию, когда сидел на коленях у дедушки, ветерана Великой Отечественной, и восхищенно перебирал медали на его груди. Они были тяжелые, прохладные и каждая со своей историей. Часами, раскрыв рот, он слушал рассказы о кровопролитной войне, живо рисуя в своем детском воображении картины тех страшных боев.
Надо сказать, что этот настрой не возник просто от эмоций и не был минутным порывом. Саша был убежден, что во все времена, какие бы они ни были, долгом каждого достигшего определённого возраста молодого человека является воинская служба. Не ради славы! Это долг перед Отечеством! Долг перед Родиной, семьёй, самим собой!
Учась в школе, мой брат был, как и все, обычным мальчишкой, озорным, веселым, умел постоять за себя, занимался спортом. Много бегал, работал над своими физическими данными, любил играть в футбол. Всегда хорошо учился и точно знал, что хочет служить именно в воздушно-десантных войсках. По его мнению, воздушно-десантные войска – элита и служить там – честь для солдата, а девиз спецназа ВДВ – «никто, кроме нас» – не простые слова.
В назначенный день Саша отправился в военкомат на сборный пункт в
г. Ставрополь, а оттуда – в Псков. Из писем брата, мы узнали, что его заветная мечта сбылась, после распределения он попал в воздушно-десантные войска.
Брат очень часто писал письма, рассказывал, как интересно узнавать армейские обычаи и жить новой жизнью.
В письмах Саша писал, что поначалу даже кровать не мог заправлять так, чтобы без единого бугорка. Но научился же. На гражданке он толком не умел ни шить, ни стирать. Научили и этому.
Свой первый прыжок с парашютом брат запомнил на всю жизнь! Конечно, этот коротенький прыжок предваряла многодневная тщательнейшая подготовка: проверка парашютной готовности. Каждый этап до самого маленького крючочка и петельки у каждого солдата контролирует ответственный офицер. Он проверяет все, даже настроение десантников, особенно новичков, ничто от него не укроется. Вот все уже в самолете. Взлет. Ожидание своей очереди. Каждый старается не выдать волнения, храбрится перед другими.
Наслаждение от полета и его романтика длились всего несколько мгновений, но остались на всю жизнь. Скоро земля. Падать надо, как учили, на бок. Сразу же гасить парашют. Быстро складывать его в рюкзак –
и бегом на место сбора, до которого еще около трех километров, при этом нужно обязательно уложиться вовремя. С парашюта он совершил 23 прыжка.
Служба продолжалась. Но все ближе был день возвращения домой. И вот последний день службы. Прощание с теми, кто еще остается, но кто за это короткое время стал близким и надежным, кому еще предстоит пройти испытание на прочность. Вчерашние бесшабашные мальчишки уезжали домой возмужавшими и сильными. Они увозили с собой крепкую веру в нерушимое десантное братство…
Теперь я вижу, что даже за год армия может изменить наших ребят в лучшую сторону. Мой брат изменился. Он возмужал, окреп. У него изменились взгляды на жизнь. Для него год в армии не потрачен впустую.
Вернувшись из армии, побыв несколько дней дома, Саша сообщил нам, что хотел бы продолжить службу. Наши родители всегда поддерживают нас во всем, поддержали брата и в этот раз. В 76 ДШД брат добился немалого успеха: стал старшим сержантом и командиром огнеметного отделения.
Саша редко приезжает к нам. Как мне его не хватает! Мы общаемся по телефону, но этого так мало! Он замечательный брат и верный друг.
Наверно, так поступают настоящие мужчины. Те, кого впоследствии мы называем героями своего времени. Это люди, на которых можно положиться. Они не оставят на поле боя своего товарища. Они с риском для жизни будут защищать беззащитных женщин и детей. Они скромны и трудолюбивы, смелы и отважны, они просто любят свою страну и свою семью. Он стал настоящим мужчиной, и я горжусь им!
Я думаю, что настоящий защитник нашей Родины должен быть таким же, как мой Саша.
Мой брат военный летчик
Рассказывает Альфред, родился в Саксонии в 1930 году. Он лежал в одной палате с моим мужем — в клинике Ernst von Bergmann. Узнав, что Виктор, мой муж, во время войны служил в авиации, он рассказал:
— Мой старший брат Курт (он родился1918 г.), был летчиком. Он воевал уже с 1939 года, а мне было тогда 9 лет. Быстро была захвачена Франция. Осенью 1941-го его авиационный полк направили в Россию, на восточный фронт. Тогда мы не представляли, что будут означать для нас эти слова — «Восточный фронт». Брат после войны рассказывал мне о том времени, и я многое запомнил.
Но время шло и стало ясно: что-то изменилось, победный блицкриг сорвался. Каким-то чудом русские остановили наши войска на подступах к Москве. Прошло Рождество, шел конец декабря 1942г. Той зимой мы узнали названия некоторых русских городов: Орел, Тула, Ростов. А потом услышали название города, который носил имя вождя этой огромной страны — Сталинград.
И снова мы надеялись на победу, об этом все время говорили по радио: «Наши войска, несмотря на все трудности и сильное сопротивление русских, возьмут этот город, перейдут через Волгу, и война закончится», я хорошо помню это, мне было уже 12 лет. Учительница объяснила нам, что Россию трудно победить, потому что это очень большая страна, и для этого нужно много времени. Я понял, что мой брат скоро с фронта не вернется. А мама вечерами молилась, о том, чтобы он вернулся оттуда живым. Она так и говорила: «Господи, соверши чудо, сделай так, чтобы он остался жив».
А брат в это время летал в «Сталинградский котел», где в окружении была целая армия. Туда доставляли вооружение, продукты, медикаменты, почту. Маршал Геринг клятвенно обещал, что самолеты Люфтваффе будут обеспечивать армию всем необходимым, и Курт был одним из тех, кто это делал.
Пока не сомкнулось кольцо окружения, армия еще могла быть спасена, так и советовали военные из генерального штаба, но ничьих советов Гитлер не слушал. Само название этого города его гипнотизировало: Сталинград. Город носил имя его противника и поэтому он должен был быть взят любой ценой, и эту цену должны были заплатить своими жизнями солдаты, которые были в окопах под Сталинградом, и летчики, которые туда летали.
Дальше пойдет рассказ от лица самого Курта:
«Каждый полет в сталинградский котел был игрой со смертью. Самое трудное было прорваться сквозь плотный огонь советских зениток. Не всем это удавалось, многие мои товарищи были сбиты и погибли. Вторая трудность — приземлиться на оледенелую посадочную полосу, бывало, что грузы сбрасывались на парашютах.
Мы везли бензин, гранаты, снаряды, автоматы, хлеб, консервы, лекарства, письма. Но, несмотря на все усилия, наладить достаточное снабжение такого огромного количества людей (250 тысяч), было невозможно.
Последние два месяца перед капитуляцией, к 3-ему февраля 1943 года в армии был настоящий голод. Дневной паек солдата состоял из 200 грамм хлеба и двух мисок жидкого супа в обед, а в последний месяц хлеба давали всего по 150 грамм.
Из Сталинграда вывозили раненых, их количество все возрастало. Вывозили их в Германию самолетами. Вот и в наш самолет, как только его освобождали от грузов, заносили раненых, грузили к нам и мешки с письмами. Позже стало известно, что все эти письма проходили военную цензуру, и многие из них остались лежать в архивах, не дойдя до адресатов, потому что то, о чем писали голодные, обмороженные, принесенные в жертву солдаты, никто, кроме цензора, не должен был знать.
Содержание этих писем стало известно только через несколько лет после войны. А ведь согласно официальной пропаганде, солдаты, писавшие эти письма, были истинными арийцами, героями, которые прославили своей храбростью и стойкостью великую Германию.
Однажды наш самолет был обстрелян зенитками и получил тяжелые повреждения. Еле-еле удалось долететь до нашего военного аэродрома в Новочеркасске. И, несмотря на все усилия, все яснее становилась картина предстоящей неминуемой катастрофы.
Последнее предложение советского командования прекратить бессмысленное кровопролитие Гитлер отклонил 10 января 1943 г., и 250 тыс. солдат были брошены на верную гибель.
В армии не хватало бензина, патронов. Каждый раз количество раненых, которых мы увозили, возрастало. Сколько людей погибло — мы не знали, такой информации не было. Но мы понимали, что очень много.
Однажды я увидел листовку, которую сбросили над аэродромом советские летчики. На ней был изображен мертвый немецкий солдат, вдали — берег Волги и — слова из речи Гитлера: «Немецкий солдат никогда не уйдет с той земли, на которую ступила его нога». И подпись ниже: «Да, он отсюда не уйдет, здесь и останется лежать, на этой земле». Дальше шел призыв прекратить бессмысленное сопротивление.
Один тяжелораненый солдат, которого на носилках положили в самолет, достал из кармана шинели эту листовку, показал мне ее и тихо спросил меня: «За что мы здесь мучаемся? И за что навсегда останутся здесь наши мертвые?». Я смотрел в его страдающие глаза. Что можно было ответить? Я ответил: «За Германию». Он вздохнул и отвернулся, но я услышал его тихое — «за Германию?».
Позже я узнал, что те, кто отказывался дальше сражаться, за неповиновение приказу были расстреляны. Известно официально о 170 таких случаях, а сколько их было на самом деле — кто это знает…
Однажды во время нашего обратного полета из Сталинграда отказал один мотор. Мы с трудом дотянули до аэродрома. Командир экипажа сообщил об этом, и мы получили два дня отдыха. За это время мотор должен был быть отремонтирован, а второй пройти плановую проверку согласно графику.
Наше единственное желание было поесть и спать, спать, спать. Впереди были два дня отдыха! И вдруг, на следующий день, нас вызывают на аэродром. Мы явились и услышали приказ срочно лететь в Сталинград. Мотор самолета был отремонтирован, а плановой проверки второго мотора не будет, т.к. нет времени.
— Это неоправданный риск. Второй мотор может выйти из строя в любой момент, уже были признаки сбоев в его работе.
Ответ был коротким:
— За отказ выполнить приказ — расстрел всего экипажа.
Выбора не было, мы подчинились. Нам удалось пробиться через огонь советских зениток, и, к счастью, нас не атаковали советские истребители, но на этом наше везение закончилось.
Мы приземлились, и то, что было дальше, трудно описать. Поле аэродрома было заполнено ранеными, каждый стремился попасть в самолет.
Началось такое, что можно сравнить только с рукопашным боем. Некоторые офицеры, наложив повязки из бинтов на голову, отталкивали слабых раненых, которые цеплялись за ступеньки трапа, люди давили друг друга.
Обстановка накалилась особенно, когда штурман сказал, что самолет перегружен: люди сидели и лежали на полу, плотно прижавшись друг к другу, кое-где раненые лежали даже в два слоя.
Нагруженный сверх меры самолет взлетел и взял курс на запад. На заснеженном поле под нами остались охваченные отчаянием люди. Те, кто был в самолете, облегченно вздохнули, они летели на запад от всего этого ужаса, от смерти, от плена.
Увы. Уже через час отказал один мотор, но самолет продолжал лететь. Кроме экипажа об этом не знал никто. А еще через какое-то время заглох и второй мотор. Под нами было море.
Командир приказал передать наши координаты в Центр, велел нам, экипажу, надеть спасательные жилеты и покинуть самолет. Он категорически запретил открыть люки помещения, где находились раненые. Приказы не обсуждают. Позже он объяснил нам, что никаких шансов спастись у этих людей не было: в воде началась бы свалка, утонули бы все, в том числе и мы.
Мы выпрыгнули из самолета на парашютах и оказались в ледяной воде, а самолет, теряя высоту, упал метрах в двухстах от нас. Я не смотрел в ту сторону. Центр, зная наши координаты, прислал за нами военный катер, и мы были спасены.»
;
Далее рассказ продолжает Альфред — младший брат летчика:
«Брат был тяжело контужен и долго лежал в госпитале, а потом был снова отправлен на фронт. Мы получили от него письмо из госпиталя. Письмо было короткое, но главное — он остался жив. Мама говорила: «Бог услышал мои молитвы».
Я рассталась с Альфредом, но мне, все же, хотелось кое о чем его еще спросить. Мне было интересно знать мнение немца об этой битве на Волге. На следующий день мы встретились с ним вновь, и он продолжил свой рассказ.
Прошли годы, много разного пишут теперь о той войне. Но эта битва на Волге не изгладится из памяти нашего народа, сколько бы времени ни прошло.
И Альфред печально добавил:
— Когда произносят слово «Сталинград», надо молчать и молиться. Есть немало людей, которые считают, что напрасно этот город переименовали. А, может быть, это было и правильно. Не знаю, время рассудит. Но главное, чтобы этот ужас никогда не повторился.
Третьего февраля 2003 года отмечалось 60-летие разгрома немецких войск под Сталинградом. На советском военном кладбище состоялся митинг немецкой молодежи.»
Молодые немцы отмечают 60-летнюю годовщину Сталинградской битвы.
Кай Гриммер, газета „Potsdamer Neuste Nachrichten“
«Вчера, в воскресенье 3-го февраля 2003г. на советском воинском кладбище возле Bassinplatz состоялся митинг, организованный членами антифашистской молодежной группой «Прогресс».
Они пришли сюда почтить память павших бойцов Красной Армии, произнести речь. По всей площади раздавались звуки советской военной песни «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой с фашистской силой темною, с проклятою ордой». Еще по дороге на митинг приглашенные ветераны с волнением услыхали эту знакомую мелодию.
Марек Винтер, выступавший с речью член группы «Прогресс», в ответ на вопрос корреспондента подчеркнул серьезность этого мероприятия. Он сказал: «Капитуляция армии генерала Паулюса была поворотным пунктом Второй мировой войны. Это был сигнал, показавший, что судьба немецких захватнических планов окончательно предрешена. Сталинградская битва хорошо известна, даже во Франции, Бельгии и Люксембурге есть площади и улицы, названные в честь этого события: Stalingrad-Platz, Stalingrad-Allee. Число жертв с обеих сторон было огромно. Но, – добавил он, – виноваты в этом мы, немцы, и это никогда не изгладится из памяти нашего народа».
Официально выступление Виктора Землянского, русского ветерана Второй мировой войны, не было запланировано. Он взошел на самодельную сцену – помост и обратился к молодым антифашистам со словами привета и благодарности. «Мы не смогли предотвратить войну, – сказал он, – но мы надеемся, что вы, молодежь, предотвратите войну».
К памятнику возложили гвоздики. По русской традиции перед собравшимися около могил стояли стопки с водкой.
В заключение еще одна цитата из речи Марека Винтера: «Сталинград есть и останется символом победоносной антифашистской борьбы. Он останется символом крушения немецких претензий на мировое господство. Только военный разгром нацистской Германии положил конец бессмысленному кровопролитию, благодаря чему были спасены многие тысячи немцев.
То, что сегодня некоторые измышляют, будто немцы стали жертвой оккупации силами союзников, вызывает у нас отвращение. Мы будем и дальше сохранять память о тех людях, которые отдали свои жизни, чтобы прекратить варварство газовых камер. Мы хотим поблагодарить советских ветеранов, которые сюда пришли, в особенности Виктора Землянского».
