Тексты для заучивания наизусть к конкурсу «Живая классика-2017»
Тексты для заучивания наизусть к конкурсу «Живая классика-2017»
В.Розов «Дикая утка» из цикла «Прикосновение к войне»)
Кормили плохо, вечно хотелось есть. Иногда пищу давали раз в сутки, и то вечером. Ах, как хотелось есть! И вот в один из таких дней, когда уже приближались сумерки, а во рту не было ещё ни крошки, мы, человек восемь бойцов, сидели на высоком травянистом берегу тихонькой речушки и чуть не скулили. Вдруг видим, без гимнастёрки. Что-то держа в руках. К нам бежит ещё один наш товарищ. Подбежал. Лицо сияющее. Свёрток – это его гимнастёрка, а в неё что-то завёрнуто.
— Смотрите! – победно восклицает Борис. Разворачивает гимнастёрку, и в ней … живая дикая утка.
— Вижу: сидит, притаилась за кустиком. Я рубаху снял и – хоп! Есть еда! Зажарим.
Утка была некрепкая, молодая. Поворачивая голову по сторонам, она смотрела на нас изумлёнными бусинками глаз. Она просто не могла понять, что это за странные милые существа её окружают и смотрят на неё с таким восхищением. Она не вырывалась, не крякала, не вытягивала натужно шею, чтобы выскользнуть из державших её рук. Нет, она грациозно и с любопытством озиралась. Красавица уточка! А мы – грубые, нечисто выбритые, голодные. Все залюбовались красавицей. И произошло чудо, как в доброй сказке. Как-то просто произнёс:
Было брошено несколько логических реплик, вроде: «Что толку, нас восемь человек, а она такая маленькая», «Ещё возиться!», «Боря, неси её обратно». И, уже ничем не покрывая, Борис бережно понёс утку обратно. Вернувшись, сказал:
— Я её в воду пустил. Нырнула. А где вынырнула, не видел. Ждал-ждал, чтоб посмотреть, но не увидел. Уже темнеет.
Мне могут сказать; «Ну да, это были вы, интеллигенты, артисты, о вас всего можно ожидать». Нет, на войне всё перемешалось и превратилось в одно целое – единое и невидимое. Во всяком случае, та, где я служил. Были в нашей группе два вора, только что выпущенные из тюрьмы. Один с гордостью рассказывал, как ему удалось украсть подъёмный кран. Видимо, был талантлив. Но и он сказал: «Отпустить!»
______________________________________________________________________________________
Как-то один мудрец, стоя перед своими учениками, сделал следующее. Он взял большой стеклянный сосуд и наполнил его до краев большими камнями. Проделав это, он спросил учеников, полон ли сосуд. Все подтвердили, что полон.
И, наконец, мудрец взял со стола коробку с песком и высыпал его в сосуд. Песок, конечно же, заполнил последние промежутки в сосуде.
Теперь, — обратился мудрец к ученикам, — я хотел бы, чтобы вы смогли распознать в этом сосуде свою жизнь!
Крупные камни олицетворяют важные вещи в жизни: ваша семья, ваш любимый человек, ваше здоровье, ваши дети — те вещи, которые, даже не будь всего остального, все еще смогут наполнить вашу жизнь. Мелкие камушки представляют менее важные вещи, такие как, например, ваша работа, ваша квартира, ваш дом или ваша машина. Песок символизирует жизненные мелочи, повседневную суету. Если же вы наполните ваш сосуд вначале песком, то уже не останется места для более крупных камней.
Также и в жизни — если вы всю вашу энергию израсходуете на мелкие вещи, то для больших вещей уже ничего не останется.
А.Грин. Алые паруса
Она села, подобрав ноги, с руками вокруг колен. Внимательно наклоняясь к морю, смотрела она на горизонт большими глазами, в которых не осталось уже ничего взрослого, — глазами ребенка. Все, чего она ждала так долго и горячо, делалось там — на краю света. Она видела в стране далеких пучин подводный холм; от поверхности его струились вверх вьющиеся растения; среди их круглых листьев, пронизанных у края стеблем, сияли причудливые цветы. Верхние листья блестели на поверхности океана; тот, кто ничего не знал, как знала Ассоль, видел лишь трепет и блеск.
Из заросли поднялся корабль; он всплыл и остановился по самой середине зари. Из этой дали он был виден ясно, как облака. Разбрасывая веселье, он пылал, как вино, роза, кровь, уста, алый бархат и пунцовый огонь. Корабль шел прямо к Ассоль. Крылья пены трепетали под мощным напором его киля; уже, встав, девушка прижала руки к груди, как чудная игра света перешла в зыбь; взошло солнце, и яркая полнота утра сдернула покровы с всего, что еще нежилось, потягиваясь на сонной земле.
Девушка вздохнула и осмотрелась. Музыка смолкла, но Ассоль была еще во власти ее звонкого хора. Это впечатление постепенно ослабевало, затем стало воспоминанием и, наконец, просто усталостью. Она легла на траву, зевнула и, блаженно закрыв глаза, уснула — по-настоящему, крепким, как молодой орех, сном, без заботы и сновидений.
Ее разбудила муха, бродившая по голой ступне. Беспокойно повертев ножкой, Ассоль проснулась; сидя, закалывала она растрепанные волосы, поэтому кольцо Грэя напомнило о себе, но считая его не более, как стебельком, застрявшим меж пальцев, она распрямила их; так как помеха не исчезла, она нетерпеливо поднесла руку к глазам и выпрямилась, мгновенно вскочив с силой брызнувшего фонтана.
На ее пальце блестело лучистое кольцо Грэя, как на чужом, — своим не могла признать она в этот момент, не чувствовала палец свой. — «Чья это штука? Чья шутка? — стремительно вскричала она. — Разве я сплю? Может быть, нашла и забыла?» Схватив левой рукой правую, на которой было кольцо, с изумлением осматривалась она, пытая взглядом море и зеленые заросли; но никто не шевелился, никто не притаился в кустах, и в синем, далеко озаренном море не было никакого знака, и румянец покрыл Ассоль, а голоса сердца сказали вещее «да». Не было объяснений случившемуся, но без слов и мыслей находила она их в странном чувстве своем, и уже близким ей стало кольцо. Вся дрожа, сдернула она его с пальца; держа в пригоршне, как воду, рассмотрела его она — всею душою, всем сердцем, всем ликованием и ясным суеверием юности, затем, спрятав за лиф, Ассоль уткнула лицо в ладони, из-под которых неудержимо рвалась улыбка, и, опустив голову, медленно пошла обратной дорогой.
Так, — случайно, как говорят люди, умеющие читать и писать, — Грэй и Ассоль нашли друг друга утром летнего дня, полного неизбежности.
«Записка». Татьяна Петросян
Записка имела самый безобидный вид.
Так что Сидоров, не заподозрив худого, мгновенно развернул послание. и остолбенел.
Внутри крупным красивым почерком было написано: «Сидоров, я тебя люблю!».
В округлости почерка Сидорову почудилось издевательство. Кто же ему такое написал?
Прищурившись, он оглядел класс. Автор записки должен был непременно обнаружить себя. Но главные враги Сидорова на сей раз почему-то не ухмылялись злорадно.
Зато Сидоров сразу заметил, что на него не мигая глядит Воробьёва. Не просто так глядит, а со значением!
Сомнений не было: записку писала она. Но тогда выходит, что Воробьёва его любит?!
И тут мысль Сидорова зашла в тупик и забилась беспомощно, как муха в стакане. ЧТО ЗНАЧИТ ЛЮБИТ. Какие последствия это повлечёт и как теперь Сидорову быть.
В этот момент Воробьёва снова обернулась к нему и кровожадно облизнулась. Сидоров окоченел. Ему бросились в глаза её давно не стриженные. ну да, настоящие когти! Почему-то вспомнилось, как в буфете Воробьёва жадно догрызала костлявую куриную ногу.
«Ещё не всё потеряно,- не сдавался Сидоров.-Я также люблю нашу собаку Бобика. Особенно когда дрессирую его или вывожу гулять. » Тут Сидорову стало душно при одной мысли о том, что Воробьёва может заставить его прыгать за каждым пирожком, а потом выведет на прогулку, крепко держа за поводок и не давая уклоняться ни вправо, ни влево.
От последней мысли Сидорову стало нехорошо. Спасение было только в одном. Он торопливо вырвал листок из тетрадки, сжал решительно губы и твердым почерком вывел грозные слова: «Воробьёва, я тебя тоже люблю». Пусть ей станет страшно.
________________________________________________________________________________________
Свеча горела. Майк Гелприн
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло сердце, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература — это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
____________________________________________________________________________________
Леонид Каминский
Сочинение
Лена сидела за столом и делала уроки. Смеркалось, но от снега, лежавшего во дворе сугробами, в комнате было ещё светло.
Перед Леной лежала раскрытая тетрадь, в которой было написано всего две фразы:
Как я помогаю маме.
Сочинение.
Дальше работа не шла. Где-то у соседей играл магнитофон. Слышно было, как Алла Пугачёва настойчиво повторяла: «Я так хочу, чтобы лето не кончалось. ».
«А правда, – мечтательно подумала Лена, – хорошо, если бы лето не кончалось. Загорай себе, купайся, и никаких тебе сочинений!».
Она снова прочла заголовок: «Как я помогаю маме». «А как я помогаю? И когда тут помогать, если на дом столько задают!».
В комнате загорелся свет: это вошла мама.
– Сиди, сиди, я тебе мешать не буду, я только в комнате немного приберу. – Она стала протирать книжные полки тряпкой.
Лена начала писать:
«Я помогаю маме по хозяйству. Убираю квартиру, вытираю тряпкой пыль с мебели».
– Что же ты свою одежду разбросала по всей комнате? – спросила мама. Вопрос был, конечно, риторическим, потому что мама и не ждала ответа. Она стала складывать вещи в шкаф.
«Раскладываю вещи по местам», – написала Лена.
– Кстати, передник твой постирать бы нужно, – продолжала мама разговаривать сама с собой.
«Стираю бельё», – написала Лена, потом подумала и добавила: «И глажу».
– Мама, у меня там на платье пуговица оторвалась, – напомнила Лена и написала: «Пришиваю пуговицы, если нужно».
Мама пришила пуговицу, потом вышла на кухню и вернулась с ведром и шваброй.
Отодвигая стулья, стала протирать пол.
– Ну-ка подними ноги, – сказала мама, проворно орудуя тряпкой.
– Мама, ты мне мешаешь! – проворчала Лена и, не опуская ног, написала: «Мою полы».
Из кухни потянуло чем-то горелым.
– Ой, у меня картошка на плите! – крикнула мама и бросилась на кухню.
«Чищу картошку и готовлю ужин», – написала Лена.
– Лена, ужинать! – позвала из кухни мама.
– Сейчас! – Лена откинулась на спинку стула и потянулась.
В прихожей раздался звонок.
– Лена, это к тебе! – крикнула мама.
В комнату, румяная от мороза, вошла Оля, одноклассница Лены.
– Я ненадолго. Мама послала за хлебом, и я решила по дороге – к тебе.
Лена взяла ручку и написала: «Хожу в магазин за хлебом и другими продуктами».
– Ты что, сочинение пишешь? – спросила Оля. – Дай-ка посмотреть.
Оля заглянула в тетрадь и прыснула:
– Ну ты даёшь! Да это же всё неправда! Ты же всё это сочинила!
– А кто сказал, что нельзя сочинять? – обиделась Лена. – Ведь поэтому так и называется: со-чи-не-ние!
_____________________________________________________________________________________
Тексты для заучивания наизусть к конкурсу «Живая классика-2017»
Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций.
Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого.
Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим.
Сценарий проведения конкурса чтецов «Живая классика»-2020 (школьный этап) посвящённый 75-летию Великой Отечественной войны
специалист в области арт-терапии
Сценарий проведения конкурса чтецов
«Живая классика»-2020 (школьный этап) посвящённый 75-летию Великой Отечественной войны
Составитель: учитель русского языка и литературы Васильева Ю.В.
Дата проведения: 14.02.2020
Цели и задачи конкурса:
1. Расширение у детей читательского кругозора и приобретение опыта самостоятельности в выборе чтения книг.
2. Формирование эстетического отношения к искусству слова.
3. Развитие у детей художественно-творческих и познавательных способностей, эмоциональной отзывчивости при чтении художественных произведений (отрывков), артистизма.
4. Воспитание у детей интереса к художественному тексту и к авторской мысли.
1. Выразительно, эмоционально прочитать прозаическое произведение
2. Показать значимость прозаического слова через мимику, жесты.
5. Выявить и поддержать талантливых детей.
Методика проведения (выбранные методы, средства, технологические приемы)
При подготовке мероприятия использованы следующие методы и приемы работы с детьми:
— обучение анализу текста;
— обучение выразительному чтению;
— обучение актерскому мастерству.
Критерии оценки и требования к выступлениям:
Выбор текста произведения для использования в рамках Конкурса;
Глубина проникновения в образную систему и смысловую структуру текста.
Длительность выступления до 5 минут.
Подведение итогов конкурса.
Победители и призёры конкурса награждаются грамотами.
Подведение итогов конкурса
Каждый участник Конкурса получает свидетельство об участии.
Победителями школьного этапа Конкурса считаются 3 участника, набравшие наибольшее количество баллов. Они награждаются дипломом «Победителя школьного этапа Всероссийского Конкурса чтецов «Живая классика».
Победители школьного этапа становятся участниками районного тура Конкурса.
Ход проведения мероприятия.
Ведущий 2. Но ни один конкурс не обходится без жюри. Поэтому разрешите представить наше жюри.
Учитель начальных классов- Каширина Н.В.
Учитель математики- Колтунова Т.А.
Ведущий 2. Мама… Это первое слово, которое произносит ребёнок, едва научившись говорить. Мама… Мы обращаемся к тебе, когда нам плохо, больно, тревожно. Мама для нас словно оберег, защищающий от напастей и бед. А вот когда нам хорошо, спокойно, мы не вспоминаем это слово, как и не вспоминаем саму маму.
— Александр Фадеев. Отрывок из романа «Молодая гвардия»(Руки матери) звучит в исполнении Шушлебина Романа.
С того самого мгновения, как я стал сознавать себя, и до последней минуты, как ты в изнеможении, тихо, в последний раз положила мне голову на грудь, провожая в тяжелый путь жизни, я всегда помню руки твои в работе. Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои простынки и помню, как ты в тулупчике, зимой, несла ведра в коромысле, положив спереди на коромысло маленькую ручку в рукавичке, сама такая маленькая и пушистая, как рукавичка.
Но больше всего, на веки вечные запомнил я, как нежно гладили они, руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные, как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании лежал в постели. И когда бы я ни открыл глаза, ты была возле меня, и ночник горел в комнате, ты глядела на меня своими запавшими очами, будто из тьмы, сама вся тихая светлая, будто в ризах. Я целую чистые, святые руки твои!
А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу обернется все это у материнской могилы.
Мама, мама. Прости меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и прости…
Б.Васильева «Завтра была война».
Вика лежала спокойная, только очень белая — белее цветов. Начался мелкий осенний дождь, но все стояли не шевелясь, а Искра смотрела, как постепенно намокают и темнеют цветы, как стекает вода по мертвому лицу, и ей хотелось накрыть Вику, упрятать от дождя, от сырости, которая теперь навеки останется с нею.
— Товарищи! — вдруг очень громко сказал директор.-Парни и девчата, смотрите. Во все глаза смотрите на вашу подругу. Хорошо смотрите, чтобы запомнить. На всю жизнь запомнить, что убивает не только пуля, не только клинок или осколок — убивает дурное слово и скверное дело, убивает равнодушие и казенщина, убивает трусость и подлость. Запомните это ребята, на всю жизнь запомните.
Он странно всхлипнул и с размаху закрыл лицо ладонями, точно ударил себя по щекам. Учительницы подхватили его, повели в сторону, обняв за судорожно вздрагивающие плечи. И снова стало тихо. Лишь дождь шуршал.
— Зарывать, что ли? — ни к кому не обращаясь, сказал мужик с заступом.
Искра шагнула к гробу, вскинула голову:
До свиданья, друг мои, до свиданья.
Милый мои, ты у меня в груди.
Обещает встречу впереди…
Она звонко, на все кладбище кричала последние есенинские строчки. Слезы вместе с дождем текли по лицу, но она ничего не чувствовала. Кроме боли. Ноющей, высасывающей боли в сердце.
Рядом, обнявшись, плакали Лена и Зиночка. Рыдающую в голос Розу с двух сторон поддерживали отец и Петька, забыв о ссоре и торжественных проклятиях. Громко всхлипывал Вовик Храмов, тихий отличник, над которым беззлобно и постоянно потешался весь класс все восемь лет.
— Не уберег я тебя, девочка, — сдавленно сказал Коваленко. — Не уберег…
— Прощайтесь! — крикнула Роза, ладонями вытирая лицо.-Пора уж. Пора.
Ведущий 2. Грозный сорок первый. Как он изменил судьбы людей. Мечты, любовь, счастье – всё опалил огонь жестокой, кровопролитной войны. Безмятежная жизнь сменилась военными буднями.
Евгений Рыбаков «Небольшой рассказ о войне» звучит в исполнении Селиванова Родиона
Я В БОГА ПОВЕРИЛ НА ВОЙНЕ
Я в Бога поверил на войне, – рассказывал дед, – и из-за одного человека. Звали Анатолий. Он служил в нашем танковом расчете с декабря 1941-го. Механиком. Парень был с Псковщины из городка Порхова. Он был весь спокойный, с виду неторопливый. И всегда крест на шее. Перед всяким боем он обязательно осенял себя крестным знамением.
Наш командир – Юра, яростный комсомолец, прямо видеть не мог ни крестика этого медного, ни крестного знамения.– Ты что, из попов?! – так и налетал он на Анатолия. – И откуда вы, такие, беретесь? И как тебя только на фронт позвали? Ты же не наш человек!
Толя с обычным своим достоинством отвечал, не спеша с расстановкой: «Я наш, пскопской, русской, стало быть. И не из попов, а из крестьян. Верующая у меня бабушка, дай ей Бог здравия, она и воспитала в вере. А на фронте я – доброволец, ты же знаешь. Православные всегда за Отечество воевали».
Юрка кипел от злости, но придраться к Толе, кроме креста, было не за что – танкист был как полагается. Когда в 42-м мы однажды едва не попали в окружение, помню, как Юрий нам всем сказал: – Значит, если у немцев окажемся, всем приказ – застрелиться. Нельзя сдаваться!
Мы молчали, подавлено и напряженно, один Толя ответил, как всегда не торопясь: «Я стреляться не могу, этого греха Господь не прощает, самоубийства, стало быть».
– А если к немцем попадешь и предателем заделаешься? – зло бросил Юрий. – Не заделаюсь. Мы, пскопские, – людишки крепкие, – ответил Толя. Слава Богу, мы тогда избежали окружения и плена…
Ведущий 2.Война и дети. Нет ничего страшнее, чем эти два слова, поставленные рядом. Потому что дети рождаются для жизни, а не для смерти. А война эту жизнь отнимает.
Отрывок из книги С. Алексиевич «У войны не женское лицо»
Какая я была в детстве? На спор прыгала со второго этажа школы. Любила футбол, всегда вратарем у мальчишек была. Когда началась финская война, без конца убегала на финскую войну. А в сорок первом как раз окончила семь классов и успела отдать документы в техникум. Тетя плачет: „Война!“, а я обрадовалась, что пойду на фронт, смогу проявить себя. Откуда я знала, что такое кровь?
Когда формировалась первая гвардейская дивизия народного ополчения, нас, несколько девчонок, взяли в медсанбат.
На другом конце провода мне ответили:
Потом мне ее было жалко. Потом началась блокада, а она осталась одна. Старенькая.
Помню, отпустили меня в город. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое карточки, что такое блокада? И тогда все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: „Когда я дорасту до этой винтовки?“
И все вдруг стали просить, вся очередь:
— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
Ведущий 1.Война обагрила кровью и слезами детство, сделала короткими жизни многих мальчишек и девчонок, разрушила светлые мечты семнадцатилетних, которые прямо с выпускного бала уходили из детства на фронт.
Когда-то великий Достоевский поставил вопрос: а найдется ли оправдание миру, нашему счастью и даже вечной гармонии, если во имя этого, для прочности фундамента, будет пролита хотя бы одна слезинка невинного ребенка?
революцию. Ни одну войну. Она всегда перевесит.
Всего одна слезинка.
«Запомни: Мариуполь, парковая, 6. » исполняет Сапронова Кира
Как не хотелось умирать. Никогда так умирать не хочется, как на
Нас ведут на расстрел. Ведут быстро. Немцы куда-то спешат, это я поняла
из их разговора. До войны любила уроки немецкого языка. Даже сама выучила наизусть несколько стихотворений Гейне. Нас трое: двое военнопленных – два старших лейтенанта и я. Девченка. Меня словили в лесу, когда оружие
собирала. Несколько раз удирала, а на третий словили.
— Беги!! Мы бросимся на конвойных, а ты прыгай в кусты.
Я хотела погибнуть вместе с ними. Как солдат.
— Приказываем: бежать! Жить!
Один, Данила Григорьевич Иорданов, был из Мариуполя, другой, Александр
Иванович Ильинский, из Брянска.
— Запомни: Мариуполь, Парковая, 6. Запомнила?
— Брянск, улица. Запомнила?
Побежала. Я бежала. В голове у меня стучало: так-так. запомнить.
так-так-так. запомнить. И от страха забыла.
Я забыла название улицы и номер дома в Брянске.
Ведущий 2. Война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство. Дети войны, как могли, приближали Победу в меру своих, хоть и маленьких, хоть и слабых, сил. Они хлебнули горя полной чашей, может быть, слишком большой для маленького человека, ведь начало войны совпало для них с началом жизни… Сколько их было угнано на чужбину… Сколько убито нерождёнными…
Светлана Алексиевич «Жить хочу! Жить хочу. » Горюшкин Ваня
Мне никто не верит. Даже мама не верила. Когда после войны стали
вспоминать, она удивлялась: «Ты не мог сам это запомнить, ты был маленький.
Тебе кто-то рассказал. «
Рвутся бомбы, а я цепляюсь за старшего брата: «Жить хочу! Жить хочу!»
Боялся умереть, хотя что я мог тогда знать о смерти? Ну, что?
Мама отдала нам с братом последние две картошины, а сама только
смотрела на нас. Мы знали, что картошины эти последние. Я хотел ей
оставить. маленький кусочек. И не смог. Брат тоже не смог. Нам было
стыдно. Ужасно стыдно.
Увидел первого нашего солдата. По-моему, это был танкист, вот это
точно не скажу. И побежал к нему: «Папа!!» А он поднял меня на руки к
удивлялся: «Какие странные эти взрослые, почему они решили, что я ничего не понимаю? Я все понимаю». Мне даже казалось, что я понимаю больше, чем они, потому что я не плачу.
детства, оно выпало из моей жизни. Я человек без детства, вместо детства у
Так в жизни меня потрясла потом только любовь. Когда я влюбился.
Кори Маркевич «Монолог о Войне»-Сапронова Светлана
А дальше, а дальше война пришла. Нет, она не пришла, она ворвалась мгновенно и забрала у меня всё… Мой отец погиб на войне, на фронте в июле 41, маю мать, убили немцы в 43… нет, не просто убили, а они её измучили, поиздевались, и убили, расстреляли. А я выжила, выжила понимаете выжила, под кроватью спряталась и выжила, а сердце тогда стучало тихо так тук- тук … тук- тук.… Вот только не понимаю зачем? Зачем?
А у отца глаза были как небо майское, теплое, нежное, а теперь они закрыты, и он зарыт! где – где же он зарыт? Там? Там? или там? Папа! папочка мой! А маму, мамочку они и её забрали, а я в её память тюльпаны посадила, её любимые, а потом они и меня забрали. От дома нашего, от сада нашего. Но я пережила всё это, пережила. Вот только спать не могу больше, не могу! Снится дом наш, отец снится и немцы, и война снится и войной пахнет, и война стонет и люди в крови все, кричат, плачут и умирают… и я просыпаюсь, кричу и просыпаюсь, и сердце стучит снова как тогда тук- тук… тук-тук…
Так будь же ты проклята война! А вы благодарны будьте, что живёте во время мирное и спокойное. И не забывайте: это история ваша, это прошлое ваше. И вы, вы тоже помните…
Ведущий 2. С войной пришёл голод, все, в том числе и дети, недоедали, собирали на полях колоски, остатки картофеля, капустные кочерыжки, потому что недостаточно было продуктов.. Нередко ели оладьи из очисток картофеля. Кусковой сахар был большой редкостью. Вы знаете, что такое «затируха»? В кипящую воду бросается сколько-то жменек муки, перемешивается, еда готова.
Продолжает наш конкурс Дробязко Анастасия
Я смотрела на них глазами маленькой девочки. Маленькой деревенской
девочки. Широко раскрытыми глазами.
Близко увидела первого немца. Высокий, голубые глаза. Я так
удивилась: «Такой красивый, а убивает». Они были красивые.
Наверное, это мое самое сильное впечатление. Мое первое впечатление от
Жили мы: мама, две сестрички, братик и курица. У нас одна курица
Она привыкла и ходила за нами, как собачка. Как мы ни голодали, а курицу спасли. А голодали так, что мать за зиму сварила старый кожух и все кнуты, а нам они пахли мясом. Братик грудной. Заваривали кипятком яйцо, и эту водичку давали ему вместо молока. Он переставал тогда плакать и умирать.
А вокруг убивали. Убивали. Убивали. Людей, коней, собак. За войну у
нас всех коней убили. Всех собак. Правда, коты уцелели.
Днем немцы приходят: «Матка, дай яйца. Матка, дай сало». Стреляют. А
ночью партизаны. Партизанам надо было выжить в лесу, особенно зимой. Они ночью стучали в окно. Когда добром заберут, когда силой. У нас вывели коровку. Мама плачет. И партизаны плачут. Не рассказать. Не рассказать, милая. Нет! И нет!
Мама с бабушкой пахали так: сначала мама надевала на шею хомут, а
бабушка шла за плугом. Потом они менялись, другая становилась конем. Я мечтала скорее вырасти. Жалко было маму и бабушку.
После войны на всю деревню была одна собака (чужая прибилась) и одна наша курица. Яйца мы не ели. Собирали, чтобы вывести цыплят.
Еще помню, что мама и я любили вышивать гладью, обязательно чтобы веселенькие цветочки были. Черных ниток я не любила.
И сейчас не люблю черный цвет.
Ведущий 1. Самая страшная веха той войны – блокада Ленинграда. 900 дней героического сопротивления. Голод, холод, болезни; тысячи погибших… Ленинград был отрезан от страны. Связь с ним поддерживалась только по воздуху и через Ладожское озеро, по которому зимой была проложена ледовая трасса – легендарная «Дорога жизни».
Ведущий 2. Всю жизнь Михаил Пришвин записывал то, что видел и что слышал от людей, в свои тетрадки. Тетрадки эти он очень берег. О них писал: «Никакие сокровища в свете не могли бы возместить мне эту кладовую записанных слов и переживаний». В этих его записях не выдумка, а сама жизнь.
Эти пришвинские тетрадки сохранили истории детей, вывезенных из блокадного Ленинграда в усадьбу Ботик на берегу Плещеева озера под Переславлем-Залесским.
Однажды приехал на своей машине знатный военный в генеральском чине и в больших орденах. Он вышел к детям с кулечком конфет и поровну всем сам разделил. Когда кончилась суета разбора конфет, все дети начали молча жевать, и только один Ваня преодолел страсть к конфетке и предпочел сначала поблагодарить генерала.
– Разрешите мне,– сказал он генералу, – называть вас своим папой?
– А у тебя разве нет своего?
– Был у меня папа, – ответил сирота, – а теперь нет папы.
Генерал взял мальчика за руку, пошел к маме-директору. Там они долго о чем-то говорили и что-то записывали. После того военный посадил мальчика в машину свою и увез.
Через месяц от мальчика получилось известие: генерал увез его на Дальний Восток.
Где это такая страна – Дальний Восток? Какая это страна, что там? Стали допытываться и узнали, что там Тихий океан, что вороны там не серые, а черные, что сороки там голубые и много прекрасного, чего у нас нет. И всем захотелось попасть в эту чудесную страну с голубыми сороками, но ведь без папы не попасть туда, может быть, потому-то он и папа, что он увозит детей на Дальний Восток.
– Почему же он,– спрашивали мальчики с завистью,– одного только Ваню выбрал себе?
Воспитательница не нашлась, как объяснить детям, что есть во всякой любви минута личной встречи, и объяснила простым словом «потому».
– Вы же сами знаете,– отвечала она,– прежде чем класть конфетку в рот, Ваня поблагодарил генерала, и потому тот согласился сделаться папой. Вот бы и вам так поблагодарить, и был бы Дальний Восток, а вы, глупенькие, съели по конфетке – с вас и довольно.
Ведущий 1. Женщина и война… Эти понятия несовместимы и несут в себе явную противоположность. Но военные годы диктуют другие правила. Еще вчера девочки-выпускницы кружились в вальсе, прощаясь со школой, а сегодня их хрупкие плечи обнимает военная форма. Эти женщины, совсем еще девочки, и мамами не успели стать, а учились выполнять неженскую работу.
Елена Пономаренко «Леночка» с лушаем Васильеву Дарью
(Трек «Поиск раненых» из фильма «Звезда»)
Теплом и гомоном грачей наполнялась весна. Казалось, что уже сегодня кончится война. Уже четыре года как я на фронте. Почти никого не осталось в живых из санинструкторов батальона.
Моё детство как-то сразу перешло во взрослую жизнь. В перерывах между боями я часто вспоминала школу, вальс… А наутро война. Решили всем классом идти на фронт. Но девчонок оставили при больнице проходить месячные курсы санинструкторов.
Сидя с ним, молоденьким лейтенантом, прощалась, а слезы катились одна за другой. Забрав его документы, шла по окопу, шатаясь, меня подташнивало, когда закрывала по пути глаза мёртвым бойцам.
Пакет я доставила в штаб. И сведения там, действительно, оказались очень важными. Только вот медаль, которую мне вручили, мою первую боевую награду, никогда не надевала, потому как принадлежала она тому лейтенанту, Останькову Ивану Ивановичу.
…После окончания войны я передала эту медаль матери лейтенанта и рассказала, как он погиб.
А пока шли бои… Четвёртый год войны. За это время я совсем поседела: рыжие волосы стали совершенно белыми. Приближалась весна с теплом и грачиным гомоном.
История о Володе Щербакове.
Мы продолжаем тему войны –« 12-летний диверсант» –Алексеева Даша
Трифонов последнюю пулю пустил себе в висок, не желая сдаваться в плен. Немцы обыскали погибших партизан. Тяжело раненная девушка-радистка была ещё жива, немцы даже успели её один раз допросить. Она сообщила, что прилетела уничтожить их, но не выдала ни коды, ни шифры. Вскоре она скончалась в госпитале в Покровске.
После освобождения посёлка Покровского и города Чистякова были получены данные, что Володя вместе с собой подорвал от 150 до 170 фашистов.
Юный партизан и разведчик-диверсант посмертно был представлен к званию Героя Советского Союза.
Ведущий 2. Всего сказать не удастся никогда. Многих, прошедших через все испытания войны, нет среди нас. Тем весомее и дороже живая память тех, кто выстоял в той войне.
Ведущий 1.Наша святая обязанность сегодня – не забывать о солдатах и тружениках тыла, ковавших эту победу, бережно хранить добрые, славные традиции нашего народа…
И вновь рассказ С. А. Алексиевич в исполнении Ролдугина Максима
«А смотрел ли на это Бог? И что он думал. «
Я видел то, что нельзя видеть. Человеку нельзя. А я был маленький.
Я видел, как солдат бежит и как будто спотыкается. Падает. Долго
царапает землю, обнимает ее.
Я видел, как гнали через деревню наших военнопленных. Длинные колонны.
В рваных и обожженных шинелях. Там, где они стояли ночью, была обгрызена кора с деревьев. Вместо еды им забрасывали дохлую лошадь. Они рвали ее.
Я видел, как ночью пошел под откос и сгорел немецкий эшелон, а утром
положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили по ним паровоз.
Я видел, как запрягали в брички людей. У них были желтые звезды на
спине. Их погоняли кнутами. Весело катались.
Я видел, как у матерей штыками выбивали из рук детей. И бросали в
огонь. В колодец. А до нас с мамой очередь не дошла.
Я видел, как плакала соседская собака. Она сидела на золе соседской
хаты. Одна. У нее были глаза старого человека.
Я вырос с этим. Я вырос мрачным и недоверчивым, у меня тяжелый
характер. Когда кто-то плачет, мне не жалко, а, наоборот, легче, потому что
сам я плакать не умею.
Меня трудно любить. Я знаю. Я сам знаю.
Прошло много лет. Теперь я хочу спросить: а смотрел ли на это Бог? И
Ведущий 2. Ценой более 30 миллионов жизней советских людей была завоевана Победа в Великой Отечественной войне.
Ведущий 1. Много испытал советский солдат: он видел гибель своих фронтовых товарищей, сам не раз был в шаге от смерти, у многих фашисты убили родных и близких, но, несмотря на это советский воин сумел сохранить человечность и великодушие.
И завершает конкурс «Живая классика 2020» Татаринцев Денис
«Всем хотелось поцеловать слово «Победа»
Я помню, как война кончилась. Девятое мая сорок пятого года.
В детский сад прибежали женщины:
— Дети, победа! Победа-а-а-а!
Смеются и плачут. Плачут и смеются.
Стали нас все целовать. Незнакомые женщины. Целуют и плачут.
Целуют. Включили репродуктор. Все слушали. А мы, маленькие, слов не понимали, мы понимали, что радость идет оттуда, сверху, из черной тарелочки репродуктора. Кого поднимали на руках взрослые. Кто сам лез. Залазили один на одного лесенкой, только третий или четвертый доставал до черной тарелочки и целовал ее. Потом менялись. Всем хотелось поцеловать слово
Вечером был салют. Небо сияло. Мама открыла окно и заплакала:
— Сыночек, запомни это на всю жизнь.
Когда вернулся с фронта отец, я его боялся. Он даст мне конфету и
Возьму конфету, спрячусь с ней под стол:
У меня всю войну папы не было. Я вырос с мамой и бабушкой. С тетей.
Не представлял : что будет делать в нашем доме папа?
Он же придет с винтовкой.
Ведущий 2. Мы родились и выросли в мирное время. Мы никогда не слышали воя сирен, извещающих о воздушной тревоге, не видели разрушенных фашистскими бомбами домов, не знаем, что такое не отопленное жилище и скудный военный паек… нам трудно поверить, что человеческую жизнь оборвать так же просто, как утренний сон….
Я недавно смотрела старый фильм о войне
И не знаю, кого мне спросить:
— Почему нашим людям и нашей стране
Столько горя пришлось пережить?
Дети детство узнали в руинах домов,
Лебеда – их еда, и землянка – их кров.
А мечта – до Победы дожить.
Я смотрю старый фильм, и мечтается мне,
Чтобы не было войн и смертей,
Чтобы мамам страны не пришлось хоронить
Вечно юных своих сыновей.
Ведущий 2. Вот и выступили все участники нашего конкурса. Молодцы! Так держать! Предоставим жюри время для подведения итогов «Живая классика»-2020.
