Рассказ о красном галстуке краткое содержание
ПОВЕСТЬ О КРАСНОМ ГАЛСТУКЕ
Как повяжешь галстук,
Он ведь с нашим знаменем
А под этим знаменем
Как повяжешь галстук,
На скольких ребятах
Как повяжешь галстук,
Он ведь с нашим знаменем
В феврале 1941 года военврача Георгия Константиновича Подтыкайлова перевели из Бреста в небольшой пограничный городок Беловежа. Месяц спустя из Воронежской области приехала к нему вся его семья: жена Александра Матвеевна, четырехлетняя дочь Валя и старший сын Юра…
Уютный городок понравился всем. И хотя в Белоруссии таких городов немало, однако Беловежа показался Юре самым лучшим на свете.
Георгий Константинович работал в госпитале врачом, Александра Матвеевна хирургической сестрой. Бывая у них в госпитале, Юра видел, с каким уважением относились к отцу больные и медицинский персонал. Юра гордился этим и сам мечтал стать врачом.
В начале июня отца командировали, в Смоленск на курсы военных врачей. Он часто писал жене, детям. Александра Матвеевна торжественно вскрывала конверт и вручала персональные послания дочери и сыну. Затем удалялась на кухню и внимательно читала письма мужа.
Валя усаживалась на диван и с важным видом рассматривала присланные отцом цветные открытки.
Юра же уходил в сад, в самый дальний его уголок, и по нескольку раз перечитывал отцовское послание. А потом долго сочинял ответ.
И сегодня было что написать. Завтра, в воскресенье, работники госпиталя собираются отдыхать в лесу. Для мамы он специально набрал клубники. Выбрал самую крупную, красную и сочную. Но ей об этом не сказал. Скажет утром, по дороге в лес. И Валю угостит, конечно. Правда, она иногда капризничает, но он все равно любит ее.
Юра сбегал на станцию, бросил письмо в почтовый вагон проходящего поезда. Домой возвратился не сразу. А когда вернулся, то еще во дворе почувствовал приятный запах. Юра знал, что сегодня мать печет пироги.
Из окна соседнего дома слышался оживленный разговор. Юра уловил радостный голос дочки комиссара госпиталя Веры. Ей только что вручили в райкоме комсомольский билет. Счастливая!
Юра закрыл за собой калитку и вошел в дом. Мать, разрумянившаяся у печки, повернулась к нему и ласково улыбнулась.
— Садись, сынок, поешь пирожков. Смотри, какие славные получились.
Юра не успел съесть и одного пирожка, как в дом влетела Вера. Она светилась необыкновенной радостью; высоко и торжественно подняв над собой новенький комсомольский билет, закружилась по комнате.
Появилась Валя, уселась на диване и с удивлением следила за Верой. Рядом присел Юра, и оба они не спускали с Веры завороженных глаз. Такой они еще ее не видели…
Потом Юра подошел к Вере, спросил осторожно:
— На, смотри, — Вера открыла заветную книжечку, но в руки не дала и, всматриваясь в награды, с гордостью добавила: — Я никогда, никогда не подведу комсомол, понял?
— Понял, — сказал Юра и снова попросил: — Дай в руках подержать.
— Ты что?! Билет не передают, а ты даже и не пионер еще.
— Скоро буду, — буркнул обиженный Юра и, недовольный отказом, пошел к двери.
Вера догнала у порога и преградила дорогу.
— Ладно уж, на, подержи.
Юра затаив дыхание смотрел на билет. Он не видел, как мать подошла к комоду и достала новенький пионерский галстук. А Вера догадалась, для чего Александра Матвеевна достала его, и вдруг заторопилась:
— Ну все, Юра, хватит; глянь, что мать приготовила тебе.
Александра Матвеевна подошла к сыну и тихо, но торжественно произнесла:
— Вот, сынок, возьми. Я пионервожатой в школе была, его секретарь райкома за лучший пионерский отряд вручил мне.
Юра был ошеломлен. Галстук, о котором столько мечталось, — вот он, протяни руку — и он твой, твой навсегда! Юра пытливо посмотрел в глаза матери.
— Бери, бери. — Материнские руки легли ему на плечи. — Скоро он тебе понадобится, а пока храни как самое дорогое!
Юра бережно взял галстук. От радости на глазах блеснули слезы. Мать понимающе переглянулась с Верой, но обе промолчали.
С дивана торопливо сползла Валя, подбежала к матери и вдруг решительно потребовала:
— А мне галстук? Я тоже хочу быть пионеркой!
Александра Матвеевна растроганно улыбнулась, взяла дочь на руки и с материнской нежностью стала ее целовать…
В эту ночь Юра долго не мог заснуть. Подумать только: он имел теперь свой, настоящий красный галстук.
Не вступив еще в пионеры, он уже сегодня был счастливым, верил, что обязательно будет хорошим пионером. Ему очень, очень этого хотелось! Заставляя себя заснуть, Юра с сожалением подумал, что поторопился отправить отцу письмо, не написал про красный галстук. Ну, да ладно, вернутся они завтра из леса, и он еще напишет большое-пребольшое письмо…
На следующее утро Юру разбудили рано. Разбудили с каким-то нетерпением, нервозностью. Просыпаясь, он спросил недовольно:
— Что, уже пора? — открыл глаза и увидел заплаканное лицо матери.
Юра встревоженно приподнялся. Что-то случилось! Он прильнул к матери, но она отстранилась.
— Одевайся, сынок, да быстрее! — В ее голосе была тревога.
— Разве мы не в лес? — предчувствуя беду, спросил он.
— А ты не слышишь, как стреляют?
Юра прислушался. Действительно, где-то стреляли, что-то взрывалось, гудели самолеты. И как это он сразу не услышал?
— Не до прогулок теперь. Война.
Валя никак не могла проснуться, ее одевали сонную…
До госпиталя добрались быстро. Во дворе суетились люди, грузили в машины имущество, медикаменты. В «санитарки» садились больные.
Юра впервые услышал и понял слово «эвакуация». Он ни за что не хотел уезжать, просил подождать отца. Он думал: приедет отец, и они вместе уедут отсюда. Иначе где же ему найти их?
Александра Матвеевна пустилась на хитрость, убеждая, что они едут к отцу. Юра не верил. Уже все знали, что госпиталь эвакуируется в Волковыск, а не в Смоленск.
Подошел Петрович, шофер госпитальной полуторки, высокий, широкоплечий богатырь.
— Ты, малыш, не буянь, — сказал он спокойно, но внушительно. — Война тебе не игрушка, а потому не капризничай. Полезай в кузов и замри. Для своей же пользы, понял?
Он легко подхватил Юру и усадил на какие-то узлы рядом с Валей. Она смотрела на все широко открытыми, непонимающими глазами.
Кто-то отозвал Александру Матвеевну в сторону. И тут Юра увидел Веру. Вера вскарабкалась в кузов, приняла от Петровича свой чемоданчик, санитарную сумку и стала с беспокойством ждать, когда появится ее мать, Ольга Васильевна.
Вернулась Александра Матвеевна и сказала Вере, что ее мать поедет с больным лейтенантом… Александра Матвеевна устроилась около детей. Петрович запустил мотор.
Вдруг Юра перепрыгнул через борт и помчался за ворота госпиталя.
— Куда? — испуганно крикнула Александра Матвеевна.
— Я сейчас! — махнул он рукой и во весь дух припустил по улице.
Мать растерялась. Из кабины выглянул Петрович:
— Вы меня, что ль, спрашиваете, куда? — и сразу заметил исчезновение Юры. — А он куда делся?
— Домой побежал. Я догоню, — сердито ответила Вера.
— Сиди! — остановил ее Петрович. — Вместе догоним.
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
Насобирали мы с Галинкой кузовки земляники и, сморённые зноем, легли отдохнуть в тени старого орешника. Моя запасливая племянница достала из кармана два ломтя хлеба и важно пояснила:
— Мы всегда, как идём в лес, берём с собой еду. Ходим, ходим, а захотелось есть, сядем где-нибудь в тенёчке и поедим. И до чего вкусная еда в лесу!
И действительно, здесь, под ореховым кустом, душистая земляника с ломтём хорошо испечённого хлеба казались самой вкусной едой на свете.
Лёгкий шум листвы и прохлада настраивали на задушевный разговор. Моя спутница подробно и по-детски доверчиво рассказывала, как она прошлым летом ездила с мамой по железной дороге, и, хотя рельсы всё время, казалось, бежали назад, они всё равно доехали до города.
Бесхитростным её рассказам, казалось, не будет конца.
Заметив или, вернее, почувствовав мою рассеянность, Галинка внезапно умолкла и, придвинувшись поближе, положила свою светловолосую головку на мою руку.
— Ну, что же ты замолчала, почему больше ничего не рассказываешь?
Девочка лукаво прищурила синие, как васильки, глаза и покачала головой.
— А я уже больше ничего не знаю. Вы мне лучше сказку расскажите какую-нибудь.
— Какую же тебе сказку рассказать?
Мне трудно было исполнить это требование, и я сказала:
— Хочешь, я тебе стихотворение какое-нибудь расскажу наизусть?
— Нет, не своё. Расскажу стихотворение Пушкина или Некрасова.
— Ой, не хочу! Если бы своё рассказали, а Пушкина и Некрасова я сама знаю. Мы в школе учили. И «Мужичок с ноготок», и «У Лукоморья дуб зелёный», и «Генерал Топтыгин». Это я сама знаю.
Что я могла ей на это сказать? И я не совсем кстати предложила:
— Ну, раз ты всё знаешь, тогда давай поспим полчасика.
Галинка обиделась и ничего мне не ответила. Потом снова прищурила лукавые свои глаза, взглянула на меня и сказала:
— Я вам что-то не скажу. А оно тут близко-близенько. Знаете, где оно? Совсем, совсем недалёчко. Возле одной берёзы. Только я не скажу где.
Я подумала, что Галинка попросту хитрит, и не обратила внимания на её слова.
Дремота, которая овладела мною на свежем лесном воздухе, передалась и девочке, и вскоре мы обе крепко заснули.
За месяц отдыха в деревне я сблизилась с детворой, и все события, происходившие с местными жителями пионерского и даже дошкольного возраста, были мне уже хорошо известны. Конечно, от моей племянницы всем скоро стало известно, что в чемодане у меня есть два десятка интересных книжек, и на следующий день после моего приезда у нас на крыльце появились первые читатели моей дорожной библиотеки.
С того и началась наша дружба.
В колхозном клубе ждали лектора из районного городка, потом должен был выступить местный драматический кружок.
Молодёжь готовилась к предстоящему праздничному вечеру. Люди постарше сидели на скамейках и на завалинках, говорили о повседневных своих заботах, вспоминали про давно отгремевшие бои.
Не видно было в клубе только детворы. Ученики собрались в школе и тоже готовили что-то своё, никому пока что не известное.
Поближе к вечеру ко мне примчался на велосипеде гонец, Миша Прохорчук, наш сосед.
— Вера Александровна! Пионеры нашего отряда приглашают вас на пионерский костёр, посвященный дню освобождения Белоруссии от фашистов, а также памяти пионера нашей школы Василька. Костёр будет около Васильковой берёзы.
Миша стоял передо мною в такой торжественной позе, в такой чистенькой рубашке и в таком гладко отутюженном пионерском галстуке, что я растрогалась.
Как хорошо, торжественно, без запинки он говорил!
Я поблагодарила и сказала, что обязательно приду. Только вот дороги не знаю.
И тут впервые Миша предстал передо мной совсем не таким, каким я до сих пор видела его каждый день. Я подумала, что из него, неуёмного и напористого заводилы всех шумных и добрых дел, со временем, когда всё случайное отсеется, а хорошее отшлифуется, непременно выйдет замечательный человек.
Моя непоседа племянница долго не показывалась дома. Потом вдруг ворвалась в хату и начала торопить меня:
— Быстрее, быстрее! Скоро все соберутся!
И казалось, всё у неё волнуется: и отглаженный шёлковый галстук, и вышитая белая кофточка, и даже широкие голубые ленты в светлых косах.
В тесном строю под барабанный бой, почти по-военному отбивая шаг, шли по лесной дороге пионеры к Васильковой берёзе.
Берёза стояла на небольшой поляне, окружённой тем самым лесом, где совсем недавно мы с Галинкой собирали землянику и где она утаила от меня свою историю.
Ещё издалека я заметила, как трепетал на ветру, в синеве высокого неба, небольшой алый флажок на самой верхушке берёзы.
Пионерские отряды остановились и замерли на поляне. Под звуки горна старший пионервожатый вышел из строя и, вскинув руку в салюте, приказал поднять пионерский флаг.
Раны в детской душе быстро залечиваются. И уже на второй день после того, как мальчик поселился в лесной хате, по всему двору старого лесника звенели его смех и песни. Улыбались и дед с бабкой, радуясь внуку.
Книга, рассказывает о тяжелых испытаниях Юры Подтыкайлова, который вместе с группой наших солдат выходил из окружения, бежал из фашистского плена, переходил линию фронта с важными сведениями о расположении противника… И был с ним красный пионерский галстук, ставший в то тяжелые дни для солдат и мальчика боевым знаменем.
Книга адресована школьникам среднего возраста.
Повесть о красном галстуке читать онлайн бесплатно
ПОВЕСТЬ О КРАСНОМ ГАЛСТУКЕ
Как повяжешь галстук,
Он ведь с нашим знаменем
А под этим знаменем
Как повяжешь галстук,
На скольких ребятах
Как повяжешь галстук,
Он ведь с нашим знаменем
В феврале 1941 года военврача Георгия Константиновича Подтыкайлова перевели из Бреста в небольшой пограничный городок Беловежа. Месяц спустя из Воронежской области приехала к нему вся его семья: жена Александра Матвеевна, четырехлетняя дочь Валя и старший сын Юра…
Уютный городок понравился всем. И хотя в Белоруссии таких городов немало, однако Беловежа показался Юре самым лучшим на свете.
Георгий Константинович работал в госпитале врачом, Александра Матвеевна хирургической сестрой. Бывая у них в госпитале, Юра видел, с каким уважением относились к отцу больные и медицинский персонал. Юра гордился этим и сам мечтал стать врачом.
В начале июня отца командировали, в Смоленск на курсы военных врачей. Он часто писал жене, детям. Александра Матвеевна торжественно вскрывала конверт и вручала персональные послания дочери и сыну. Затем удалялась на кухню и внимательно читала письма мужа.
Валя усаживалась на диван и с важным видом рассматривала присланные отцом цветные открытки.
Юра же уходил в сад, в самый дальний его уголок, и по нескольку раз перечитывал отцовское послание. А потом долго сочинял ответ.
И сегодня было что написать. Завтра, в воскресенье, работники госпиталя собираются отдыхать в лесу. Для мамы он специально набрал клубники. Выбрал самую крупную, красную и сочную. Но ей об этом не сказал. Скажет утром, по дороге в лес. И Валю угостит, конечно. Правда, она иногда капризничает, но он все равно любит ее.
Юра сбегал на станцию, бросил письмо в почтовый вагон проходящего поезда. Домой возвратился не сразу. А когда вернулся, то еще во дворе почувствовал приятный запах. Юра знал, что сегодня мать печет пироги.
Из окна соседнего дома слышался оживленный разговор. Юра уловил радостный голос дочки комиссара госпиталя Веры. Ей только что вручили в райкоме комсомольский билет. Счастливая!
Юра закрыл за собой калитку и вошел в дом. Мать, разрумянившаяся у печки, повернулась к нему и ласково улыбнулась.
— Садись, сынок, поешь пирожков. Смотри, какие славные получились.
Юра не успел съесть и одного пирожка, как в дом влетела Вера. Она светилась необыкновенной радостью; высоко и торжественно подняв над собой новенький комсомольский билет, закружилась по комнате.
Появилась Валя, уселась на диване и с удивлением следила за Верой. Рядом присел Юра, и оба они не спускали с Веры завороженных глаз. Такой они еще ее не видели…
Потом Юра подошел к Вере, спросил осторожно:
— На, смотри, — Вера открыла заветную книжечку, но в руки не дала и, всматриваясь в награды, с гордостью добавила: — Я никогда, никогда не подведу комсомол, понял?
— Понял, — сказал Юра и снова попросил: — Дай в руках подержать.
— Ты что?! Билет не передают, а ты даже и не пионер еще.
— Скоро буду, — буркнул обиженный Юра и, недовольный отказом, пошел к двери.
Вера догнала у порога и преградила дорогу.
— Ладно уж, на, подержи.
Юра затаив дыхание смотрел на билет. Он не видел, как мать подошла к комоду и достала новенький пионерский галстук. А Вера догадалась, для чего Александра Матвеевна достала его, и вдруг заторопилась:
— Ну все, Юра, хватит; глянь, что мать приготовила тебе.
Александра Матвеевна подошла к сыну и тихо, но торжественно произнесла:
— Вот, сынок, возьми. Я пионервожатой в школе была, его секретарь райкома за лучший пионерский отряд вручил мне.
Юра был ошеломлен. Галстук, о котором столько мечталось, — вот он, протяни руку — и он твой, твой навсегда! Юра пытливо посмотрел в глаза матери.
— Бери, бери. — Материнские руки легли ему на плечи. — Скоро он тебе понадобится, а пока храни как самое дорогое!
Юра бережно взял галстук. От радости на глазах блеснули слезы. Мать понимающе переглянулась с Верой, но обе промолчали.
С дивана торопливо сползла Валя, подбежала к матери и вдруг решительно потребовала:
— А мне галстук? Я тоже хочу быть пионеркой!
Александра Матвеевна растроганно улыбнулась, взяла дочь на руки и с материнской нежностью стала ее целовать…
В эту ночь Юра долго не мог заснуть. Подумать только: он имел теперь свой, настоящий красный галстук.
Не вступив еще в пионеры, он уже сегодня был счастливым, верил, что обязательно будет хорошим пионером. Ему очень, очень этого хотелось! Заставляя себя заснуть, Юра с сожалением подумал, что поторопился отправить отцу письмо, не написал про красный галстук. Ну, да ладно, вернутся они завтра из леса, и он еще напишет большое-пребольшое письмо…
На следующее утро Юру разбудили рано. Разбудили с каким-то нетерпением, нервозностью. Просыпаясь, он спросил недовольно:
— Что, уже пора? — открыл глаза и увидел заплаканное лицо матери.
Юра встревоженно приподнялся. Что-то случилось! Он прильнул к матери, но она отстранилась.
— Одевайся, сынок, да быстрее! — В ее голосе была тревога.
— Разве мы не в лес? — предчувствуя беду, спросил он.
— А ты не слышишь, как стреляют?
Юра прислушался. Действительно, где-то стреляли, что-то взрывалось, гудели самолеты. И как это он сразу не услышал?
— Не до прогулок теперь. Война.
Валя никак не могла проснуться, ее одевали сонную…
До госпиталя добрались быстро. Во дворе суетились люди, грузили в машины имущество, медикаменты. В «санитарки» садились больные.
Юра впервые услышал и понял слово «эвакуация». Он ни за что не хотел уезжать, просил подождать отца. Он думал: приедет отец, и они вместе уедут отсюда. Иначе где же ему найти их?
Александра Матвеевна пустилась на хитрость, убеждая, что они едут к отцу. Юра не верил. Уже все знали, что госпиталь эвакуируется в Волковыск, а не в Смоленск.
Подошел Петрович, шофер госпитальной полуторки, высокий, широкоплечий богатырь.
— Ты, малыш, не буянь, — сказал он спокойно, но внушительно. — Война тебе не игрушка, а потому не капризничай. Полезай в кузов и замри. Для своей же пользы, понял?
Он легко подхватил Юру и усадил на какие-то узлы рядом с Валей. Она смотрела на все широко открытыми, непонимающими глазами.
Кто-то отозвал Александру Матвеевну в сторону. И тут Юра увидел Веру. Вера вскарабкалась в кузов, приняла от Петровича свой чемоданчик, санитарную сумку и стала с беспокойством ждать, когда появится ее мать, Ольга Васильевна.
Вернулась Александра Матвеевна и сказала Вере, что ее мать поедет с больным лейтенантом… Александра Матвеевна устроилась около детей. Петрович запустил мотор.
Вдруг Юра перепрыгнул через борт и помчался за ворота госпиталя.
— Куда? — испуганно крикнула Александра Матвеевна.
— Я сейчас! — махнул он рукой и во весь дух припустил по улице.
Мать растерялась. Из кабины выглянул Петрович:
— Вы меня, что ль, спрашиваете, куда? — и сразу заметил исчезновение Юры. — А он куда делся?
— Домой побежал. Я догоню, — сердито ответила Вера.
— Сиди! — остановил ее Петрович. — Вместе догоним.
Алена Василевич — Красный галстук: Рассказ
Насобирали мы с Галинкой кузовки земляники и, сморённые зноем, легли отдохнуть в тени старого орешника. Моя запасливая племянница достала из кармана два ломтя хлеба и важно пояснила:
— Мы всегда, как идём в лес, берём с собой еду. Ходим, ходим, а захотелось есть, сядем где-нибудь в тенёчке и поедим. И до чего вкусная еда в лесу!
И действительно, здесь, под ореховым кустом, душистая земляника с ломтём хорошо испечённого хлеба казались самой вкусной едой на свете.
Лёгкий шум листвы и прохлада настраивали на задушевный разговор. Моя спутница подробно и по-детски доверчиво рассказывала, как она прошлым летом ездила с мамой по железной дороге, и, хотя рельсы всё время, казалось, бежали назад, они всё равно доехали до города.
Бесхитростным её рассказам, казалось, не будет конца.
Заметив или, вернее, почувствовав мою рассеянность, Галинка внезапно умолкла и, придвинувшись поближе, положила свою светловолосую головку на мою руку.
— Ну, что же ты замолчала, почему больше ничего не рассказываешь?
Девочка лукаво прищурила синие, как васильки, глаза и покачала головой.
— А я уже больше ничего не знаю. Вы мне лучше сказку расскажите какую-нибудь.
— Какую же тебе сказку рассказать?
— Всё равно какую, только не из книжки. Из книжек я уже все знаю. Свою расскажите, придумайте сами, — вдруг потребовала она.
Мне трудно было исполнить это требование, и я сказала:
— Хочешь, я тебе стихотворение какое-нибудь расскажу наизусть?
— Нет, не своё. Расскажу стихотворение Пушкина или Некрасова.
— Ой, не хочу! Если бы своё рассказали, а Пушкина и Некрасова я сама знаю. Мы в школе учили… И «Мужичок с ноготок», и «У Лукоморья дуб зелёный», и «Генерал Топтыгин»… Это я сама знаю…
Что я могла ей на это сказать? И я не совсем кстати предложила:
— Ну, раз ты всё знаешь, тогда давай поспим полчасика.
Галинка обиделась и ничего мне не ответила. Потом снова прищурила лукавые свои глаза, взглянула на меня и сказала:
— Я вам что-то не скажу. А оно тут близко-близенько… Знаете, где оно? Совсем, совсем недалёчко. Возле одной берёзы. Только я не скажу где…
Я подумала, что Галинка попросту хитрит, и не обратила внимания на её слова.
Дремота, которая овладела мною на свежем лесном воздухе, передалась и девочке, и вскоре мы обе крепко заснули.
За месяц отдыха в деревне я сблизилась с детворой, и все события, происходившие с местными жителями пионерского и даже дошкольного возраста, были мне уже хорошо известны. Конечно, от моей племянницы всем скоро стало известно, что в чемодане у меня есть два десятка интересных книжек, и на следующий день после моего приезда у нас на крыльце появились первые читатели моей дорожной библиотеки.
С того и началась наша дружба.
…Третье июля совпало как раз с воскресеньем — выходным днём в колхозе. Праздник чувствовался во всём: были развешены красные флаги на хатах, чисто подметены дворы и улицы.
В колхозном клубе ждали лектора из районного городка, потом должен был выступить местный драматический кружок.
Молодёжь готовилась к предстоящему праздничному вечеру. Люди постарше сидели на скамейках и на завалинках, говорили о повседневных своих заботах, вспоминали про давно отгремевшие бои.
Не видно было в клубе только детворы. Ученики собрались в школе и тоже готовили что-то своё, никому пока что не известное.
Поближе к вечеру ко мне примчался на велосипеде гонец, Миша Прохорчук, наш сосед.
— Вера Александровна! Пионеры нашего отряда приглашают вас на пионерский костёр, посвященный дню освобождения Белоруссии от фашистов, а также памяти пионера нашей школы Василька… Костёр будет около Васильковой берёзы…
Миша стоял передо мною в такой торжественной позе, в такой чистенькой рубашке и в таком гладко отутюженном пионерском галстуке, что я растрогалась.
Как хорошо, торжественно, без запинки он говорил!
Я поблагодарила и сказала, что обязательно приду. Только вот дороги не знаю.
— Вас проводят, — сказал Миша, ловко вспрыгнул на велосипед и помчался по улице. Вздувалась на ветру его белая рубашка, отлетал назад, обвивая шею, красный галстук.
И тут впервые Миша предстал передо мной совсем не таким, каким я до сих пор видела его каждый день. Я подумала, что из него, неуёмного и напористого заводилы всех шумных и добрых дел, со временем, когда всё случайное отсеется, а хорошее отшлифуется, непременно выйдет замечательный человек…
Моя непоседа племянница долго не показывалась дома. Потом вдруг ворвалась в хату и начала торопить меня:
— Быстрее, быстрее! Скоро все соберутся!
И казалось, всё у неё волнуется: и отглаженный шёлковый галстук, и вышитая белая кофточка, и даже широкие голубые ленты в светлых косах.
В тесном строю под барабанный бой, почти по-военному отбивая шаг, шли по лесной дороге пионеры к Васильковой берёзе.
Берёза стояла на небольшой поляне, окружённой тем самым лесом, где совсем недавно мы с Галинкой собирали землянику и где она утаила от меня свою историю.
Ещё издалека я заметила, как трепетал на ветру, в синеве высокого неба, небольшой алый флажок на самой верхушке берёзы.
— Галстук Василька, — кивнув на берёзу, шепнула мне Галинка. — Он хранится в нашем школьном музее.
Пионерские отряды остановились и замерли на поляне. Под звуки горна старший пионервожатый вышел из строя и, вскинув руку в салюте, приказал поднять пионерский флаг.
По его команде строго и торжественно шагнули вперед Миша Прохорчук и моя Галинка. Минута… Вторая… И широкое полотнище взмыло кверху, заплескалось, переливаясь тугими складками, и медленно поплыло к маленькому трепетному флажку — Василькову галстуку.
Когда-то на этой лесной поляне стояла хата старого лесника. Жил старик вдвоём со своей женой, приветливой, доброй женщиной. Дети их давно выучились, вышли, как говорится, в люди и разъехались по белу свету. А старики жили в одиночестве — только и соседства, что лес…
И вот пришло к ним горе: умерла самая младшая дочь, которая жила в городе. Остался сиротой её маленький сын — Василёк. Старики стали писать его отцу, упрашивать: привези да привези внука, и тебе с ним, и ему без матери трудно в городе. А мы, старики, вырастим тебе сына, ни в чём он горя не будет знать. И отец согласился. Привёз к деду с бабкой своего Василька.
Раны в детской душе быстро залечиваются. И уже на второй день после того, как мальчик поселился в лесной хате, по всему двору старого лесника звенели его смех и песни. Улыбались и дед с бабкой, радуясь внуку…
Мальчику всё вокруг было в диковинку. То вдруг найдёт под ёлкой красноголовый подосиновик, то попадётся на тропке колючий ёжик, то увидит промелькнувшую над головой рыжей молнией белку. А каких только птичьих трелей не наслушается в лесу! Сколько гнёздышек с птичьими яйцами показывал Васильку дед!
Каждую весну прилетала в дедушкин сад куковать кукушка.
Спрячется где-нибудь в ветвях старой берёзы и давай считать да пересчитывать годы Васильковой жизни:
Считает бабушка, а вслед за ней и Василёк. А кукушка добрая, не скупится на годы, сулит их Васильку много-много…
— Считай-ка сам, устала я, — говорит бабушка.
И Василёк вовсю старается:
— Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, пятьдесят десять, шестьдесят. Ой, нет, не так, сначала: пятьдесят восемь…
Потом счастливый Василёк бежал к бабушке и кричал:
— Бабушка, мне кукушка сто лет прокуковала.
— Ишь, какой ты охочий, — смеялась бабушка. — Не много ли насчитали вы со своей кукушкой?
— Не много, — уверенно отвечал мальчик и принимался за новые свои дела, которых у него хватило бы, наверно, на все сто лет жизни.
— Ну, и хорошо, живи себе на здоровье. А почему тебе и не жить сто лет! — вдогонку ему говорила бабушка, а сама тяжело вздыхала, вспоминая свою младшую дочку, маму Василька.
Война пришла в здешние места, когда Василёк уже окончил четвёртый класс, перешёл в пятый и с гордостью носил на шее красный пионерский галстук…
Однажды осенним вечером наведались в хату лесника партизаны.
Дед был болен. Бабка боялась даже выходить из дому: так зверствовали в деревне немцы. А у партизан было задание — срочно разузнать, сколько фашистов в деревне и как они вооружены. Сами партизаны в деревню пойти не могли, связи у них там ещё не было.
Высокий молчаливый партизан в чёрном кожухе собрался было всё-таки отправиться туда, но другой, помоложе, светловолосый, с весёлыми глазами, видать, старший среди них, — медлил, обдумывая что-то.
— Я схожу в деревню, — раздался с печи тонкий голосок.
Партизаны удивились. При свете коптилки они не разглядели в хате Василька. Обернулись на голос.
— А ну, покажись, орёл! — вдруг сказал самый молодой.
Василёк слез на пол.
— Лучше тебя нам посланец и не нужен. Только сумеешь ли.
— Ещё как сумею! Меня все хлопцы знают, я ведь там учился. Пойду вроде про школу разузнать, а сам буду расспрашивать, где немцы стоят и сколько. Хлопцам я про вас ничего не скажу. А они всё знают: и сколько пулемётов, и сколько автоматов…
— Разведчик из тебя получится неплохой, если послушать. А вот как на деле будет — не знаю, — строго глядя в глаза Васильку, сказал партизан.
— Не стоит, Петро, втягивать мальчугана в такое дело. Не справится он, — тихонько заметил его товарищ.
— А если попробовать?
— Попробуйте, дяденька! — горячо попросил Василёк, обращаясь к командиру.
— Гляди, орёл, остерегайся, — ласково погладил его стриженую голову партизан и, как взрослому, подавая руку на прощание, приказал: — Завтра в девять часов вечера… Понимаешь? Провоешь трижды волком и в дупло берёзы положишь записку: сколько солдат, автоматов и пулемётов… Прощай, солдат, нам пора…
А на следующий день на рассвете дала бабка Васильку хлеба в дорогу и провела его до опушки леса.
…С того времени вой волка слышался неподалёку от хаты лесника всё чаще и чаще. И такую жуть наводил он, что даже вооружённые фашисты не отваживались пробираться ночью к одинокому хутору.
А весной там отсчитывала годы чьей-то жизни кукушка. Даже ночью, бывало, проснётся и вдруг на весь лес бросит сонное:
И опять замолчит, заснёт.
Все партизаны знали маленького связного. Знали его свои люди и во всех окольных деревнях и, когда видели на улице, звали каждый в свою хату: зайди погрейся, сынок! Ни о чём его не расспрашивали, а, что знали и что нужно было знать партизанскому связному, сами рассказывали.
Так он и воевал, незаметный маленький солдат.
…Попал Василёк в беду случайно, перед самым освобождением. Его поймали пьяные немецкие солдаты и начали издеваться над ним. Приказывали ему пить вино, танцевать и петь. И он всё это делал, потому что возвращался с задания и ночью должен был, прокричав дважды кукушкино «ку-ку», передать партизанам сведения о противнике… Потом фашисты приказали ему раздеться. Этого он сделать не мог. Тогда они Сами стащили с него старенькую одежонку. И тут с груди мальчика упало на пол что-то красное-красное… Фашисты топтали это красное ногами, а оно всё алело и алело живой кровью…
Это был пионерский галстук Василька.
В тот же день погибли Васильковы дед и бабушка, была сожжена дотла и их хата.
…А ночью, тихонько сняв немецких часовых, партизаны пробрались в деревню и окружили школу, где фашисты устроили солдатскую казарму.
Несколько пулемётных очередей прошили ночную тишину. Брошенные в окна гранаты завершили дело…
Воспоминания о героях Великой Отечественной войны закончил пожилой колхозник, бывший партизан.
— А теперь, товарищи молодая гвардия, — обратился он к пионерам, давайте все вместе споём песню, с которой шли в бой и всегда побеждали наши советские патриоты.
И он запел сильным низким голосом:
Мы молодая гвардия
Рабочих и крестьян.
Песню подхватили десятки звонких детских голосов.
Сгущались сумерки. На лесной поляне догорал пионерский костёр. Снова под барабанный бой выстроились ровными рядами ребята и промаршировали, салютуя маленькому флажку на большой берёзе.
Мы молодая гвардия
Рабочих и крестьян.
Далеко по лесу разносило эхо слова этой песни, И вслед за песней рвался ввысь маленький флажок — пионерский галстук Василька.
