Лев Толстой
Воскресение. По случаю 100-летия со дня смерти
1 нояб. 2010 г.
Родители
Л.Н., опираясь на рассказы очевидцев, говорил что мать его была «чутка к художеству», хорошо играла на фортепиано и была «большая мастерица рассказывать завлекательные сказки, выдумывая их по мере рассказа». В архивах сохранились её сочинения.
Также по воспоминаниям Мария Николаевна была вспыльчива, но настолько сдержанна, что «вся покраснеет, даже заплачет, но никогда не скажет грубого слова». Современники говорили о ее самообладании, скромности и гуманности в отношениях к людям. Тетка Л.Н. вспоминала, что его мать «была добрая-предобрая барыня. Никого она в свою жизнь не обижала, не оскорбляла и не унижала. Со всеми жила не как барыня, а как равный тебе по существу человек».
12 июня 1812 г. Наполеон перешел границу России и началась Отечественная война. Николаю Ильичу не пришлось принять участие ни в одном сражении в пределах России, но в декабре 1812 года он был отправлен в заграничный поход. Известно, что по дороге «места, верст на десять засеянные телами» заставили его понять весь ужас войны, о чем он писал родным: «мое военное настроение очень ослабело: истребление человеческого рода уже не так занимает меня, и я думаю о счастьи жить в безвестности с милой женой и быть окруженным детьми мал мала меньшими».
Н.И. участвовал во всех крупных сражениях, был участником «битвы народов» под Лейпцигом и за нее получил чин штабс-ротмистра.
Лев Толстой описывал отца, как человека среднего роста, хорошо сложенного живого сангвиника, с приятным лицом и с всегда грустными глазами.
Свадьба княжны Марии Николаевны Волконской и графа Николая Ильича Толстого состоялась в 1922 г. Венчание происходило в церкви села Ясенево, расположенного близ подмосковного имения Трубецких Битцы. «Брак ее с моим отцом, — говорит Л.Н Толстой, — был устроен родными ее и моего отца. Она была богатая, уже не первой молодости сирота, отец же был веселый, блестящий молодой человек с именем и связями, но с очень расстроенным (до такой степени расстроенным, что отец даже отказался от наследства) моим дедом Толстым состоянием». Похоже, жених и невеста равно не были влюблены друг в друга, однако брак оказался счастливым. Сохранились стихи Марии Николаевны, где есть такие строчки, обращенные к мужу (перевод с французского):
Отец — Николай Ильич Толстой
Толстой Николай Ильич (1794–1837) — отец Толстого, родился 26 июня 1794 г. «Отец был среднего роста, хорошо сложённый живой сангвиник, с приятным лицом и с всегда грустными глазами», — писал о нем Толстой в «Воспоминаниях». Он упоминал и другие характеристики отца, у которого были «сангвиническая красная шея», «бодрый быстрый шаг», «бодрый, ласковый голос», «добрые красивые глаза», «грациозные, мужественные движения».
Он был единственным сыном в любящей патриархальной семье, где дети и родители обожали друг друга, где кроме него росли ещё две дочери, Полина и Алина (горбатенький брат Илья умер в раннем детстве). Граф Николай Ильич Толстой родился 26 июня 1795 года. Пятилетним мальчиком был зачислен отцом в службу с чином губернского регистратора в Экспедицию Кремлевского строения, ведавшую строительством и уходом за зданиями в Кремле и всеми императорскими дворцами в Москве и Подмосковье. В 15 лет Николай Ильич был уже коллежский регистратор, а в 16 лет стал губернским секретарем. Столь стремительная карьера в гражданской службе была прервана Отечественной войной 1812 года.
В июне 1812 года семнадцати лет от роду он добровольно вступил в 3-й Украинский казачий регулярный полк корнетом, 28 июля 1812 г. был переведен в Московский гусарский полк. 17 декабря 1812 г. Салтыковский полк был влит в Иркутский драгунский переименованный в гусарский. 28 декабря 1812 г., писал родителям из Гродно: «Не бывши ещё ни разу в сражении и не имевши надежды в нём скоро быть, я видел всё то, что война имеет ужасное; я видел места, вёрст на десять засеянные телами; вы не можете представить, какое их множество по дороге от Смоленска до местечка Красное».
Из формулярного его списка узнаем, что «Граф Николай Ильин сын Толстой» после изгнания армии Наполеона из России «в походах был 1813 года апреля со 2-ого в Княжестве Варшавском, Силезии и Саксонии, оттуда при отступлении армии до города Люцена; с 21 апреля в арьергардных делах, 26 и 27 числ при удержании неприятеля под городом Дрезденом и при переправе через реку Эльбу; за оказанное в сих делах отличие награжден чином Поручика, мая 8 и 9 числ в Генеральном сражении при городе Бауцене и при приступлении к крепости Швейднец в сражениях и перестрелках находился; по окончании перемирия был при преследовании до города Теплиц, августа 14 при сильной рекогносцировке и города Дрездена, оттоль до крепости Кенигсштейна и при блокаде оной; за оказанное в сих делах отличие награжден Орденом Св. Владимира 4-ой степени с бантом; октября 2, 4, 6 и 7 числ в Генеральном сражении под городом Лейпцигом, за отличие во оном награжден чином Штабс-Ротмистра; оттоль в преследовании неприятеля до города Ерфурта и при блокаде оного до 17 числа октября; от оного в походе до города Гетингена, оттуда отправлен был Генералом от Кавалерии графом Витгенштейном курьером с нужными депешами к Военному Министру в город Санкт-Петербург и, возвращаясь обратно к армии, захвачен был неприятелем при местечке Сент-Оби в плен, из коего при взятии города Парижа освобожден. По-российски, по-французски, по-немецки читать, писать умеет, математику, географию знает, в штрафах не бывал».
Адъютантом генерала Витгенштейна в 1813 году был поручик Павел Иванович Пестель – будущий декабрист, автор знаменитой «Русской Правды», руководитель Южного общества. Николай Ильич Толстой состоял при князе Андрее Ивановиче Горчакове, командире 1-го Пехотного корпуса в группе войск Витгенштейна. И Толстой и Пестель были награждены за бои под Лейпцигом, Пестель в этом сражении был тяжело ранен, поэтому, очевидно, с донесениями в Петербург был направлен не П.И. Пестель, а адъютант Горчакова Н.И. Толстой.
Отец Льва Николаевича Толстого не был членом тайного общества, но был близко знаком со многими декабристами: С.П. Трубецким, С.Г. Волконским, А.И. Одоевским, З.Г. Чернышевым, Ф.П. Толстым.
Корнет Николай Ильич Толстой записан в часть 17 декабря 1812 года – следом за корнетом, будущим дипломатом, поэтом, автором комедии «Горе от ума» Александром Сергеевичем Грибоедовым.
Возвратившись в Россию, Толстой 8 августа 1814 года был переведен в кавалергардский полк и назначен адъютантом к командиру корпуса, генерал-лейтенанту князю Андрею Ивановичу Горчакову, троюродному брату его матери.
11 декабря 1817 года Толстой был переведен с чином майора в гусарский принца Оранского полк. Любопытны причины, вызвавшие этот перевод. Сохранился рапорт на имя Александра I от главнокомандующего второй армией генерала Бенигсена о том, что командир корпуса, генерал-лейтенант князь Горчаков просит перевести его адъютанта штабс-ротмистра графа Толстого в гусарский полк по той причине, что Толстой, «имея ревностное желание продолжать службу вашему императорскому величеству во фронте, не по недостаточному своему состоянию не имеет возможности продолжать служение в кавалергардском полку». Рапорт этот, датированный 15 ноября 1817 года, указывает на стесненное материальное положение Н.И. Толстого.
14 марта 1819 года Толстой «по болезни» был уволен в отставку с чином подполковника и уехал к родителям в Казань, где совсем уже разорившийся его отец Илья Андреевич Толстой был губернатором. В 1821 году, после смерти отца, приехав с матерью Пелагеей Николаевной из Казани в Москву, Николай Ильич поступил на службу в Военно-сиротское отделение при Московском комендантском управлении.
На руках у Николая осталась семья, требующая забот и попечения: старая мать, привыкшая к роскоши, сестра Алина со своей приёмной дочерью, и кузина, воспитанница матери, Татьяна Ёргольская. Последняя была ровесницей Николая, с детства они росли и воспитывались вместе, испытывая друг к другу романтическое чувство влюблённости. После смерти отца остались огромные долги, Николай вынужден был 15 декабря 1821 г. поступить на службу на очень незначительную должность смотрительского помощника (воспитателя) в Московское военно-сиротское отделение при Московском комендантском управлении.
В 1822 году граф Н.И. Толстой посватался к богатой наследнице, княжне Марии Николаевне Волконской, которая приняла его предложение. 9 июля 1822 г. в церкви села Ясенева близ подмосковного имения князей Трубецких Знаменского граф Н.И. Толстой обвенчался с княжной М.Н. Волконской, дочерью Николая Сергеевича Волконского и Екатерины Дмитриевны Трубецкой. «Весёлый, блестящий молодой человек с именем и связями» (ему было 28 лет) стал мужем не очень красивой, старше его на четыре года, княжны Марьи, обладавшей очень значительным состоянием. Это был классический брак по расчёту, оказавшийся браком по любви. Толстые сразу уехали в Ясную Поляну, чтобы начать ту семейную, замкнутую кругом домашних забот и радостей жизнь. В 1823 году у молодых Толстых родился первый сын – Николай. После нескольких неблагополучных родов в 1826 году родился Сергей, в 1827 году – Дмитрий, а 1828 году – Лев. Единственная дочь – Мария – родилась в 1830 году.
Толстой вспоминал о яснополянских делах отца: «Занятие его составляло хозяйство и, главное, процессы, которых тогда было очень много у всех и, кажется, особенно много у отца, которому надо было распутывать дела деда. Процессы эти заставляли отца часто уезжать из дома. Кроме того, уезжал он часто и для охоты — и для ружейной и для псовой». Кроме занятий хозяйством (отец достроил большой дом, начатый дедом Волконским, посадил сад), он занимался детьми и много читал, собрав в Ясной Поляне библиотеку, состоявшую из французских классиков, исторических и естественнонаучных сочинений (даже из Парижа привёз несколько десятков книг).
Толстые лето и зиму жили в имении, не переезжая в город, ведя очень уединённый образ жизни. Позже, создавая образы героев «Войны и мира» княжны Марьи и Николая Ростова, писатель использовал некоторые факты из жизни отца и матери, Многие черты внешности и характера отца Толстого запечатлены не только в «Войне и мире», но и в трилогии «Детство. Отрочество. Юность» и в ранней рукописи трилогии, которую печатают под заглавием «Четыре эпохи развития».
В 1829 г. Н.И. Толстой выкупил Никольское-Вяземское, в 1836 г. построил здесь каменную церковь.
Н.И. Толстой скоропостижно скончался 21 июля 1837 года в Туле и был похоронен рядом с женой в фамильном склепе на Кочаковском кладбище.
Младшему сыну Льву было почти 9 лет, когда отец умер, и он помнил весёлые шутки и рассказы отца за обедом и ужином, когда и бабушка, и тётушки, и дети смеялись, слушая его. Дети с интересом рассматривали рисунки, которые он для них делал и которые им казались «верхом совершенства». Лёвочка запомнил приготовления отца к охоте, общие прогулки по Ясной Поляне. Запомнилось, как вечерами дети приходили к отцу в кабинет играть или прощаться перед сном, как он ласкал их и иногда, к великой их радости, пускал к себе за спину на кожаный диван, продолжая в то же время читать или разговаривать с приказчиком.
Лёвочка с особенной нежностью, прощаясь вечером с отцом, целовал «его белую жилистую руку» и был «умилённо счастлив», когда отец ласкал его. «Я очень любил отца, но не знал ещё, как сильна была эта моя любовь к нему, до тех пор пока он не умер».
Толстой Л. Л.: В Ясной Поляне. Правда об отце и его жизни
I. Его жена и моя мать
Его жена и моя мать.
Съ т е хъ поръ, какъ я помню себя, я помню моихъ родителей. Мои воспоминанiя начинаются съ 4 л е тъ. Съ 3-хъ или 4-хъ уже остались опред е ленныя впечатл е нiя въ мозгу, и они никогда не изгладятся. Можетъ быть, съ годами рядомъ съ ними выплывутъ и другiя изъ этого же времени, потому что къ старости люди всегда вспоминаютъ ярче свое раннее д е тство. Весь мозговой баластъ настоящаго становится тогда легче, и за нимъ проясняются, затуманенные дурманомъ настоящей минуты, отпечатки картинъ прошлаго.
Мать, отецъ, братья, сестры, няни, гувернантки, прислуга, гости, собаки, р е дко медв е дь съ медв е жатникомъ, лошади, охота отца и братьевъ, праздники Рождества, елка, масляница и пасха, зима — со сн е гомъ, санями, снигирями и коньками; весна — съ мутными ручьями и блестящими коврами серебрянаго тающаго сн е га, съ первымъ листомъ березы и смородиной, съ тягой, съ первыми цв е тами и первой прогулкой «безъ пальто», л е то — съ грибами, съ купаньемъ, со всевозможными играми, съ верховой е здой и рыбной ловлей; осень — съ началомъ ученья и труда всей семьи, съ желтыми листьями въ аллеяхъ сада и вкусными антоновскими яблоками, съ первой порошей — вот жизнь моего счастливаго д е тства.
Ч е мъ была въ эту пору для насъ и для отца моя мать?
Тургеневъ однажды сказалъ отцу:
— Слушайте, вы сами не понимаете, какой вы счастливый.
— Ч е мъ? — удивился Левъ Николаевичъ.
— Т е мъ, что у васъ такая жена.
Если постороннiе такъ относились къ ней, то какъ же должны были относиться къ ней вс е мы, ея семейные.
Для отца она была въ жизни все. Для маленькихъ д е тей она была ихъ жизнью. Для подраставшихъ она была главнымъ ихъ св е томъ и тепломъ. Круглыя сутки эта неутомимая, безконечно жизнеспособная женщина несла безпрерывный трудъ на пользу семьи и д е лала это не какъ обязанность или долгъ, а какъ единственное, естественное и самое радостное для нея д е ло.
Каковы были въ эту эпоху отношенiя между родителями? Иногда н е жныя и ласковыя, всегда дружескiя, р е дко обостряемыя короткой ссорой.
Отецъ называлъ мою мать «душенькой», ц е ловалъ ея руки и голову. Она ц е ловала его руку. Отецъ часто возился съ нами, д е тьми, игралъ и б е галъ съ нами, таскалъ на плечахъ.
Изъ-за чего произошла эта ссора? Конечно, изъ-за какого-нибудь пустяка. Но оба они были въ отчаянiи. Мать плакала и отв е чала р е дко, онъ настаивалъ на чемъ-то и что-то доказывалъ. Я подб е жалъ тогда къ матери, обнялъ ее за кол е ни и сказалъ отцу: «Зач е мъ ссориться? Это в е дь ни къ чему!» Мн е стало жаль матери. Я за нее заступился. Отецъ замолчалъ, посмотр е лъ на меня и проговорилъ: «Блаженны миротворцы». Ссора потухла.
Часто посл е об е да родители играли на фортепiано въ четыре руки. Иногда л е томъ мать е здила съ отцомъ верхомъ. По вечерамъ вс е сид е ли вм е ст е въ зал е за круглымъ столомъ, гд е читали вслухъ.
Во взглядахъ отца и матери была большая разница.
Онъ ушелъ отъ нея по пути мысли, все передумавъ, взв е сивъ, оц е нивъ и испытавъ.
Она не могла посп е ть за нимъ, обремененная жизнью.
Но чутьемъ своимъ она все-же всегда знала, гд е отецъ былъ правъ и гд е онъ впадалъ въ крайности. Это ея чутье, несомн е нно, служило отцу и въ его писанiяхъ, можетъ быть, незам е тно для него самого. Она д е лала ему и прямыя зам е чанiя, переписывая его рукописи, но они не были значительны.
«Война и Миръ» была кончена, когда я родился на св е тъ. Помню смутно, какъ писался конецъ «Анны Карениной» и какъ составлялись родителями «Азбука» и четыре книги для «Чтенiя».
— Ну-ка, Илюша, дай мн е дв е котлетки.
Илюша вскочилъ со стула, взялъ съ подоконника блюдо съ котлетами и подалъ отцу. Съ этого дня уже ни посты, ни православiе больше не соблюдались отцомъ, а началось писанiе «Критики догматическаго богословiя».
Мать оставалась православной до конца жизни и никогда даже не воображала себ е возможности отпасть отъ него. Она была религiозна, но безъ крайностей. Въ церковь е здила р е дко, за недостаткомъ времени. Для нея главной религiей было исполненiе своего жизненнаго долга, и она не задавалась вопросами, которыхъ не въ силахъ была разр е шить.
Съ пере е здомъ семьи въ Москву для вс е хъ членовъ ея, конечно, настала совершенно новая жизнь. Мать была перегружена заботами о д е тяхъ, которыхъ стало девять. Мы, трое старшихъ братьевъ, попали въ учебныя заведенiя. А старшая сестра стала е здить съ матерью на вечера и балы.
Вс е знаютъ сочиненiя Толстого, написанныя въ эпоху его нравственнаго перелома. Они въ большой м е р е создались подъ влiянiемъ первыхъ московскихъ впечатл е нiй. За «Критикой Догмъ Богословiя» шли «Изсл е дованiе и переводъ Евангелiй», «Такъ что-же намъ д е лать», «Въ чемъ моя в е ра», и другiе.
Левъ Николаевичъ записалъ въ это время:
Между т е мъ, вс е жили полной жизнью, но для отца эта жизнь была не той настоящей, истинной духовной жизнью, какой онъ началъ жить самъ, и какой хот е лъ, чтобы жили другiе — прежде всего, его семейные. Весной Левъ Николаевичъ раза два уходилъ странникомъ п е шкомъ изъ Москвы въ Ясную Поляну, гд е отходилъ отъ московской жизни и гд е въ обычной обстановк е р е же впадалъ въ отчаянiе, при сознанiи неправды своихъ жизненныхъ условiй. Мать пере е зжала съ нами сейчасъ же за нимъ, какъ только мы, д е ти, кончали ученiе. Ей, б е дной, было тогда совершенно не подъ силу вести одной вс е хъ д е тей разныхъ возрастовъ и вс е д е ла. Маленькiя д е ти, д е ла по им е нiямъ, изданiе сочиненiй отца, забота о деньгахъ, сохраненiе св е тскихъ отношенiй, — все теперь легло на ея плечи и иногда душило ее своей тяжестью.
Братъ Илья и я были въ гимназiи, и наше ученiе шло сначала плохо. Мать огорчалась, въ то время какъ отецъ почти не обращалъ на это вниманiя. Помню, только разъ мы прi е хали съ братомъ изъ Москвы въ Ясную, оба оставшись въ т е хъ же классахъ.
— Что же это вы такъ? — сказалъ онъ намъ съ упрекомъ и огорченiемъ: — это не хорошо.
И весь вечеръ онъ оставался мрачнымъ.
На сл е дующую зиму онъ самъ пригласилъ репетитора, который наладилъ меня, и я потомъ легко кончилъ гимназiю, хотя взгляды и пропов е дь отца въ Москв е меня сильно отвлекали отъ правильныхъ занятiй.
Мать вид е ла все это и не въ силахъ была помочь, сама все время упрекаемая и мучимая отцомъ за то, что вела семью противно его уб е жденiямъ.
Но что могла она сд е лать, и какъ и въ чемъ перем е нить образъ жизни семьи? Онъ самъ купилъ Хамовническiй домъ, самъ его перестроилъ, самъ согласился на пере е здъ въ Москву. Самъ заботился о нашемъ воспитанiи и образованiи съ первыхъ л е тъ нашего д е тства. Мать была только душой семьи, ея кормилицей, в е чной заботницей, в е чнымъ ут е шенiемъ, и сама шла съ общимъ ея теченiемъ. Чего же можно было отъ нея по справедливости требовать большаго, ч е мъ она отдавала?
У нея было слишкомъ много здраваго смысла, чтобы пойти на это, и она продолжала жить, такъ какъ жизнь была налажена силой вещей. Безъ ея искренняго и глубокаго жизненнаго сопротивленiя, безъ того твердаго матерiальнаго основанiя жизни, какое она поддерживала, Толстой никогда бы не могъ такъ ярко и полно выразить свою великую душу и свою мысль.
И отецъ любилъ Софью Андреевну, любилъ какъ саму жизнь, можетъ быть именно за это, любилъ до конца дней. Въ посл е днее свое л е то при мн е онъ еще сказалъ ей посл е того, какъ она вернулась изъ короткой по е здки къ своимъ друзьямъ Масловымъ:
«Ты у е хала и все потухло кругомъ: ты вернулась, и опять я вижу св е тъ».
Итакъ, тайное зав е щанiе было подписано отцомъ, и мать ничего о немъ не знала. Но она чувствовала сильнымъ женскимъ инстинктомъ, что н е что скрывается отъ нея. Естественно, что ей хот е лось узнать правду, и она все д е лала для этого. Не только фактъ зав е щанiя противъ семьи, сколько неискреннее и потому несправедливое отношенiе къ ней, главнымъ образомъ, сводило ее съ ума. Но тайна ей такъ и не была открыта до конца.
И вотъ гд е обнаружились до конца людская тупость, жестокость, злоба и затменiе. Ту женщину, которая создала ему счастливую жизнь, ту, которая любила его больше всего на св е т е и безъ которой для него все была «тьма», ту, которая отдала ему вс е свои силы, всю «душеньку» и «душу», несмотря на разность съ его душой, ту, которая дала ему «счастье, какое не могло кончиться жизнью», — ее не пустили къ умирающему . Только, когда агонiя смерти была уже окончена, когда ему оставалось только два посл е днихъ вздоха, ее впустили въ комнату. Она бросилась къ его изголовью, обняла, и на ухо ему стала нашептывать слова любви. Она над е ялась, что онъ услышитъ ее, хотя отецъ уже не говорилъ и не вид е лъ. Онъ вздохнулъ разъ, другой, глубоко, точно облегченный, и все было кончено.
Мать пережила отца на десять л е тъ, скончавшись въ Ясной Полян е и переживъ на старости л е тъ еще новыя страданiя. Она вид е ла и испытывала на себ е вс е ужасы большевизма, должна была разстаться съ сыновьями, ут е шаясь передъ кончиной писанiемъ своихъ мемуаровъ.
— Н е тъ, — сказала она грустно, — больше уже не увидимся. Я чувствую.
Одно я хочу для нихъ сд е лать теперь, какъ д е лалъ съ д е тства: примирить ихъ въ памяти людей, не понимающихъ какъ глубоко они другъ друга любили .
Сноски
1) Л. Н. Толстой писалъ Фету въ первое время женитьбы: «Я счастливъ, Фетушка! Такъ счастливъ, что это счастье не можетъ кончиться жизнью».
Мария Волконская, мать Л. Н. Толстого
Мария Николаевна Волконская (1790–1830),
мать писателя Льва Толстого.
Татьяна Николаевна Ергольская, тетушка Льва Толстого
Княжна Мария Николаевна была дочерью князя Николая Сергеевича Волконского, сенатора, виднейшего соратника и обер-секретаря Екатерины II. Императрица высоко ценила князя за ум, прямоту, находчивость и бесстрашие. В 1793 году она назначила его послом России в Берлин. Однако в 1794 году по неизвестным причинам князь попал в опалу и отошел от дел.
Род отца Марии Николаевны Волконской, как принято считать, восходит к Рюрику через князя Олега Святославича. Фамилия бабушки княжны Волконской по линии отца – Марии Дмитриевны Чаадаевой – также принадлежала к древнему роду. Сама фамилия Чаадаевы происходит от тюркско-монгольского прозвища Чагатай — «храбрый». На гербе Волконских были изображены гербы киевских и черниговских князей.
Матерью Марии Николаевны была княжна Екатерина Дмитриевна, урожденная Трубецкая, находившаяся в родстве с А. С. Пушкиным.
Семья Волконских проживала в имении Ясная Поляна, где князь построил роскошную усадьбу с парком с беседками-ротондами, организовал большое хозяйство и завёл оркестр из крепостных музыкантов. «Дед мой, — писал Лев Толстой, — считался очень строгим хозяином, но я никогда не слыхал рассказов о его жестокостях и наказаниях, обычных в то время… Я слышал только похвалы уму, хозяйственности и заботе о крестьянах и, в особенности, огромной дворне моего деда».
Николай Сергеевич очень мечтал о сыне, наследнике его фамилии и родового герба. Однако 10 ноября 1790 года у супругов родилась дочь, которую назвали Марией. Вскоре после этого, когда девочке было всего два года, княгиня Екатерина Дмитриевна тяжело заболела и умерла. Николай Сергеевич вынужден был оставить малышку в семье брата своей жены, а сам после временной опалы вступил в должность военного губернатора в Архангельске. Впрочем, служба длилась недолго. В 1799 году он вышел в почетную отставку, с сохранением чина генерала от инфантерии.
Князь Волконский забрал свою юную дочь и вместе с ней поселился в Ясной Поляне. Там он занялся воспитанием княжны Марии Николаевны, которую сильно любил, «но был к ней строг и требователен». Отец старался дать дочери — будущей наследнице своих имений — всестороннее образование. Девочку обучали иностранным языкам, русской словесности, музыке, истории искусств. В программу обучения Марии входили математика, физика, география, логика, всеобщая история, естественные науки.
С ранних лет Мария выделялась незаурядным умом и многим отличалась от других юных аристократок. Князь Волконский дал дочери блестящее образование. Княжна говорила на пяти языках, занимала литературным творчеством, отлично играла на клавикорде и арфе.
Мария вела удивительные дневники, где размышляла и анализировала собственные поступки, мысли и недостатки. За годы таких исповедей накопилось столько, что они не умещались в пухлые тома. В её архиве сохранились два больших прозаических произведения: волшебная сказка «Лесные близнецы» на французском языке и незаконченная повесть в двух частях «Русская Памела, или Нет правил без исключения».
Правда, нередко глаза Марии Николаевны были затуманены слезами. Ей было уже за тридцать. Богатая и образованная княжна была эмоционально закрытой, поэтому казалась всем холодной и недосягаемой, что отпугивало от нее женихов. Еще больше их отпугивал князь Николай Сергеевич Волконский. Своей язвительной и надменной манерой разговора он ставил человека в неловкой положение и получал от этого удовольствие.
Марии Николаевне казалось, что она потеряла цель в жизни. Ей хотелось кому-то помогать, кого-то любить, чтобы быть кому-то нужной. Она с радостью отдала часть своего состояния компаньонке Мисс Ханессен и устроила её свадьбу со своим кузеном Мишелем Волконским. Родные и знакомые сильно обеспокоились непредсказуемым поведением Марии Николаевны и стали подыскивать ей жениха.
По счастливой случайности родственники графа Николая Ильича Толстого, оказавшегося после смерти своего отца в безвыходном материальном положении, искали богатую невесту. Брак, изначально рассматриваемый как брак по расчёту, в будущем оказался на редкость счастливым. Молодые люди неожиданно для всех понравились друг другу. 9 июля 1822 года состоялась их свадьба. Жениху было 28 лет, невесте – 32. По словам Льва Толстого, отец относился к матери «как относятся к дамам царской крови». Его искреннее восхищение женой и ее «глубокая работа души и сердца» переросли во взаимную нежную привязанность.
21 июня 1823 года на свет появился их первенец — Николай. В 1826 году родился сын Сергей, в 1827 году ещё один сын Дмитрий, а в 1828 году — Лев, будущий гениальный писатель, подаривший бессмертие своей матери, графине Марии Николаевне Волконской.
К 38 годам графиня превратилась в спокойно-счастливую мать четверых детей, хозяйку большого и дружного семейства. В душе она оставалась все такой же возвышенной, романтичной и немножко сентиментальной. Когда Николай Ильич отлучался из дома, Мария Николаевна тосковала и писала стихи на французском языке. В русском переводе они звучат примерно так:
Пусть наша жизнь течет, как тихий ручеек,
Струящийся только среди цветов,
Чтобы радостями любви, все более и более осязаемой,
Мы закрепили за собой преходящее счастье!
Да, мое сердце говорит мне, что эту завидную долю
Небо сохранило для нас по своей благости.
И эти соединенные имена — Николай и Мария —
Всегда будут обозначать двух счастливых смертных!
Со всей страстью души Мария Николаевна отдалась материнству. Бережно и любовно она воспитывала сыновей, отмечая в своем «Педагогическом дневнике» малейшие проявления их характера, темперамента, их детские привычки, ежедневные шалости, забавные детские слова:
«14 мая, 1828 года: Николенька был целый день очень умен и послушен. Жаль только, что он трусоват; к вечеру, гуляя со мной, он испугался жука. »
«Николенька с утра был умен, читал очень хорошо; но читая о птичке, которую застрелили, и которая умерла, ему так стало ее жаль, что он заплакал. »
«Если он (Николенька) будет привыкать преодолевать свой страх, то он сделается со временем храбр, как должен быть сын отца, который хорошо служил отечеству».
Этот многотомный дневник матери Лев Толстой позже читал как увлекательнейшую книгу, психологический труд. И всегда не уставал восхищаться, как точно и тонко чувствовала она их слабые, неокрепшие, ещё мало кому понятные детские души, как упорно развивала всё то хорошее, что было в них заложено, как горячо любила своих сыновей со всеми их слабостями и недостатками!
Всю эту дивную атмосферу дружного семейства можно почувствовать в трилогии Льва Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность». Там есть это необыкновенное по силе ощущение счастья. Но есть и некое щемящее душу предчувствие тревоги.
Кажется, ничего не предвещало беды. Мария Николаевна родила пятого ребенка, долгожданную дочь — Машеньку. А через полгода 4 августа 1830 года графиня умерла, когда её Лёвушке было всего два года. Это стало для него непостижимой и непоправимой потерей, с которой он не мог смириться всю жизнь.
На протяжении многих лет Л. Н. Толстой кропотливо изучал историю рода Волконских, перечитывал письма и дневники своей матери, хранившиеся в семейном архиве. Так случилось, что в семье не сохранилось ни одного портрета Марии Николаевны, кроме маленького силуэта восьмилетней девочки. Лев Николаевич упорно восстанавливал в памяти облик матери. Он запечатлел ее образ на страницах своих бессмертных творений. «Всё, что я знаю о ней, всё прекрасно», — писал Толстой в воспоминаниях. Пронзительные по силе воспоминания о материнской любви встречаются на страницах его первой автобиографической повести «Детство»: «Нежная, белая рука, ласкающая детскую голову, завитки волос на шее, теплые чёрные глаза, наполненные светом и всегдашней любовью».
Всю свою жизнь Лев Толстой относился к памяти Марии Николаевны со священным поклонением. Мать была для него образцом совершенного человека – богочеловека. Писатель в буквальном смысле слова молился на неё. Даже не смотря на то, что их физическая связь была так рано прервана, их духовная связь (religio) не прерывалась никогда. Молитва Л. Н. Толстого, обращенная к матери, всегда помогала ему в борьбе с искушениями. Душа матери освещала всю жизнь гениального писателя. Он мысленно воссоздал облик своего кумира и с глубокой нежностью воплотил его в неповторимом трепетно-трогательном образе княжны Марьи Болконской и отчасти в пленительном образе Наташи Ростовой — счастливой молодой мамы, какой она стала в конце романа «Война и Мир».
В каждой любимой женщине Толстой искал хотя бы подобие облика матери, который он знал по ощущениям и впечатлениям души. И искал не столько внешнего сходства, сколько внутреннего. Вот только могла ли родиться ещё одна такая женщина, соответствующая идеальному образу той духовной высоты, которой достигла Мария Николаевна? И кто знает, быть может, в поиске ответа на этот вопрос и заключен весь феномен гениальности величайшего русского писателя Л. Н. Толстого.
После смерти матери основную заботу о детях взяла на себя двоюродная сестра Николая Ильича Толстого — Татьяна Александровна Ергольская (1792–1874). Она находилась в дальнем родстве с бабушкой Льва Николаевича — Пелагеей Николаевной Горчаковой. Судьба Татьяны Ергольской была не простой. После смерти ее матери отец женился вторично, а сама Таня с сестрой Лизой остались почти что сиротами. Тогда девочек взяли на воспитание богатые родственницы, и красавица Татьяна оказалась в семье Ильи Андреевича и Пелагеи Николаевны Толстых.
Вместе с дочерьми графини Пелагеей и Александрой она получила хорошее домашнее образование, в совершенстве владела французским языком, прекрасно играла на фортепиано, «имела склонность к литературному творчеству». Ей принадлежат такие трогательные строки: «Что делать с сердцем, если некого любить? Что делать с жизнью, если ее некому отдать?»
Татьяна была влюблена в Николая Толстого, отца будущего писателя. Он отвечал ей взаимностью, но не мог заключить брак с бесприданницей. Некоторые черты Т. А. Ергольской в романе «Война и мир» видны в образе Сони, воспитанницы Ростовых.
Когда Николай Ильич Толстой женился на Марии Николаевне Волконской, «эти две великодушные женщины стали большими друзьями». Они вовсе не чувствовали себя соперницами. Тем более, что многое их объединяло. После кончины Марии Волконской Татьяна Ергольская свою любовь к Николаю перенесла на его детей. Сохранилась записка Татьяны Александровны от 16 августа 1836 года: «Николай сделал мне сегодня странное предложение — выйти за него замуж, заменить мать его детям и никогда их не покидать. В первом предложении я отказала, второе я обещалась исполнять, пока я буду жива».
Лев Толстой так писал о «тётеньке Туаннет»: «Должно быть, она любила отца, и отец любил ее, но она не пошла за него в молодости для того, чтобы он мог жениться на богатой моей матери; впоследствии же она не пошла за него потому, что не хотела портить своих чистых, поэтических отношений с ним и с нами. Любовь ее разливалась и на всех людей. Чувствовалось, что она и нас любила за него, через него и всех любила, потому что вся жизнь ее была любовь».
В другом месте Толстой отметил: «Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь. Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью. Я видел, чувствовал, как хорошо ей было любить, и понял счастье любви. Это первое. Второе то, что она научила меня прелести неторопливой, одинокой жизни».
Татьяна Ергольская «не учила тому, как надо жить, словами. Вся нравственная работа была переработана в ней внутри, а наружу выходили только ее дела – и не дела, а вся жизнь, спокойная, кроткая, покорная и любящая».
Уже в зрелые годы Сергей, Николай, Дмитрий и Мария часто приезжали к тетушке в Ясную Поляну, так как «в общении с ней они находили то чувство уверенности и душевного спокойствия, в котором так нуждались их мятущиеся страстные натуры». В письмах они находили для нее самые теплые и искренние слова.
Для Льва переписка с тетушкой была не только поддержкой, уроками духовной стойкости, но и «школой литературного стиля». Лев Николаевич «восхищался точностью и элегантностью ее души». Любимое его изречение «Делай что должно, и пусть будет что будет», ставшее как бы правилом его жизни, впервые он тоже услышал от тётеньки Туаннет. За четыре дня до смерти, вдали от Ясной Поляны и родных, на станции Астапово Лев Толстой записал эту фразу на последней странице своего дневника.
Татьяна Александровна поощряла его литературные способности. Именно она советовала ему «писать романы», указала путь к славе, которая оказалась мировой. Примером своей незаметной, но подвижнической жизни Ергольская утверждала и развивала во Льве те духовные качества, которые определили впоследствии гуманистические направления в его философии и художественных произведениях.
Однако самое заветное желание, самая несбыточная мечта детства — «увидеть снова улыбку милой maman» — не покидала писателя до конца жизни. В одной из глав «Детства», уже взрослым, зрелым, испытавшим горечь войны, он писал: «Если бы в тяжелые минуты я хоть мельком мог увидеть эту улыбку, я бы никогда не знал, что такое горе!»
С невыразимой мукой, за несколько лет до своей смерти на листе бумаги Лев Толстой написал вот эти, редко цитируемые слова-признания вечной тоски по материнской любви: «Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление – желание ласки – любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому я мог бы прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей – ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе. Да, да маменька, которую я никогда не называл, еще не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня. Все это безумно, но все это правда» (написано на листке бумаги с датой 10 марта 1906 года).
Все дневники и записи своей матери Лев Толстой передал на хранение в Публичную библиотеку Санкт-Петербурга.
