Правда о гибели Павлика Морозова
10.09.2003 Тайна жизни и гибели Павлика Морозова
Тюмень. 3 сентября исполнился 71 год со дня гибели Павлика Морозова. Он вместе с младшим братом Федей был убит за то, что донес чекистам на своего отца. Деревня Герасимовка, где родился и похоронен Павлик, находится в 40 километрах от райцентра Тавда Свердловской области.
Имя Павлика Морозова до сих пор носят улицы в десятках российских городов, хотя главный памятник герою со знаменем в руке уже давно снят со своего постамента в парке на московской Красной Пресне. После смерти он был навечно вписан в историю пионерии под номером 001, а теперь его имя стало символом предательства.
По прошествии нескольких десятков лет уже трудно понять, где миф о 14-летнем мальчике, якобы пожертвовавшем своей жизнью в борьбе с «кулаками», укрывавшими хлеб от деревенской бедноты, а где реальная жизнь полуграмотного подростка из многодетной деревенской семьи.
Первую попытку совершить независимое расследование жизни Павлика предпринял еще в середине 80-х годов московский прозаик Юрий Дружников, впоследствии написавший книгу «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», переведенную на несколько иностранных языков. В ходе расследования Дружников смог побеседовать с некоторыми оставшимися в живых родственниками мальчика, в том числе и с его матерью Татьяной Морозовой, которую советская пропаганда превратила в героическую мать пионера-героя.
Дружников, ныне преподаватель Калифорнийского университета, считает, что донос Павлика на своего отца был сделан им по «наущению матери, которую отец оставил, уйдя к другой».
Бессмертная советская легенда | Номад | 16.11.2002
nomad.su›?a=15-200211160017
Дружников убежден, что Карташов с помощью Потупчика организовал убийство мальчиков в попытке запугать жителей деревни и заставить их вступить в колхоз. Он считает, что у них на это было негласное разрешение сталинских спецслужб. Прокурор. Жил-был заместитель руководителя реабилитационного.
Несчастный Павлик Морозов
Чудеса и приключения
№ 3 за март 2000
Федор Морозов II
3 сентября 1982 года страна широко отметила 50-летие со дня гибели пионера-героя Павлика Морозова, зверски умерщвленного бандитами-кулаками. А уже через несколько лет началось развенчивание памяти героя, который будто бы оказался на поверку малолетним доносчиком на родного отца. Между тем правду о разыгравшейся на Урале трагедии знаменитый революционер-шлиссельбуржец Н. Морозов поведал писателю Алексею Толстому еще в 1939 году. Об этой загадочной истории рассказывается в статье царскосельского краеведа, нашего давнего автора Федора Морозова.
Во времена правления Андропова подвиг Павлика получил новую трактовку. Его отец из кулака превратился в деревенского старосту, пользовавшегося среди односельчан репутацией уважаемого, порядочного человека, но поддавшегося запугиваниям скрывавшихся в лесах кулаков-бандитов, которым он выдавал фальшивые справки. А в 1984 году нежданно-негаданно выяснилось, что и сам Павлик Морозов был совсем не тем, за кого его выдавали целых пятьдесят лет.
В Большой Советской Энциклопедии эта история выглядит иначе. Своего отца, будто бы продававшего документы врагам народа, Павлик Морозов сдал секретарю Тавдинского райкома партии ещё в 1930 году и тогда же выступил на суде в качестве обвинителя собственного пращура. Тогда же Павлик Морозов будто бы был избран председателем совета пионерского отряда Герасимовки. А в 1932 году Павлик, будучи 14-летним подростком, будто бы возглавил местные продотряды по изъятию излишков зерна у кулачества всего Тавдинского района, за что кулаки и прирезали его вместе с братом на лесной дороге (БСЭ 1954, т. 28, стр. 310).
Между тем ещё в 1939 году знаменитый почётный академик АН СССР, революционер-шлиссельбуржец Николай Морозов, возмущённый соседством своей фамилии с фамилией Павлика в первой советской энциклопедии 1936 года, предпринял расследование этого дела, так сказать, по горячим следам. И выяснил, что всё было совсем не так, как говорилось и писалось во всех тогдашних официальных источниках. По морозовскому расследованию получалось, что пионером Павлик всё-таки не был, как не был и доносчиком. На судебном же процессе против главы семьи выступал в качестве свидетеля и выгораживал отца изо всех сил, чему свидетелей тогда было ещё немало: судебное заседание в Тавде проводилось при открытых дверях.
8 сентября участковый при поддержке опера из Тавды выбил из Данилы Морозова показания, будто братьев зарезал сосед Морозовых Ефрем Шатраков, он же, Данила, только держал обоих «пионеров». К делу об убийстве братьев участковый И.Попутчик подколол последний, написанный якобы со слов Павлика рукой участкового «донос» на соседа Шатракова, якобы укрывавшего большие излишки зерна. В тот же день появилась и странная объяснительная записка матери Павлика,в которой он фигурирует уже в качестве пионера и доносчика, а главными виновниками трагедии называются дед, бабка и двоюродный брат Данила.
Суд приговорил деда и двоюродного брата Павлика Морозова, а заодно и бабку «за недоносительство» к расстрелу, соседа же Шатракова как «раскаявшегося» отпускают из зала суда.
По утверждению Татьяны Семеновны, матери Павлика, показания на деда были выбиты из неё сотрудниками Тавдинского отдела ОГПУ угрозами применения репрессий ко всей семье.
Это материнское признание почётный академик Н. А. Морозов привёз с собой в 1939 году из Герасимовки; он показывал его своим знакомым, в частности, депутату Верховного Совета СйСР писателю Алексею Николаевичу Толстому. Однако пустить документ в ход убоялся.
Перед самой смертью в 1946 году Морозов передал признания матери Павлика царскосельским краеведам, из фондов которых они были выкрадены в апреле 1951 года. Об этом мне рассказывал Владимир Николаевич Смирнов, в те времена заместитель председателя местной краеведческой секции.
До войны никто не попытался отснять хотя бы небольшой документальный фильм о самом легендарном пионере эпохи. Не потому ли, что, кроме тавдинских чекистов и их грубой стряпни, и снимать-то было нечего?
Имя Павлика Морозова навсегда осталось обгаженным, правдюки всех поколений трепали его на каждом углу и, как это ни страшно, треплют по сей день. Кто же и когда предаст их анафеме за подобное изуверство и глумление над памятью ни в чём не повинных людей?
Рассмотрим таблицы кода ПОЛНОГО ИМЕНИ. \Если на Вашем экране будет смещение цифр и букв, приведите в соответствие масштаб изображения\.
13 28 45 60 69 84 87 103 104 107 113 125 144 161 176 197 207 220 235 238 248 272
М О Р О З О В П А В Е Л Т Р О Ф И М О В И Ч
272 259 244 227 212 203 188 185 169 168 165 159 147 128 111 96 75 65 52 37 34 24
16 17 20 26 38 57 74 89 110 120 133 148 151 161 185 198 213 230 245 254 269 272
П А В Е Л Т Р О Ф И М О В И Ч М О Р О З О В
272 256 255 252 246 234 215 198 183 162 152 139 124 121 111 87 74 59 42 27 18 3
МОРОЗОВ ПАВЕЛ ТРОФИМОВИЧ = 272.
120 = ЗАКОЛОТЫЙ
________________________
162 = ФИНСКИМ НОЖОМ
38 = (заколот)ЫЙ
____________________________________
246 = ЗАКОЛОТЫЙ ФИНСКИМ НО(жом)
254 = ЗАКОЛОТЫЙ ФИНСКИМ НОЖ(ом)
_____________________________________
27 = ЗАР(езан)
269 = ЗАКОЛОТЫЙ ФИНСКИМ НОЖО(м)
______________________________________
18 = (з)АР(езан)
13 = (ножо)М
_____________________________________
272 = (за)КОЛОТЫЙ ФИНСКИМ НОЖОМ
57 = (заколо)ТЫЙ
__________________________________
234 = ФИНСКИМ НОЖОМ В СЕРДЦЕ
«Глубинная» дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:
(с)М(ертельн)О Р(анен) (нож)О(м) + З(лодейск)О(е) (убийст)В(о) + П(роникающее) (р)А(нение) В (сердц)Е + (гибе)Л(ь) + (уби)Т (уда)РО(м) ФИ(нки) + М(гн)ОВ(ен)И(е) + (кон)Ч(ина)
Код ДНЯ ГИБЕЛИ: 96-ТРЕТЬЕ + 140-СЕНТЯБРЯ = 236.
19 36 42 61 90 96 114 120 134 153 185 187 204 236
Т Р Е Т Ь Е С Е Н Т Я Б Р Я
236 217 200 194 175 146 140 122 116 102 83 51 49 32
«Глубинная» дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:
Т(яжёлое) Р(анени)Е + (смер)ТЬ (с)Е(рдца) + С(оверш)ЕН(ие) (прес)Т(уплени)Я + (ги)Б(ельное) Р(анение) + (скончалс)Я.
Смотрим столбцы в обеих таблицах кода ПОЛНОГО ИМЕНИ:
103 = (заколот)ЫЙ НОЖОМ
_________________________
185 = ТРЕТЬЕ СЕНТЯ(бря)
103 = (заколот)ЫЙ НОЖОМ
__________________________
185 = ЗАКОЛОТЫЙ НОЖОМ
185 = ЗАКОЛОТЫЙ НОЖОМ
__________________________
111 = (з)АКОЛОТЫЙ
Код ДАТЫ ГИБЕЛИ: 3.09.1932. Это = 3 + 09 + 19 + 32 = 63 = ЗАКОЛО(т).
Код числа полных ЛЕТ ЖИЗНИ: ТРИНАДЦАТЬ = 138.
19 36 46 60 61 66 89 90 109 138
Т Р И Н А Д Ц А Т Ь
138 119 102 92 78 77 72 49 48 29
«Глубинная» дешифровка предлагает следующий вариант, в котором совпадают все столбцы:
Т(яжёлое) Р(анен)И(е) Н(ожом) + (остановк)А (сер)ДЦА + (смер)ТЬ
Смотрим столбец в нижней таблице кода ПОЛНОГО ИМЕНИ:
89 = ТРИНАДЦ(ать)
__________________________________
198 = ГИБНЕТ ОТ УДАРА НОЖОМ
89 = (ка)ТАСТРО(фа)
_________________________________
198 = РАНЕНИЕ В СЕРДЦЕ НОЖО(м)
Насильно превращенный в легенду: история Павлика Морозова
14 ноября 1918 года на Урале родился мальчишка, которого сделали первым советским пионером-героем
Существовавший в Советском Союзе культ пионеров-героев — подростков, на героических примерах которых воспитывались дети всей страны, — имеет точную дату возникновения. 19 ноября 1932 года в газете «Уральский рабочий» появился материал «Дело об убийстве пионера Павлика Морозова». Именно с него началось превращение биографии обыкновенного уральского мальчишки, успевшего натерпеться бед за свою короткую жизнь, в историю пионера-героя. По странному совпадению, статья, изменившая посмертную судьбу Павлика Морозова, вышла через пять дней после того, как ему должно было исполниться четырнадцать лет.
Кто такие Морозовы
Если описывать историю Павлика Морозова, опираясь исключительно на факты, то она окажется далекой от всего, что напридумывали и наплели о нем после его смерти. Старший из четверых братьев (пятый умер в младенчестве), он очень рано принял на себя обязанности по содержанию семьи. Сделать это Павлику пришлось не по доброй воле — просто больше некому было.
Портрет Павлика Морозова, созданный на основе его единственной прижизненной фотографии
Семья его отца, Трофима Морозова, поселилась в селе Герасимовка в 1910 году, приехав на Урал по столыпинской программе переселения. Дед Павлика и глава семьи Сергей Морозов успел до Октябрьской революции послужить в жандармах, а Трофим вернулся с Гражданской войны в статусе бывшего красного командира. Этого хватило, чтобы его избрали председателем сельсовета: то ли других желающих занять новый пост не нашлось, то ли никто не решился спорить с Морозовыми, которые фактически подмяли под себя всю Герасимовку. Дальнейшая история характерна для тогдашней российской глубинки. Получив в руки власть, бывший красный командир быстро научился пользоваться ею с пользой для себя. Главным источником дохода для Трофима Морозова стали справки, которые он выдавал спецпереселенцам — сосланным за Урал раскулаченным. Оформление их стало приносить ему серьезный доход, и потерявший голову от дармового заработка председатель пустился во все тяжкие. Пристрастившийся к выпивке, он вскоре ушел от своей жены, которую искренне ненавидели его родители, а хозяйство и четверо детей остались на руках у бывшей супруги, Татьяны Морозовой.
Родня, обрекшая на смерть
Убийца и жертва: Павлик Морозов (в центре в фуражке) и его двоюродный брат Данила Морозов (слева во втором ряду) среди одноклассников. Фотография конца 1920-х годов
Дом в селе Герасимовка, в котором родился и жил Павлик Морозов. В 1948 году этот дом, в котором располагался музей пионера-героя, был уничтожен пожаром
Покрытые бронзой
Убийство мальчиков не слишком удивило Герасимовку, сжившуюся с жестокостью старших представителей семьи Морозовых, но зато оно потрясло всю остальную страну. Судебный процесс над убийцами Павлика и Феди широко освещался, и они быстро превратились в жертв кулацкого произвола, пострадавших за свою гражданскую позицию. Скоро Павлик Морозов стал известен на всю страну, тогда как о Феде Морозове если и вспоминали, то лишь как о случайной жертве. Зато его старшему брату стали приписывать и организацию, и руководство первым в Герасимовке пионерским отрядом (хотя Павлик лишь вступил в отряд, организованный его учительницей), и инициативно-обличительную речь на суде над отцом (хотя он лишь свидетельствовал о его продажности и жестокости), и чуть ли не долгую и кропотливую работу по разоблачению кулацкого подполья, которого в их селе не было и быть не могло. В 1936 году в Москве решили поставить памятник пионеру Павлику Морозову (который воздвигли лишь в 1948 году на Пресне), его именами начали называть пионерские отряды, школы, детские лагеря отдыха, корабли… А когда в позднем послевоенном СССР начали говорить и писать о пионерах-героях, мальчишка из уральского села встал в один ряд с Леней Голиковым, Маратом Казеем, Зиной Портновой и Валей Котиком — четверкой подростков, удостоенных звания Героя Советского Союза.
Пример смелого пионера, который не побоялся выступить против своих родственников, поскольку считал честность дороже семейных уз, пропагандировался по всей стране. Это закономерным образом вызвало попытки после крушения СССР пересмотреть миф о Павлике Морозове. Его стали обвинять в доносах на отца и чуть ли не в участии в операции ОГПУ, а само его имя превратили в синоним предательства, появились разоблачительные книги, а потом и книги, в которых разоблачались разоблачители… Последнее слово в этих страстях поставил Верховный суд, который в 2001 году на основании материалов Генеральной прокуратуры отказал в реабилитации всех четверых осужденных по делу об убийстве Павлика и Феди Морозовых. Основанием для этого решения стало то обстоятельство, что дело носило чисто уголовный характер — как, впрочем, и вся эта история.
Плакат «Павлик Морозов» из серии «Пионеры-герои», выпускавшийся в позднем СССР
Рассказ о подвиге павлика морозова
Губарев Виталий Георгиевич
Дед Серёга – высокий, кряжистый, голова седая, лицо в глубоких морщинах. Ходил дед, опираясь на палку, чуть сутулясь, но, как старый дуб, который глубоко в землю пускает корни, он ещё крепко держался на поверхности. Иной раз, подвыпив, дед Серёга поучал внука сипловатым весёлым голоском:
– Ты, Пашка, знай: ежели ты не подомнёшь соседа, так он тебя подомнёт! Учись так жить, чтобы не ты на соседа, а сосед на тебя работал! Жизнь так устроена, что человек человеку волк!
– Да нет же, дедуня, – посмеивался Павел, – не прав ты! Человек человеку не волк, а друг! Надо так жить, чтобы не одному тебе, а всем хорошо было…
Иногда в разговор вмешивался богатый сосед Арсений Игнатьевич Кулуканов. Он заходил к Морозовым, как говаривал, «на огонёк» и всегда приносил водку. Только не «огонёк» притягивал Кулуканова: отец Павла, Трофим Морозов, был председатель сельского совета. А от председателя многое зависит: какой налог платить, сколько хлеба сдавать государству. Богатей Арсений Игнатьевич Кулуканов в списках сельсовета числился не кулаком, а бедняком и потому имел всяческие льготы. Вот почему так частенько захаживал он в избу Морозовых. Выпив стопку и крякнув, Арсений Игнатьевич вытирал ладонью губы, седую бородку и ласково улыбался Павлу:
– Эх, Пашутка, ты помни: каждый за себя, один бог за всех! Бывает, иду по деревне к слышу, как люди за спиной шепчут: кровопиец. А мне наплевать, я живу по-божески: нищему подам корочку и батраков накормлю – тех, что на меня работают.
Тринадцатилетний Павел, русоволосый, худощавый, с большими карими глазами, сидел за столом, положив подбородок на ладони. Рядом с ним – восьмилетний брат Федя. Он преданно любит старшего брата, во всём старается подражать ему: ведь Пашка уже пионер! Вот и сейчас он смотрит выжидательно на Пашку, широко открыв такие же, как у него, карие глаза. Павел молчит, обдумывая, что ответить.
– Надо так сделать, Арсений Игнатьевич, – наконец, говорит он, вздыхая, – чтобы нищих и батраков совсем не было…
– Чтобы совсем не было… – слабо, словно эхо, повторил Федя.
– Да как же это сделать, Пашутка? Ведь на батраках мир держится!
– А надо, чтобы все в колхозе жили!
– Вот как! – вздрогнул Кулуканов. – Да кто же это сказал тебе?
– Учителка ваша? Комсомолка? Ты поменьше слушай её! Да в колхозе все горло друг дружке перегрызут. Твой-то дед правду говорит: «Человек человеку волк! Своя рубашка ближе к телу!»
– Зоя Александровна справедливая.
– Ты помолчи! – недовольно качнул головой отец. Он сидел с красными от выпитого вина глазами. В рыжих усах запутались хлебные крошки. – Яйца кур не учат! Мал он, зелен, Арсений Игнатьевич, вырастет – поумнеет…
За столом зашевелился длинный, как жердь, двадцатилетний Данила – двоюродный брат Павла (жил он в соседней избе вместе с дедом Серёгой, но ни одной выпивки у Трофима не пропускал).
– А Пашка, дядя Трофим, небось себя за главного петуха считает! – сказал он заплетающимся языком, моргая белёсыми ресницами. – Пионеры в школе его своим начальником выбрали. Смехота! Председатель, как ты!
– Вот я настегаю ему одно место – председателю!
Мать Павла, Татьяна, шагнула от печки к столу:
– Трофим! – вскрикнула она. – Ты это брось! Не тронь сына!
Была Татьяна худой и бледной. Прожила она свои тридцать пять лет в постоянном труде. Хозяйство и дети отнимали здоровье и силы, но в детях находила Татьяна свою материнскую радость. Вон Пашка какой большой и разумный вырос! Учительница говорит: «Лучший ученик в школе…»
Трофим невольно сжимается под её строгим взглядом.
– Ладно, ладно, Таня, не буду.
Кулуканов опрокинул в рот ещё одну стопку, тревожно взглянул на председателя сельсовета:
– Трофим, а что ежели и у нас колхоз будет? Тогда – конец?
– Я думаю, Арсений Игнатьевич, до нашей тайги коллективизация не дойдёт…
Но Трофим Морозов ошибался. По всей стране крестьяне объединялись в колхозы. Приходил конец такой жизни, когда один человек мог угнетать другого, когда одни богатели, а другие гнули на них спины. Докатилась волна коллективизации и до маленькой, затерявшейся в лесах Северного Урала деревушки Герасимовки. В тайге, неподалёку от Герасимовки, появился новый посёлок. Жили в нём переселенцы – кулаки с Украины и Кубани. Этих людей пришлось переселить на север, потому что они вредили колхозам, а иногда убивали из-за угла колхозных организаторов – коммунистов и комсомольцев. Стали захаживать переселенцы и в Герасимовку. Приходили по ночам, чтобы их никто не видел.
В Герасимовку приехал уполномоченный райкома партии Дымов. В тот вечер на деревню налетела гроза, загремел гром, захлестали сильные струи летнего ливня.
Глубокой ночью в избу, где остановился Дымов, пришла взволнованная учительница. А с ней бледный, мокрый от дождя и задыхавшийся от рыданий, Павел. Учительница молча протянула уполномоченному райкома бумажку. Он быстро пробежал её глазами:
Дана сие гражданину … в том, что он действительно является жителем села Герасимовки Тавдинского района Уральской области и по личному желанию уезжает с места жительства. По социальному положению – бедняк. Подписью и приложением печати вышеуказанное удостоверяется.
Председатель сельсовета Т. С. Морозов
– Эти удостоверения, – проговорила учительница, – председатель сельсовета продаёт врагам… Сосланным кулакам с Кубани. Мне сказал об этом Павлик… – Она помедлила и тихо прибавила: – Поймите, как тяжело Павлику: ведь председатель – его отец!
Дымов поражённо взглянул на мальчика. Павел стоял, покачиваясь, закрыв глаза. Он ничего не смог сказать – рыдания душили его.
Старый, седой коммунист Дымов вдруг почувствовал на своих ресницах слёзы. Он обнял мальчика, торопливо гладил его по голове, по мокрой спине и глухо говорил:
– Не надо, Паша… Ну не надо… Не плачь… Ты… Ты ведь настоящий пионер!
…Прошёл месяц! Как-то к Татьяне пришли дед Серёга и Данила.
– Здравствуй, дедуня, – нерешительно сказал Павел.
Дед не ответил, даже не посмотрел на внука. Данила процедил сквозь зубы:
– С коммунистами не разговариваем! Отца в тюрьму засадил!
Дед в упор смотрел на Татьяну из-под нависших белых бровей:
– Мужа теперь у тебя нету… Я за старшего остался. Слышишь, Татьяна? Как сказал, так и быть должно! Надо наши хозяйства соединить, а забор меж нашими дворами уберём.
– Не знаю… – чуть качнула она головой.
Павел проговорил негромко:
– Скоро в деревне колхоз будет… Мы в колхоз вступим.
Дед Серёга тяжело качнулся, кашлянул:
Все смотрели на неё, ожидая решающего слова. И она сказала тихо, сделав чуть заметное движение головой в сторону Павла:
– Ему видней. Он теперь за хозяина остался.
– Н-ну… – выдохнул дед. – С голоду подохните!
Он круто повернулся и, стуча палкой, вышел вон.
Татьяна сидела неподвижно, прижимая к себе младшего сына – четырёхлетнего Романа. Как жить? Разве по силам одной кормить и одевать детей! Паша, правда, подрастает, помогает уже по хозяйству, но ведь всё равно и он ещё мальчонка. Ах, Паша, Паша.
Внезапно она встрепенулась. В открытые двери из синих сумерек донёсся пронзительный крик. Она выбежала на крыльцо. У забора Данила бил кулаком наотмашь вырывающегося Павла.
– Стой! – закричала она. – Стой, проклятый!
Данила отпустил мальчика, влез на забор.
– Я ещё не так твоего пионера… – Он не договорил и спрыгнул с забора.
…Ночью Павла разбудил плач Романа. Умаявшаяся за день мать крепко спала – не слышала.
– Ромочка, ну спи… Ну спи ж, братик…
Федя, свесившись с печи, смотрел в окно.
За забором двигались какие-то тени. Павел неслышно спустился с крыльца, прильнул к щели забора. Во дворе деда Серёги фыркали лошади. Трое – дед Серёга, Данила, Кулуканов – снимали с телеги полные мешки, поспешно таскали их в сарай.
– Паш, а кони-то кулукановские! – услышал он за спиной. Оглянулся – рядом на цыпочках вытягивался Федя.
– А ты побежал, и я тоже…
– Ступай спать, братка!
Федя послушно ушёл. Павел всматривался: «Что бы там могло быть? Прячут зерно в яму! У деда столько хлеба нет. Ясно – зерно кулукановское. Сгноить хлеб хотят, лишь бы не дать государству, народу…»
Данила возвращался из сарая, остановился, будто в раздумье, и вдруг сделал скачок к забору.
– Подглядываешь, коммунист! – грохоча досками, он взобрался на забор. – Если скажешь кому, не сносить тебе головы!
– Не пугай, – спокойно отвечал Павел, – не боюсь! Не для того я красный галстук надевал!
Он неторопливо ушёл в избу.
Дед Серёга и Кулуканов неподвижно стояли посреди двора, расставив ноги. Наконец Кулуканов сорвался с места, схватил деда за плечи, затряс. Голос его шипел и срывался:
– Если какого уполномоченного из райкома присылают, не страшно: сам приехал – сам уедет. А тут свои глаза! Под боком! От них никуда не скроешься!
– Убью! – тихо и чётко сказал дед.
Кулуканов повернулся к Даниле:
– Я тебе деньги давал… И ещё дам! Закрыть навсегда надо его глаза, Данилушка! Нет от него спасения! Это он со своими босяками-пионерами всю Герасимовку лозунгами про колхоз заклеили! И на мои ворота плакат повесили: живёт, мол, здесь зажимщик хлеба! Закрой ты его глаза, бога ради, Данилушка!
…На болоте созрела клюква. Стайками и в одиночку на болото бегали герасимовские ребятишки, возвращались с полными корзинами и оскоминой на зубах.
В воскресенье рано утром третьего сентября ушли на болото по ягоды Павел и Федя.
Запыхавшись, Данила прибежал в избу к деду:
– Выследил я его… Ушёл на болото, за клюквой.
Дед истово перекрестился.
– Данила, – сказал он тихо, – возьми его…
– Кого? – так же тихо спросил Данила.
Данила стучал зубами.
– С Федькой. Выдаст Федька.
– Обоих! Ну, ступай же! Чего стоишь, собачий сын?! Стой! Я с тобой пойду.
…Усталые мальчики возвращались домой. Федя всю дорогу тараторил о всякой всячине. Павел шёл задумавшись, отвечал рассеянно.
– Паш, а кто быстрей: волк или заяц?
В берёзовых зарослях, где разветвлялась тропинка, увидели вдруг деда Серёгу и Данилу. Павел задержал шаг.
– Паш… Данилка драться не полезет? – тревожно спросил Федя.
– Побоится небось при деде… – Павел всматривался вперёд. – А ты иди сзади, отстань шагов на десять.
Он медленно приближался к старику.
– Набрали ягод, внучек? – голос деда сипловатый, ласковый.
– Ну-ка, покажь… Хватит на деда дуться-то…
Павел обрадованно заулыбался, снял с плеча мешок.
– Да ведь я не дуюсь, дедуня. Смотри, какая клюква. Крупная!
Он открыл мешок, поднял на деда глаза и отшатнулся: серое лицо старика было искажено ненавистью.
– Дедуня… пусти руку… больно…
– Федя, братка, беги! Беги, братка!
Поразительно, что этот мальчик в самую страшную минуту своей жизни, за несколько секунд до смерти, подумал не о себе.
Федя побежал. Данила тремя прыжками догнал его…
На третий день искать братьев пошла в лес вся деревня.
Шли цепью, шумя кустами и ветками, тревожно перекликаясь.
Тихо и пусто в жёлтом, осеннем лесу.
Где-то завыла охотничья собака. Задыхаясь, все бежали на этот страшный, протяжный вой, раздвигая кусты. Вот…
Мешок, рассыпанные ягоды. И кровь на жёлтых листьях.
Павел лежал на них, разбросив руки. В отдалении, зарывшись лицом в валежник, лежал маленький Федя.
В суровом молчании несли люди в Герасимовку тела убитых. И только одна девочка в красном галстуке плакала навзрыд и кричала:
– Это Данилка. Он всегда Паше проходу не давал.
– Не я это. – заикаясь, завопил Данила. – Дед Серёга и Арсений Игнатьевич научили… Арсений Игнатьевич деньги обещал дать…
Привели бледного Кулуканова. Одёргивая дрожащими руками поддёвку и презрительно глядя на деда и Данилу, Кулуканов проговорил в тишине:
– Не так сработали… Нужно было бы в болото под колоду… Тогда бы ворону костей не сыскать!
…Целую неделю шёл снег, заметая лес и деревню.
Ветер стучал калиткой, шипел в трубе. Татьяна не слышала его. Металась в постели, и губы шептали в бреду:
У постели по очереди дежурили соседки, ухаживали за Романом. В избе было тепло, пахло лекарством.
Наконец Татьяна открыла глаза. Над ней кто-то заботливо склонялся, укутывая одеялом. Она приподняла голову, спросила:
– А что… сделали тем. Убийцам.
– Их больше нет, Таня…
Татьяна встала, прошла по избе. Роман спал, посапывая.
Она подошла к окну, за которым голубел в сумерках снег. Наискось от окна стоит высокий дом с резными воротами. Там жил Кулуканов.
Татьяна всматривалась затуманенными глазами в красную вывеску над воротами, разбирала по слогам:
«Правление колхоза имени Павлика Морозова».
Глаза заволокло темнотой, не вскрикнув, она тяжело упала на пол.
В январе ей стало лучше. И однажды в яркий морозный день к ней пришли школьники. Они входили в избу, окружённые холодом и паром, тихие и торжественные.
Среди них стояла учительница, молоденькая, ласковая, взволнованная.
Один из мальчиков приблизился к матери и, глотнув воздуха, тихо проговорил:
– Тётя Таня… Мы… мы… это самое… Больше он ничего не мог сказать…
Потом заговорила Зоя Александровна. Торопясь и сбиваясь, учительница рассказала о том, что дорогое имя пионера Павлика Морозова стало известно всей стране и что Советское правительство постановило соорудить ему памятник в Москве. И она, мать, не осталась забытой в своём горе, правительство назначило ей пожизненную персональную пенсию. А комсомольцы Крыма предлагают ей поселиться в солнечном Крыму, чтобы поправить своё здоровье.
Мать не слышала её слов. Она смотрела в озабоченные и родные лица всех этих умолкнувших ребят, и ей вдруг захотелось прижать их всех к своему сердцу.
Учительница, всё больше волнуясь, говорила о гордости за Герасимову, в которой вырос такой отважный мальчик, о том, что миллионы советских ребят всегда будут стремиться быть такими же честными и преданными сынами Родины.
Мать машинально повторила это слово:
Она горячо задышала, сделала к ним шаг, протягивая дрожащие руки:
– Ребятишки… Родные мои… Сыны мои…
Юному герою, мужественному борцу за колхозную деревню Павлику Морозову поставлены памятники в Москве, на Красной Пресне, где был создан один из первых пионерских отрядов страны; в родном селе Герасимовке, вблизи Донской школы; в Труковском районе Ставропольского края.
Имя отважного пионера занесено в Книгу почёта Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина.
Многим пионерским отрядам, дружинам, школам, Домам пионеров, детским клубам, пионерским лагерям, улицам в городах нашей Родины присвоено имя Павлика Морозова.
Постановлением Совета Министров РСФСР одному из кораблей Советского флота присвоено имя Павлика Морозова.
