Сборник коротких рассказов о рыбалке
3. ЛЕНОК ОСЕНЬЮ, ЭТО ИНТЕРЕСНО
Рассказ
Прекрасная пора – бабье лето. В это время наша сибирская тайга становится удивительно красивой. Среди густой зелени хвойных деревьев яркими разноцветными пятнами выделяется лиственное разнолесье, очень выразительно смотрятся пожелтевшие лиственницы. По ночам легкий морозец прихватывает мелкие лужицы и забереги реки тонким ледком, но днем солнышко пригревает по-летнему. Появляется вездесущая мошкара, порхают бабочки. Основные обитатели горных речек – ленок и хариус начинают собираться в группы, скапливаясь в глубоких ямах и омутах. Очень увлекательна в такое время ловля ленка на крупную мормышку.
В описываемое время я работал в геологической партии по правобережью Енисея на реке Немкине. Маршрут оказался простым, я смог его быстро закончить, и к пяти часам вечера вышел к берегу реки. До базы партии оставалось всего полчаса хода по набитой тропе, поэтому остаток вечера я решил посвятить рыбалке.
Немкина – типичная горная река, в узких местах шириной десять – пятнадцать метров, на плесах разливается до пятидесяти. На отдельных перекатах ее можно перейти в коротких резиновых сапогах.
Прямо передо мной река делала резкий поворот. Основное течение проходило вдоль невысокого скального прижима на противоположном берегу, а с моей стороны находилась спокойная заводь, по которой были в беспорядке разбросаны крупные каменные глыбы. Через прозрачную воду было отчетливо видно каменистое дно, в центральной части и на выходе выделялись два глубоких участка с более темной водой.
Еще спускаясь к реке, в густом молодом сосняке из полувысохшего деревца я смастерил себе длинное тонкое удилище. В кармашке рюкзака лежит моток лески, а также несколько самодельных мушек и мормышки. Теперь нужно найти насадку. Лучше всего подойдут крупные земляные черви. В горно-таежной местности накопать червей проблематично, но есть один способ, который позволяет очень быстро решить эту задачу.
В нижней части склона, как и в любой речной долине, есть крупные каменные глыбы или небольшие скальные выходы, покрытые подушкой многолетнего мха. Аккуратно отрываешь моховое покрытие от каменного основания, на его подошве обычно всегда находится несколько червей. Выбираешь подходящих и опускаешь мох обратно. Так и здесь, осмотрев несколько глыб, я быстро набрал нужное количество насадки.
Готовлю удочку. Леску, чтобы не забрасывать приманку, а плавно подводить к нужному месту, я делаю длиной примерно две трети удилища. На конце привязываю крупную желтую мормышку с большим крючком. Форма мормышки не имеет большого значения. Парой проколов крючком цепляю большого червя за середину так, чтобы его концы торчали в разные стороны.
Осторожно, не делая резких движений, подхожу к берегу, удилищем подвожу мормышку с насадкой к началу подводной ямы и опускаю на дно. Тишина. Поднимаю приманку и повторяю спуск чуть ниже по течению.
Рывок! Удилище согнулось в дугу. Слегка утомив рыбу, аккуратно подтягиваю ее к берегу и вынимаю из воды. Красивый золотистый ленок граммов восемьсот весом оказался в моих руках.
Начало положено. Цепляю нового червя на мормышку и опускаю приманку немного ближе к центру ямы. Есть! Этот ленок оказался чуть поменьше первого. Так, постепенно облавливая рыбное место, я сумел поймал пять золотистых красавцев, причем каждый последующий был чуть меньше предыдущего.
Во второй яме на третьем спуске мормышки клюнул шестой, самый маленький ленок, а на выходе из ямы попался крупный хариус.
Теперь можно и на ужин в лагерь. Осенняя рыбалка на мормышку с насадкой червя оказалась удачной и очень увлекательной.
4. ЛОВЛЯ ФОРЕЛИ В КРАСНОЯРСКОМ КРАЕ
Рассказ
Детские истории. Рыбалка
Дубликаты не найдены
Гуси детства
Больше позитива, друзья!
На речку
― Пап, долго ещё мне тут стоять? Я уже устал, у меня дел по горло, там ребята собираются через час, у нас бой в танки, я же всё пропущу, ― нудел Серёжка, размахивая удочкой и срубая ею листья с крапивы.
― Цыц, тебя на шухер поставили, а не ныть, я почти собрал крыжовник, потом ещё вишни надерём и пойдём.
― Да сдалась тебе эта вишня, в «Ленте» сейчас по акции черешня новозеландская, а мы как оборванцы какие-то по чужим участкам шарахаемся.
Тут Серёжку в затылок что-то больно кольнуло.
― Ай, ― обернулся пацан и увидел улыбающуюся отцовскую физиономию, торчащую поверх забора. Губы, зубы, борода, нос мужчины были красными, глаза блестели преступным задором, словно это был лев, который только что разорвал бедную антилопу. Отец снова плюнул косточкой, но на этот раз промахнулся.
― Это вы сейчас привыкли к «Лентам». Нажрётесь этого ГМО, которое годами не тухнет, а тут ― настоящая вишня! Я эти участки с детства знаю! Раньше только на них и обедали с друзьями, когда на речку ходили!
― Да это же воровство!
― Зато так вкуснее. Это тебе не с корзинкой, как обморочный, шататься по рядам и носом водить, здесь за каждую ягоду жизнью рискуешь, а риск всегда вкусу добавляет. На́ вот, ― протянул он горсть недоспевших ягод сыну.
― Бери, говорю! А то мамке расскажу, по каким сайтам ты шарахаешься.
Парень нехотя взял горсть ягод и, брезгливо посмотрев на них, закинул в рот.
― Ну вот, теперь ты мой соучастник, под трибунал вместе пойдём, ― злорадно улыбнулся отец.
― Да ну тебя, ― сплюнул Серёжка косточку и порубил крапиву на куски.
― Не перечь отцу! Сказал: «вместе под трибунал», значит, вместе! На́ вот, крыжовника пожуй, ― появилась рука с зелёными ягодами и, кажется, несколькими гусеницами.
― Фу, да он неспелый же!
― Зелёный вкуснее, от красного живот болеть будет.
― Эй! Кто здесь?! Я же говорил, ещё раз увижу — убью. ― раздалось откуда-то из-за угла
― Серёга! Мать твоя красавица, ты чего не следишь?! ― буркнул отец и через секунду его худое сгорбленное тело по-мальчишечьи ловко перекидывало ногу через забор. Серёга, впервые оказавшись участником преступления, да еще и пойманным с поличным, не знал, что делать. Схватившись за голову, он начал метаться туда-сюда, то и дело крича, что не хочет в тюрьму и его заставили, а сам он вообще ягод не ест, это всё отец…
Раздался скрип, что-то рвалось. Судя по вою отца, рвалось будущее Серёги, его учёба в институте, его карьера web-дизайнера и большой дом как в голливудском кино, только в пригороде Иваново.
― Я зацепился, ― пыхтел отец, который никак не мог перевалиться через старый забор.
― Что мне делать? Что мне делать?! ― нервно повторял паренёк, наворачивая круги возле крапивы и от страха несколько раз останавливаясь, чтобы оросить местную черноплодку.
― Отбиваться! ― зарычал отец и снова дёрнул ногой, лишив штаны всякой надежды на восстановление.
Серёжка снова вооружился удочкой, которая уже успешно победила куст крапивы и приготовился к бою. Что-то приближалось к нему, тяжело дыша. Он не видел, ведь хозяин дыхания должен был появиться из-за угла.
Отец бросил попытки дорвать портки и отпустил руки, моментально исчезнув за той стороной забора. Что-то глухо сломалось. Серёга решил, что осиротел на одного родителя и уже обрадовался, что можно бежать. Оплакать родственника можно будет и в более безопасном месте, но, услышав за забором знакомый голос: «какой дурак боярышник рядом с крыжовником сажает?!» понял, что пути к отходу перекрыты.
Пацан сжимал удочку как двуручный меч, глаза его налились кровью, сердце колотилось, а в животе бурлило: крыжовник вступил в реакцию с вишней.
Из-за угла появилось дуло ружья, Серёжка сглотнул и снова посмотрел на черноплодку, чувствуя, что дерево нужно не только поливать, но и удобрять, но сдержался. И зачем он только с отцом поперся на эту речку? Дома так прекрасно: тихо, прохладно, холодильник рядом, wi-fi, все блага мира. Но нет, нужно было переться в эту жару на эту дурацкую рыбалку, через дачи, да ещё и без телефона. Серёга ненавидел себя за слабохарактерность. «Еды по дороге наберём, воды на колонке накачаем», ― передразнивал он слова отца про себя, представляя, чем теперь это аукнется.
Наконец появились руки: старые, сухие, похожие на ветки яблони, на которую отец тоже залез по дороге сюда. Руки сжимали длинное ружьё с легким налётом ржавчины на корпусе.
Когда появился хозяин ружья — старик в красной кепке и вытянутой майке, Серёга бросил удочку в кусты и поднял руки вверх в знак полной капитуляции.
― Не убивайте, я Вам танк американский подарю! ― выпалили Серёга первое, что пришло в голову.
― На кой мне танк? Я в железнодорожных служил, ― прошамкал старик, глядя на трясущегося подростка. ― Опять свои закладки собираешь, нарколыга малолетний?!
Серёга завертел головой. Мужчина навёл ружьё, раздался залп, правда, это по-прежнему были забродившие ягоды.
― В-в-в-и-шню, ― промямлил парень, ужасно надеясь, что отец его вот-вот выскочит из-за угла и огреет мужчину по голове.
― Вишню?! ― старик, кажется, удивился. ― Ты чего мне лапшу на уши вешаешь? Знаю я, какую ты тут вишню собираешь, каждую неделю тут копошитесь, весь забор мне перекосили.
― Правда, дяденька, мы вишню собирали и крыжовник!
― Пап! ― позвал Серёга свой единственный козырь. Вот сейчас он выйдет, и они поговорят как взрослые люди, отец всё объяснит, и они пойдут дальше, живые и здоровые.
Но отец предательски долго молчал.
― Папа, выходи давай! ― умоляюще стонал Серёга и поглядывал в сторону черноплодки.
― Я правду говорю! ― от обиды у Серёги даже слёзы на глазах выступили.
― Не убедил, ― прицелился мужчина и хотел было нажать на спусковой крючок, как через забор перевалилось что-то тяжелое, матерящееся, без штанов, и рухнуло прямо в побитую и униженную крапиву.
―Ай! Ая-я-я-яй, как жжётся! ― вопило существо в кустах.
Старик переводил ружьё туда-сюда как флюгер, не определившийся с направлением ветра.
― Руки вверх! ― крикнул он, когда отец Серёжки, наконец, вылез из кустов: весь в царапинах, ожогах, запутавшийся в леске.
― Остынь, старик! Тебе пацан уже всё сказал! Вишни мы у тебя решили немного сорвать, жалко, что ли?
― А чего это ты без штанов ко мне на участок влез?!
― Влез я как раз-таки в штанах — гвозди забивать нормально нужно!
― Вот видишь, Серёга, а ты боялся: воровство … воровство! Мир не без добрых людей! Ладно, пойдём. Спасибо Вам!
Отец и сын пустились в сторону речки, а дед смотрел им вслед.
― Эй! А что это у тебя за шрам на заднице? ― крикнул он отцу вдогонку.
― А, да это мне в детстве солью из ружья пальнули, цветов нарвал на одной из местных дач для барышни своей.
― Уж не гортензию ли ты тогда сорвал?! ― снова, но уже негромко, процедил сквозь вставные резцы старик и вскинул на плечо ружьё.
― А вот теперь сынок, бежим в «Ленту»…
Другие работы в социальных сетях:
Красные сапожки
В один из сентябрьских деньков всей семьей мы отправились на продуктовую ярмарку, в то время подобные мероприятия организовывались не так уж и часто. Ярмарка располагалась на большой территории рядом с кинотеатром «Октябрь».
Людей на ярмарке было много, все бегали туда-сюда, покупали фрукты и овощи, занимали очередь у грузовых машин со словами: «Что дают?»
Неспешной походкой мы прошлись по кругу, долго стояли у деревянного столба с развешенными на колесе подарками для смельчаков, которые отважатся на него залезть. И незаметно наткнулись на машину, бойко торговавшую обувью. Обуви было много на взрослых и детей, но самым лакомым кусочком были красные детские сапожки, которые родители сразу предложили мне примерить. У меня аж дыхание перехватило.
Сапожки были кожаные, с длинными кожаными полосками на заклепках, с белым мехом внутри, который аккуратно обрамлял голенище. Родители решили взять сапожки на размер больше, чтобы к осени они были как раз. Еще мгновение, и сапожки были сложены в коробку и переданы мне в руки.
С этого мгновение желание поносить сапожки не давало мне покоя. Я их то надевала, то снимала. И однажды желание появиться в них на улице взяло верх! Последняя неделя сентября была жаркой, но в сапогах на автобусной остановке мне было совсем не жарко.
Когда я выходила из дома, мама с папой были на работе, и по дороге из школы, куда я ходила во вторую смену, я умудрялась перед самым домом переобуться в обувь по сезону, чтобы никто ничего не заподозрил. Даже представить не могу, как комично я выглядела в жару в этих красных сапожках с белой опушкой! Но, как известно, в советское время чтобы быть счастливым, не обязательно было иметь лоферы или броги. Достаточно было иметь в коробке заветные красные сапожки на меху с заклепками.
Ответ на пост «Покатались»
Мы стали играть в капитана дальнего плавания. Капитан вставал ногами на санки, а ассистент тянул его к берегу.
Сначала покатала я Иру. Потом поменялись.
И санки-корабль ушли из-под моих ног.
Через несколько секунд я конечно вынырнула. А одета я была по-зимнему: шуба, толстые шерстяные штаны, меховая шапка, свитер, колготки, и так далее.
И промокнуть успело всё. Потому что вынырнув, я принялась реветь белугой на весь двор, сидя в этой луже по пояс.
Драму усугубляло то, что Ира, моя блин лучшая подруга, точь в точь как в стихотворении Григория Остера из вредных советов, ржала до слёз в пополаме на берегу.
На мои дикие вопли вышла Ирина мама на балкон, позвонила видимо моей бабушке и сообщила о нашем ЧП)
Очень быстро примчались и её мама и моя бабушка, и повели меня домой сушиться.
Всю дорогу я громогласно орала, что Иру теперь ненавижу и дружить с ней больше никогда не буду. Ира досмеивалась.
На следующий день мы естественно помирились. Она мне в красках описала, КАК это выглядело со стороны, и тут уже я долго ржала. До сих пор эта лужа у нас в топе смешных историй из детства)
Лето, деревня у любимой тёти, я отдыхаю там с мамой.
Очень я любила с детства и до сих пор люблю читать. Бабушка научила читать в 4 года, и с книгами я с тех пор не расстаюсь.
Тогда мне было лет 9.
Около нашего дома в деревне росли могучие, в 3 обхвата, столетние ивы.
На одной из них я уютно расположилась с книгой Волкова «7 подземных королей».
Посредине дерева, на высоте метров 5, была чрезвычайно удобная площадка, на которой я восхитительно растянулась во весь рост, и поедая запасенные конфеты и зефир, читала.
Тут мама позвала меня обедать. Я закрыла книжку и собралась спускаться. На глаза мне попался довольно удобный сучок, на который я ловко, как Маугли, прыгнула и ухватилась за него руками.
Но не учла того момента, что он был сухой и трухлявый.
Помню как увидела мелькнувшие в воздухе свои ботинки, ибо размах прыжка был знатный, и потом просто свет погас.
С тех пор у меня немного искривлен позвоночник в грудном отделе, т.к приложилась я об корни этого огромного дерева. К счастью спину я не сломала, просто слегка сместились позвонки.
Еще был фэйл, когда я года в 4 получила сотрясение мозга, просто резко встав под столом. Но об этом в другой раз)
Кордон на Озере. Часть 7
— Димка, хорош ночевать, приехали – Михалыч тронул меня за плечо. – Здоров ты спать, братец. А ночью чего делать будешь?
— На звезды смотреть – зевая, ответил я. – У вас тут звезды такие, каких нигде больше нету.
— Это точно. Привет, Ирыс! Кто это с тобой?
Я недоуменно посмотрел на Михалыча, потом перевел взгляд на берег и подавил зевок. На берегу стояли двое, очень старый с виду дед и мальчишка, мой ровесник. Черноволосые, с раскосыми глазами… алтайцы. Чуть поодаль стояли два низкорослых коня. Они лениво пощипывали траву, обмахиваясь хвостами. Я во все глаза смотрел на гостей, а мальчишка с таким же интересом изучал нас с Михалычем. Каюр спрыгнул на берег, подбежал к гостям, обнюхал их и улегся неподалеку.
— Здравствуй, Серегей – немного странно растягивая слова, ответил дед на удивление молодым голосом. – Внук мой, Аржан. Решил ему твой кордон показать.
Михалыч выбрался на берег, облапил деда, протянул руку мальчишке. Тот, немного смущаясь, пожал ее и отошел в сторонку, чтобы не мешать взрослым разговаривать.
— А кто у тебя в лодке, Серегей? Тоже внук?
Я вылез из лодки, сказал «Здравствуйте» и тоже отошел в сторонку.
— Нет, это сын товарища.
— Того, который по тайге ходит?
— Горы всех видят – философски сказал дед. – Пойдем чай пить.
Аржан подошел ко мне, прямо глядя в глаза черными как угли глазами, и сказал, коверкая слова:
— Я Аржан – он стукнул себя кулаком в грудь. – Ты чай хочешь?
Аржан повернулся и что-то прокричал по-алтайски своему деду. Тот что-то ответил, и Аржан пошел к лежащим на земле рядом с конями большим сумкам. Оглянулся на меня, поманил с собой.
— Арчимак – сказал он, показывая на сумку.
— Арчимак – повторил я.
Он открыл сумку и достал оттуда большой кусок свежего мяса.
— Бун – ткнул пальцем в мясо.
— Бун – утвердительно кивнул Аржан. Видя, что я не понимаю, он положил мясо и изобразил рога на голове. – Бун. Рога.
— Аааа, это горный баран?
Подхватил мясо и понес к костру. Его дед уже подвесил над огнем большой котел. Куда и сунул мясо.
— Скоро – Аржан погладил себя по животу. – Вкусно.
— Аржан, а откуда вы приехали?
— Балыкча – ответил он, как-то рвано произнеся это слово.
Аржан кивнул и пошел к воде. Я поплелся за нм, едва переставляя ноги.
— Под водопадом покупался, и что-то…
— Корбу? – Аржан смотрел на меня с интересом.
— Он начинается в горах, всю их силу в себя берет. Дед так говорит.
— Аржан, а что вы у себя в деревне делаете?
— Живем – он удивленно на меня посмотрел.
— Ну…чем вы там занимаетесь?
— Рыбу ловим, скот от волков охраняем, охотимся…
— Интересно как. Не страшно?
— Чего? – Аржан, похоже, совсем перестал меня понимать.
Я представил, как Аржан на коне едет по горам, как выслеживает зверя, ночует у костра под огромными звездами, и ощутил острую зависть.
— А ты с детства на коне?
— А я никогда не ездил на коне.
Мне вдруг стало немного страшно, но я не подал виду и пошел следом за Аржаном. Он подошел к черному как смоль коню, погладил его по щеке, поцеловал в нос и сказал мне:
— Возьми хлеб, посоли хорошо.
Я сбегал в дом, отломил горбушку хлеба и крепко ее присолил, выскочил во двор и, робея, подошел к Аржану и его коню.
— Положи хлеб на ладонь и протяни ему. Его зовут Салкын, это значит ветер.
Я сделал, как сказал Аржан, и протянул ладонь с хлебом коню, приговаривая «Салкын хороший, здравствуй, Салкын». Конь протянул морду и осторожно губами взял горбушку.
— Принял. Теперь можешь погладить.
Я подошел вплотную, ощутил живое тепло и особенный конский запах, осторожно погладил Салкына по шее. Он дожевал хлеб и легонько прихватил меня губами за рукав.
— Давай помогу забраться на него. Надо сразу, пока он к тебе хорошо относится.
Аржан сцепил ладони. Я поставил в них ногу, т он легко подбросил меня вверх. Миг, и я уже на спине коня. Салкын переступил с ноги на ногу и шагнул вперед. Я едва не завалился на спину от неожиданности, держаться-то не за что.
Когда мясо сварилось, дед Ирыс достал его из котла на большую тарелку и быстро разобрал на части при помощи двух вилок. Михалыч в это время почистил пару луковиц, разлил по кружкам горячий бульон. Я нащипал в огороде зелени и принес хлеб и соль. Уселись ужинать. Солнце легло на гору и заливало Озеро красноватым светом, который отражался в черных алтайских глазах немного зловещими отсветами, отчего все происходящее казалось мне чем-то нереальным.
Мясо буна вприкуску с луком и хлебом оказалось таким вкусным, что я ел и никак не мог остановиться. Горячий бульон из кружки обжигал губы и взрывался в желудке раскаленным вулканом, заставляя кровь бежать быстрее. Михалыч с Ирысом о чем-то говорили, я не вслушивался. Сегодняшний день был настолько необычным и интересным, что я просто валился с ног. Уже сквозь полудрему я услышал:
— Димка, Ирыс завтра зовет тебя с собой на рыбалку. тайменя хотят ловить. Поедешь?
Все дремота слетела с меня моментально.
— На тайменя? Конечно, поеду!
— Тогда готовь свои снасти и ложись спать, выходите рано утром…
Аржан и дед Ирыс ночевали костра, завернувшись в одеяла из козьих шкур, которые Аржан назвал дюрханами. Я очень хотел переночевать с ними, но дюрханов было всего два, а спать в спальнике то еще удовольствие. Утром я вскочил раньше всех, солнце едва позолотило верхушки гор, и над Озером повисла густая, как чернила, фиолетовая мгла, в которой легкая рябь едва заметно серебрилась, отражая угасающий свет звезд. Я неслышно поднялся, стараясь не разбудить мерно сопящего Михалыча, подхватил одежду и вышел на крыльцо. Зябко! От Озера тянуло сырым холодом, легкий ветерок заставлял ежиться. Под ноги выкатился щенок. Бешено виляя хвостиком, он принялся прыгать вокруг меня, пытаясь прихватить зубами за пальцы. Я быстро умылся и, пытаясь быть бесшумным, подложил в костер сушняка. Пламя занялось тут же, легонько потрескивая, и Аржан открыл глаза. Посмотрел на небо, поднялся и ушел к Озеру. Умывшись, он взялся седлать коней. Я подвесил над огнем котелок и пошел к Аржану.
— Аржан, а как мы втроем на двух конях поедем?
Когда мы вернулись к костру, дед Ирыс уже завтракал. Над поляной витали вкусные запахи мяса, горячий бульон уже был разлит по кружкам. Я редко завтракаю, а уж чтобы так плотно, мясом… Думал, не смогу поесть, обойдусь бульоном, но мясо было таким вкусным, что сдержаться я не смог и наелся от пуза. Развиднелось, и дед Ирыс засобирался. Легко поднялся, легко взобрался в седло, показал мне на коня Аржана:
— С Аржаном поедешь, на вьюках.
Аржан вскочил в седло, не касаясь стремени, похлопал по мягкому вьюку у себя за спиной:
— Сюда садись. Высоко сидеть будешь – и белозубо улыбнулся.
Я быстро заскочил в дом, прихватил свой рюкзак и приготовленную с вечера удочку и побежал к полянке, где уже нетерпеливо приплясывали кони. Кое-как взгромоздился на коня и закрутил головой, думая, куда бы пристроить удочку. Хорошо еще, что она телескопическая, много места не занимает.
— В руках будешь удочку держать – Аржан заметил мое затруднение. – Конь за ней следить не будет.
В руках так в руках. Конь неспешно зашагал по тропе, уводящей в сторону от кордона.
— Аржан, а куда мы едем?
— Там ямы хорошие, таймень живет.
Я понял, что Аржан сосредоточен на тропе, и замолчал. Конь шагал не спеша, иногда оскальзываясь на камнях и выпирающих корнях, и пару раз я едва не упал. Мы забирались все выше, и передо мной разворачивались все новые панорамы, от которых захватывало дух.
— Аржан, гляди, какая красота! – не утерпел я, когда мы вышли на небольшой прогал, и я вдруг увидел уходящие вдаль складками горы и ярко-синее Озеро.
— Горы как горы, в Улагане красивее.
Вот и весь сказ. В общем, понятно, он здесь живет и просто не замечает всей этой красоты. А для меня эти пейзажи словно какое-то чудо. Интересно, как там папка? Они уже неделю в тайге, наверное, много прошли. Я вдруг осознал, что через три дня отец придет на Кордон, и мы поедем домой. Как быстро пролетело время! Я было загрустил, но тут мы выбрались на безлесную вершину. Аржан крикнул «Держись!» и стегнул коня коротким, плетеным из множества кожаных ленточек кнутом. В тот е миг я понял, почему Аржан дал своем коню имя «Салкын». Конь сорвался с места со скоростью пущенной стрелы, и я едва успел схватиться за плечи склонившегося к самой гриве Аржана! Мы неслись по вершине горы, справа и слева разворачивались невероятные пейзажи, оценить которые я был просто не в состоянии. Моих сил хватало только на то, чтобы вцепиться в Аржана и как можно сильнее сжать ногами тюк на котором я сидел. А тюк этот елозил по спине коня из стороны в сторону, норовя сбросить меня на полном скаку. Аржан вдруг испустил пронзительный вопль, живо напомнив мне апачей из фильма про индейцев, и конь помчался еще быстрее. Тут уже и я не удержался и тоже заорал во все горло от страха и накрывшего меня с головой восторга.
Мы домчались до начала уходящей в тайгу тропы, и Аржан остановил Салкына. Соскочил на землю, я последовал за ним. И тут Аржан вдруг крепко меня обнял, начал хлопать по спине, смеясь и что-то горячо объясняя по-алтайски. Я ни слова не понимал, но тоже обнимал его и говорил, говорил, говорил… Пока не увидел деда Ирыса, который с улыбкой наблюдал за нами, сидя на своем коне.
Аржан тоже увидел деда, отстранил меня от себя, крепко держа за плечи, и сказал уже по-русски:
— Мы летели, да? Понимаешь? Как птицы!
— Это…это…счастье! Вот оно, вот такое, понимаешь?
— Понимаю! – мне вспомнилось ощущение восторга, когда я несся на братовом «Урале» под гору, и не было никого на свете быстрее меня.
— Поехали – меланхолично окликнул нас дед Ирыс и скрылся в тайге. Мы забрались на Салкына и тронулись следом.
К реке мы выбрались примерно через час. Противоположный берег был обрывистым, отвесно скалой вздымаясь на высоту пятиэтажного дома. Наш берег был пологим, но был весь усыпан огромными булыжниками. Река здесь не была такой бурной и даже казалась спокойной. Ее прозрачная зеленоватая вода текла здесь вроде бы неспешно и лишь метров через сто врывалась в большой порог.
— Яма, большая. Здесь речной хозяин живет – Аржан поудобнее перехватил свой карабин и поманил меня за собой. – Пойдем, белку бить будем.
— Таймень белку любит.
Я никогда до этого не был на охоте, и чуть ли не вприпрыжку устремился за Аржаном. Поиски белки много времени не заняли, любопытная зверушка сама пришла посмотреть, кто это бродит по ее владениям. Аржан вскинул карабин к плечу, сухо щелкнул выстрел, и белка упала вниз.
— Вот теперь можно ловить – Аржан поднял белку и направился к воде.
Интересно, а как он будет ловить? Никаких снастей я не видел ни у него, ни у деда Ирыса.
Я быстро собрал удочку и осторожно достал из рюкзака заветного мыша. Аржан, увидев необычную снасть, подошел поближе.
— Это мышь, специально на тайменя с отцом делали.
Он взял мыша в руки, покрутил, осмотрел со всех сторон, попробовал пальцем тройники:
— Хороший мышь, как живой. Может, и обманешь.
— Увидишь – он хитро подмигнул.
Я привязал мыша, с сомнением поглядел на леску – она вдруг показалась мне очень ненадежной.
— А где лучше ловить?
— Вместе будем пробовать. Поглядим, у кого снасть лучше.
Дед Ирыс тем временем развел небольшой костерок, расстелил под деревьями дюрхан и удобно на нем устроился, наблюдая за нами.
— А твой дедушка рыбачить не будет?
Аржан очень серьезно посмотрел на меня и сказал:
— Он сегодня смотрит, как я научился. Смогу тайменя обхитрить – дальше учить будет. Не смогу – еще на год в детях ходить буду.
— А меня тогда зачем с собой позвали?
— Чтобы я лучше старался. Пойдем, пора.
Мы двинулись к воде. Аржан достал из кармана моток толстой лески, намотанной на рогульку, большой тройник и быстро его привязал. Затем ножом надрезал беличью шкурку на спине, надежно зацепил тройник, загнав его под позвоночник, раскрутил белку над головой и ловко забросил к противоположному берегу. Дождавшись, пока леска натянется, Аржан принялся осторожно ее выбирать. Белка как живая задвигалась поперек реки, сносимая течением. Я как завороженный смотрел на Аржана, на его сосредоточенное лицо и закушенную от волнения губу, на плывущую белку, и почему-то чувствовал себя так, будто переместился лет на двести назад или на тысячу. Ведь и тогда точно такой же алтайский мальчишка проходил испытание, пытаясь поймать могучего тайменя на добытую им самим белку…
Дед Ирыс сначала уселся, а затем совсем по-молодому вскочил и побежал к Аржану вслед за мной, неся в руках большущие кожаные рукавицы.
— Надень! – он протянул внуку сначала одну, затем вторую. Аржан растерянно посмотрел на рукавицы, на свои руки, занятые леской…
— Давай! – я протянул руку. – Давай я подержу.
Аржан тут же сунул мне в руки рогульку с намотанной на нее леской, и я почти сразу оказался по щиколотку в воде. Вот это силища! Таймень давил так, что удержать его не было никакой возможности. Леска почти отвесно уходила в глубину и терялась в прозрачной зелени, и я держался изо всех сил, стараясь не отпустить рыбину. Внезапно леска рванулась вверх по течению.
— Сматывай! Сматывай! – в один голос закричали дед и внук. Как сматывать-то? Я уставился на рогульку. Аржан, не говоря ни слова, выхватил ее у меня и слегка наклонил, давая леске возможность свободно соскальзывать. Наконец, леска остановилась, и Аржан тут же принялся ее быстро выбирать, чтобы не давать слабины. Таймень скатился вниз и вновь принялся давить. Аржан уперся ногами в булыжники, но было видно, что ему очень сложно. Я подскочил к нему со спины и вцепился в плечи, стараясь хоть немного облегчить его противостояние. Сколько раз таймень принимался биться, я сказать не возьмусь, но в конце концов он просто всплыл на поверхность. Из изумрудной глубины поднялась вдруг огромная тень, в которой мы с Аржаном с великим изумлением узнали рыбу. Черная спина, белесые бока, огромная лобастая голова, малиновый широченный хвост. Поднявшись на поверхность, таймень дал подвести себя к камням, и сейчас отдыхал, уткнувшись мордой в камни и едва заметно шевеля плавниками размером побольше моей ладони каждый.
Дед Ирыс проворно шагнул к воде и схватил тайменя под жабры. Таймень изогнулся всем телом, силясь освободиться, но поздно! Дед Ирыс выволок огромную рыбину на камни подальше от воды и осел рядом, тяжело дыша. Аржан бросился к деду, но тот отмахнулся, и мой товарищ присел рядом со своим трофеем. Огромный, просто огромный таймень тяжело ворочался в камнях, шевеля жаберными крышками и хлопая могучим хвостом. Аржан при помощи ножа в ножнах широко раскрыл рыбью пасть и, повозившись, извлек тройник с измочаленной белкой.
— Два пуда, не меньше – отдышавшись, сказал дед Ирыс.
Аржан гладил тайменя по голове и спине, поливал водой жабры. Я присел рядом и прикоснулся к своей мечте. Таймень заворочался еще сильнее, и дед Ирыс сказал:
— Как в воду?! – возмутился я. – Столько боролись!
Аржан, ни слова ни говоря, уперся в таймений бок, стараясь столкнуть его в воду. Поняв, что ответа не дождусь, я молча принялся помогать товарищу, и в итоге таймень оказался в воде. Однако уплывать он не спешил, стоял на месте, шевеля жабрами и приходя в себя.
— Жалко как-то – все же сказал я.
— Никогда не бери больше, чем тебе нужно – строго сказал дед Ирыс. – Мы его не довезем. Да и куда столько рыбы? Пусть живет, он здесь хозяин.
А ведь и правда, об этом я не подумал. По такой жаре мы бы его даже до кордона не довезли, не говоря уже о Балыкче. Мудрый народ алтайцы.
Аржан погладил тайменя напоследок, и тот, словно очнувшись, одним могучим рывком исчез в глубине. Аржан устало уселся на камни, глядя на реку. Он свое испытание прошел. А мне, похоже, не судьба в этот раз поймать своего тайменя. Значит, будет повод сюда вернуться в следующем году! Эта мысль меня так ободрила, что я вмиг забыл все свои расстройства. Хлопнул Аржана по плечу и искренне сказал:
Он молча улыбнулся, обернулся к деду и что-то сказал ему по-алтайски. Дед Ирыс ответил по-русски, обращаясь уже ко мне:
— Аржан спрашивает разрешения пригласить тебя к нам в гости. Осенью, на охоту. Приезжай.
— Я осенью никак, школа – с сожалением ответил я.
— Каникулы есть, как раз в октябре – это уже Аржан.
— Точно! Я спрошу у отца…
Мы рыбачили, пока солнце не покатилось вниз. Таймень мне так и не попался, зато я поймал несколько рыбин, которых Аржан назвал «ускуч». Красивые, бронзовато-зеленые, в разноцветных пятнышках, ускучи оказались на удивление упорными соперниками. Так что на кордон я ехал героем, и обратная дорога пролетела незаметно…
До кордона мы добрались, когда Озеро привычно укуталось в багряно-фиолетовые сумерки и затихло в ожидании ночного свидания со звездами. Мы постояли немного на пригорке, любуясь открывшейся картиной. Дед Ирыс что-то неслышно шептал, неотрывно глядя на Озеро, Аржан просто молча смотрел вперед, и в этом мрачноватом закатном свете его лицо казалось загадочным и каким-то очень древним.
— Знаешь, почему такое разное Озеро на закате? – спросил вдруг Аржан.
— Кадын смотрится в него и примеряет разные наряды, хочет порадовать Тенгри.
Аржан молча ткнул коня пятками в бока, и тот неспешно зашагал вниз по тропе. Кордон встретил нас тишиной. Михалыча не было, и только Муська широко зевнула нам навстречу и отвернулась. Она тоже смотрела на Озеро.
Мы с Аржаном быстро почистили рыбу и пристроили ее на рожнах над огнем. Дед Ирыс снова расстелил дюрхан и устроился у костра, глядя в пляшущее пламя своими непроницаемыми черными глазами. О чем он думал? Кто знает. Но мне казалось, что он вспоминает что-то очень давнее. Над кордоном повисла оглушительная тишина, нарушаемая только потрескиванием костра и редким плеском набегающих на берег волн. Засопел котелок, скоро будет чай. От жарящейся рыбы над кордоном поплыл такой запах, что рот моментально наполнился слюной.
— А вы не знаете, куда Михалыч ушел? – спросил я у деда Ирыса. Дед посмотрел на меня и молча покачал головой. Он, в отличие от меня, берег хрупкую тишину. Солнце садилось все ниже. Озеро погрузилось в темноту, и в небе как-то сразу вспыхнули мириады ярких звезд. Млечный Путь растянул свою спираль, над самым горизонтом вспыхнул Сириус, отражаясь в черной воде. Озеро вобрало в себя бездонное небо со всеми его звездами, слилось с ним и стало единым целым.
— Мы как будто летаем там, со звездами – негромко сказал Аржан. Он словно подслушал мои мысли, я тоже поймал себя на том, что теряю землю под ногами и парю там, среди звезд. – Ты знаешь, что каждая звезда – это душа умершего человека? И чем достойнее был человек, тем ярче его звезда. Вон там, над самой водой, яркая звезда, видишь? Это душа принцессы Кадын. Когда она ушла к Тенгри, небо плакало целый месяц.
— Они помнят историю нашего народа, от самого первого дня.
— Но это же невозможно.
— Старый кайчи передает молодому все, что видел в жизни. И тот тоже запоминает вою жизнь и жизнь прежнего кайчи. И так из поколения в поколение. Поэтому мы знаем свои корни и чтим духов.
Я промолчал. Слишком невероятным казалось мне то, что рассказывал Аржан, и в то же время здесь и сейчас я не мог ему не поверить.
— Рыба готова – скрипучим голосом сказал дед Ирыс. – Давайте ужинать.
Ах какими вкусными оказались жареные на огне ускучи! Я ел не спеша, смакуя каждый кусочек, стараясь запомнить этот вкус и горько сожалея, что рядом нет мамы, отца и брата. Поужинали, оставив одну рыбину для Михалыча. Муська, отбросив все свои царские замашки, терлась у костра, выпрашивая кусочек аппетитно пахнущей рыбы. А куда же делся щенок? Я только сейчас обратил внимание на то, что его нет. Наверное, увязался следом за Михалычем и Каюром.
Я, обжигаясь, пил чай и смотрел на плавающие в Озере звезды, думая о том, что сказал Аржан.
— Когда горы были совсем молодыми – неожиданно заговорил дед Ирыс – наши боги ходили среди людей, смотрели на нас, советом и делом помогали. А мы смотрели на них и удивлялись тому, что они так похожи на нас.
Он помолчал немного и вдруг запел, странно, гортанно. И это его пение, костер и огромное небо разом перенесли меня в те времена, когда алтайские боги ходили по этим горам и купались в водах Озера. От пения деда Ирыса меня невольно пробрала дрожь, было одновременно жутко и прекрасно. Через пару минут я всем своим существом ощутил, что именно такая музыка должна жить в этих горах, на берегах великого Озера. Древнее пение, плоть от плоти Алтая. Этой ночью я спал у костра, устроившись вместе с Аржаном в его дюрхане. Теплый запах козьих шкур и шорох прогорающих в костре дров быстро меня убаюкали, и мне снилась прекрасная принцесса Кадын на берегу Озера…
Я проснулся от холода, тонкой струйкой пробравшегося под дюрхан. Сел, поежился, подбросил в костер сушняка, повернулся к Озеру и замер. На берегу, совсем недалеко от костра, стояли косули. Две из них пили, немного зайдя в воду, а третья настороженно смотрела по сторонам, готовая в любой момент сорваться с места, увлекая товарок за собой. Я смотрел на них и не верил своим глазам. Озеро преподнесло мне еще один подарок.
За спиной закряхтел спросонья дед Ирыс, и косули мгновенно сорвались с места и растворились в прибрежных зарослях.
— С добрым утром! – поприветствовал я деда Ирыса и пошел умываться. Водные процедуры много времени не заняли, и вот мы уже пьем горячий чай у исходящего вкусным синим дымком костра.
— В Балыкчу поедем – сказал Аржан, ни к кому не обращаясь. – Отцу буду помогать.
Дед Ирыс согласно кивнул, задумчиво пыхнув папироской. За эти три дня я впервые увидел его курящим.
— А ты что будешь делать, Димка? – Аржан посмотрел на меня.
— Михалыча дождусь, а там решим.
— А чего его дожидаться, он пришел уже.
Я повернулся и увидел щенка, который пушистым метеором летел ко мне, не замечая никого вокруг. Подбежал, ткнулся лбом в колени, бешено вращая хвостом, упал на спину, счастливо улыбаясь и подставляя пузо.
— Ты бы ему имя уже дал что ли – добродушно пробасил Михалыч. – А то вроде как друг, а имени нет. Нехорошо получается.
— Кай – сорвалось с языка.
— Кай? – удивился дед Ирыс. – Почему Кай?
— Красиво и коротко, просто звать.
— Кай – это алтайское горловое пение, поэтому и кайчи – пояснил мне Михалыч.
— Да, дедушка Ирыс пел вчера.
— Пел? – Михалыч снова удивился.
— Вчера был хороший вечер для кая – сказал дед Ирыс.
— Да, вечер был хорош – согласился Михалыч. – Ну что, пусть будет Кай, доброе имя.
Я потрепал Кая за ухом:
— Теперь ты Кай… Кай хороший…
Сброс
Поехать рыбачить на Сброс было заветной мечтой любого нормального пацана в нашем городе. Ведь это ж целое приключение: в машине, с отцом и его друзьями, за семьдесят километров на несколько дней с палатками. А какие карпы там клюют! А амуры и толстолобики! Эльдорадо.
Сбросом в народе прозвали место, собственно, сброса отработанной воды с Беловской ГРЭС в водохранилище.
Горячая вода круглые сутки поступает по каналу в Беловское море, как его любовно называют местные. Недалеко от сброса расположены гигантские садки, в которых круглогодично разводят карпов, белых амуров, толстолобов, сомов, осетров. И вот сюда-то, к никогда не замерзающей водной глади, спешат рыбаки со всех окрестных городов.
О том, что мы едем на сброс, я знал уже за неделю. Мы, то есть я тоже еду! Нетерпение глодало меня сутки напролет. Я перебрал все свои нехитрые снасти, на десять раз проверил снарягу, двадцать раз накачал и проверил лодку. В общем, ждал день отъезда как умел.
В ночь перед выездом я не мог спать от слова совсем. Сначала я ждал, когда же наконец настанет утро. Потом я начал волноваться, что просплю, и меня оставят дома. Потом уснул и просыпался каждые двадцать минут, заполошно подхватываясь.
Дорогу описывать не буду, я ожидаемо уснул под мерный разговор отца с его другом. Проснулся от внезапно наступившей тишины. Открыл глаза и обомлел. Передо мной открылась панорама на Беловское море и высоченные трубы ГРЭС. Ух какой вид! Как много воды! Мы катим вдоль канала, на бетонных укосах которого сидят рыбаки. Их очень много, они сидят здесь летом и зимой, ведь вода не замерзает.
Канал закончился, и мы выехали на берег. Здесь настоящее столпотворение, народу тьма. Вдоль берега сплошным частоколом, задрав колокольчики к небу, стоят донки. Через каждые сто метров построены времянки типа остановочных павильонов с буржуйкой и нарами внутри.
Мы разместились на берегу, поставили большую брезентовую палатку и пошли здороваться с соседями. Они прятались от полуденного зноя под навесом из куска брезента. Сидят, чифирят и следят за снастями. Подошли, заговорили:
-Да, надо ж малому показать, как настоящую рыбу ловить.
-Да всю, какая ловится. А вы?
Вся компания загоготала.
-Да вы к костру давайте, чаю выпьем.
Кружка с чифирем пошла по кругу. Отец сделал два маленьких глотка и передал кружку мне. Я сделал маленький глоток, потом еще один по примеру отца и отдал кружку. Язык связало в тугой узел, слюна стала вязкой, и никаких других видимых последствий я сначала не ощутил. Но через полминуты сердце забухало мерно и гулко, ускоряясь. Меня бросило в жар, я зашарил глазами в поисках воды. Отец протянул мне фляжку, и я сделал пару судорожных глотков. Уууф! Отпустило. Нет, чифир не мое.
Посидели еще пару минут, отец поспрашивал насчет клева, и мы пошли разбирать снасти.
Справа от места нашей стоянки – небольшой заболоченный залив с камышом по берегам, дальше чистая вода и метров через двести на волнах качаются поплавки садков.
Отец начал снаряжать закидушку. Набил кормушки макухой (особая смесь манки, комбикорма, отварной картошки и чего-то еще), наживил комбикорм на крючки.
Заброс! Здоровенное стограммовое свинцовое самодельное грузило выстрелило в сторону садков, унося с собой толстую «Клинскую» леску с проволочной кормушкой и калеными крючками. Катушка засвистела, сматывая лесу. Отец притормаживает ее пальцем, чтобы не получилось бороды, разбирать которую никаких нервов не хватит. И вот заброшены все закидушки, развешаны колокольчики, катушки поставлены на тормоз. Теперь только ждать. Мне ждать надоело быстро. Я взял свои поплавочные удочки (одна бамбуковая, а вторая телескоп), и отправился в камыши.
Ну нет, я тебя не отпущу! Ты хорошо сидишь, это точно знаю. Мы боролись еще пару минут, и вдруг рыба рывком пошла к берегу. Врешь, не уйдешь! Я задрал удилище резко вверх, завел его за спину и схватил леску руками, выволакивая карпа на берег. Ах какой это был карп! Карпище. Килограмма два или даже три, он тяжело ворочался на траве, солидно бил хвостом и жадно хватал воздух усатым ртом.
Я дрожащими руками освободил крючок, подхватил карпа и понесся хвастать уловом. Мой первый в жизни карпище! Я гордо нес перед собой рыбину, почти не дыша от счастья. И тут вдруг раздался стрекот катушки, колокольчик слетел на траву, и леса начала улетать с бешено вращающейся катушки. Наша, наша закидушка!
Отец тем временем продолжал борm,e с неведомой рыбой. За прочность снасти можно было не опасаться, на этот канат с калеными крючками можно было и корову вытащить. Но все же обрывы случались, и было волнительно.
Глядя на то, как упирается отец, я гадал, что ж за рыбина такая там? Отец всю жизнь в шахте и отнюдь не слабак, мышцы так и перекатываются. А гляди ж ты, не сдается ему рыба.
Боролись они минут двадцать, а потом карп сдался. Отец вывел его, почти не сопротивляющегося, к самой кромке воды. Мы все столпились у самого уреза воды и глазели на это чудо. Огромный, больше метра, карп, лежал на боку и шевелил грудными плавниками размером в ладонь. Усатый рот открывался и закрывался с громким чавканьем.
-Да, мамонта вытащил!
-Мужики, глянь, Валера дельфина поймал!
Поднимать его из воды отец не доверил никому. Вручил мне закидушку и пошел за рыбой сам. Поднял его за жабры, голова ну уровне груди, хвост вяло полощется по земле.
Мы погрузили рыбину в машину и поехали на рынок, взвешивать. Весу в карпе оказалось двадцать семь с половиной кило, и это был самый большой виденный мной карп! На берег мы вернулись настоящими королями. Отец посадил карпа на могучий кукан из бельевой веревки и отпустил в воду. Подкрался вечер, начало темнеть, мы распалили большой костер и взялись за готовку. Моего карпа торжественно распотрошили, промыли, натерли изнутри солью и перцем, нафаршировали картошкой и луком, завернули в лопухи, обмазали глиной и сунули под костер. Запекали пару часов, а съели за десять минут.
После плотного ужина отец прилег отдохнуть прямо у костра, а я перебрался ближе к воде и сидел, глядя на медленно погружающееся в сон водохранилище. Возвращались с воды рыбаки на «Казанках» и «Крымах», мерно гудела ГРЭС, вдоль берега там и тут засветились костры, где-то заиграла музыка, но тут же стихла. Над водой носились стрижи, хватая последних мошек, за спиной на некотором отдалении на одной ноте брехал здоровенный кудлатый пес. Негромкий разговор у соседнего костра, перемежаемый взрывами хохота, стрекот мотоцикла где-то на канале, треск костра у меня за спиной. Здорово. Какое-то во всем этом было спокойствие и умиротворенность. Несмотря на огромное количество народу со всех сторон сейчас я был один на один с нашим морем, вслушивался в негромкий плеск набегавших на берег мягких покатых волн, вглядывался в пляску отражающихся в почерневшей воде висящих над садками фонарей и ни о чем не думал. Небо над головой становилось все темнее, набирало ночной синевы, проявляя звезды, немного блеклые из-за яркого освещения ГРЭС. От воды тянуло теплом, со стороны садков то и дело слышались мощные шлепки – это карпы с толстолобиками перепрыгивали ограждения и уходили в свободное плавание.
Когда окончательно стемнело, я вернулся к костру, зябко кутаясь в штормовку. Пора переодеваться, ночью будет холодно. Ночь на Сбросе вовсе не время для сна. Ночью начинается ловля раков. До сегодняшнего вечера я ловил раков только руками, когда мы с пацанами забирались в воду, ногами нащупывали рачьи норы, а затем ныряли и хватали шустро удиравших от нас обладателей клешней. Но сегодня все будет совсем иначе. Проснувшийся отец напился чаю и взялся за подготовку к ночной ловле. Для начала он достал из рюкзака пару шахтовых аккумуляторов (мощные налобные фонари с поясными батареями), проверил каждый. Затем из багажника был извлечен большой сачок на длинной рукоятке и пара больших мешков. Все, мы готовы.
— Готов? – отец хитро глянул на меня.
— Всегда готов! – по-пионерски гаркнул я.
Идти нам было недалеко, метров сто, может, чуть больше. Бетонные укосы у самого устья канала влажно поблескивали в свете фонарей, вода между ними неслась с ощутимой даже в темноте силой и скоростью. Отец первым ступил на наклонную плиту, включив фонарь на ближний свет, я следом, держа наготове мешок и тоже освещая себе путь. Охота началась! Раки сползаются на яркий свет, и остается только вычерпывать их сачком и складывать в мешок. Меняясь с отцом местами, мы за пару часов наловили полмешка и отправились спать.
Утро началось с чудесного аромата вареных раков с укропом, ухи и купания в теплой воде.
Мы прожили на Сбросе еще два дня. Наш самый большой карп все это время жил на привязи в воде, я даже пытался его кормить, подбрасывая комбикорм. Кроме этого карпа в тот раз поймали еще штук пять или шесть не таких крупных. Ну и я на удочку надергал карасей. В общем, приехали с добычей.
В детстве у каждого из нас был свой Сброс, свое Эльдорадо. Хорошо бы и у наших детей они были. Давайте беречь наши реки, иначе пацанам после нас не доведется вот так же волноваться в ожидании и с замиранием сердца следить за скользящим по водной глади поплавком.
Помню, как мой еще молодой отец выводил кладку, как мы обедали под дождем, накрывшись большим куском полиэтилена. И главным в этом всем был дед. Решающее слово всегда было за ним.
Жизнь шла, дом строился. Сколько себя помню, мы его строили. Я вырос и начал помогать деду обшивать крышу толью и крыть шифером. Однажды я знатно навернулся в грядку. Дед тогда только посмотрел на меня и ничего не сказал. В этом был он весь. Темные не по-стариковски ясные глаза под косматыми бровями смотрели всегда внимательно. А когда дед шутил, глаза улыбались. И становилось очень тепло на душе.
Начиная лет с 10 я каждое лето проводил на даче. Помогал бабуле и деду с огородом, а потом быстро сматывался в соседнюю деревню. Там у меня уже были дружки, с которыми мы тайком курили, ходили на рыбалку на Инчереп, гоняли на великах, ходили в тайгу. Главное было не попасться деду с сигаретой. Даже думать боялся об этом.
Потом мы набирали две баклажки воды, дед выбирал валежину побольше, и начинался путь на дачу. В свои 65 дед брал на плечо лесину метра 3 в длину и толщиной с меня, и нес ее на дачу. В горку около километра. По жаре. А я шел следом и думал, что мне не может быть тяжело, просто не может.
Я любил оставаться ночевать с дедом на даче, в недостроенном доме. Мы соорудили шикарные матрацы, набив сеном большущие чехлы, и в доме всегда пахло полевыми травами. Печка нещадно дымила первое время, пока не прогревалась основательно, и запах березовых и сосновых поленьев пропитал все вокруг. Вместо стекол окна закрывали полиэтиленом, и даже днем в доме было сумрачно. Электричества на даче тоже не было, и вечера мы с дедом коротали при свете керосинки. Я обожал эти неспешные вечера. Мы садились на крылечке и провожали закат, зябко кутаясь в штормовки и слушая засыпающую тайгу. Потом дед разжигал лампу, мы ужинали и пили духмяный смородиновый чай. И я расспрашивал деда про его детство, про рыбалки и охоты, и они снились мне каждую ночь.
Дед уже вовсю сопел, а я не спал. Слушал, как древоточец со скрежетом грызет балку, как под полом шуршит мышь, как за окном носились летучие мыши, гоняя ночных насекомых. и незаметно уснул. Дед поднял меня, начав растапливать печку. Быстро умылись, заварили чаю, взяли подготовленные с вечера снасти и накопанных в навозной куче червей (специально за этим бегал в деревню) и пошли. Идти минут 50. Я впервые иду по дачам ночью, и все вокруг кажется непривычным, незнакомым. Зябко и очень тихо. Идем. Прошли дачи и спустились в небольшой ложок. Темно хоть глаз коли, но дед видит все как кот. Вот он остановился у небольшого ручейка и сказал:
-Смотри, Динька, караси.
Мы не стали их тревожить и пошли дальше. И вот дамба Александровского пруда, перегородившая Инчереп. Мы прошли чуть дальше и выбрали местечко под ракитой. Кто-то уже рыбачил здесь. В воде стоят рогульки для удочек, на берегу кострище и крупная чешуя. Мы с дедом оперативно размотали удочки (бамбуковые, легкие и прочные), наживили по червяку и забросили. Дед снарядил еще одну удочку на тесто.
Еле-еле брезжит рассвет. От воды тянет сыростью и холодом, пахнет рыбой и утром. У утра на реке свой неуловимый запах. Поплавки пока не видно, темно, да и туман еще на воде лежит. Росная трава вымочила штаны до колен, и становится холодно, я начинаю стучать зубами. Дед, заметив это, быстренько сооружает костер. Затем заставляет меня стянуть штаны и вывешивает их сушиться. Я пляшу у костра, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим. Холодно. Но хорошо!
Вот, наконец, штаны высохли. Я натягиваю их, обжигаясь, я спешу. Солнце восходит!
И вот первый солнечный луч скользнул по курящейся легким туманом поверхности воды, мазнул по березняку, раскрашивая его в яркий изумруд и заставляя первых птах пробовать голоса. Мы с дедом молчали, не хотелось говорить. Такое величие момента, такая первозданная тишина в этих рыбацких рассветах.
В то утро мы неплохо наловили карасей и сорожки, на пару хороших жарех и на ушицу с дымком точно хватит! Ничего вкусней такой вот ухи просто не существует. Крепко посоленная, с душистым черным перцем, со свежим укропчиком и зеленым луком.
Этих рыбалок не было много, и каждая из них врезалась в память на всю жизнь.
Мой дед. Страдая болезнью сердца, он всегда усаживал бабушку в автобусе, сгоняя кого-нибудь из молодых парней, а сам стоял все 45 минут, что мы ехали в давке и толкотне. Мы ходили за 4 км в гараж за соленьями и вареньями, делать которые бабушка большая мастерица. Шли зимой по морозу, откапывали гараж от снега, доставали из погреба штук пятнадцать трехлитровых банок со вкусностями и несли их домой. Дед тащил больше всех, и ругался, если бабушка начинала причитать.
Он терпеть не мог матерной ругани, и резко осекал любого, кто выражался в его присутствии. Подходил, нависал, глядя исподлобья и спрашивал так весомо:
-Ты чего лаешься? На цепь захотел?
Обычно этого хватало. Дед был большим, широченным и очень серьезным. Мало кто находил аргументы против.
А еще дед был страстным болельщиком! Как мы кричали в два голоса «Го-о-о-ооол!», когда смотрели хоккей! Глаза деда становились совсем молодыми, озорными, он жил игрой и был на льду сам. Соседи наверняка были не очень рады, ведь в панельках стены тонкие и слышно все хорошо. Но как можно было не кричать вместе с дедом?
Дед ушел. Но мы его помним. И рассказываем о нем своим детям. Просто потому, что он был. И он был настоящим.
