Рассказ о счастливой москве краткое содержание
Андрей Платонович Платонов
Темный человек с горящим факелом бежал по улице в скучную ночь поздней осени. Маленькая девочка увидела его из окна своего дома, проснувшись от скучного сна. Потом она услышала сильный выстрел ружья и бедный грустный крик – наверно, убили бежавшего с факелом человека. Вскоре послышались далекие, многие выстрелы и гул народа с ближней тюрьме… Девочка уснула и забыла все, что видела потом в другие дни: она была слишком мала, и память и ум раннего детства заросли в ее теле навсегда последующей жизнью. Но до поздних лет в ней неожиданно и печально поднимался и бежал безымянный человек – в бледном свете памяти – и снова погибал во тьме прошлого, в сердце выросшего ребенка. Среди голода и сна, в момент любви или какой-нибудь молодой радости – вдруг вдалеке, в глубине тела опять раздавался грустный крик мертвого, и молодая женщина сразу меняла свою жизнь – прерывала танец, если танцевала, сосредоточенней, надежней работала, если трудилась, закрывала лицо руками, если была одна. В ту ненастную ночь поздней осени началась октябрьская революция – в том городе, где жила тогда Москва Ивановна Честнова.
Отец ее скончался от тифа, а голодная осиротевшая девочка вышла из дома и больше назад не вернулась. С уснувшей душой, не помня ни людей, ни пространства, она несколько лет ходила и ела по родине, как в пустоте, пока не очнулась в детском доме и в школе. Она сидела за партой у окна, в городе Москве. На бульваре уже перестали расти деревья, с них без ветра падали листья и покрывали умолкшую землю – на долгий сон грядущий; был конец сентября месяца и тот год, когда кончились все войны и транспорт начал восстанавливаться.
В детском доме девочка Москва Честнова находилась уже два года, здесь же ей дали имя, фамилию и даже отчество, потому что девочка помнила свое имя и раннее детство очень неопределенно. Ей казалось, что отец звал ее Олей, но она в этом не была уверена и молчала, как безымянная, как тот погибший ночной человек. Ей тогда дали имя в честь Москвы, отчество в память Ивана – обыкновенного русского красноармейца, павшего в боях, – и фамилию в знак честности ее сердца, которое еще не успело стать бесчестным, хотя и было долго несчастным.
Из школы Москва впоследствии сбежала. Ее вернули снова через год и стыдили на общем собрании, что она как дочь революции поступает недисциплинированно и неэтично.
– Я не дочь, я сирота! – ответила тогда Москва и снова стала прилежно учиться, как не бывшая нигде в отсутствии.
Из природы ей нравились больше всего ветер и солнце. Она любила лежать где-нибудь в траве и слушать о том, что шумит ветер в гуще растений, как невидимый, тоскующий человек, и видеть летние облака, плывущие далеко над всеми неизвестными странами и народами; от наблюдения облаков и пространства в груди Москвы начиналось сердцебиение, как будто ее тело было вознесено высоко и там оставлено одно. Потом она ходила по полям, по простой плохой земле и зорко, осторожно всматривалась всюду, еще только осваиваясь жить в мире и радуясь, что ей все здесь подходит – к ее телу, сердцу и свободе.
По окончании девятилетки Москва, как всякий молодой человек, стала бессознательно искать дорогу в свое будущее, в счастливую тесноту людей; ее руки томились по деятельности, чувство искало гордости и героизма, в уме заранее торжествовала еще таинственная, но высокая судьба. Семнадцатилетняя Москва не могла никуда войти сама, она ждала приглашения, словно ценя в себе дар юности и выросшей силы. Поэтому она стала на время одинокой и странной. Случайный человек познакомился однажды с Москвой и победил ее своим чувством и любезностью – тогда Москва Честнова вышла за него замуж, навсегда и враз испортив свое тело и молодость. Ее большие руки, годные для смелой деятельности, стали обниматься; сердце, искавшее героизма, стало любить лишь одного хитрого человека, вцепившегося в Москву, как в свое непременное достояние. Но в одно утро Москва почувствовала такой томящий стыд своей жизни, не сознавая точно, от чего именно, что поцеловала спящего мужа в лоб на прощанье и ушла из комнаты, не взяв с собой ни одного второго платья. До вечера она ходила по бульварам и по берегу Москвы-реки, чувствуя один ветер сентябрьской мелкой непогоды и не думая ничего, как пустая и усталая.
Ночью она хотела залезть на ночлег куда-нибудь в ящик, найти порожнюю пищевую будку Мостропа или еще что-либо, как поступала она прежде в своем бродячем детстве, но заметила, что давно стала большая и не влезет незаметно никуда. Она села на скамью в темноте позднего бульвара и задремала, слушая, как бродят вблизи и бормочут воры и бездомовные хулиганы.
В полночь на ту же скамью сел незначительный человек, с тайной и совестливой надеждой, что, может быть, эта женщина полюбит его внезапно сама, поскольку он не мог по кротости своих сил настойчиво добиваться любви; он в сущности не искал ни красоты лица, ни прелести фигуры – он был согласен на все и на высшую жертву со своей стороны, лишь бы человек ответил ему верным чувством.
– Вам чего? – спросила его проснувшаяся Москва.
– Мне ничего, – ответил этот человек. – Так просто.
– Я спать хочу, и мне негде, – сказала Москва.
Человек сейчас же заявил ей, что у него есть комната, но во избежание подозрений в его намерениях – лучше ей снять номер в гостинице и там проспать в чистой постели, закутавшись в одеяло. Москва согласилась, и они пошли. По дороге Москва велела своему спутнику устроить ее куда-нибудь учиться – с пищей и общежитием.
– А что вы любите больше всего? – спросил он.
– Я люблю ветер в воздухе и еще разное кое-что, – сказала утомленная Москва.
– Значит – школа воздухоплавания, другое вам не годится, – определил сопровождающий Москву человек. – Я постараюсь.
Он нашел ей номер в Мининском Подворье, заплатил вперед за трое суток и дал на продукты тридцать рублей, а сам пошел домой, унося в себе свое утешение.
Через пять дней Москва Честнова посредством его заботы поступила в школу воздухоплавания и переехала в общежитие.
Темный человек с горящим факелом бежал по улице в скучную ночь поздней осени. Маленькая девочка увидела его из окна своего дома, проснувшись от скучного сна. Потом она услышала сильный выстрел ружья и бедный грустный крик — наверно убили бежавшего с факелом человека. Вскоре послышались далекие, многие выстрелы и гул народа в ближней тюрьме… Девочка уснула и забыла все, что видела потом в другие дни: она была слишком мала, и память и ум раннего детства заросли в ее теле навсегда последующей жизнью. Но до поздних лет в ней неожиданно и печально поднимался и бежал безымянный человек — в бледном свете памяти — и снова погибал во тьме прошлого, в сердце выросшего ребенка. Среди голода и сна, в момент любви или какой-нибудь другой молодой радости — вдруг вдалеке, в глубине тела опять раздавался грустный крик мертвого, и молодая женщина сразу меняла свою жизнь — прерывала танец, если танцевала, сосредоточенней, надежней работала, если трудилась, закрывала лицо руками, если была одна. В ту ненастную ночь поздней осени началась октябрьская революция — в том городе, где жила тогда Москва Ивановна Честнова.
Отец ее скончался от тифа, а голодная осиротевшая девочка вышла из дома и больше назад не вернулась. С уснувшей душой, не помня ни людей, ни пространства, она несколько лет ходила и ела по родине, как в пустоте, пока не очнулась в детском доме и в школе. Она сидела за партой у окна, в городе Москве. На бульваре уже перестали расти деревья, с них без ветра падали листья и покрывали умолкшую землю — на долгий сон грядущий; был конец сентября месяца и тот год, когда кончились все войны и транспорт начал восстанавливаться.
В детском доме девочка Москва Честнова находилась уже два года, здесь же ей дали имя, фамилию и даже отчество, потому что девочка помнила свое имя и раннее детство очень неопределенно. Ей казалось, что отец звал ее Олей, но она в этом не была уверена и молчала, как безымянная, как тот погибший ночной человек. Ей тогда дали имя в честь Москвы, отчество в память Ивана — обыкновенного русского красноармейца, павшего в боях,
— и фамилию в знак честности ее сердца, которое еще не успело стать бесчестным, хотя и было долго несчастным.
Из школы Москва впоследствии сбежала. Ее вернули снова через год и стыдили на общем собрании, что она как дочь революции поступает недисциплинированно и неэтично.
— Я не дочь, я сирота! — ответила тогда Москва и снова стала прилежно учиться, как не бывшая нигде в отсутствии.
Из природы ей нравились больше всего ветер и солнце. Она любила лежать где-нибудь в траве и слушать о том, что шумит ветер в гуще растений, как невидимый, тоскующий человек, и видеть летние облака, плывущие далеко над всеми неизвестными странами и народами; от наблюдения облаков и пространства в груди Москвы начиналось сердцебиение, как будто ее тело было вознесено высоко и там оставлено одно. Потом она ходила по полям, по простой плохой земле и зорко, осторожно всматривалась всюду, еще только осваиваясь жить и радуясь, что ей здесь все подходит — к ее телу, сердцу и свободе.
По окончании девятилетки Москва, как всякий молодой человек, стала бессознательно искать дорогу в свое будущее, в счастливую тесноту людей; ее руки томились по деятельности, чувство искало гордости и героизма, в уме заранее торжествовала еще таинственная, но высокая судьба. Семнадцатилетняя Москва не могла никуда войти сама, она ждала приглашения, словно ценя в себе дар юности и выросшей силы. Поэтому она стала на время одинокой и странной. Случайный человек познакомился однажды с Москвой и победил ее своим чувством и любезностью, — и тогда Москва вышла за него замуж, навсегда и враз испортив свое тело и молодость. Ее большие руки, годные для смелой деятельности, стали обниматься; сердце, искавшее героизма, стало любить лишь одного хитрого человека, вцепившегося в Москву, как в свое непременное достояние. Но в одно утро Москва почувствовала такой томящий стыд своей жизни, не сознавая точно, от чего именно, что поцеловала спящего мужа в лоб на прощанье и ушла из комнаты, не взяв с собой ни одного второго платья. До вечера она ходила по бульварам и по берегу Москвы-реки, чувствуя один ветер сентябрьской мелкой непогоды и не думая ничего, как пустая и усталая.
Ночью она хотела залезть на ночлег куда-нибудь в ящик, найти порожнюю пищевую будку Мостропа или еще что-либо, как поступала она прежде в своем бродячем детстве, но заметила, что давно стала большая и не влезет незаметно никуда. Она села на скамью в темноте позднего бульвара и задремала, слушая, как бродят вблизи и бормочут воры и бездомовные хулиганы.
В полночь на ту же самую скамью сел незначительный человек, с тайной и совестливой надеждой, что может быть эта женщина полюбит его внезапно сама, поскольку он не мог по кротости своих сил настойчиво добиваться любви; он в сущности не искал ни красоты лица, ни прелести фигуры — он был согласен на все и на высшую жертву со своей стороны, лишь бы человек ответил ему верным чувством.
— Вам чего? — спросила его проснувшаяся Москва.
— Мне ничего! — ответил этот человек. — Так просто.
— Я спать хочу, и мне негде, — сказала Москва.
Человек сейчас же заявил ей, что у него есть комната, но во избежание подозрений в его намерениях — лучше ей снять номер в гостинице и там проспать в чистой постели, закутавшись в одеяло. Москва согласилась, и они пошли. По дороге Москва велела своему спутнику устроить ее куда-нибудь учиться — с пищей и общежитием.
РОМАН А. ПЛАТОНОВА «СЧАСТЛИВАЯ МОСКВА»
Любая попытка однозначной интерпретации извлеченного из архивов романа А. Платонова «Счастливая Москва» наталкивается на сложности: текст противоречив, отвергает с самого начала установку на гармоническую успокоенность, риторическую завершенность. Он вскрывает явную недостаточность многих предположений на свой счет и обнаруживает «бессознательное» в своей системе. Поэтому при его анализе уместнее пользоваться утверждениями типа «пожалуй», «возможно», «допустимо», т. е. излюбленным инструментарием Жака Деррида, указывающим на «скептическое расположение ума».
Итак, роман не воспитательный, не философский, эстетическая функция его состоит в мучительной борьбе между автором и его созданием. Можно допустить, что перед нами одно из самых первых проявлений постмодернизма, основанное на «деконструкции». Включается широко употребляемое сегодня понятие «принципа дополнительности»: логическая единица того, что можно назвать сюжетом, действует как метафора. Модель романа напоминает внешний мир и не напоминает его. Сложность реальности в тексте требует ее расщепления на сны, примитивные подобия, галлюцинации, гротескные видения, научно-религиозные эк-стазы и т. д.
Существующая традиция изображения большого города в виде женской фигуры, обычно в шлеме, с копьем и мечом, известна со времен античности. У Афин и Рима были такие покровительствующие им божества. Москва как третий Рим по ассоциации тоже может соотноситься с женской фигурой. По мысли В. Зеньковского, «. поэма о „Москве — третьем Риме» — все это цветы утопизма в плане теократическом, все это росло из страшной жажды приблизиться к воплощению Царствия Божия на земле. Это был некий удивительный миф, выраставший из потребности сочетать небесное и земное, божественное и человеческое в конкретной реальности»1.
В романе Платонова — счастливая Москва, как символ Советского государства — Царство Божие на земле; и одновременно ее эмблема. Героиня романа человек-Москва — попытка сочетать в конкретной действительности глобальное и реальное.
Пройти по Москве в образной системе романа — это как бы посетить тело женщины. «Самбикин пошел по Москве». Ему странно было видеть город, потому что думал он о женщине. В туловище Москвы «нет ее заслуг», все это точная работа прошлых времен, а громкое сердце Москвы — Кремлевские куранты. Героиня романа с причудливым именем „Москва» не часто чувствует себя женщиной. Она вникает в город, заглядывает в окна. «Она любила огонь дров в печах и электричество, но так, как если бы сама была не человеком, а огнем и электричеством — волнением силы, обслуживающей мир и счастье на земле».
На фоне вполне реалистического текста — Осовиахим, Метрострой, комсомольцы, студенты и пр. — образуется иррациональная подтекстовая основа. Первое, что приходит в голову исследователям, — роман сюрреалистического содержания, ибо именно сюрреализм опирается на веру в высшую реальность ассоциаций, в частности, вызванных сном. Андре Бретон в Манифесте сюрреализма в 1924 году писал: «Сюрреализм есть чистый физический автоматизм, посредством которого мы стремимся выразить в слове или в живописи истинную функцию мысли. Эта мысль продиктована полным отсутствием всяческого контроля со стороны рассудка и находится за пределами всех эстетических и моральных норм».
Очевидно, что «Счастливая Москва» — не поддается жестким рамкам аналитического прочтения, хотя это строго продуманный текст. Большое место в его пространстве занимают мотивы сна.
Обычно люди придают значение своим снам как окнам в иную реальность, пытаются их толковать, объяснять. Распространенным мотивом сна являются полеты. То, что в романе Платонова есть реальный аэродром, аэроплан, совершенно не отменяет сновидения на эту тему, которое вставлено в реальность и перепутано с ней. «Москва отворила дверь аэроплана и дала свой шаг в пустоту. Москва начала раскачиваться, не видимая никем из-за мглы, одинокая и свободная. Затем она вынула папиросы и спички и хотела зажечь огонь, чтобы закурить. »
В прыжке Москвы с парашютом нет ничего необыкновенного, тем более, что для этого сделаны «новые советские парашюты». Но ее желание закурить во время полета — явный сновидческий абсурд. Налицо переплетение сна и реальности. И после нескольких подобных примеров смысл этого приема у Платонова предстоит установить. Роман может быть рассмотрен как единое сновидение с включением в него ряда снов, которое абсурднее сна физического.
«— Ну ладно, — неясно улыбнулась Москва. — Покажите мне мою ногу.
— Ее нет, я велел отослать ее себе домой.
— Зачем? Я ведь не нога.
— Я не нога, не живот, не грудь, не нога, — сама не знаю кто. »
На первый взгляд, история с ногой чудовищна, но не забудем, что роман — большое сновидение и что по законам мифа расчлененная на противоположные части реальность столь же животворна, как и целое.
В повествовании как в реальной жизни героев, так и в сновидениях, присутствует дуализм как повторяющийся мотив: нас двое в одном.
Это подтверждает сон оперируемого мальчика: «Он видит двух своих матерей, моющих его в ванне И он одного только боится: почему две матери. »
Самбикин размышляет: «А человека воспитал случай, он стал двойственным существом. И вот иногда, в болезни, в несчастье, в любви, в ужасном сновидении, вообще — вдалеке от нормы мы ясно чувствуем, что нас двое. Мы чувствуем легкость, свободу, бессмысленный рай животного, когда сознание наше было еще не двойным, а одиноким».
В книгах немецких романтиков, у Стивенсона, Гоголя, Достоевского подобное существо выделяло своего двойника, живущего отдельно, и тем самым сохраняло в себе относительное психическое здоровье. Двойственность героев Платонова не сублимируется, превращает их в истерзанных, мучающихся людей. И, возможно, на это оказало влияние время революционной практики, ничего в традиционном «вечном» мире не оставившей нетронутым, все перепахавшей, пересоздавшей, поднявшей людей на замену одной реальности другой, назвав это творчеством.
Платоновский парадокс: внутри революции как творческой силы сама творческая сила «бормочет, плачет и хочет уйти. »
«Самбикин спал мало, и лучше всего после большой работы, тогда и сны в благодарность оставляли его». Фрейд создал учение о вытеснении мыслей посредством сна, об искажающей функции сновидения. Через ужас сна психика человека как бы освобождается от ужаса бытия, вытесняет его. В «Счастливой Москве» более десятка картин сна, упоминаний снов и размышлений о снах. Однако герои романа безуспешно пытаются прийти этим путем в «нормальное» состояние.
Купить билеты на спектакль «Рассказ о счастливой Москве»
Продолжительность: 1 час 50 минут
Организатор: театр Табакова [ репертуар театра ]
Автор: Андрей Платонов
Режиссер: Миндаугас Карбаускис
Актеры: Ирина Пегова, Александр Яценко, Дмитрий Куличков, Александр Воробьев и др.
Коротко о спектакле: Героиня спектакля — выросшая в послереволюционном приюте девушка с выдуманным именем Москва Честнова — не мечтает о любви, она сама и есть любовь, счастье, электричество.
Расписание сеансов и продажа билетов
Если у вас возникли вопросы по приобретению билетов на спектакль Рассказ о счастливой Москве в театр Табакова, наши менеджеры с радостью проконсультируют вас по телефону +7 (999) 836-35-05
— Заказ билетов через сайт, online — круглосуточно.
— Доставка по Москве в пределах МКАД — от 500 р.
— 100% гарантия подлинности официальных билетов.
— В случае отмены мероприятия — вернем полную стоимость билетов.
У нас вы сможете купить билеты на спектакль Рассказ о счастливой Москве в театр Табакова даже в том случае, если билетов уже нет в кассе театра!
Краткое содержание спектакля Рассказ о счастливой Москве
Спектакль «Рассказ о счастливой Москве» в театре Олега Табакова по Андрею Платонову, принесший Миндаугасу Карбаускису и Ирине Пеговой «Золотую Маску», – этапный для прибалтийского режиссера спектакль, во многом подведший черту подо всем, что он делал предыдущие несколько лет. В платоновском материале отыскались близкие ему мотивы: мотив смерти, мотив преодоления страха перед ней и, что самое главное, мотив любви человека к человеку и человека к человечеству.
Кажущаяся мрачность постановки на поверку оборачивается самым настоящим светом – светом любви, поисков и изобретений. Но нет счастья без несчастья – без краха надежд, отчаяния и самой смерти.
Настоящее счастье невозможно без счастья всеобщего. Невозможно устроить собственную жизнь тогда, когда вокруг все неустроенно. Это прекрасно понимают и Москва Честнова, девушка с «громким сердцем», и механик Сарториус. Это понимают многие персонажи Платонова, для которого эта мысль стала основополагающей в творчестве. Именно об этом спектакль «Рассказ о счастливой Москве».
Приходите на спектакль «Рассказ о счастливой Москве» в театре Олега Табакова.
Понравился спектакль Рассказ о счастливой Москве? Расскажите друзьям!
Отзывы зрителей о спектакле Рассказ о счастливой Москве
13 сентября 2019 г.
Замечательный спектакль! Передан и дух, и буква Платонова. Масса режиссерских находок, динамично, цвет, свет, костюмы- все на высоте. Конечно, игра актеров! Браво!
Получила массу удовольствия! Очень атмосферно! Спасибо!
Умный, трогательный спектакль! Отличная игра актеров!
Темный человек с горящим факелом бежал по улице в скучную ночь поздней осени. Маленькая девочка увидела его из окна своего дома, проснувшись от скучного сна. Потом она услышала сильный выстрел ружья и бедный грустный крик — наверно убили бежавшего с факелом человека. Вскоре послышались далекие, многие выстрелы и гул народа в ближней тюрьме… Девочка уснула и забыла все, что видела потом в другие дни: она была слишком мала, и память и ум раннего детства заросли в ее теле навсегда последующей жизнью. Но до поздних лет в ней неожиданно и печально поднимался и бежал безымянный человек — в бледном свете памяти — и снова погибал во тьме прошлого, в сердце выросшего ребенка. Среди голода и сна, в момент любви или какой-нибудь другой молодой радости — вдруг вдалеке, в глубине тела опять раздавался грустный крик мертвого, и молодая женщина сразу меняла свою жизнь — прерывала танец, если танцевала, сосредоточенней, надежней работала, если трудилась, закрывала лицо руками, если была одна. В ту ненастную ночь поздней осени началась октябрьская революция — в том городе, где жила тогда Москва Ивановна Честнова.
Отец ее скончался от тифа, а голодная осиротевшая девочка вышла из дома и больше назад не вернулась. С уснувшей душой, не помня ни людей, ни пространства, она несколько лет ходила и ела по родине, как в пустоте, пока не очнулась в детском доме и в школе. Она сидела за партой у окна, в городе Москве. На бульваре уже перестали расти деревья, с них без ветра падали листья и покрывали умолкшую землю — на долгий сон грядущий; был конец сентября месяца и тот год, когда кончились все войны и транспорт начал восстанавливаться.
В детском доме девочка Москва Честнова находилась уже два года, здесь же ей дали имя, фамилию и даже отчество, потому что девочка помнила свое имя и раннее детство очень неопределенно. Ей казалось, что отец звал ее Олей, но она в этом не была уверена и молчала, как безымянная, как тот погибший ночной человек. Ей тогда дали имя в честь Москвы, отчество в память Ивана — обыкновенного русского красноармейца, павшего в боях,
— и фамилию в знак честности ее сердца, которое еще не успело стать бесчестным, хотя и было долго несчастным.
Из школы Москва впоследствии сбежала. Ее вернули снова через год и стыдили на общем собрании, что она как дочь революции поступает недисциплинированно и неэтично.
— Я не дочь, я сирота! — ответила тогда Москва и снова стала прилежно учиться, как не бывшая нигде в отсутствии.
Из природы ей нравились больше всего ветер и солнце. Она любила лежать где-нибудь в траве и слушать о том, что шумит ветер в гуще растений, как невидимый, тоскующий человек, и видеть летние облака, плывущие далеко над всеми неизвестными странами и народами; от наблюдения облаков и пространства в груди Москвы начиналось сердцебиение, как будто ее тело было вознесено высоко и там оставлено одно. Потом она ходила по полям, по простой плохой земле и зорко, осторожно всматривалась всюду, еще только осваиваясь жить и радуясь, что ей здесь все подходит — к ее телу, сердцу и свободе.
По окончании девятилетки Москва, как всякий молодой человек, стала бессознательно искать дорогу в свое будущее, в счастливую тесноту людей; ее руки томились по деятельности, чувство искало гордости и героизма, в уме заранее торжествовала еще таинственная, но высокая судьба. Семнадцатилетняя Москва не могла никуда войти сама, она ждала приглашения, словно ценя в себе дар юности и выросшей силы. Поэтому она стала на время одинокой и странной. Случайный человек познакомился однажды с Москвой и победил ее своим чувством и любезностью, — и тогда Москва вышла за него замуж, навсегда и враз испортив свое тело и молодость. Ее большие руки, годные для смелой деятельности, стали обниматься; сердце, искавшее героизма, стало любить лишь одного хитрого человека, вцепившегося в Москву, как в свое непременное достояние. Но в одно утро Москва почувствовала такой томящий стыд своей жизни, не сознавая точно, от чего именно, что поцеловала спящего мужа в лоб на прощанье и ушла из комнаты, не взяв с собой ни одного второго платья. До вечера она ходила по бульварам и по берегу Москвы-реки, чувствуя один ветер сентябрьской мелкой непогоды и не думая ничего, как пустая и усталая.
Ночью она хотела залезть на ночлег куда-нибудь в ящик, найти порожнюю пищевую будку Мостропа или еще что-либо, как поступала она прежде в своем бродячем детстве, но заметила, что давно стала большая и не влезет незаметно никуда. Она села на скамью в темноте позднего бульвара и задремала, слушая, как бродят вблизи и бормочут воры и бездомовные хулиганы.
В полночь на ту же самую скамью сел незначительный человек, с тайной и совестливой надеждой, что может быть эта женщина полюбит его внезапно сама, поскольку он не мог по кротости своих сил настойчиво добиваться любви; он в сущности не искал ни красоты лица, ни прелести фигуры — он был согласен на все и на высшую жертву со своей стороны, лишь бы человек ответил ему верным чувством.
— Вам чего? — спросила его проснувшаяся Москва.
— Мне ничего! — ответил этот человек. — Так просто.
— Я спать хочу, и мне негде, — сказала Москва.
Человек сейчас же заявил ей, что у него есть комната, но во избежание подозрений в его намерениях — лучше ей снять номер в гостинице и там проспать в чистой постели, закутавшись в одеяло. Москва согласилась, и они пошли. По дороге Москва велела своему спутнику устроить ее куда-нибудь учиться — с пищей и общежитием.
— А что вы любите больше всего? — спросил он.
— Я люблю ветер в воздухе и еще разное кое-что, сказала утомленная Москва.
— Значит — школа воздухоплавания, другое вам не годится,
— определил сопровождающий Москву человек. — Я постараюсь.
Он нашел ей номер в Мининском Подворье, заплатил вперед за трое суток и дал на продукты тридцать рублей, а сам пошел домой, унося в себе свое утешение.
Через пять дней Москва Честнова посредством его заботы поступила в школу воздухоплавания и переехала в общежитие.
До позднего вечера комната эта бывает пуста; уставшие опечаленные звуки постепенно замирают в ней, скучающее вещество потрескивает иногда, свет солнца медленно бредет по полу четырехугольником окна и стушевывается на стене в ночь. Все кончается, одни предметы томятся в темноте.
Приходит живущий здесь человек и зажигает технический свет электричества. Жилец счастлив и покоен, как обычно, потому что жизнь его не проходит даром; тело его устало за день, глаза побелели, но сердце бьется равномерно и мысль блестит ясно как утром. Сегодня Божко, геометр и городской землеустроитель, закончил тщательный план новой жилой улицы, рассчитав места зеленых насаждений, детских площадок и районного стадиона. Он предвкушал близкое будущее и работал с сердцебиением счастья, к себе же самому, как рожденному при капитализме, был равнодушен.
