Рассказы о школе и школьниках читать
Смешные рассказы, повествующие о жизни школьников. Библиотека младшего школьного возраста. Библиотека российского школьника.
Рассказы про школу и школьников для 1-2-3-4 класса
Прочитав рассказы, девочки и мальчики смогут взглянуть на себя со стороны и, возможно, найдут ответы на сокровенные вопросы, о которых стесняются спрашивать вслух.
Для чтения на уроках литературы.
Для внеклассного чтения.
Для семейного чтения
Виктор Голявкин «Абсолютно верно»
— Ты опять завтракаешь на уроке?
Валя быстро спрятала завтрак в парту.
— Что будет, — сказал учитель, — если все будут завтракать на уроке?
Класс зашумел. Потому что каждый хотел сказать, что тогда будет.
— Будет очень смешно!
Виктор Голявкин «Маленькие фантики»
Раньше Петя и Вова сутулились, не причесывались, не так ложку держали, ходили чумазыми, съезжали по перилам, визжали на уроках, приносили в класс кошку, запирали ее в шкафу, она оттуда мяукала, а они смеялись, хотя ничего смешного тут не было. Многие так и остались сутулыми. На всю свою жизнь. Многие так и остались визгливыми. До конца дней своих. Многие ложку всю жизнь не так держат. Многим почти что сто лет скоро будет, а все ловят кошек, как маленькие.
Виктор Голявкин «Козел-баран»
У нас в школе есть урок пения. Мы там разные песни поем. Я вообще люблю песни петь, только слов я иногда не знаю. Учить слова никому неохота. Хорошо, когда сразу запомнишь. Только разве сразу запомнишь?
Однажды Вовка пел песню. Он совсем слов не знал. Так он пел другие слова. Какие попало. И никто не заметил.
Виктор Голявкин «Неохота все время пешком ходить»
Неохота все время пешком ходить. Прицепился сзади к грузовику и еду. Вот и школа за поворотом. Только вдруг грузовик быстрей пошел. Будто нарочно, чтоб я не слез. Школу уже проехали. У меня уже руки держаться устали. И ноги совсем затекли. А вдруг он так целый час будет мчаться?
Пришлось в кузов забраться. А в кузове мел был какой-то насыпан. Я в этот мел и упал. Такая пыль поднялась, что я чуть не задохнулся.
Ирина Пивоварова «Привет с далекого Севера!»
— Выделим в словах приставки и суффиксы, — сказала Вера Евстигнеевна. — Приставки будем выделять волнистыми линиями, а суффиксы прямыми.
Я сидела и смотрела на доску. Рядом Люська с умным видом писала что-то в тетрадке.
Мне было скучно. Приставки — суффиксы, суффиксы — приставки. За окном замяукала кошка. Интересно, чего она мяукает? На хвост ей наступили, что ли. Приставки — суффиксы, суффиксы — приставки. Скучища!
Сергей Георгиев «Котёнок»
В понедельник третьеклассник Тёмкин принёс в школу котёнка.
— Сёма ещё маленький, оставить дома не с кем, — объяснил Тёмкин ситуацию своему другу Огородникову. — Буду прятать под партой!
— С ума сошёл! — ахнула отличница Воропаева. — А если твой Сёма замяукает на уроке?! Вас же обоих выгонят в коридор! А потом исключат из школы! — Воропаева погладила котёнка. — Сёма, Сёмочка! Ах, какой миленький!
Сергей Георгиев «Канат»
Над слабаками и неумехами смеются, если их мало. И особенно, если он всего один такой среди сильных, ловких и смелых.
Серёга вовсе не хотел, чтобы над Вовкой Шмакиным смеялись. Он и не думал предавать Вовку. И если разобраться, какое же здесь предательство?! Да, он никому ничего не говорил до поры до времени. А только ведь могло же вообще ничего не получиться? Могло запросто!
Отец правильно сказал, что всё дело во времени.
Сергей Георгиев «Знаток»
Первоклассница Таня вернулась из школы.
— Знаешь, бабушка, я — самая умная, самая красивая, самая воспитанная и даже самая неповторимая! — объявила она с порога.
— Кто это тебе сказал? — удивилась бабушка.
Григорий Ефремов «Пузиков с нами»
Наш класс в школе так и зовут — эпидемический. От слова «эпидемия». Потому что мы если чем и болеем, так все вместе.
А началось с пустяка. Пузиков вроде бы в шутку сделал на истории из тетрадного листка самолёт, и все схватились за тетради. К математике класс уже походил на аэропорт: в воздухе, на партах, на полу, на лампах — везде летали, лежали, висели самолёты. Увидев это, учитель предложил организовать в классе авиамодельный кружок.
Григорий Ефремов «25 квадратных метров»
На дом сегодня — сочинение, — сказала учительница в конце урока. — Запишите план. Заглавие: описание помещения такого-то кружка. Каждый вставит название кружка, в котором занимается. Дальше по пунктам:
1. Каковы размеры помещения?
2. Сколько дверей, окон?
3. Какие предметы находятся в помещении?
4. В какой цвет окрашены стены? Какой пол?
Илья Бутман «Прогулка по лесу»
Нина Васильевна задала ребятам на уроке сочинение «Прогулка по лесу».
Вова Торпедов склонился над партой и начал старательно выводить:
«Летом, на даче, мы с папой ходили на рыбалку и наловили целое ведро трясогузок. А потом я пошёл прогуляться по лесу. Сначала погода была прекрасной. Ярко светило солнце, высоко в небе парила сова, выглядывая добычу. Почти у самых моих ног из норы высунулась любопытная беличья мордочка. Зверёк заметил меня, испуганно пролаял что- то и скрылся.
— Так, ребята, я задала вам на дом выучить стихотворение. Сейчас проверим, как вы с этим справились. К доске идёт. к доске идёт Таня Егорушкина. Ну, Егорушкина, рассказывай.
— Какое именно, Тамара Игнатьевна?
— Стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова, которое я задала вам выучить.
— А вы нам ничего не задавали.
Сергей Махотин «Без уважительной причины»
Покажите мне мальчишку, который не мечтает о славе. И я рассмеюсь ему в лицо! Потому что таких мальчишек не бывает. Уж на что был тихоней и мямлей Виталик Миробоев, но и он втайне ждал своего часа.
И судьба улыбнулась ему.
Случилось это после уроков, когда Виталик вяло брёл домой с жиденькой тройкой по русскому. На перекрёстке зажёгся жёлтый, потом красный, потом опять зелёный. А он всё стоял и таращился на дом через дорогу.
Везёт же некоторым! — завидовала Верочке на перемене Фокина. — Вон какого ухажёра отхватила.
— Ты о чём? — искренне удивилась та.
— Я про Орлова, — пояснила наблюдательная Фокина. — Это, прямо скажем, не хухры-мухры — отхватить знаменитого на всю школу хулигана.
Рядом оказался маленький Лагутин. Он невольно услышал разговор своих одноклассниц да так и застыл с раскрытым от удивления ртом.
Ирина Антонова «Записка»
Во время урока от парты к парте путешествовала записка. Две пары мальчишечьих глаз внимательно следили за ней.
— Зря ты не подписываешься, — прошептал Карпухин Марочкину. — Так она никогда не догадается от кого.
— Ничего, поймёт, — отмахнулся Марочкин. — Когда она оборачивается, я смотрю на неё ОСОБЕННЫМ взглядом, — и он показал, как это делает.
Рассказы о школе для 2 класса
Рассказы про школу для младших школьников
Виктор Голявкин «Разрешите пройти!»
Второклассник стоял в дверях дома и ждал приятеля. Шел домой пятиклассник, схватил за шиворот второклассника и закричал:
— Чего под ногами болтаешься!
Шел домой семиклассник, схватил за шиворот второклассника с пятиклассником, чтобы они не болтались под ногами.
Шел домой девятиклассник, схватил за шиворот в дверях второклассника, пятиклассника и семиклассника, раз они болтаются под ногами.
Затем, разумеется, семиклассник вцепился в десятиклассника, пятиклассник — в семиклассника, а второклассник — в пятиклассника. Никто не считал, что он болтается у кого-то под ногами. Не может же такого быть, чтобы люди другу друга болтались под ногами!
Но разве он мог пройти?
И все отпустили друг друга и пошли домой, кроме второклассника. Он опять встал в дверях.
Ведь он ждал своего приятеля. Зачем же хватать его за шиворот?
Можно встать ВОЗЛЕ дверей!
Виктор Голявкин «Второклассники и старшеклассники»
Второклассники были взволнованы. Они шумели. Вот один октябренок влез на стул и, обращаясь к старшим, сказал:
— Вы наши шефы. Мы все вас очень любим. И поэтому мы вам хотим помочь. Вы плохо натерли пол в коридоре. Он совсем не блестит. А он должен блестеть — это каждый знает. Разрешите, пожалуйста, нам это сделать. Натереть пол в коридоре, чтоб он блестел.
Старшеклассники были очень сконфужены. Они написали в стенгазету:
«Мы шестиклассники. Нам стыдно вчерашних позорных минут. Мы переживаем. Мы плохо натерли пол в коридоре. И мы благодарны второму «А», который пришел нам помочь. Но мы исправим свою ошибку. Мы в скором времени соберемся и все на месте, всем коллективом, натрем пол до блеска. Пусть второклассники не беспокоятся. Все будет сделано. Мы все сделаем сами».
Но октябрята не стали ждать. Они натерли пол в тот же день. А на другой день прочли стенгазету. И написали свою заметку.
«Мы, второклассники, извиняемся. Мы без разрешения натерли пол. Не переживайте. Мы все сделали сами».
Виктор Голявкин «Пара пустяков»
Как только учебный год кончился, весь класс во дворе собрался. Обсуждали, что будут летом делать. Все разное говорили. А Володя сказал:
— Давайте Анне Петровне письма напишем. Где кто будет, оттуда напишет. О том, что увидел летом. Как провел время.
Разъехались все кто куда. Клим в деревню поехал. Он там сразу письмо написал — пять страниц.
«Я в деревне спасал тонущих. Они все остались довольны. Один спасенный мне сказал: «Если б не ты, я бы утонул». А я ему сказал: «Для меня это пара пустяков». А он сказал: «А для меня не пара пустяков». Я сказал: «Конечно, для тебя не пара пустяков, а для меня пара пустяков». Он сказал: «Спасибо тебе большое». Я сказал: «Совсем не за что, потому что для меня это пара пустяков».
Я спас человек пятьдесят или сто. Даже, может быть, больше. А после они перестали тонуть, и спасать стало некого.
Тогда я увидел лопнувший рельс. И остановил целый поезд. Люди выбежали из вагонов. Они обнимали меня и хвалили. А многие целовали. Многие просили мой адрес, а я им давал свой адрес. Многие давали свои адреса, и я брал с удовольствием их адреса. Многие мне предлагали подарки, но я сказал: «Только, прошу вас, без этого». Многие меня фотографировали, со многими я фотографировался, многие мне предлагали ехать сейчас же с ними, но бабушку я не мог оставить. Я ведь не предупредил ее!
Потом я увидел горящий дом. Он горел вовсю. А дыму было сколько угодно. «Вперед! — сказал я сам себе. — Непременно там кто-нибудь есть!»
Кругом меня падали балки. Несколько балок упало сзади меня, а несколько — впереди. Несколько балок упало сбоку. Одна балка упала мне на плечо. Две или три балки упали с другого бока. Пять балок упало мне прямо на голову. Несколько балок еще где-то упало. Но я не обращал внимания. Я рыскал по всему дому. Но никого, кроме кошки, там не было. Я выбежал с кошкой на улицу. Хозяева дома были тут. В руках они держали арбузы. «Спасибо за Мурку, — сказали они. — Мы только что из продмага». Они дали мне один арбуз. Потом все тушили дом.
Потом я увидел старушку. Она переходила улицу. Я сейчас же пошел ей навстречу. «Разрешите, пожалуйста, — сказал я, — перевести вас на другую сторону». Я перевел ее на ту сторону и вернулся обратно. Подошли еще старушки. Их тоже я перевел на ту сторону. Некоторым старушкам не нужно было на ту сторону. Но я говорил: «Пожалуйста, я переведу вас туда и обратно. И вы снова будете на этой стороне».
Они все говорили мне: «Если б не ты, мы не перешли бы». А я говорил: «Для меня это пара пустяков».
Две или три старушки не хотели переходить. Они просто сидели на лавочке. И смотрели на ту сторону. Когда я спросил, не нужно ли им на ту сторону, они сказали: «Нам туда не нужно». А когда я сказал, почему бы им не прогуляться, они сказали: «Действительно, почему бы нам не прогуляться?»
Я их всех перевел на ту сторону. Они там сели на лавочку. Обратно они не хотели идти. Как я их ни упрашивал».
Клим много всего написал. Он был очень доволен своим письмом. И отправил письмо по почте.
Потом лето кончилось. Начались занятия.
На уроке Анна Петровна сказала:
— Очень многие написали мне письма. Хорошие, интересные письма. Некоторые вам прочту.
«Сейчас начнется, — думал Клим. — В моем письме много геройских поступков. Все будут хвалить меня и восхищаться».
Анна Петровна прочла много писем.
А его письма не прочла.
«Ну, тут все ясно, — подумал Клим. — письмо в газету отправили. Там его напечатают. Может быть, будет мой портрет. Все скажут: «Ой, это он! Смотрите!» А я скажу: «Ну и что же? Для меня это пара пустяков».
Виктор Голявкин «В шкафу»
Перед уроком я в шкаф залез. Я хотел мяукнуть из шкафа. Подумают, кошка, а это я.
Сидел в шкафу, ждал начала урока и не заметил сам, как уснул.
Просыпаюсь — в классе тихо. Смотрю в щелочку — никого нет. Толкнул дверь, а она закрыта. Значит, я весь урок проспал. Все ушли домой и меня в шкафу заперли.
Душно в шкафу и темно, как ночью. Мне стало страшно, я стал кричать:
— Э-э-э! Я в шкафу! Помогите!
Прислушался — тишина кругом.
— О! Товарищи! Я в шкафу сижу!
Слышу чьи-то шаги. Идет кто-то.
— Кто здесь горланит?
Я сразу узнал тетю Нюшу, уборщицу. Я обрадовался, кричу:
— Где ты, родименький?
— Как же ты, милый, туда забрался?
— Так уж слышу, что ты в шкафу. Так чего ты хочешь? Ушла тетя Нюша. Опять тишина. Наверное, за ключом ушла.
Опять шаги. Слышу голос Пал Палыча. Пал Палыч — наш завуч.
Пал Палыч постучал в шкаф пальцем.
— Там нет никого, — сказал Пал Палыч.
— Как же нет. Есть, — сказала тетя Нюша.
— Ну где же он? — сказал Пал Палыч и постучал еще раз по шкафу.
Я испугался, что все уйдут, я останусь в шкафу, и изо всех сил крикнул:
— Кто ты? — спросил Пал Палыч.
— Зачем ты туда забрался, Цыпкин?
— Меня заперли. Я не забрался.
— Гм. Его заперли! А он не забрался! Видали? Какие волшебники в нашей школе! Они не забираются в шкаф, в то время как их запирают в шкафу. Чудес не бывает, слышишь, Цыпкин?
— Ты давно там сидишь? — спросил Пал Палыч.
— Найдите ключ, — сказал Пал Палыч. — Быстро.
Тетя Нюша пошла за ключом, а Пал Палыч остался. Он сел рядом на стул и стал ждать. Я видел сквозь щелку его лицо. Он был очень сердитый. Он закурил и сказал:
— Ну! До чего доводит шалость! Ты мне честно скажи: почему ты в шкафу?
Мне захотелось исчезнуть из шкафа. Откроют шкаф, а меня там нет. Как будто бы я там и не был. Меня спросят: «Ты был в шкафу?» Я скажу: «Не был». Мне скажут: «А кто там был?» Я скажу: «Не знаю».
Но ведь так только в сказках бывает!
Наверняка завтра маму вызовут. Ваш сын, скажут, в шкаф залез, все уроки там спал, и все такое.
Как будто мне тут удобно спать! Ноги ломит, спина болит. Одно мучение! Что было мне отвечать?
— Ты живой там? — спросил Пал Палыч.
— Ну сиди, скоро откроют.
— Так. — сказал Пал Палыч. — Так ты ответишь мне, почему ты залез в этот шкаф?
Вдруг я услышал голос директора. Он шел по коридору:
— Кто? Цыпкин? В шкафу? Почему?
Мне опять захотелось исчезнуть.
Я тяжело вздохнул. Я просто уже не мог отвечать.
— Ключ унес староста класса.
— Взломайте дверь, — сказал директор.
Я почувствовал, как ломают дверь, — шкаф затрясся, я стукнулся больно лбом.
Я боялся, что шкаф упадет, и заплакал.
Руками уперся в стенки шкафа, и, когда дверь поддалась и открылась, я продолжал точно также стоять.
— Ну, выходи, — сказал директор. — И объясни нам, что это значит.
Я не сдвинулся с места. Мне было страшно.
— Почему он стоит? — спросил директор. Меня вытащили из шкафа.
Я все время молчал. Я не знал, что сказать. Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом.
Виктор Голявкин «Как я всех обмануть хотел»
Мне про это рассказывать даже не хочется. Но я все-таки расскажу.
Все думали, я и вправду больной, а флюс у меня был не настоящий. Это я промокашку под щеку подсунул, вот щека и раздулась. И вдобавок гримасу состроил — вот, мол, как зуб у меня болит! И мычу слегка; это я все нарочно сделал, чтоб урок не спросили.
И Анна Петровна поверила мне. И ребята поверили. Все жалели меня, переживали. А я делал вид, что мне очень больно. Анна Петровна сказала:
— Иди домой. Раз у тебя так зуб болит.
Но мне домой совсем не хотелось. Языком промокашку во рту катаю и думаю: «Здорово обманул я всех!»
Вдруг Танька Ведеркина как заорет:
— Ой, смотрите, флюс у него на другой стороне!
Леонид Каминский «Три желания второклассника Вити»
Жил-был маленький мальчик Витя. Он учился во втором классе и был круглым двоечником, потому что умел считать только до двух.
Например, спросит его учительница Анна Петровна: «Сколько ножек у рояля?» Он отвечает: «Две». И получает двойку. Или: «Сколько ног у коровы?» Он опять отвечает: «Две». И снова получает двойку.
Но Витя не очень огорчался, потому что он умел считать только до двух, и поэтому думал, что двойка — это самая высокая отметка.
Однажды, когда Витя пришел из школы, родители заглянули в его дневник и ужаснулись.
— Это безобразие! — сказал папа. — Где пятерки? Или четверки? Или хотя бы тройки?! Если ты будешь так учиться, то скоро станешь не только второклассником, но и второгодником!
— Ах, — сказала мама, — если бы я знала, что ты так учишься, то ни за что бы не купила тебе новую рыбку для аквариума!
Витя тут же побежал к аквариуму посмотреть на рыбку. Рыбка была очень красивая и сверкала золотой чешуей.
«Неужели волшебная золотая рыбка?» — подумал Витя.
— Да, — сказала золотая рыбка, — ты угадал: я действительно волшебная. Хочешь, Витя, выполню любые твои три желания?
— Нет, — ответил Витя, — я умею считать только до двух. Если можешь, выполни пока одно желание — я хочу научиться считать до пяти.
— Хорошо, — сказала золотая рыбка, — нет ничего проще!
Назавтра Витя получил первую пятерку. Анна Петровна спросила его, сколько пальцев на руке, и он ответил: «Пять».
А через день Витя пришел домой грустный.
— Что случилось? — спросила золотая рыбка.
— Опять двойку заработал, — ответил Витя. — Учительница спросила, сколько ног у осьминога, и я сказал — пять. А надо было — восемь.
— Понимаю, — сказала золотая рыбка, — твое второе желание — научиться считать до восьми?
— Ладно, так и будет, — пообещала рыбка.
Назавтра Витя пришел домой еще более грустный.
— Я знаю, что случилось, — сказала рыбка. — Наверно, Анна Петровна спросила, сколько ног у сороконожки, а ты ответил — восемь?
— Да, — удивленно ответил Витя. — А ты откуда знаешь?
— А ты разве забыл, что я волшебная? — ответила золотая рыбка. — Ну что же, теперь ты попросишь выполнить твое третье желание — научиться считать до сорока?
— Нет, — возразила рыбка, — это бесполезно. Например, завтра учительница спросит, сколько минут в часе, и ты ответишь: «Сорок».
— А сколько надо? — спросил Витя.
— Шестьдесят. Или спросит у тебя, сколько дней в году, и ты опять скажешь «Сорок». А на самом деле — триста шестьдесят пять.
— Да, — вздохнул Витя, — оказывается, на свете столько разных чисел! Тогда исполни мое третье желание. Сделай так, чтобы я знал все числа. Все-все, какие только существуют!
— Попробую, — ответила золотая рыбка, — хотя это очень трудно. Но у меня одно условие — с завтрашнего дня ты должен учить уроки!
— Попробую, — сказал Витя, — хотя это очень трудно.
Прошла неделя, и Витя стал получать одни пятерки. Он превратился в круглого отличника. Особенно Витя полюбил математику. А когда он немного вырос, его назначили Самым Главным Академиком по Числам. Еще бы — ведь никто, кроме него, не знает все числа. Даже учительница Анна Петровна.
Леонид Каминский «Чего только не случилось!»
— Людмила Аркадьевна, можно войти?
— Об этом я уже догадалась. Во-первых, здравствуй!
— Во-вторых, объясни-ка нам: что случилось?
— Ой, чего только не случилось! Сначала испортились часы.
— Остановились, что ли?
— Нет, просто часовая стрелка стала двигаться против часовой стрелки. А минутная — против минутной. И поэтому я не мог узнать, который час. Но потом все же узнал.
— Очень просто: по телефону. Набрал «ноль восемь», а они и говорят: «Уже полдевятого!» Я говорю: «Правда?» А они отвечают: «Ага!»
— Ну и что же дальше?
— Я понял, что опаздываю, быстро оделся и выскочил за дверь. Смотрю: маляры выкрасили всю лестницу зеленой краской. И табличку повесили: «Проход временно закрыт». Это, значит, пока не высохнет. Что делать? Пришлось всем жильцам спускаться по водосточной трубе.
— И мне тоже. Я быстро спустился с пятого этажа, выбежал на улицу: что такое! На ту сторону никак не перейти, всю улицу перекрыли.
— Неужели тоже выкрасили зеленой краской?
— Нет, что вы! Просто оказалось, что по проезжей части вели жирафу, поэтому все движение остановилось.
— Куда же вели эту жирафу?
— Не знаю. Наверное, в зоопарк. Или в цирк.
— Или на киносъемку. В общем, пришлось ждать. Ну, а потом я побежал в школу, потому что больше ничего не случилось.
— Так. Очень удивительная история. А теперь сознайся, Сережкин: есть ли хоть два слова правды из того, что ты нам сейчас рассказал?
Рассказы о школе и сверстниках, 2 класс
Рассказы про школу для младших школьников
Валентина Осеева «Синие листья»
У Кати было два зелёных карандаша. У Лены ни одного.
Вот и просит Лена Катю:
— Дай мне зелёный карандаш! А Катя и говорит:
Приходят на другой день обе девочки в школу. Спрашивает Лена:
А Катя вздохнула и говорит:
— Мама-то позволила, а брата я не спросила.
— Ну что ж, спроси ещё брата, — говорит Лена.
Приходит Катя на другой день.
— Ну что, позволил брат? — спрашивает Лена.
— Брат-то позволил, да я боюсь, сломаешь ты карандаш.
— Я осторожненько, — говорит Лена.
— Смотри, — говорит Катя, — не чини, не нажимай крепко и в рот не бери. Да не рисуй много.
— Мне, — говорит Лена, — только листочки на деревьях нарисовать надо да травку зелёную.
— Это много, — говорит Катя, а сама брови хмурит. И лицо недовольное сделала.
Посмотрела на неё Лена и отошла. Не взяла карандаш. Удивилась Катя, побежала за ней.
— Не надо, — отвечает Лена.
На уроке учитель спрашивает:
— Отчего у тебя, Леночка, листья на деревьях синие?
— Карандаша зелёного нет.
— А почему же ты у своей подружки не взяла?
Молчит Лена. А Катя покраснела и говорит:
— Я ей давала, а она не берёт.
Посмотрел учитель на обеих:
— Надо так давать, чтобы можно было взять.
Юрий Коваль «Нюрка»
Нюрке дядизуевой было шесть лет.
Долго ей было шесть лет. Целый год.
А как раз в августе стало Нюрке семь лет. На Нюркин день рождения дядя Зуй напёк калиток — это такие ватрушки с пшённой кашей — и гостей позвал. Меня тоже. Я стал собираться в гости и никак не мог придумать, что Нюрке подарить.
— Купи конфет килограмма два, — говорит Пантелевна. — Подушечек.
— Ну нет, тут надо чего-нибудь посерьёзнее.
Стал я перебирать свои вещи. Встряхнул рюкзак — чувствуется в рюкзаке что- то тяжёлое. Ёлки-палки, да это же бинокль! Хороший бинокль. Всё в нём цело, и стёкла есть, и окуляры крутятся.
Протёр я бинокль сухой тряпочкой, вышел на крыльцо и навёл его на дядизуев двор. Хорошо всё видно: Нюрка по огороду бегает, укроп собирает, дядя Зуй самовар ставит.
— Нюрка, — кричит дядя Зуй, — хрену-то накопала?
Это уже не через бинокль, это мне так слышно.
— Накопала, — отвечает Нюрка.
Повесил я бинокль на грудь, зашёл в магазин, купил два кило подушечек и пошёл к Нюрке.
Самый разный народ собрался. Например, Федюша Миронов пришёл в хромовых сапогах и с мамашей Миронихой. Принёс Нюрке пенал из бересты. Этот пенал дед Мироша сплёл.
Пришла Маня Клеткина в возрасте пяти лет. Принесла Нюрке фартук белый, школьный. На фартуке вышито в уголке маленькими буковками: «Нюри».
Пришли ещё ребята и взрослые, и все дарили Нюрке что-нибудь школьное: букварь, линейку, два химических карандаша, самописку.
Тётка Ксеня принесла специальное коричневое первоклассное школьное платье. Сама шила. А дядя Зуй подарил Нюрке портфель из жёлтого кожзаменителя.
Братья Моховы принесли два ведра черники.
— Целый день, — говорят, — сбирали. Комары жгутся.
— Почему же нешкольное? — говорят братья Моховы. — Очень даже школьное.
И тут же сами поднавалились на чернику.
— Ну вот, Нюра, поздравляю тебя. Тебе теперь уже семь лет. Поэтому дарю тебе два кило подушечек и вот — бинокль.
Нюрка очень обрадовалась и засмеялась, когда увидела бинокль. Я ей объяснил, как в бинокль глядеть и как на что наводить. Тут же все ребята отбежали шагов на десять и стали на нас в этот бинокль по очереди глядеть.
А Мирониха говорит, как будто бинокль в первый раз видит:
— Почему же нешкольное, — обиделся я, — раз в него будет школьница смотреть?
А дядя Зуй говорит:
— Или с учителем Алексей Степанычем залезут они на крышу и станут на звёзды глядеть.
Тут все пошли в дом и как за стол сели, так и навалились на калитки и на огурцы. Сильный хруст от огурцов стоял, и особенно старалась мамаша Мирониха. А мне понравились калитки, сложенные конвертиками.
Нюрка была очень весёлая. Она положила букварь, бинокль и прочие подарки в портфель и носилась с ним вокруг стола.
Напившись чаю, ребята пошли во двор в лапту играть.
А мы сели у окна и долго пили чай и глядели в окно, как играют ребята в лапту, как медленно приходит вечер и как летают над сараями и над дорогой ласточки-касатки.
Потом гости стали расходиться.
— Ну спасибо, — говорили они. — Спасибо вам за огурцы и за калитки.
— Вам спасибо, — отвечала Нюрка, — за платье спасибо, за фартук и за бинокль.
Прошла неделя после этого дня, и наступило первое сентября.
Рано утром я вышел на крыльцо и увидел Нюрку. Она шла по дороге в школьном платье, в белом фартуке с надписью: «Нюри». В руках она держала большой букет осенних золотых шаров, а на шее у неё висел бинокль.
Шагах в десяти за нею шёл дядя Зуй и кричал:
— Смотри-ка, Пантелевна, Нюрка-то моя в школу пошла!
— Ну-ну-ну. — кивала Пантелевна. — Какая молодец!
И все выглядывали и выходили на улицу посмотреть на Нюрку, потому что в этот год она была единственная у нас первоклассница.
Около школы встретил Нюрку учитель Алексей Степаныч. Он взял у неё цветы и сказал:
— Ну вот, Нюра, ты теперь первоклассница. Поздравляю тебя. А что бинокль принесла, так это тоже молодец. Мы потом залезем все на крышу и будем на звёзды смотреть.
Дядя Зуй, Пантелевна, тётка Ксеня, Мирониха и ещё много народу стояли у школы и глядели, как идёт Нюрка по ступенькам крыльца. Потом дверь за ней закрылась.
Так и стала Нюрка первоклассницей. Ещё бы, ведь ей семь лет. И долго ещё будет. Целый год.
Юрий Коваль «Нулевой класс»
Приехала к нам в деревню новая учительница. Марья Семёновна.
А у нас и старый учитель был — Алексей Степанович.
Вот новая учительница стала со старым дружить. Ходят вместе по деревне, со всеми здороваются.
Дружили так с неделю, а потом рассорились. Все ученики к Алексей Степанычу бегут, а Марья Семёновна стоит в сторонке. К ней никто и не бежит — обидно.
Алексей Степанович говорит:
— Бегите-ко до Марьи Семёновны.
А ученики не бегут, жмутся к старому учителю. И, действительно, серьёзно так жмутся, прямо к бокам его прижимаются.
— Мы её пугаемся, — братья Моховы говорят. — Она бруснику моет.
Марья Семёновна говорит:
— Ягоды надо мыть, чтоб заразу смыть.
От этих слов ученики ещё сильней к Алексей Степанычу жмутся.
Алексей Степанович говорит:
— Что поделаешь, Марья Семёновна, придётся мне ребят дальше учить, а вы заводите себе нулевой класс.
— А так. Нюра у нас в первом классе, Федюша во втором, братья Моховы в третьем, а в четвёртом, как известно, никого нет. Но зато в нулевом классе ученики будут.
— И много? — обрадовалась Марья Семёновна.
— Много не много, но один — вон он, на дороге в луже стоит.
А прямо посреди деревни, на дороге и вправду стоял в луже один человек. Это был Ванечка Калачёв. Он месил глину резиновыми сапогами, воду запруживал. Ему не хотелось, чтоб вся вода из лужи вытекла.
— Да он же совсем маленький, — Марья Семёновна говорит, — он же ещё глину месит.
— Ну и пускай месит, — Алексей Степанович отвечает. — А вы каких же учеников в нулевой класс желаете? Трактористов, что ли? Они ведь тоже глину месят.
Тут Марья Семёновна подходит к Ванечке и говорит:
— Приходи, Ваня, в школу, в нулевой класс.
— Сегодня некогда, — Ванечка говорит, — запруду надо делать.
— Завтра приходи, утром пораньше.
— Вот не знаю, — Ваня говорит, — как бы утром запруду не прорвало.
— Да не прорвёт, — Алексей Степанович говорит и своим сапогом запруду подправляет. — А ты поучись немного в нулевом классе, а уж на другой год я тебя в первый класс приму. Марья Семёновна буквы тебе покажет.
— Какие буквы? Прописные или печатные?
— Ну, это хорошо. Я люблю печатные, потому что они понятные.
На другой день Марья Семёновна пришла в школу пораньше, разложила на столе печатные буквы, карандаши, бумагу. Ждала, ждала, а Ванечки нет. Тут она почувствовала, что запруду всё- таки прорвало, и пошла на дорогу. Ванечка стоял в луже и сапогом запруду делал.
— Телега проехала, — объяснил он. — Приходится починять.
— Ладно, — сказала Марья Семёновна, — давай вместе запруду делать, а заодно и буквы учить.
И тут она своим сапогом нарисовала на глине букву «А» и говорит:
— Это, Ваня, буква «А». Рисуй теперь такую же.
Ване понравилось сапогом рисовать. Он вывел носочком букву «А» и прочитал:
Марья Семёновна засмеялась и говорит:
— Повторение — мать учения. Рисуй вторую букву «А».
И Ваня стал рисовать букву за буквой и до того зарисовался, что запруду снова прорвало.
— Я букву «А» рисовать больше не буду, — сказал Ваня, — потому что плотину прорывает.
—- Давай тогда другую букву, — Марья Семёновна говорит. — Вот буква «Б».
И она стала рисовать букву «Б».
А тут председатель колхоза на газике выехал. Он погудел газиком, Марья Семёновна с Ваней расступились, и председатель не только запруду прорвал своими колёсами, но и все буквы стёр с глины. Не знал он, конечно, что здесь происходит занятие нулевого класса.
Вода хлынула из лужи, потекла по дороге, всё вниз и вниз в другую лужу, а потом в овраг, из оврага в ручей, из ручья в речку, а уж из речки в далёкое море.
— Эту неудачу трудно ликвидировать, — сказала Марья Семёновна, — но можно. У нас остался последний шанс — буква «В». Смотри, как она рисуется.
И Марья Семёновна стала собирать разбросанную глину, укладывать её барьерчиком. И не только сапогами, но даже и руками сложила всё-таки на дороге букву «В». Красивая получилась буква, вроде крепости. Но, к сожалению, через сложенную ею букву хлестала и хлестала вода. Сильные дожди прошли у нас в сентябре.
— Я, Марья Семёновна, вот что теперь скажу, — заметил Ваня, — к вашей букве «В» надо бы добавить что-нибудь покрепче. И повыше. Предлагаю букву «Г», которую давно знаю.
Марья Семёновна обрадовалась, что Ваня такой образованный, и они вместе слепили не очень даже кривую букву «Г». Вы не поверите, но эти две буквы «В» и «Г» воду из лужи вполне задержали.
На другое утро мы снова увидели на дороге Ванечку и Марью Семёновну.
— Жэ! Зэ! — кричали они и месили сапогами глину. — Ка! Эль! И краткое!
Новая и невиданная книга лежала у них под ногами, и все наши жители осторожно обходили её, стороной объезжали на телеге, чтоб не помешать занятиям нулевого класса. Даже председатель проехал на своём газике так аккуратно, что не задел ни одной буквы.
Тёплые дни скоро кончились. Задул северный ветер, лужи на дорогах замёрзли.
Однажды под вечер я заметил Ванечку и Марью Семёновну. Они сидели на брёвнышке на берегу реки и громко считали:
— Пять, шесть, семь, восемь.
Кажется, они считали улетающих на юг журавлей.
А журавли и вправду улетали, и темнело небо, накрывающее нулевой класс, в котором все мы, друзья, наверно, ещё учимся.
Ирина Антонова «Иванова, Петров, Сидорова»
Петров был двоечник и любил Сидорову. А Иванову — отличницу и соседку Сидоровой по парте — терпеть не мог. Причём эти любовь и ненависть зародились в его сердце одновременно.
Раньше-то жизнь Петрова текла беззаботно. Он мирно сидел за партой, разглядывал в окно ворон, а при словах учителя «к доске пойдёт. » нырял под парту.
Однажды его умудрились всё же вызвать к доске. Петров по обыкновению начал было что-то мямлить. Но вдруг, обводя глазами класс в поисках подсказки, поймал на себе нежный взгляд Сидоровой и. онемел.
Сидорова открыла учебник и стала шёпотом подсказывать.
Иванова дёрнула соседку за рукав и укоризненно покачала головой.
Сидорова покраснела и замолчала, потупив нежный взгляд.
Ну а Петров так и простоял у доски до конца урока — онемевший и растерянный.
Зато на перемену выбежал разъярённым: простить уплывшую подсказку он мог, а вот потухший нежный взгляд — никогда! И с той поры он стал гоняться по школе за Ивановой. А когда настигал, то со всего маха опускал портфель на учёную отличницыну голову.
— У, дурак! — раздавался в ответ плаксивый голос.
Как-то раз Петров загнал отличницу в угол. Поднятый портфель готов был обрушиться на неё.
— Влюбился — так и скажи! — воскликнула вдруг Иванова. — А рукам воли не давай!
Петров от неожиданности застыл, соображая, как могла Иванова догадаться о его тайных чувствах к Сидоровой.
Он же Сидорову тихо обожал. Не толкал, не дразнил, не отнимал тетради с домашним заданием. Вообще не разговаривал — боялся обидеть.
— В кого? — опомнился наконец Петров. — В кого влюбился?
— В меня! В кого же ещё?! Знаем, знаем! Кого любят — за тем и бегают! — И отличница гордо прошествовала мимо. Конечно, ей было приятно, что в неё влюблены. И даже не важно, что это всего-навсего заурядный двоечник.
Только теперь Петров заметил, что весь класс шушукается и переглядывается: наблюдает за ним и за Ивановой, за развитием их отношений.
Отличница бросала вокруг победные взгляды.
А Сидорова тихо страдала.
Петров соображал туго — дня три, наверное.
— Си-до-ро-ва-а-а! — эхом разнеслось по коридору. — Эгей!
Сидорова обернулась — к ней со всех ног летел Петров. Во вскинутой руке — портфель!
Улыбка осветила лицо Сидоровой. Она сорвалась с места и бросилась наутёк.
Но Петров догнал и со всей силой своей любви приложил портфель к спине возлюбленной.
— У, дурак! — выдохнула счастливая Сидорова.
Марина Дружинина «Мой приятель – супермен»
На уроке русского языка нас ожидал сюрприз.
— Диктанта сегодня не будет! — объявила Татьяна Евгеньевна. — Зато сейчас вы будете писать сочинение под условным названием «Мой друг». Надеюсь, вы отнесётесь к этому заданию ответственно и творчески. Итак, жду от вас кратких и ярких портретов друзей, одноклассников или просто знакомых!
«Напишу-ка про Петьку! — решил я. — Может, он не очень-то мне и друг, но что знакомый — это факт. Да и сидит прямо передо мной — очень уж удобно его описывать!»
В этот момент Петька как будто почувствовал, что я за ним наблюдаю, и пошевелил ушами.
И поэтому сочинение я начал так: «Мой друг здорово шевелит ушами. »
Описывать Петьку оказалось очень интересно. Я даже не заметил, как подошла Татьяна Евгеньевна.
— Вова, очнись! Все уже закончили работу!
— А про кого это ты с таким упоением писал?
— Так, про одного человека из нашего класса, — загадочно ответил я.
— Прекрасно! — воскликнула учительница. — Читай вслух, а мы будем угадывать, кто этот человек.
— Мой друг здорово шевелит ушами, — начал я. — Хотя они у него огромные, как лопухи, и с первого взгляда очень неповоротливые.
— Да это же Пашка Ромашкин! —выкрикнула Людка Пустякова. — У него как раз такие уши!
— Вот и неправильно! — отрезал я и продолжал: — Мой друг не любит учиться. Зато он очень любит поесть. В общем, прожорливый такой друг. Несмотря на это, он тощий и бледный. Плечики у друга узенькие, глазки маленькие и хитрые. Он очень невзрачный с виду — так, сутулая спичка в школьной форме. Или бледная поганка.
— Тогда это Владик Гусев! Вон он какой тощий! — снова закричала Людка Пустякова.
— А уши-то не сходятся! — закричали другие ребята.
— Перестаньте шуметь! — вмешалась учительница. — Вова закончит, тогда и разберёмся!
— Иногда мой друг бывает ужасно вредный, — читал я дальше. — А иногда не ужасно. Он обожает смеяться над другими. И зубы у него торчат в разные стороны. Как у вампира.
— Ребята! Да это же сам Вовка! — вдруг завопил Петька. — Всё совпадает! И плечи! И вредный! И зубы торчат!
— Правильно! — подхватили другие ребята. — Вот так Вовка! Здорово сам себя описал! — Некоторые девчонки даже захлопали в ладоши.
— Раз все хором угадали, значит, действительно похож, — сказала учительница. — Но очень уж ты к себе критически относишься. Карикатуру какую-то изобразил!
— Да не я это! Ничего вы не понимаете! — Я прямо-таки взмок и охрип от возмущения. — Это Петька! Разве не ясно?!
Все захохотали, а Петька показал мне язык и запрыгал на стуле.
— Петя, уймись. Сейчас мы послушаем, что ты написал, — сказала Татьяна Евгеньевна. — А тебе, Вова, между прочим, есть над чем подумать.
Я сел, а Петька встал. И громко провозгласил:
— У моего друга безумно красивое лицо! Он потрясающе сложен, умён и силён. И это сразу заметно. У него длинные крепкие пальцы, стальные мускулы, толстая шея и широченные плечи. О голову моего друга можно запросто разбить кирпич. А друг и глазом не моргнёт. Только засмеётся. Мой друг знает всё на свете. Я люблю с ним поговорить о том о сём. То и дело мой друг приходит мне на помощь. И днём и ночью!
— Вот это друг! — восхитилась Татьяна Евгеньевна. — Позавидуешь! Я бы сама не отказалась от такого супердруга! Ну-ка, ребята, быстренько, кто это?
Но мы ничего не понимали и недоумевающе переглядывались.
— А я знаю! Это Сильвестр Сталлоне! — неожиданно выпалила Пустякова.
Но никто даже не отреагировал на такую глупость. Будет ещё Сталлоне с Петькой болтать о том о сём!
А Татьяна Евгеньевна всё же уточнила:
— А друг-то из этого класса?
— Из этого! — подтвердил Петька.
И мы опять стали вытаращивать глаза и вертеться во все стороны.
— Ладно, Петя, сдаёмся! — наконец сказала учительница. — Кто же герой твоего рассказа?
Петька потупил глаза и застенчиво произнёс:
Ирина Пивоварова «Барышни Люси»
Маленькая повесть
— Дети, слушайте меня внимательно! — сказала Валентина Ивановна, начальник нашего ЖЭКа. — Сегодня к шести приходите в Красный уголок. У меня к вам дело есть.
В шесть часов мы в полном составе явились в Красный уголок.
За столом, покрытым зелёной бархатной скатертью, сидела Валентина Ивановна.
— Присаживайтесь, — сказала она. — Разговор будет.
Мы сели на клеёнчатый диван.
— Ну? — сказала Валентина Ивановна, строго на нас глядя. — Так как? Долго ещё в бирюльки играть будем, в мячики там всякие, в попрыгунчики? Вон какие дети большие стали, а толку от вас никакого!
— Мы в озеленении двора участвовали, — храбро сказала Люська. — Два дерева во дворе посадили и пять кустов смородины.
— И шашечный кружок организовали, — сказал Петька. — Мы теперь круглые дни в шашки играем.
— То-то и оно, что играете, — сказала Валентина Ивановна. — Одни игры у вас на уме. Что двор озеленяли, это хорошо, но этого мало. Больше надо взрослым помогать! Вы уже сознательные!
— Да мы с удовольствием! Скажите нам, что сделать, мы и сделаем.
— Всё им говори! — воскликнула Валентина Ивановна. — Как маленькие всё равно! Никакой самостоятельности! Вы, например, задумывались, сколько в нашем дворе проживает пенсионеров?
— Задумывались, — сказала Люська.
— И к какому выводу пришли?
— Ни к какому, — сдалась Люська.
— То-то и оно, что ни к какому.
А между прочим, среди этих пенсионеров есть одинокие и инвалиды. Понятно, к чему клоню?
— Понятно, — сказала Люська, хотя ей, как и всем, ничего не было понятно.
— Так что же вы сидите сложа руки? Люди одинокие, больные живут, помочь им некому, а вы прохлаждаетесь, баклуши бьёте, в классики скачете!
Она вынула из стола какую-то бумагу:
— Вот список наших пенсионеров. Возьмите над ними шефство. Помогать по хозяйству им будете, в аптеку бегать и так далее. Этим вы окажете большую помощь нашему обществу, ясно?
Все стали по очереди подходить к столу и прикрепляться к пенсионерам. Мы с Люськой подошли последние, и тут обнаружилось, что в списке остался всего один пенсионер — Каблуков Владимир Иванович.
— Вот и ладно, помогайте ему вдвоём, — сказала Валентина Ивановна. — И не откладывайте. Идите сегодня же.
И мы отправились к пенсионеру Каблукову.
— И так времени нету, — ворчала по дороге Люська. — То уроки, то школа, то бабушке картошку чисть, а тут ещё пенсионеры всякие. Когда же, спрашивается, гулять?
— Интересно, что он нас заставит делать? А вдруг пол мыть?
— Пол ещё ничего. Как бы бельё стирать не заставил!
Мы поднялись на третий этаж и позвонили в дверь.
— Дома нету, — обрадовалась Люська.
Но тут за дверью послышались шаркающие шаги, и дверь открылась.
Перед нами стоял высокий худой старик в домашней вельветовой куртке, в шарфе, замотанном вокруг шеи.
— Здравствуйте. Вы товарищ Каблуков?
— Да. Я Каблуков, — улыбнулся старик. — А вы кто такие, барышни?
— Мы из нашего двора. Нас к вам в ЖЭКе прикрепили.
— В ЖЭКе прикрепили? — весело поднял брови старик. — Зачем, позвольте спросить?
— Велели вам по хозяйству помогать.
Густые брови старика вдруг сразу опустились, вид у него стал насупленный, даже сердитый.
— Хм. — сказал старик. — Велели. Что значит «велели»?
— Да, велели. Сказали, всем одиноким и инвалидам.
Старик не дал нам договорить:
— Вот что? Но я, между прочим, никого ни о чём не просил. Так и передайте в ЖЭК. Желаю здравствовать!
И не успели мы опомниться, как дверь захлопнулась перед самым нашим носом.
Минуты две мы стояли с открытыми ртами, потом Люська скорчила рожу и покрутила пальцем возле лба:
— Правда что! Не хочет, и не надо! — сказала я. — Ему же хуже!
И мы пошли к Валентине Ивановне.
— Валентина Ивановна, а пенсионер Каблуков нас выгнал! Он такой вредный!
Мы думали, Валентина Ивановна рассердится на пенсионера Каблукова, а она рассердилась на нас.
— Неужели выгнал?! — закричала она и даже всплеснула руками. — Что же вы такое сказали старику? Чем обидели? Нет, так дело не пойдёт! Завтра же отправляйтесь к нему снова и извинитесь. Да разговаривайте повежливей, пообходительней. Старики народ обидчивый. К ним подход нужен!
— Интересное кино! — сказала Люська, когда мы вышли из ЖЭКа. — Нас выгнали, и мы же ещё извиняться должны! За что извиняться-то, ты поняла?
— А вдруг мы извиняться станем, а он нас опять выгонит?
Но делать было нечего. На следующий день мы снова потащились к пенсионеру Каблукову.
В этот раз мы ещё дольше ждали за дверью. Открыла нам женщина в белом халате и, ничего не говоря, повернулась и пошла в комнату.
— Владимир Иванович, к вам дети какие-то, — услышали мы.
— Эй, кто там? Входите!
Мы робко вступили в комнату.
Пенсионер Каблуков с закатанным по плечо рукавом сидел на кушетке. Врач мерила ему давление.
— Опять пришли? — сказал пенсионер Каблуков. — Ну, коли так, подождите.
Вид у него на этот раз был не такой сердитый, и мы приободрились и стали ждать, когда врач напишет рецепты и уйдёт.
Наконец дверь за врачом захлопнулась. Пенсионер Каблуков вернулся в комнату.
— Ну, упорные барышни, всё-таки решили мне помогать. С чего же начнём? Обои будем клеить? Полы мыть? Сапоги тачать?
— Мы сапоги не умеем! — испугались мы. — Давайте лучше пол вымоем!
— А чего его мыть? Он чистый, я его подметал сегодня.
Мы испугались, что сейчас Каблуков опять нас выгонит, и встали.
— Извините нас, пожалуйста, — сказала Люська.
— За то, что вы нас в тот раз выгнали. Нас Валентина Ивановна ругала. Велела, чтобы мы у вас прощения попросили.
Пенсионер Каблуков снова поднял брови. Целую минуту он разглядывал нас, а потом сказал:
— А ну, идите-ка, барышни, сюда! Садитесь, садитесь на кровать, не бойтесь!
Мы осторожно присели на краешек. Брови у Каблукова были лохматые, сердитые, а глаза, наоборот, светлые-светлые, прозрачные, как вода!
— А у вас давление? Вы заболели, да? — пробормотала Люська, съёживаясь под его пристальным взглядом.
— Пустяки! —- махнул рукой Каблуков.
— А давайте мы в аптеку сбегаем?
— Пустяки, — снова сказал пенсионер Каблуков. — Вы мне лучше скажите, как вас зовут?
— Вот это здорово! А ну-ка, барышни Люси, протяните-ка мне эти бумажки!
Мы протянули ему рецепты. Он взял их и принялся как-то чудно складывать. Руки у него были бледные, с коричневыми пятнышками, и немножечко дрожали. Мне вдруг ужасно захотелось их погладить! У моего дедушки Серёжи были такие руки.
— Раз, два, три, — сказал пенсионер Каблуков, сделал ещё одно движение. и вдруг рецепты на наших глазах превратились в маленьких белых лягушек! — Квак! — улыбнулся Каблуков, и одна лягушка прыгнула на меня, а другая — на Люську!
— Ой! — засмеялись мы с Люськой.
— Это ваши, — сказал пенсионер Каблуков. — А теперь, милые барышни, идите домой, вас там мамы ждут не дождутся. А товарищам в ЖЭКе передайте спасибо и скажите, что старику Каблукову ничего не надо, он всем доволен.
ГВОЗДЬ С ПОЛОТЕНЦЕМ
Во дворе мы встретили братьев Карма- новых. Они тащили полную авоську картошки. Рядом шагал Петька.
— Куда вам столько картошки? — удивились мы.
— Это не нам, — сказали братья. — Это нашей подшефной, бабушке Митрофановой. Она из картошки оладьи печёт. Эх, и вкусные!
— Подумаешь! — сказал Петька. — Мы с Николаевой Зоей Кузьминичной вместе суп ели! Я у неё кухню подмёл и гвоздь в ванной заколотил. Мы на гвоздь полотенце вешали.
— Дело какое — гвоздь! — закричали братья. — Мы у бабушки Митрофановой ковёр с балкона вытрясли. Вот такой, огромный. А вы, Синица с Косицей, чего у вашего дядьки сделали?
— Чего сделали, то и сделали, — нахмурилась Люська.
— Много будете знать, скоро состаритесь, — сказала я. — Пошли, Люсь, некогда нам на разговоры время тратить!
И мы пошли, держа в ладонях маленьких бумажных лягушек, и нам казалось, что снег под нашими ногами тихонько поквакивает.
— Нет, я так не согласна, — вдруг сказала Люська. — Все помогают, а мы что, рыжие, что ли?
— Да ведь он говорит, ему не надо ничего.
— Как так не надо? Всем надо, а ему не надо? Чудной какой-то!
— Он не чудной, — сказала я. — Не понимаешь ты. Он гордый, просить никого не любит.
— Тогда надо придумать что-то, на хитрость пойти. Ведь он нам даже лекарство не разрешил купить!
И тут я остановилась и хлопнула себя по лбу варежкой:
— Люська, а мы и без разрешения купим!
— Не дадут без рецептов.
— Да вот же наши рецепты! — замахала я в воздухе лягушкой, и мы помчались в аптеку.
ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ
В аптеке нам сказали, что лекарство будет готово через день, в три часа.
Через день, ровно в три, мы были в аптеке, а ещё через двадцать минут стояли возле двери пенсионера Каблукова.
— Звони ты, — сказала Люська. — Я боюсь.
Я храбро нажала на кнопку звонка. Честно говоря, я и сама немного трусила.
— Не открывает. Наверно, догадался, что это мы. А вдруг он снова рассердится? Может, убежать, пока не поздно?
— А мы лекарство ему отдадим и убежим.
Дзынь! — ещё раз звякнул звонок.
За дверью была тишина.
Может, он ушёл? Вдруг в аптеку?
Мы позвонили ещё и ещё, но дверь не открывалась. За нею слышалось тихое бормотание радио.
— Он радио слушает. Надо кулаком постучать.
Мы принялись колотить в дверь кулаками.
— Чего стучите? — открыла дверь соседка из другой квартиры. — Владимира Иваныча в больницу увезли. Мы ему ночью «неотложку» вызывали.
Лекарство выпало из Люськиных рук.
— А вы кто ему будете? — сказала соседка.
— Жалко. Я думала, родственники.
В больницу надо съездить к старику, навестить.
— Мы съездим! — затрясла головой Люська. — Мы навестим!
— Обязательно съездим! А как же! Только скажите, пожалуйста, где эта больница?
— Не догадалась я спросить, — сказала соседка. — Вы уж разыщите как-нибудь.
— Бедный Владимир Иваныч! — сказала Люська. — Если бы мы сразу лекарство принесли, он бы, может, и в больницу не попал. Э-эх!
— И где мы эту больницу найдём? В Москве их знаешь сколько!
— Да его, наверно, на Малую Семёновскую повезли, там больница большая, пойдём туда?
— Поздно сегодня, нам уроки ещё делать. Давай завтра его навестим? И потом, в больницу обязательно надо передачу нести. Что-нибудь вкусненькое, кисель какой-нибудь, апельсины.
— Где же мы их возьмём? Давай лучше Владимиру Ивановичу пирог испечём!
— Я видела, как бабушка пекла.
. Через десять минут мы месили на кухне тесто.
— Дрожжи есть у вас? — спросила Люська.
— Тогда надо в пирог соду положить.
Я принесла из ванной коробку соды.
— Дурочка, это стиральная!
Я полезла в кухонный шкаф, вытащила оттуда небольшую розовую коробочку и высыпала её содержимое в тесто. Потом мы насыпали в тесто целый пакет сахарного песку, чтобы пирог вышел послаще, набухали туда побольше изюму и поставили пирог в духовку.
Через полчаса пирог был готов. Он был круглый, как колесо, и румяный, как солнце. Из него во все стороны торчали изюминки.
— Наверно, Владимиру Иванычу понравится, — сказала Люська.
— Ещё бы! — сказала я. — Он, как наш пирог попробует, сразу поправится!
МЫ ИДЁМ В БОЛЬНИЦУ
На следующий день после школы мы отправились в больницу.
Кроме пирога, мы несли банку клюквенного киселя, который сварила Люськина бабушка.
А ещё мы взяли Урана. Владимир Иваныч сразу развеселится, когда увидит, как наш Уран служит на задних лапах!
Втроём мы вошли в приёмное отделение. У окошка справочной стояла нарядная дама.
— Молодцы, девочки, какие! — заулыбалась дама. — Мамочку пришли проведать?
— Ну почему тётю? Мы дядю пришли проведать. Вернее, дедушку.
Дама подняла брови и вдруг звонко расхохоталась:
— Ну и шутницы! Ох и насмешили. А ну, скажите честно, кого вы хотите — братика или сестрёнку?
Мы переглянулись. Должно быть, у этой дамы в голове не всё в порядке.
Потом мы сунули головы в справочную:
— Скажите, пожалуйста, товарищ Каблуков в какой палате лежит?
— Сейчас посмотрим. Как инициалы?
— Та-а-ак. — Медсестра быстро проглядела длинный список.
— Каблукова. Каблукова. Такой нет. А вы не спутали? Может, Каплунова Валентина Ивановна? Вот. Девочка. Здоровенькая. Пятьдесят один сантиметр. Поздравляю! Всё в порядке!
Что они, сговорились, что ли?!
— Да нам не девочка, нам дедушка нужен! Нормального роста! Каблуков Владимир Иванович!
Медсестра на минуту застыла со списком в руках, а потом заулыбалась:
— Милые вы мои! Да где же вы своего дедушку ищете, у нас роддом, тут деток рожают!
— А где же нам дедушку найти? Его на «скорой помощи» вчера в больницу увезли.
— Это надо в пункт неотложной помощи звонить, там скажут. Погодите, я сама позвоню. Вот, — сказала она, когда кончила говорить по телефону. — Я тут вам всё записала. Третья Зелёная, дом сто. Отсюда на автобусе остановки три.
— Большое спасибо, — сказали мы с Люськой.
У БОЛЬНИЧНЫХ ВОРОТ
Доехать до больницы оказалось делом пустячным.
Через двадцать минут мы были у больничных ворот, а ещё через десять знали, что Владимир Иванович лежит во втором корпусе, на первом этаже, в пятой палате.
Но вот беда, в проходной нас остановили.
— К больному Каблукову.
— Шутите?! Кто в больницу с собакой пропустит? А ну, уходите, не стойте на пути! — И сторож повернулся и загородил нам вход своей широкой ватной спиной.
— А вот и пропустят! Спорим?
Люська показала язык ватной спине
сторожа, и мы побежали вдоль забора к другому входу.
— Давай завернём Урана в пальто! Скажем, апельсины несём дедушке!
Я сняла пальто, мы завернули в него Урана и понесли.
— Чего это вы несёте? — подозрительно спросила сторожиха.
— А наш дедушка, кроме апельсинов, ничего не ест, — сказали мы, пятясь задом, потому что Уран вытащил из-под пальто хвост и махал им в воздухе.
Но тут мы нечаянно зацепили Ураном за дверь. Уран громко взвизгнул. и мы снова оказались на улице.
— Не огорчайся, Люська, — сказала я. — Ещё не всё потеряно. Можно и через забор перемахнуть.
Вдоль каменного больничного забора росли густые ветвистые деревья. Запросто перелезем! Нас и не увидит никто!
Но Уран не хотел лезть через забор.
— Тогда перепрыгни, — уговаривала его Люська. — Разбегись посильнее, и р-раз!
Но вредный Уран и перепрыгивать не хотел! Пятился от забора и поджимал хвост.
Пришлось мне подставлять спину. Люська влезла мне на плечи и, кряхтя, втащила на забор Урана. Потом поставила наверх банку с киселём, влезла сама и протянула мне руку.
Я схватила Люську за руку и стала вскарабкиваться на забор.
— Ой, сейчас упаду! — запищала Люська, взмахнула рукой и толкнула Урана. Бедный Уран не удержался и вместе с банкой киселя рухнул по ту сторону забора.
— Что я наделала! — испугалась Люська. — Уран, Уранчик, где ты?
Кусты под забором не ответили.
— Разбился! — прошептала Люська.
Оцепенев от ужаса, мы поглядели друг на друга. И вдруг какие-то странные звуки донеслись до нас из кустов. Как будто кто-то шлёпал босыми ногами по луже!
Мы быстро спустились на землю.
В кустах лежал Уран и, чавкая, лизал из лужи розовый кисель.
Второй корпус был направо от входа.
Мы узнали у прогуливающихся рядом больных, куда выходит окно пятой палаты, и привязали Урана к рябине, которая росла под окном. Очень удобно! Владимир Иванович выглянет и сразу увидит Урана. Мы крикнем в форточку: «Уран, служи!», и Уран будет служить.
— Сиди тихо, — сказала Люська.
Мы вошли в больничный коридор.
— Нам налево, — сказала Люська. — Иди ты первая. Я что-то волнуюсь.
— И я волнуюсь. У меня даже шея вспотела.
— Вам, дочки, в какую палату? — спросила нянечка в белом халате.
— В пятую, к больному Каблукову.
— Владимиру Иванычу? Пойду скажу ему.
Нянечка вошла в белую дверь и громко сказала:
— Владимир Иваныч, к тебе внучки пришли!
— Это ошибка, Фёкла Матвеевна, — услышали мы тихий голос. — Это не ко мне.
Тогда мы открыли дверь и вошли.
У окна, вытянув руки поверх жёлтого одеяла, лежал Владимир Иванович. Он был бледный. Густые косматые брови сильно выделялись на его лице, глаза смотрели как будто издалека.
— Здравствуйте, Владимир Иванович, — сказали мы.
Владимир Иванович не пошевельнулся, только посмотрел на нас, как бы с трудом что-то припоминая. Потом одна бровь у него слегка дрогнула и поползла вверх.
— А-а. барышни Люси. вот не ожидал, — сказал он тихо. — Опять вас из ЖЭКа прислали?
— Нет, Владимир Иванович, мы сами пришли. Пирог вам принесли. Знаете, какой вкусный!
Мы вытащили из сумки пирог и положили на тумбочку.
— Ох и красавец! — восхитился больной в халате, который сидел на соседней койке. — Прямо герой! Мамка пекла или сами?
Владимир Иванович поднял брови и поглядел на пирог:
— Пойду чаю принесу, — сказала нянечка. — Ты, Владимир Иваныч, чаю с пирогом попьёшь. Заботливые у тебя внучки, хорошие. А говорил — не к тебе!
Владимир Иванович поглядел на нас светлыми прозрачными глазами.
— Не ожидал, — сказал он. — Спасибо вам, барышни Люси.
Нянечка попыталась нарезать пирог другим ножом, и опять у неё не вышло. Что-то случилось с пирогом. Он был твёрдый, как доска!
— Упорный пирог, — сказал Владимир Иванович. — Весь в хозяек!
Он оживился. Щёки у него слегка порозовели.
— Владимир Иванович, честное слово, он вчера мягкий был! Мы его трогали!
— Может, замёрз по дороге? — улыбнулся Владимир Иванович. — Пустяки, не огорчайтесь, мы его живо в чае разогреем!
Нянечка с трудом наломала пирог на куски и окунула один кусок в чай.
— Милые мои, да куда же вы столько соды набухали! — сморщилась она.
— Пустяки! — сказал Владимир Иванович. — Сода не соль. Да что вы, Фёкла Матвеевна, замечательный пирог! Давно я таких вкусных пирогов не едал!
— А вот мы ещё и вареньицем побалуемся, — сказал больной в халате. — Вишнёвое варенье. Ешьте на здоровье!
За окном жалобно завыл Уран. Бедный, мы совсем про него забыли!
— Откуда собака взялась? — переполошилась нянечка. — Кыш! Кыш! Больных перепугаешь!
— Фёкла Матвеевна, не прогоняйте его! Это наш Уран! Мы его привели, чтобы он Владимиру Ивановичу служил!
Я взяла с тарелки кусок пирога и крикнула в форточку:
Уран вскочил на задние лапы и высунул язык. Потом схватил лапами пирог и стал грызть его, как кость.
Владимир Иванович, приподнявшись на локте, глядел в окно и тихо смеялся.
— Владимир Иваныч, нельзя тебе подыматься! — испугалась нянечка. — Доктор Евгений Борисыч заругается!
— Не волнуйтесь, Фёкла Матвеевна, — сказал Владимир Иванович. — Мне сегодня лучше.
— Как же «лучше». Вспомни, что вчера было!
— А сегодня лучше! Вот честное пионерское! — сказал Владимир Иваныч и подмигнул нам с Люськой.
— Ещё бы! — сказал больной в халате. — С такими внучками не поболеешь! Не дадут!
— Не дадут! — сказал Владимир Иванович и хитро засмеялся.