Маленькие рассказы о большой войне
Маленькие рассказы о большой войне.
Не вернулся из боя
Катюша взяла тетрадный листок, ручку и присела на край кровати. Лейтенант понял, что можно диктовать письмо. Собравшись с силами, он начал:
— Дорогой, отец! Наверное, Вы получили извещение о гибели Вашего сына Николая Степановича Хильченко? Но я был с ним вместе в том бою и хочу Вам рассказать, как это было.
Ваш сын погиб смертью героя на Карельском фронте 17 сентября 1941 года в завязавшемся крупном воздушном бою. Самолёт, в котором отважно дрался Ваш сын Николай, был подбит вражескими истребителями. Несмотря на это, он мужественно отражал атаки врага и с горящего самолёта сбил стервятника и сам погиб смертью героя!
Как отцу, воспитавшего такого сына, вместе с Вами переношу тяжёлую утрату в лице Вашего Николая! Но, гады не досчитаются тысячами за каждого убитого воина Красной Армии! Простите, отец, меня, что не сумел уберечь Вашего сына, а моего фронтового друга – Николая. Я буду драться за двоих!
Младший лейтенант Василенко Александр.
Письмо было завершено. В большой больничной палате воцарилась тишина. Александр от усталости и возбуждения закрыл глаза. Ему было стыдно перед молоденькой сестричкой, за то,что на глаза набежала непрошеная слеза.
На следующий день раненых эвакуировали. Было начало войны.
На безымянной высоте
Уже давно отгремела Великая Отечественная война. Но Савелий так и не мог смотреть фильмы о ней и слушать песни. Как только по телевизору начинался показ фильма о войне или в концерте звучала песня о ней, Сава выходил из комнаты и плотно закрывал дверь за собой. Он знал, что никакой фильм не сможет передать весь ужас тех пережитых военных лет, но смотреть не мог. Особенно тяжело было в День Победы, когда со всех сторон звучали песни о войне, люди поздравляли друг друга и по телевизору весь день транслировали военный парад с Красной площади. В один из таких дней во время Голубого огонька из соседней комнаты он услышал слова звучащей песни:
…Тот не забудет, не забудет, атаки яростные те,
У незнакомого посёлка на безымянной высоте …
В 6-00 часов комполка даёт команду открыть залповый огонь по позициям противника, пехота пошла в атаку. Однако её продвижение натолкнулось на немецких автоматчиков, которые «косили» наших солдат на обоих флангах. Наступление захлебнулось. Немцы воспользовались удачным для них мгновением и стали контратаковать и при поддержке танков быстро продвигались к высотке, где размещалась первая батарея полка. Немецкие «тигры», словно неуязвимые крепости, ползли и ползли! Автоматчики под их прикрытием приближались к артиллерийским батареям.Разведрота получает приказ поддержать артиллерийский взвод.
Под непрекращающимся огнём противника Савелий добежал до первого орудия батареи. Из всего орудийного расчёта осталось трое, наводчик ранен, а немцы уже в нескольких метрах от орудия. Савелий быстро принимает решение заменить наводчика и продолжить беглый огонь по контратакующему противнику. Лгут те, кто говорит, что страха нет! Страшно! Очень страшно! И жить хочется! Сорок минут боя! Гибнут наши бойцы, товарищи боевые! Всего сорок минут!
Первые автоматчики падают, ещё и ещё ….
— Нате вам, гады! Не возьмёшь! Побежали, сволочи! Побежали! Так вам и надо!
Строчил, строчил его автомат.
Его батарея обеспечила успех сражению, посёлок был освобождён от фашистских оккупантов. Но прорыв немцев унёс жизни многих солдат.Погибло много однополчан, с которыми и в разведку, и в атаку ходил! Савелий за образцы мужества и отваги был представлен к правительственной награде.
— Что это за песня только что звучала? – открыв дверь в комнату, спросил Сава у сидевшей возле экрана телевизора дочери.
Маленькие рассказы о Великой войне. 1943-1945
«Мы опять опоздали. Дома полыхали на взгорке.
Запах гари и крови – кто сможет его позабыть!
Немцы снова ушли, всех угнав, кто способен ходить,
Расстреляв остальных. Вы бы знали, как стыдно и горько
Видеть все – и не мочь, не догнать, не суметь отомстить!
Повара подтянулись. У кухни собралась пехота.
Снова каше перловой – «шрапнели» – был кто-то не рад.
Вдруг – откуда он взялся! – встал к кухне немецкий солдат:
Одуревший от шнапса, небритый; но жрать-то охота!
Налетели, скрутили, сорвали с плеча автомат.
Русской правды порядки просты, это – око за око.
Раз в бензине шинель – не надейся на милость судьбы.
Раскачали и бросили в пламя горящей избы.
Может, кто-то и скажет теперь – поступили жестоко.
Но скажите, а как в этот час поступили бы вы?»
«Встречный бой. Эсэсовские части
С нами бьются не на жизнь, а насмерть.
Не спастись-зарыться в поле чистом;
Где же вы, друзья-артиллеристы?
Где же вы? Спасите наши души!
И – нежданно грянули «катюши».
Воздух взвыл над нами низким басом,
Ноги будто отказали разом
В миг, когда ревущие «эрэсы»
Нас к земле своим прижали весом.
Грохот взрывов. Пламя, чад… Атака!
Вдруг из дыма, копоти и мрака,
Как из-под земли, из-за бугра
Немец встал – живой мертвец с одра:
Выжженные веки, бельма глаз –
Он не видел, только слышал нас;
Тлел на нем эсэсовский мундир,
«Шмайсер» слушал топот… Командир
Вдруг споткнулся, рухнул на бегу;
Автомат, строча, писал дугу,
Но рожок закончиться успел
До того, как я попал в прицел.
Что с фашистом? В плен СС не брали…
На войне мы многое видали;
Но такую ненависть и злость
Больше видеть мне не довелось».
«Нашу партию пленных в бараки погнали с работы.
Вечерело. На лужах осенних потрескивал лед.
Отбомбившись, на Англию строем прошли самолеты.
Вдруг спикировал к нашей колонне один самолет.
По команде упали в кюветы и слушали воздух.
Вот он, свист – приближается, целя, конечно, в тебя.
Убежать бы отсюда, да только застрелят, и поздно;
И лежишь ты, в бессильи руками траву теребя.
В двух шагах – новичок: взгляд, уставленный в небо, неистов;
В прежнем лагере, гнида, фашистам писал, что готов
Он на ридной Украйне властям выдавать коммунистов,
И что знает, кто прячет от лагеря клятых жидов.
Жить любою ценой он хотел; он вскочил и рванулся,
Пробежал метров сорок и плюхнулся снова в кювет.
Бомба мелкая хлопнула… Видно, пилот промахнулся.
Только клочья взлетели. Мы живы. Предателя нет.
Я подумал, что все-таки есть справедливость на свете…»
Рассказ о выпускнице 1941 года, снайпере из Сибири
«Девушка влюбилась в лейтенанта –
В блиндаже, не в маминой квартире.
Девушка была не без таланта:
Слала пулю в пулю, словно в тире.
На войне недолго счастье длится;
Пал комвзвода. И однополчане
Для того, кто должен был родиться,
Будущую маму поучали:
— На рожон не лезь, побудь в сторонке,
Скоро увольнение к тому же…
— Я, конечно, выращу ребенка,
Но сначала я оплачу мужа.
***
Двадцать семь зарубок на прикладе,
До седьмого месяца в окопах –
На мороз, жару и грязь не глядя…»
Ты такое видела, Европа?
.
Рассказ о штрафбате
«Сижу в окопе, чищу свой ТТ.
Сегодня утром надо застрелиться.
Проснулся: тишина на высоте,
С которой нас обстреливали фрицы.
Я – командир штрафного взвода. Я
Отвечу пулей в лоб – не по Уставу.
Мой первый взвод, военная семья,
Подался к немцам ночью всем составом.
Сижу и жду, судьбу свою кляня –
Ведь я один держу здесь оборону.
За что вы, зеки, бросили меня?
Конечно, вам я – белая ворона.
Уж лучше бы убили, чтоб не брать
Самоубийства тяжкий грех на душу.
Сиди и думай, что получит мать.
Дождаться бы рассвета. Я не струшу.
Вдруг кто-то грузно хлопнулся в окоп,
Еще один… Фашисты! Где граната?
Нет, разговор знакомый, матом… Стоп!
Так вы… вернулись все-таки, ребята?!
— Ну, ладно; слышь, не матерись, старшой!
Плесни вон шнапсу, двести грамм – не пьянка!
Какие немцы?? Мы – за колбасой;
А фрицев перерезали в землянках.
— Старшой, а хочешь «Звездочку» на грудь?
Давай, «возьмем» проклятую высотку!
Но только нас отметить не забудь,
И не ругай денек за шнапс и водку!…
Один рывок – и мы на высоте.
В окопах – сушь, в тылу осталась слякоть.
Мы были те же – и уже не те.
И я не знал – смеяться или плакать»
Из цикла «Маленькие рассказы о Великой войне»
«Немецкий китель я надел – сегодня мой черёд.
А в гимнастёрке офицер опять пойдёт вперёд.
Штабной «язык» в канун атак – дороже, чем отряд.
И немец тоже не дурак – не целит всех подряд.
Он первым ловит «языка» на снайперский прицел,
Он бьет в его мундир, пока штабной в нейтралке цел…
…
Не важен штабу наш удел – «язык» остался б жив…
Немецкий китель я надел – сейчас идём в прорыв».
…
По рассказу Константина Схно (Сахно) о своем деде, разведчике Паречине Михаиле Ивановиче
.
Письма на фронт
«Что писала? Что жду, что нужны мужики,
Чтоб берёг он себя и не лез из окопа.
Нет, ну если уж все… но себя береги!
Хоть бы ради детишек до дома дотопал…
Не поднять мне одной пять некормленых ртов;
Я Егорию свечку за здравие ставлю,
От парторга прикрыв ненадёжные ставни.
Жду, жалею, надеюсь. При чём тут любовь?»
.
В блокаде. рассказ мамы о службе в МПВО
«Из пригорода как-то, от родни,
Подруге переслали банку меда.
Медовый Спас, пригожая погода.
Мы пили чай… Тревога! И одни
На Кирочную, в зону артобстрела,
Под гром разрывов поспешили с ней…
Наряд МПВО – там, где страшней;
Всегда девчонкам находилось дело:
О пораженья очагах узнать,
И раненому сделать перевязку,
И к строгому дежурному с повязкой
В убежище прохожего загнать.
Вот снова шелест; близко. Мы – в подъезд.
Рвануло сильно. Выждали мгновенье;
Подруга – первой в дверь. И – на колени
Упала, сникла… тишина окрест.
Осколок прямо в голову. Тяжёлый.
Отдельно – каска рядышком, а в ней…
Нет, ты не слушай… В памяти моей
Она живет красивой и весёлой.
Могла и я шагнуть на тот порог…
Но я жива. И помнится сквозь годы:
На тумбочке стояла банка меда.
И кто-то сверху положил паёк».
.
В наступлении. 1943
«Ночь, наступленье, лесные дороги;
Дождь надоедливый глушит шаги,
Вязнут в грязище гудящие ноги,
Где-то уходят на запад враги…
Рядом к развилке выходит грунтовка,
Слышен соседней колонны подход.
Их пропускать – значит, нам остановка:
Каждый пытается выйти вперед.
Встали полки, метров двадцать меж нами;
Вдруг в авангарде – пальба. Чудеса!
Это нас немцы на драпе нагнали,
Топали рядом почти полчаса…
В жизни впервые я видел такое:
Сотни стволов раскаленных – в упор;
Били из пушек наводкой прямою,
И в рукопашной закончили спор.
Долго потом вспоминал в лазарете,
Перебирая уже не спеша,
Грохот, и трассы, и всполохи эти,
В луже шипенье ствола ППШ…»
.
Ленинградский салют. 27 января 1944 г
«Город вздрогнул – били корабли
Со стоянок невских на заре.
В лазареты раненых везли
В том, сорок четвертом, январе.
Стрельна, Пушкин, Павловск, Петергоф…
Ропша! И захлопнулось кольцо:
И вели по улицам врагов,
Что смотреть боялись мне в лицо.
Город ждал – придет заветный час,
Час, когда товарищ Левитан
Зачитает сталинский Приказ
И Москва отсалютует нам.
Ждали подтверждения побед…
Слушайте! «Произвести салют…
В Ленинграде…» Не ошибка? Нет?
Москвичи нам честь передают!
Как же он торжественно гремел!
Ликовал на улицах народ:
«Всё! Не повторится артобстрел…»
А ракеты рвали небосвод;
Ввысь взлетев, над кружевом оград
Рассыпались, искрами дрожа…
Вот когда увидел Ленинград
Слезы на глазах у горожан».
Снайперы. Советы стрелкового тренера
.
И ярость снайпера в бою, холодная, как лёд.
Рассказ стрелкового тренера
.
Комбат и финская пехота. 1944. Рассказ разведчика
«Наш полк гвардейских минометов
К Вуоксе вышел в этот день.
На гребне – занятые доты,
Под ними финская пехота
Накапливалась, прячась в тень.
До темноты дрались в низине.
А ночью вызвал нас комбат:
— Нет батальона и в помине.
Как разберутся в этом финны –
Сметут и нас, и вас подряд.
Там не осталось и полроты…
Да! Знаю, что мои бойцы.
Но не ударят минометы –
Прорвётся финская пехота.
Так – шанс, а этак им концы.
— Бери расписку у комбата! –
Начальство крыло в телефон, –
Конечно, сделаем как надо,
Но… знаешь наш разлет снарядов.
Пусть за своих ответит – он!
Взревело, грохнуло добротно,
И стихло. Новый день настал.
Дымилась финская пехота.
Комбат стоял и ждал кого-то…
И я расписку брать не стал».
Фланкин Владимир Михайлович, в тот момент – начальник разведки дивизиона «катюш». 70-й гвардейский минометный полк.
.
Рассказ комэска Тушева
«Фокке-Вульфы и Юнкерсы нас над Вуоксой встречали,
Ощетинившись ливнем трассирующего огня.
Слабоват Киттихаук, и трудно бывало вначале;
В эскадрилье осталось лишь трое, включая меня.
Утром снова бои, и быть может – прощай, эскадрилья…
Я ворочался в койке, не в силах в тревоге заснуть.
Может, пушки поставить моим самолетам под крылья?
Разбудил инженера, и тот объяснил мне, в чем суть:
“Ты отдачей сломаешь крыло или вырвешь консоли,
Киттихаук – не Ил; лучше выспись, комэск, до утра”.
Сам считал и работал всю ночь, на усилии воли.
Отпустив технарей, подошел к моей койке: “ Пора!”
Вот они, Фокке-Вульфы, на встречных сближаются с нами;
Вот и Юнкерсы строем идут, соблюдая устав.
Ну, пора! И эрэсы, гудя огневыми хвостами,
Громыхнули, где надо, бомбёра в куски разметав.
Эту панику мы и без залпа потом наблюдали:
Лишь выходишь на цель – вороньём рассыпается строй. »
Жаль, что Звёзд Золотых инженерам тогда не давали.
Скольких спас он тогда, неприметный российский герой!
(Комэск 191 Краснознаменного истребительного авиаполка Иван Тимофеевич Тушев – об инженере Турунове)
Киттихаук – англо-американский истребитель, поставлявшийся в СССР по ленд-лизу.
.
Враки про Карельский котел. Рассказ радиста
Мой радиопочерк был немцам знаком.
Собрали таких же из нескольких армий,
Задачу поставили. Долго потом
Мы в «кошки и мышки» с фашистом играли.
Эфир над Карельским, как улей, гудел:
– «Коробочки» встали в ноль-пять под разгрузку…
– Подкинь «огурцов»-то! – Особый отдел?
Шифровка!» – ну, деза… иль враки по-русски.
А немцы – прикинь, после стольких «котлов»! –
Ох, нервные стали – и задали деру.
Был лишь Маннергейм здесь остаться готов,
Но с этим – самим нам управиться впору.
Не в лоб, а на флангах прорывы вели;
Штурмовки, поверишь – одной эскадрильей!
Морская пехота, и танки в пыли,
И над головами – поющие крылья…
Да, сорок четвертый – не сорок второй,
И финнам надеяться не на что было.
Такой вот обманной эфирной игрой
Радисты Финляндию и победили.
.
Рассказ артиллериста. Пруссия, 1945
За нами – прусская граница;
На время гром боев умолк.
Над нами – ИЛов вереницы,
Напротив – гитлеровский полк.
Фольварк, аллея, кирха справа
Видны в оптический прицел.
От Ленинграда до Пиллау –
Не знаю, как остался цел.
А с колокольни снайпер вражий
На выбор щелкает расчет.
Так пристрелялся к нам, что даже
Из-за щита нас достает.
Ну, я и врезал: пыли туча,
Кирпичной крошки красный цвет…
Потом жалел. Не немца, нет.
Но с колокольней было лучше.
«Я память о своем последнем танке
До самой смерти в сердце сохраню.
Под Кенигсбергом в ход пошли болванки,
Нам изнутри крошившие броню.
С осколками от собственной машины
Я в госпиталь попал, а там врачи
Те, что у сердца, трогать не спешили,
Чтоб до конца меня не залечить.
Я выжил, ограниченно пригоден;
В конце войны, и сам тому не рад,
Танкист душой, по всей своей природе, –
Попал в артиллерийский автобат.
Ты знаешь, что такое – под обстрелом
Снаряды подвозить к передовой,
Воронки объезжать под их прицелом
И – без брони! – осколков слышать вой?!»
Хмелея от былого и от водки,
Глядел сосредоточенно в стакан;
А сын и я – мальчишки-одногодки –
Понять пытались – трезв он или пьян.
«А знаешь, что всего страшнее было?
Ходить в атаку? Нет, ядрена мать!
Вот после боя тряпки, мясо, жилы
Из гусеничных траков вынимать…»
.
Немец. 1945. Рассказ русского пленного
«Мы понимали – спета немцев песня.
Конвой меняли с каждым разом чаще,
Здоровых забирали. Им на смену
Погнали всех, кто мог держать винтовку:
Дебил-«фольксштурм» рассказывал охотно,
Как он на свадьбе наложил в кальсоны;
И, вздрагивая, покрывался потом
От крика нашего: «Ахтунг, казаки!»
Солдат, пришедший с первой мировой.
Раз я наткнулся около барака
На старика, сидевшего у стенки.
Он сам не мог подняться. Он просил:
«Дай руку, русский!» Помогаю встать,
Смотрю – а у него на голове
И на мундире, сшитом не по росту,
Полным-полно белесых жирных вшей…
В тот день я понял: скоро мы уйдем
Навстречу залпам, на восток. На волю?»
.
В Германии. Рассказ сержанта
«Конец войне! Германия – в руинах.
А мы, хмельные жизнью и весной
По автобану мчимся на машинах –
С работы на казарменный постой.
Как хорошо, забыв войны печали
(Хоть ненадолго, хоть на краткий миг)
Не о конце подумать – о начале
И к мирной жизни ехать напрямик…
Теперь недолго – дембель на пороге,
Россия ждет нас из далеких стран…
И в этот миг навстречу по дороге –
Мчит «Студебеккер», словно на таран.
Полуторка – в кювет: куда ей деться?
Солдаты – кто поднялся, кто лежит,
И видим, как от домиков немецких
Народ сюда, на помощь к нам, бежит:
С бинтами, йодом, скудною аптечкой –
Перевязать, утешить и спасти…
Понять в тот час, что ненависть не вечна,
Мне помогла авария в пути».
К циклу «Маленькие рассказы о Великой войне»
Не воздвигаю памятник себе –
Не для того скупые эти строки;
Десятки встреч в обыденной судьбе
Всплывают, устанавливая сроки.
Пока я жив, они живут во мне –
Рассказы тех, кто был на той Войне.
Но полдень мой уже за гранью века,
И не бессмертна память человека.
Хочу, чтоб не прервалась эта нить,
Чтоб знали дети, внуки не забыли,
Как на Войне малы их шансы были
Родиться в мире, жить, расти, любить.
Пусть монументом станут строчки эти
Всем тем, кто за Россию был в ответе.
Рассказы о Великой Отечественной войне для школьников
Это рассказы о подвигах простых солдат в годы Великой Отечественной войны, о подвигах летчиков. Рассказы для домашнего чтения. Рассказы для чтения в школе.
Горовец.
Автор: Сергей Алексеев
Последним в строю летел лейтенант Александр Горовец. Всё хорошо. Исправно гудит мотор. Стрелки приборов застыли на нужных метках. Летит Горовец. Знает — впереди лишь минутный отдых. Посадка. Заправка. И снова в воздух. Нелегко авиации в эти дни. Битва не только гремит на земле — поднялась этажами в воздух.
Летит Горовец, небо окинет взглядом, взглядом проверит землю. Вдруг видит — летят самолёты: чуть сзади, чуть в стороне. Присмотрелся — фашистские бомбардировщики.
Начал лётчик кричать своим. Не ответил никто из наших. Сплюнул пилот в досаде. Зло посмотрел на рацию. Не работает, смолкла рация.
Подумал секунду лейтенант Горовец. Затем развернул самолёт и устремился к врагам навстречу.
Развернулся лейтенант Горовец, на второго фашиста бросился. Ура! И этот рухнул.
Рванулся к третьему. Падает третий.
Расстроился строй фашистов. Атакует врагов Горовец. Снова заход и снова.
Четвёртый упал фашист.
Но и это ещё не всё. Не отпускает врагов Горовец. Бросился вслед. Вот восьмой самолёт в прицеле. Вот и он задымил, как факел. Секунда. Секунда. И сбит самолёт девятый.
Бой лётчика Горовца был уникальным, неповторимым. Много подвигов совершили советские лётчики в небе. Сбивали в одном полёте по три, по четыре, по пять и даже по шесть фашистов. Но чтобы девять! Нет. Такого не было. Ни до Горовца. Ни после. Ни у нас. Ни в одной из других воюющих армий. Лейтенант Горовец стал Героем Советского Союза.
Не вернулся из полёта лейтенант Александр Константинович Горовец. Уже на обратном пути к аэродрому набросились на героя четыре фашистских истребителя.
Погиб лейтенант Горовец.
А подвиг живёт. И рассказы о нём ходят как быль, как сказка.
Три подвига.
Автор: Сергей Алексеев
Многие советские лётчики отличились в боях под Курском.
Весной 1942 года в тяжёлых схватках на Северо-Западном фронте в воздушном бою один из советских лётчиков был тяжело ранен, а его самолёт подбит. Лётчик опустился на территорию, занятую врагом. Он оказался один в лесной глуши. Лётчик стал лицом к востоку и начал пробираться к своим. Он шёл сквозь снежные сугробы, один, без людей, без еды.
Солнце садилось и всходило.
Болели раны. Но он превозмогал боль.
Когда силы его покидали, он продолжал ползти.
Метр за метром. Сантиметр за сантиметром.
Солнце всходило и садилось.
Он совершил подвиг и дошёл до своих.
На восемнадцатые сутки, измождённого и обмороженного, его подобрали партизаны. На самолёте он был доставлен в госпиталь. И тут самое страшное — неумолимый приговор врачей: необходима операция. Лётчик обморожен.
Лётчик лишился ног.
Но лётчик хотел летать. Хотел продолжать бить ненавистного врага.
И вот он совершает второй свой подвиг. Лётчику сделали протезы. Он начал тренироваться ходить с костылями, а затем. без костылей.
Теперь он упросил врачей разрешить сесть ему в самолёт. Он был настойчив, и врачи уступили. Лётчик снова на лётном поле. Вот он в кабине. Он снова в воздухе.
И опять тренировки, тренировки, бесчисленные тренировки.
Его проверили самые придирчивые экзаменаторы и разрешили летать.
— Только в тылу, — сказали лётчику.
Лётчик упросил отправить его на фронт.
Лётчик упросил доверить ему истребитель.
Он прибыл под Курск незадолго до начала Курской битвы. По первой же тревоге он поднялся в воздух.
Тут, под Курском, он совершил свой третий подвиг. В первых же боях он сбил три вражеских самолёта.
Этот лётчик известен всей стране. Имя его — Алексей Петрович Маресьев. Он Герой Советского Союза. О нём написана прекрасная книга. Автор её — писатель Борис Полевой. «Повесть о настоящем человеке» — называется эта книга.
Бул-буль.
Автор: Сергей Алексеев
Не стихают бои в Сталинграде. Рвутся фашисты к Волге.
Обозлил сержанта Носкова какой-то фашист. Траншеи наши и гитлеровцев тут проходили рядом. Слышна из окопа к окопу речь.
Сидит фашист в своём укрытии, выкрикивает:
— Рус, завтра буль-буль!
То есть хочет сказать, что завтра прорвутся фашисты к Волге, сбросят в Волгу защитников Сталинграда.
Сидит фашист, не высовывается. Лишь голос из окопа доносится:
— Рус, завтра буль-буль. — И уточняет: — Буль-буль у Вольга.
Действует это «буль-буль» на нервы сержанту Носкову.
Другие спокойны. Кое-кто из солдат даже посмеивается. А Носков:
— Эка ж, проклятый фриц! Да покажись ты. Дай хоть взглянуть на тебя.
Гитлеровец как раз и высунулся. Глянул Носков, глянули другие солдаты. Рыжеват. Осповат. Уши торчком. Пилотка на темени чудом держится.
Высунулся фашист и снова:
Кто-то из наших солдат схватил винтовку. Вскинул, прицелился.
— Не трожь! — строго сказал Носков.
Посмотрел на Носкова солдат удивлённо. Пожал плечами. Отвёл винтовку.
До самого вечера каркал ушастый немец: «Рус, завтра буль-буль. Завтра у Вольга».
К вечеру фашистский солдат умолк.
«Заснул», — поняли в наших окопах. Стали постепенно и наши солдаты дремать. Вдруг видят, кто-то стал вылезать из окопа. Смотрят — сержант Носков. А следом за ним лучший его дружок рядовой Турянчик. Выбрались дружки-приятели из окопа, прижались к земле, поползли к немецкой траншее.
Проснулись солдаты. Недоумевают. С чего это вдруг Носков и Турянчик к фашистам отправились в гости? Смотрят солдаты туда, на запад, глаза в темноте ломают. Беспокоиться стали солдаты.
Но вот кто-то сказал:
— Братцы, ползут назад.
— Так и есть, возвращаются.
Всмотрелись солдаты — верно. Ползут, прижавшись к земле, друзья. Только не двое их. Трое. Присмотрелись бойцы: третий солдат фашистский, тот самый — «буль-буль». Только не ползёт он. Волокут его Носков и Турянчик. Кляп во рту у солдата.
Притащили друзья крикуна в окоп. Передохнули и дальше в штаб.
Однако дорогой сбежали к Волге. Схватили фашиста за руки, за шею, в Волгу его макнули.
— Буль-буль, буль-буль! — кричит озорно Турянчик.
— Буль-буль, — пускает фашист пузыри. Трясётся как лист осиновый.
— Не бойся, не бойся, — сказал Носков. — Русский не бьёт лежачего.
Сдали солдаты пленного в штаб.
Махнул на прощание фашисту Носков рукой.
— Буль-буль, — прощаясь, сказал Турянчик.
Злая фамилия.
Автор: Сергей Алексеев
Стеснялся солдат своей фамилии. Не повезло ему при рождении. Трусов его фамилия.
Время военное. Фамилия броская.
Уже в военкомате, когда призывали солдата в армию, — первый вопрос:
— Д-да. — протянули работники военкомата.
— Д-да. — протянул командир.
Много бед от фамилии принял солдат. Кругом шутки да прибаутки:
— Видать, твой предок в героях не был.
— В обоз при такой фамилии!
Привезут полевую почту. Соберутся солдаты в круг. Идёт раздача прибывших писем. Называют фамилии:
— Козлов! Сизов! Смирнов!
Всё нормально. Подходят солдаты, берут свои письма.
Смеются кругом солдаты.
Не вяжется с военным временем как-то фамилия. Горе солдату с этой фамилией.
В составе своей 149-й отдельной стрелковой бригады рядовой Трусов прибыл под Сталинград. Переправили бойцов через Волгу на правый берег. Вступила бригада в бой.
— Ну, Трусов, посмотрим, какой из тебя солдат, — сказал командир отделения.
Не хочется Трусову оскандалиться. Старается. Идут солдаты в атаку. Вдруг слева застрочил вражеский пулемёт. Развернулся Трусов. Из автомата дал очередь. Замолчал неприятельский пулемёт.
— Молодец! — похвалил бойца командир отделения.
Пробежали солдаты ещё несколько шагов. Снова бьёт пулемёт.
Теперь уже справа. Повернулся Трусов. Подобрался к пулемётчику. Бросил гранату. И этот фашист утих.
— Герой! — сказал командир отделения.
Залегли солдаты. Ведут перестрелку с фашистами. Кончился бой. Подсчитали солдаты убитых врагов. Двадцать человек оказалось у того места, откуда вёл огонь рядовой Трусов.
— О-о! — вырвалось у командира отделения. — Ну, брат, злая твоя фамилия. Злая!
За смелость и решительность в бою рядовой Трусов был награждён медалью.
Висит на груди у героя медаль «За отвагу». Кто ни встретит — глаза на награду скосит.
Первый к солдату теперь вопрос:
— За что награждён, герой?
Никто не переспросит теперь фамилию. Не хихикнет теперь никто. С ехидством словцо не бросит.
Ясно отныне бойцу: не в фамилии честь солдатская — дела человека красят.
