Нам не понять. Грустные истории воспитанников детского дома: как выжить без родителей и остаться человеком
Психолог, работающий с детьми, которые росли без семейного тепла, делится непростыми историями ребят, а также комментирует, как сложный жизненные обстоятельства повлияли на их характер и образ жизни.
Воспитанники детских домов должны обладать сильным характером, ведь им приходится выживать в сложных условиях, без родительской поддержки, рассчитывая исключительно на себя. Они вынуждены приспосабливаться, общаться, улыбаться, когда им совсем не весело, закрываться в себе, манипулировать, добиваться своего места под солнцем. Кому-то все дается легко, ведь на помощь всегда придут любящие родители. Тем, кто лишен этой любви, нужно двигаться вперед без поддержки. Некоторые ломаются, но многие, наоборот, становятся более целеустремленными, сильными, смелыми.
История Марины, которая стала второй мамой для своего братишки
Марине было 9 лет, ее младшему братику Владу – 4 года. Как-то они гуляли возле дома, мама сказала, что ей нужно ненадолго отлучиться. К детям подошли люди в полицейской форме и еще несколько женщин, похожих на педагогов: в строгих костюмах, очках, с папками в руках. Влада взяли за ручку и куда-то повели. Марина начала кричать, чтобы брата отпустили. К девочке подошла одна «учительница», присела и доверительным тоном сообщила, что их везут в детский санаторий. Детей посадили в машину и повезли в сопровождении полиции.
Марина пыталась взять за руку Влада, потому что тот начал плакать и звать маму.
Машина остановилась у здания, которое напоминало школу. «Наверное, это и есть санаторий. Мама просто не успела сказать, что нас сюда привезут» – подумала Марина. Девочку отвели в кабинет врача, который долго заполнял какие-то бумаги. Когда девочка пыталась выяснить, где ее брат, ей ответили, что мальчика поместили в младшую группу.
Марина устроила истерику. Она кричала, что без Влада никуда не пойдет. Работники пытались вразумить девочку, объясняли, что маленький детей помещают в отдельную группу. Но Марина не слушала, что ей говорят. Она заявила: «Если я сейчас же не увижу брата, то сбегу отсюда». Она сдержала свое обещание и в ту же ночь убежала. Нашли девочку на детской площадке, возле своего дома. Марина надеялась, что мама придет за ней и решит все вопросы. Марину вернули в детский дом. На прогулке она иногда видела Влада. Тот, как правило, стоял на одном месте и ковырял носком ботинка землю.
Марина каждый день просила воспитателей, чтобы они вернули ей брата. «Мы никогда не расставались, всегда вместе» – объясняла девочка. Наконец, начальница детского дома сдалась и поместила детей в одну группу. Педагог из «семейной» группы много раз говорила, как Марина любит своего брата. Она заботилась о нем, как настоящая мама: кормила, переодевала, гуляла на улице, играла. Когда сестра уходила на школьные уроки, она подробно объясняла воспитательнице, как смотреть за Владом.
Марину и Влада забрали в приемную семью через 3,5 года. Новые родители оказались добрыми и чуткими людьми. Они изо всех сил старались, чтобы у детей было счастливое детство. Но Марина вела себя странно: она не разрешала приемной маме даже приближаться к Владу, ревновала, не отходила ни на шаг от брата. К сожалению, общего языка с приемными родителями девочка не нашла, и они снова оказались в интернате.
Психолог комментирует историю Марины:
«К сожалению, дети, которые попадают в детские дома, рано становятся взрослыми. Раннее взросление часто встречается у девочек, которым приходилось ухаживать за младшими братьями и сестрами. Ребенок быстро вживается в роль взрослых, и выходить из нее уже не хочет. Это помогает развить сильные стороны характера: стрессоустойчивость, ответственность, лидерские качества. Но ребенок лишен детства, и это, несомненно, сказывается на психике».
История о том, как творчество спасло маленькую девочку от душевных переживаний
Жизненная история Светы трагичная, и не каждый взрослый смог бы такое выдержать, но девочку каждый раз спасало творчество. Мама Светы нигде не работала и пила. Когда она умерла, девочку забрала родная тетя. Она тоже любила выпить, и в пьяном угаре могла даже избить Свету. Девочка боялась тетку, и часто пряталась от нее в комнате. Как-то тетя исчезла на несколько дней, а Света осталась дома одна. На плите стояла кастрюля с супом.
Света решила подогреть суп, потому что проголодалась и хотела есть. Спичками девочка пользоваться не умела, и когда загорелось пламя, она испугалась и бросила горящую спичку на пол. Когда загорелся стул, Света завороженно смотрела на огонь и представляла, что в пламени находится чудесная страна. Там живет мама, много игрушек, Свету любят, ходят с ней в парк и кормят вкусными блюдами.
Запах гари услышали соседи и вызвали пожарных. Пламя потушили, а потом в квартиру нагрянула служба опеки, когда выяснилось, что ребенок несколько дней находился один, без присмотра взрослых. Свету определили сначала в приют, а потом перевезли в детский дом. От серых будней в казенных стенах девочку спасали мечты о прекрасной стране, которую она постоянно изображала на листах бумаги.
Через год Свету взяли в приемную семью, где уже жило несколько детей из интерната. Света могла рисовать часами, и это было ее любимым занятием. Другие дети постоянно обижали девочку, всячески насмехались над ее творчеством, а приемные родители не обращали на это внимания. Света вспоминает, как к ним домой приходили гости, и ее заставляли вставать на стул и декламировать стихи. Света не хотела этого делать, и потом ее били ремнем.
Потом от Светы снова отказались, и она опять попала в детский дом. Девочке приходилось выпрашивать у педагогов альбомы с красками и карандашами, но часто ей отказывали. Света окончательно замкнулась в себе, ни с кем не общалась, была поглощена собственными мыслями. Поскольку она считалась «странной» среди детей, брать такого ребенка в семью никто не хотел.
Света хорошо училась, но абсолютно не шла на контакт с детьми и педагогами. Она все время рисовала и проводила много времени в собственных мечтах. Когда Свете исполнилось 13 лет, ее все-таки взяли в приемную семью. Наладить контакт с новыми родителями было непросто, но они заметили творческие способности девочки и всячески способствовали их развитию. Оказалось, что Света не только хорошо рисует, но и прекрасно поет, обладает актерским мастерством, красиво читает стихи. Светлана принимала участие в творческих конкурсах, победила в конкурсе юных художников. Света благодарна приемным родителям, ведь благодаря им она смогла заниматься любимым делом. Сейчас девушка готовится к вступительным экзаменам в Академию искусств.
Комментирует психолог, который впоследствии работал со Светланой:
«Когда ребенок переживает серьезный стресс, часто это выплескивается в творчество. Это спасает от эмоционального истощения, ведь не зря психологи советуют использовать арт-терапию в некоторых случаях. Через рисунок ребенок переживает свои эмоции, принимает и переживает негативный опыт. Вместе со Светой мы проанализировали ее рисунки, которые помогли выявить сильные стороны ее характера».
История Кирилла, который обрел семью мечты
От Кирилла мама отказалась еще в роддоме. Он с рождения до 14 лет прожил в детском доме. Многие дети со временем перестают ждать маму, а Кирилл продолжал верить, что родители обязательно его заберут домой. Кириллу хотелось добиться успеха, стать известным, и тогда мама обязательно прочитает о нем, увидит фотографии и приедет за ним. Мальчик хорошо учился, много читал, мечтал стать знаменитым актером. Кирилл попал в театральный кружок, где почти сразу получил главную роль в представлении, потому что действительно был очень талантливым.
Кирилла любили педагоги и воспитанники детского дома. Он был симпатичным, вежливым и творческим молодым человеком. Когда Кириллу исполнилось 14 лет, его взяли в приемную семью. Сбылась мечта парня, ведь у него появились заботливые родители, младшая сестренка и даже бабушки с дедушками. Кирилл потом вспоминал, что самое яркое впечатление у него – это первый новогодний праздник, который он отмечал в новой семье.
«Дети, которые лишены родительской ласки и домашнего тепла, конечно же, мечтают о том, что их найдут и заберут родители. Это счастье, когда ребенок попадает в приемную семью и обретает взрослых, которые заботятся и любят. Воспитанники детских домов часто создают крепкие, дружные семьи во взрослом возрасте. Им хочется окунуться в ту атмосферу уюта, тепла, семейного спокойствия, которой они были лишены в детстве».
«Я всегда буду чувствовать себя здесь чужой. » Откровенный рассказ сироты о жизни детдомовцев
А ведь это действительно страшно: все детство провести в детском доме. И попробуй потом найди свое место в этой жизни.
Что переживают дети, которые воспитываются в приютах и школах-интернатах, и насколько им тяжело впоследствии устроить свою жизнь, нам рассказала жительница Витебска Инесса (имена всех героев истории изменены), которая в 90-х годах оказалась в детском доме :
— В детдом я попала в три года. Ситуация банальная: мама пила, папа сидел. Свою жизнь до этого помню смутно: очень маленькая была. Для мамы главное было выпить. А если алкоголя в доме не было, она становилась очень агрессивной. Но чаще попадало не мне, а старшему брату Игорю. Он, шестилетний ребенок, всегда брал всю вину на себя, даже если плохо себя вели мы оба.
Я ем блины, а Игорь смотрит на меня и плачет
— Один раз мама напекла блинов и куда-то ушла из кухни. А мы были такие голодные с братом, что, не дожидаясь ее разрешения, покушали. Когда мать вернулась, то начала ругаться и спрашивать, кто ел блины. Игорь сказал, что это он. Тогда мама поставила брата в угол лицом к комнате, а меня посадила за стол и заставила перед ним кушать. Помню: я ем блины, а Игорь смотрит на меня и плачет.
Двое маленьких детей идут вечером по городу, а никому до этого нет дела
— Мама часто напивалась и буянила. Однажды вечером, когда она пьяная уснула, Игорь сказал мне одеваться, мол, к бабушке пойдем. Мы тогда жили на Чапаева в бараках, а наша бабушка по отцовской линии на Московском проспекте. Когда мы с братом оделись, Игорь начал открывать дверь, но скрипнул засов. Брат спрятал меня за печку, а сам лег в кровать и притворился спящим. Мама ничего не заметила. Мы выбрались на улицу и пешком пошли к бабушке. Дорога заняла довольно много времени, но, к счастью, добрались мы благополучно. Это сейчас, будучи взрослой, я понимаю, что это ненормально: двое маленьких детей идут вечером по городу, а никому до этого нет дела.
Я плакала и просила поехать вместе с братом, но мне сказали, что я слишком маленькая
— У бабушки мы прожили недолго: соседи и сотрудники на работе, куда бабуля часто стала опаздывать, нажаловались в соответствующие органы, и за нами приехали. Знаю, что бабушка, хоть она нам и не родная, хотела стать нашим опекуном, но ей не разрешили, потому как она была инвалидом, сильно хромала. Почему я говорю неродная? Дело в том, что мой папа – бабушкин племянник, сын ее брата. Бабуля усыновила его еще в детском возрасте. Бабушку п маминой линии я не знала: наша мать сама из детдома.
Поэтому путь у нас с Игорем был один. Брата (ему на тот момент было шесть лет) забрали в школу-интернат, а меня, трехлетнюю, в детский дом. Правда, тогда мне никто не говорил, что я еду в детдом. Его называли садиком. Я плакала и просила поехать вместе с братом, но мне сказали, что я слишком маленькая.
Нас посадили на несколько часов в кладовку без света. Было очень страшно
— В детском доме в то время детей было немного: где-то 20 малышей. Я чем-то понравилась ночной нянечке, и она меня часто баловала: приносила сладости и дарила детские украшения.
Спустя пару месяцев, когда бабушке, наконец, удалось узнать, где мы с братом находимся, она приехала меня проведать. И потом бабуля приезжала постоянно, почти каждую неделю. Мама не посетила ни разу. Она считала, что нас в детдом не сдавала, потому навещать и забирать оттуда нас с братом не собиралась. К тому времени она уже была лишена родительских прав.
Не скажу, что в детском доме мне было очень плохо, но я постоянно плакала и хотела к бабушке. Хотя сейчас, конечно, некоторые моменты вспоминаю с ужасом. Например, то, как меня однажды наказали. Мы с одним мальчиком, если честно, не помню, как его звали, украли со шкафчика другого ребенка конфеты, которые ему привезли родственники. Так сладкого захотелось, что не устояли. За это нас посадили на несколько часов в кладовку без света. Было очень страшно.
Постоянно хотелось есть, особенно не хватало сладкого
Когда мне исполнилось шесть лет, меня перевели в школу-интернат к брату. Я была скромным, застенчивым ребенком, а таких не любят, потому Игорю постоянно приходилось меня защищать. Наша школа находилась там же: нужно было только пройти по коридору, и многие учителя по совместительству были и нашими воспитательницами.
Учиться мне нравилось, но жить в школе-интернате было нелегко: постоянно хотелось кушать, особенно не хватало сладкого. Ужин у нас был в семь вечера, отбой в десять, а завтрак только в семь утра. На ужин чаще всего давали кашу с котлетой и булку с маслом. Мы пытались хотя бы булку вынести со столовой, чтобы скушать перед сном, но этого делать было нельзя: воспитатели боялись, что тараканы заведутся. Потому на выходе всегда стояли дежурные, которые всех обыскивали. Если булку находили, то сразу отбирали, не разрешая даже съесть ее на месте. И только когда дежурным был наш класс, удавалось бутерброд пронести.
К некоторым из нас приезжали родственники со сладостями. Но таких счастливчиков в моем классе было всего 8 человек из 29, а поделиться нужно было со всеми. Печеньем и конфетами, что привозила мне бабушка, делилась и я. Но что такое полкило конфет или килограмм печенья на всех?
Мы все были как одна семья, но…
— К тем, у кого было, чем поделиться, в интернате сверстники относились лучше. Если такие ребята нарушали установленный порядок или не подчинялись негласному уставу, то они могли откупиться привезенными сладостями, продуктами, деньгами, что им тайком давали родственники. А если откупиться было нечем, тогда произойти могло всякое.
Мы все были как одна семья: если у кого случался конфликт, например, с кем-то из местных за пределами интерната, то вся школа вставала на его защиту. Но при этом внутри интерната действовали жесткие правила. Провинившихся в чем-либо могли ночью вымазать зубной пастой, сжечь их вещи, жестоко избить целой толпой.
Делили на всех и тогда не голодали после ужина
— Каждый месяц нам были положены «сиротские». Сначала это была тысяча рублей на месяц, когда я перешла в восьмой класс – две тысячи. Правда, на руки их нам никогда не давали. Деньги были у воспитательницы, вместе с ней мы шли в местный магазин, где она аккуратно записывала в тетрадь, кто и на что их потратил. Купить что-либо можно было как за один раз, так и растянуть сумму на несколько посещений магазина. Хотя, что там было растягивать: в то время на эти деньги можно было купить грамм сто-двести недорогих конфет, батон, банку сгущенки и две большие конфеты «карандаш». Это потом, когда мы стали старше, то стали договариваться между собой, чтобы делать покупки в складчину. Кто-то сегодня купит батон, кто-то – банку сгущенки, кто-то – колбасу, затем делили это на всех и тогда не голодали после ужина.
Когда я была в седьмом классе, то нас, шестерых отличников, перевели учиться в обычную местную школу. Конечно, все знали, что мы из интерната, но никогда нас этим не дразнили. Впрочем, мы всегда могли за себя постоять.
Когда я перешла в восьмой класс, то мне сообщили, что бабушка умерла. Но часто приезжал брат: Игорь на тот момент уже учился в училище, где-то подрабатывал и регулярно меня навещал, привозил вкусняшки и тайком давал деньги.
Италия навсегда в моем сердце
— Два раза в год мы, интернатовские дети, ездили в Италию. На месяц-два нас брали к себе итальянцы. Я попала в Рим, в семью, где было двое взрослых дочерей, которые дома практически не жили: учились в колледжах. Ездила я к этой семье десять лет подряд. Неплохие отношения у меня сложились с таким называемым итальянским папой, правда, он был музыкантом, потому дома был не всегда. А вот его жена не работала, но была очень нервной, могла ударить меня ни за что, просто из-за своего плохого настроения.
Моя семья считалась среднестатистической, хотя и жили они в трехэтажном коттедже и у каждого был свой автомобиль. Иногда я привозила из Италии вещи, немного денег. Это было запрещено, потому купюры приходилось зашивать в одежду. С итальянскими сестрами мы и сегодня периодически общаемся по интернету. Для меня это отличная возможность вспомнить разговорный язык, да и просто приятно, что тебя не забывают. Я очень полюбила эту страну: Италия навсегда в моем сердце.
Я работала потому, что мне не за что было жить
— Пожалуй, наиболее остро я почувствовала, что сирота, уже в лицее. Там никто не делал никаких поблажек. А мне первое время было очень тяжело побороть страх выступления перед публикой. Однажды на уроке литературы меня вызвали к доске и задали вопрос по роману «Мастер и Маргарита». И хотя это моя любимая книга, я читала ее несколько раз, смотрела фильм, но тогда, перед классом, не смогла выдавить из себя ни слова. А преподаватель, вместо того, чтобы меня поддержать, высмеяла перед всеми.
Тогда я окончательно поняла, что рассчитывать мне не на кого, и либо я сама смогу изменить свою жизнь, либо, как и большинство детдомовских, пойду по наклонной. Из моего класса единицы смогли устроиться. Многие ребята сидят или недавно вышли на свободу, трое уже погибли, несколько человек получили средне-специальное образование, а в вуз, после лицея, поступила я одна. Набранных мной на тестировании баллов хватило бы для того, чтобы поступить по общему конкурсу, но меня зачислили как сироту.
Когда мне исполнилось 23 года (я была тогда на четвертом курсе) мне перестали платить стипендию. Спасибо декану: он вошел в мое положение и позволил свободное посещение, чтобы я могла подрабатывать. Устроилась я в бар, по графику три через три, с 11 утра до 11 вечера. К сожалению, несмотря на то, что все преподаватели знали о моей ситуации, что я тружусь потому, что у меня не было за что жить, далеко не все шли мне навстречу. К счастью, я смогла окончить университет и сегодня работаю по специальности.
Что касается моей мамы, то она пришла ко мне, когда я училась в вузе. Но не потому, что соскучилась, а чтобы узнать, почему я выписалась из нашей общей квартиры. Сегодня мы редко поддерживаем отношения. Мама не считает меня своей дочерью, общается как с подружкой. А я не могу ей простить, что мой брат сидит за кражу по ее вине. Но об этом я говорить не хочу.
Я всегда буду чувствовать себя здесь чужой
— Детдом – это особый мир и «переселиться» из него в нормальное человеческое общество очень тяжело. Мне кажется, я всегда буду чувствовать себя здесь чужой. Прошло уже десять лет, как я выпустилась, но все вокруг до сих пор для меня непонятно и страшно. Я боюсь строить отношения, заводить близких друзей, с ужасом думаю о создании семьи. Но одно знаю точно: если когда-нибудь у меня будет ребенок, я сделаю все, чтобы он никогда не узнал, что такое детский дом».
«Родителей я так и не простил»: рассказы воспитанников детдомов
Второй понедельник ноября – Всемирный день сирот. По статистике, на планете сейчас более 150 миллионов детей-сирот. Сегодня мы даем слово тем, кто не понаслышке знает обо всех тяготах жизни в детском доме.
Лев, 20 лет, приемный ребенок: «Воспитывали нас «экзотично»»
Отца у меня не было с рождения. Мама была недееспособна, ей просто не дали меня, забрали в дом ребенка, потом – в детский дом. Понимание слова «мама» во мне не сформировалось, и когда она умерла, я не почувствовал утраты.
Я плохо помню свое детство. Но отдельные фрагменты врезались в память.
А летом таким наказанием была крапива. Еще помню, как запихивали мою голову в стиральную машину, и это было очень страшно.
Если ребенок писался по ночам, его наказывали. Не давали пить вечером и всю ночь, клали на голую клеёнку (а на нее – крапиву). Или просто лупили, если проснулся мокрый.
Помню, как бегал по коридору и уронил цветок. Зная, что примерно меня за это ждет, я разрыдался и испачкал штаны. Воспиталка в ярости потащила меня в ванную, по дороге отвешивая подзатыльники, и там продолжала меня отмывать, обзывать и бить одновременно.
С провинившимися разбирались старшаки – им нас приводили специально на «воспитательную беседу», и нас били так, чтобы следов не оставалось.
В ход шла и карательная психиатрия: всех, кто плохо себя вел, клали в психушку на месяц, иногда – на два. Списки озвучивали на общей школьной линейке, перед всеми, видимо, чтоб другим неповадно было.
Некоторые ребята говорят, что в детском доме – свобода. Нет, мы были несвободны. Из интерната – до метро, от метро – в музей, все остальное время ты за забором.
О свободе я как раз мечтал. Очень ждал 18-летия. Мечтал, что стану ветеринаром, потому что любил животных.
В 15 лет я попал в семью. Мои представления частично оправдались, но не все. Например, я понял, что родители – это не друганы, с ними надо соблюдать субординацию. А еще – что надо учиться.
Благодаря семье я изменил свои мечты о будущем. Я понял, например, суть работы ветеринаром, увлекся физикой, сначала готовился в Бауманку, а в 11 классе заинтересовался финансами. Сейчас я учусь на первом курсе Финансового университета при Правительстве РФ.
Я долго не мог выстроить взаимоотношения с домашними детьми: не умел знакомиться, заводить разговор и сильно мучился по этому поводу. Все изменилось в студенчестве, только там получилось открытое общение.
Александра, 15 лет, живет в детском доме: «Детей возвращают, таких историй много»
Моя мама выросла в детдоме, все ее близкие погибли. Отец бросил ее беременной, у нас не было постоянного места жительства, и нас забрали – меня и моего брата. Так я в 4 года попала в детский дом.
Я еще не понимала, что происходит. Через 2 года меня забрали в приемную семью, где я прожила 6 лет. У них был свой кровный сын, но уже взрослый, а они хотели девочку.
Я хорошо училась, мама помогала, делала со мной уроки. Они много со мной разговаривали, хотели вырастить из меня человека. Надеюсь, у них это получилось.
В подростковом возрасте начались проблемы, я капризничала, стала их обманывать, хотя мама принципиально не выносила вранья. Я врала, потому что боялась наказания. У нас часто были конфликты, которые заканчивались слезами, – моими или ее. И однажды мама сказала: хватит.
Они сделали все тайно, даже не поговорили со мной. Сначала отдали меня в летний лагерь, оттуда – в реабилитационный центр, потом – в другой, а уже там психолог очень мягко сообщила, что от меня отказались.
Для меня это все равно было ударом, я заплакала. Во мне было опустошение, обида. Сейчас я понимаю: у нас не получилось наладить взаимоотношения. Детей возвращают, таких историй много…
У меня не было телефона, я не могла с ними связаться. Позже ко мне приехал папа – в гости. Но мне не хватило духу обсуждать с ним эту ситуацию.
Он и сейчас иногда приезжает. Папа хотел бы меня забрать, но приемная семья не может взять ребенка дважды – считается, что они не справились.
В детском доме не хватало свободы, которая была в семье. Не хватало родительской ласки, семейной атмосферы.
Сейчас я перевелась по собственному желанию в другой детский дом. Здесь воспитатели ищут для детей репетиторов, волонтеров, разные фонды для помощи, организуют конкурсы, поездки.
В 2016 году моя кровная мама нашла меня в соцсетях. Сначала я не хотела общаться с ней, но потом мы встретились. Мне говорили, что она ведет асоциальный образ жизни, выпивает, но это оказалось не так. Она много работает, забрала брата из приемной семьи, он сейчас живет с ней. Она хотела забрать и меня, но я отказалась. Решила, что спокойнее остаться в детском доме, а после выпуска пойти своей дорогой.
Сейчас я занимаюсь в программе «Шанс» фонда «Арифметика добра», у меня есть наставник из фонда «Солнечный город», с ним мне надежно, он меня поддерживает. Я подтянула успеваемость, хочу поступать на факультет рекламы и связей с общественностью в ВШЭ.
Пойду ли я снова в приемную семью? Это сложный вопрос, сейчас у меня нет никакого доверия к людям. Я знаю, что мама у меня есть, мне этого достаточно.
Евгений, 30 лет, выпускник детдома: «Все, что можно, у меня уже отобрали»
В детский дом я попал года в два. Мама пила. На свободе осталась только моя старшая сестра – ей было уже 16. А нас, братьев, распределили по разным детдомам.
Мне как раз удалили один глаз, была онкология. В детском доме меня стали звать Циклопом, но потом я проявил свой задиристый характер, и получил прозвище Джек-Воробей, а потом просто – Воробей.
В детских домах процветала дедовщина. Каждый сам за себя, есть характер – выстоишь. «Хороших» не любили, я учился хорошо – меня били.
Отправление в больницу было издевательством – будили по ночам, задавали сонному вопросы, как будто пытали. Подсаживали детей на уколы и таблетки. Но потом мы даже радовались поездке в больницу – хоть отдохнешь от детского дома и от наказаний и битья.
Наказания были самые разные. У меня в 7 лет нашли пачку сигарет, я подрался с девчонкой из старшаков, которая сдала меня, – за это меня посадили на ночь в овощехранилище. Там крысы по картошке бегали. Я не мог спать, боялся, что они меня загрызут, так и ходил туда-сюда всю ночь, чтобы не уснуть.
Сначала старшаки надавали по шее: почему это я иду в семью. Жили же в детдоме по понятиям, в семью якобы забирали «лохов, которые постоянно ныли». Рассказать, что в семью не пускают старшаки, тоже нельзя – это было бы стукачество.
Воспиталки тоже говорили: «Ну вот, мы так хорошо к нему относились, а он нас бросает». Теперь я думаю, может, если бы ушел тогда, жизнь была бы лучше.
Я хотел стать каменщиком, но детский дом отправил меня учиться на овощевода. Выбирать нам не позволяли.
Меня это шокировало, так всю ночь и просидел над бумажкой о ее смерти. Я ведь мечтал выйти из детского дома и разобраться с ней: за что она так с нами поступила? А теперь и отомстить было некому.
Родителей я так и не простил. Простить можно того, кто сам этого хочет. Но раз мать при жизни этого не хотела, значит, ей не надо.
Жилья при выходе из детдома мне не дали – я даже не знал, что мне это положено. Сейчас идет судебный процесс.
Как только я вышел из интерната, с меня сняли инвалидность по зрению. Теперь мне отказывают в группе инвалидности, я несколько раз пытался встать на учет. Работаю грузчиком в ночные смены.
Если я ослепну, жить не хочу. В одиночку с проблемами не справиться. Человек одинок после детского дома, и это трудно.
Мне терять уже нечего. Может, поэтому мне так легко и живется. Все, что можно, у меня уже отобрали.
Ко Всемирному дню сирот фонд «Арифметика добра» запустил в соцсетях флешмоб «У детей должна быть семья». Если вы тоже хотите привлечь внимание к этой проблеме, поддержите его: поставьте на свою аватарку рамку (можно загрузить тут) и сделайте пост о своем отношении к сиротству с хештегами #арифметикадобра и #деньсирот
