Военная разведка. Том 2. Афган. Чечня. 11
Чечня — басаевские наемники
***
Ночь, не видно в небе звезд!
Я знаю, мины там лежат,
А нам по ним пройти,
Не подорваться надо.
Чтоб видели наемники,
Не подозревая ничего,
Рискуя жизнью, мы должны,
Заманить их в логово.
«Аллах Акбар!», — кричат они,
На минах подрываясь.
Басаев 100 тысяч долларов
За наши головы
Всем предлагает.
Вот такая у нас
Дорогая работа!
Слава военной разведке, полковой разведке
ОДОН! Честь! Слава! Родина!
Для нас превыше всего. И сражались мы,
и умирали не за звонкую монету.
Чечня, граница с Дагестаном
***
Посвящаю 3-й роте 1-го взвода ОДОНа и всем моим
бойцам-разведчикам, с честью выполнившим свой
долг в горячих точках. Посвящаю подполковнику
Тюменеву В. Е., подполковнику Латышеву П. С.,
капитану (краповику) Можайских В. Ю.
Третья рота — 1-й взвод…
Я в ОДОНе,
Я в разведке,
Я живой!
Не грусти ты, мама,
Пролетит и этот год,
Я приду домой.
Третья рота — 1-й взвод,
Буду я скучать, ребята!
Вы теперь моя семья,
Мы навеки братья!
Аргунское ущелье в Чечне
***
Полковая военная разведка
В Аргунском ущелье,
Уходим воевать…
Там спрятались бандиты,
Как крысы в норах сидят
В зеленке непролазной…
Вокруг глаза глядят,
И где трава — примета,
От нас бандиты не уйдут.
И краповая тельняшка
Промокла от жары…
Такая у нас работа,
Дозор наш впереди.
Военная разведка,
Как волки бродим мы,
Мы чувствуем добычу,
Врага мы победим.
Военная разведка,
Такие, брат, дела…
Отбор у нас и тесты,
Но, если ты захочешь,
В ОДОН в разведку
Приходи служить.
Слава полковой разведке ОДОН и спецназу
«Витязь», «Русь», «Пересвет», «Альфа»,
«Вымпел»… Никто не забыт, ничто не
забыто…
***
Посвящаю командиру 1-го взвода и краповику
Кильдешову С. Д.
Посвящаю заместителю по специальной
подготовке Подосинникову А. В., Филипьеву А.,
Долбушу А. А. (спецназовцам).
Контрабасу Матросову Алексею…
Чистильщики!
Так нас враги прозвали.
В тылу у них мы позади.
Летят на головы им
Ракеты, бомбы…
Мы ищем их,
И даже в траншеях
Их глубоких.
Наводим ВКС,
И бомбы разрушают норы,
А если надо,
Преградим им путь!
Работайте, ребята!
Враг, ты не забудь,
Работает военная
Разведка!
И в плен боевиков,
Хоть даже на коленях,
Мы не берем!
***
Подбили БМП…
От взрыва все погибли…
А я, хоть раненый, живой.
Боевики кричат:
«Вылазь — мы пощадим тебя!»
А я пощаду видел их,
Как, горло перерезав,
Раненым моим друзьям.
Идите к черту,
Воины ислама.
Я гордый парень
Из пехоты и не сдамся вам!
Дослав еще я ленту
В свой патронник,
Стреляю я по своим
Врагам.
Броня дымит —
Я задыхаюсь…
О, мама! Как люблю
Тебя…
Но лучше умереть героем,
Чем в ноги кланяться
Боевикам…
Вечная слава героям, отдавшим свои жизни
за освобождение Чечни и Дагестана.
owkorr79
Самый лёгкий день был вчера. Не забывай!
370 ооСпН 16 обрСпН в Грозном, январь 1995 года. Часть первая
Попал я в 16 бригаду не случайно, а по направлению. Дело в том, что до армии я уже достаточно долго занимался рукопашным боем и даже вёл тренировки целой группы порядка ста человек. Так вот одним из моих подопечных оказался мальчишка, отец которого в свою очередь являлся действующим полковником ВДВ. Так вот с его участия и началась моя служба именно в 16 ОбрСпН. Владимир Сергеевич Русакович имя этого полковника. Офицер ГРУ. Как-то после тренировки он подошёл ко мне и без лишних слов предложил службу в Чучковской бригаде спецназа. Моему счастью не было предела. Ведь служить в спецназе ГРУ было недостижимой мечтой. Я согласился сразу, не раздумывая. Он пытался рассказать, что служба в спецназе тяжелей и сложней, чем в других войсках, но я его уже не слышал. Ведь мечта осуществлялась, а всё остальное было уже не важно. К тому моменту я прочёл книгу знаменитого предателя Виктора Суворова «Аквариум» и буквально заболел спецназом ГРУ. По прибытии в часть меня постигло некоторое разочарование, т.к. воображение рисовало мне одни картинки, а реальность оказалась другой. Ну это уже другая история.
«ТВОЙ ОТРЯД ЕДЕТ В ЧЕЧНЮ»
Подполковник Евгений Георгиевич Сергеев (17.02.1956-25.04.2008 гг.), командир 370 ооСп: «. началась Чечня. И снова вызвал меня Фомин (подполковник Александр Фомин, командир 16 обрСпН): «Принято решение. Твой отряд едет в Чечню».
Подполковник Е.Сергеев, фотография, сделанная незадолго до смерти
Тут уже деться некуда. Что же это за командир, который со своим батальоном отказывается выполнять боевые задачи?Поскольку отряд был сводным, хоть и на основе моего, я принялся за разработку временного штата. За основу, конечно, взял штат афганского отряда. Но только за основу. Для того чтобы разведчики не занимались охраной своего ппд и несением внутренней службы, я создал взвод охраны и комендантский взвод. Начальниками служб шли, помимо моих штатных, начальники служб бригады. У командиров рот появились заместители. Ими были командиры соседних рот. Всего в отряде насчитывалось двести пятьдесят человек. Начальником штаба у меня был Эльдар Ахметшин. В штаб отряда вошли офицеры штаба бригады. Сразу нужно отметить, что штаб получился очень сильным.
Укомплектовав штат отряда, мы приступили к тренировкам. Но к выполнению каких задач нужно готовить наших бойцов, никто не знал. Одно дело, если мы будем выполнять свои, разведывательные, задачи, другое дело, если на нас повесят выполнение несвойственных спецназу задач. На всякий случай отрабатывали все. Даже учились дома штурмовать. Для повышения физической выносливости все бойцы от подъема до отбоя ходили в бронежилетах. Постоянно проводились стрельбы. Примерно через месяц мы вылетели в Моздок. Садились на самолеты в Дягилево. Подогнали нам для посадки «Русланы». С нами вылетел и начальник разведки округа.
Начинаю знакомиться с экипажами. Спрашиваю механика: «Сколько БТР водил?». Отвечает: «Три километра в учебке».
А я спрашиваю: «Ребята, а почему вы здесь стоите? Дорога-то вон где проходит».
Согласно приказу мы перед Самашками должны были уйти с трассы на север и добираться до Грозного по хребтам. До нас здесь прошел не один десяток боевых машин. Целина превратилась в кашу. Как мы доехали до Грозного, одному Господу известно. Шли опять с утра до позднего вечера. При том, что по трассе до чеченской столицы оставалось не больше шестидесяти километров. Мне до сих пор непонятно, почему, обладая такой мощью, командование не могло взять под контроль всю трассу. Колонны можно было прикрыть с воздуха вертолетами. В засадоопасных местах можно было выставить наши посты, дорогу, если там были мины, разминировать. Не делалось это, скорее всего, из-за того, что обстановку в районе никто не знал.
Наконец прибыли в тыловой район группировки, который располагался на окраине Заводского района. Бардак и неразбериха невообразимые. Никто нас не ждет и не встречает, а значит, место для расположения не назначит. Где смог, там и расположился. Нашел я место, где еще трава была. Здесь и встали. Тут же ночью поставили палатки, кухня начала готовить завтрак. Главное было создать людям максимально возможные удобства. Утром с начальником разведки округа нам выезжать в Грозный, для того чтобы представиться командованию и получить задачу. Еще вечером нам должны были дать проводника из 45 полка спецназа ВДВ. Когда утром я прибыл туда без знаков различия в нагруднике, меня попытался «построить» какой-то холеный полковник в фуражке и повседневной форме. Его не устраивал мой внешний вид. Меняже не устраивал его. Странно. После Афгана прошло всего шесть лет, а уже все забыто. Снова люди приезжают на войну, как на банкет.
ПОСТУПАЕМ В РАСПОРЯЖЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО
За разведку здесь отвечал бывший выпускник десантного училища, оканчивал он седьмую или восьмую роту. До этого работал в оперативном отделе. У него был план города. Когда я заглянул туда, то не увидел нанесенных разгранлиний. Какой дом кому принадлежал, было неясно. Даже свои войска на карте были ото-бражены кое-как, не говоря уже о противнике. Когда он попытался поставить задачу моим разведчикам, я вообще загрустил. По его словам, мои разведчики ввиду отсутствия карт и планов города должны были пойти в указанном им направлении с чистым листком бумаги и по мере продвижения вперед записывать все, что увидят, а потом вернуться и доложить. О том, что обстановка может измениться, он как-то не думал. Того, что я могу вывести группы в город на несколько дней, где они смогут скрытно выдвинуться в тыл духов и вести наблюдение в течение этих дней, он даже не предполагал. Мысль о том, что нужно максимально сократить время от получения информации разведчиками до доведения ее старшему начальнику, а от него средствам поражения, его, видимо, не посещала. Через несколько дней он погиб. Организацией разведки, планированием применения имевшихся сил и средств разведки занялся старший офицер по спецработе из штаба Московского военного округа. Умнейший был полковник, и смог все организовать грамотно.
Поскольку мой отряд располагался в тыловом районе, а задачу ставил лично командующий, возникала проблема. От расположения отряда до ресторана «Терек» было сорок пять минут езды. Это было крайне неудобно. Поэтому было принято решение о делении отряда на два расположения.
В тыловом районе я оставил Эльдара Ахметшина за старшего. Часть узла связи развернул у командующего. Там постоянно находился мой полковник. В его распоряжении также был БТР «Чайка», радист и три человека для охраны. Я взял с собой заместителя, двух офицеров штаба и одну роту разведки. Дом, который мы решили занять, находился в восьми минутах езды от гостиницы «Терек». Недалеко стоял чей-то разведбат. Здание находилось на территории какого-то промышленного предприятия и поэтому было огорожено бетонным забором с проходной. Это было очень удобно.
Снабжение воюющих подразделений было организовано по следующему принципу. От части выделяется колонна автомобилей и направляется в Беслан. Там получает все необходимое и возвращается обратно. Наверное, не стоит объяснять, насколько это неудобно. Нам удалось, хотя и частично, решить эту проблему иначе. Дело в том, что заместителем командующего группировки «Юг» был бывший заместитель по тылу командира забайкальской бригады спецназ, где раньше служил и я, поэтому многие вопросы тылового обеспечения моего батальона были решены».2
13 января влетели из Дягилево и вечером были в Моздоке. 14 января получили в Моздоке БК и вышли в Беслан, вечером были там. Транспорт был, это были наши КАМАЗы из автороты, но они шли по ж/д, пришли позже, и в бригаду вернулись весной тоже позже нас. Бронетехнику дали в Беслане, водители БТРов были из Таманской дивизии, но в бригаду они вернулись вместе с нами и увольнялись «по голубому» т.е. в тельниках и беретах, помню после возвращения в бригаду их водили на вещевые склады и они там всё это получали.
Проблем с боеприпасами мы не испытывали. В первые дни жрать было нечего и воды не было, а вот патронов с гранатами на целую армию хватило бы. Все БТРы под завязку были забиты боеприпасами. Через недельку обжились и с питанием наладилось. Вода привозилась. Мыться, конечно, нельзя было, но от жажды не страдали. А после набега на консервный завод, так вообще не жизнь, а малина стала. Компоты, варенье, мука, мешок арахиса и прочее другое. При зачистке жилых домов нашли немерянное количество шоколадных батончиков и огромную бутыль лимонадной эссенции. Короче, не бедствовали. Даже с СОБРом за пищевые трофеи пободались. Они думали, что мы пехота зачуханная, а мы их на х. послали. Смешно со стороны было. Вот как-то так.
Непосредственно контактировали с частями ВДВ 76-й псковской ВДД. Корректировщики артогня, которые работали с нашими группами, были псковичи. Даже курьёзный случай был. Старлей-десантник, работавший с нашей группой, оказался моим старым знакомым с гражданки. В бытность свою учёбы в военном училище в Коломне он частенько приходил тренироваться к нам в зал. И мы с ним часто спарринговали. Я его сразу и не узнал. Только спустя сутки, когда разговорились во время короткого отдыха. Такие встречи бывают на войне.
На следующий день Командующий поставил задачу передать три группы в распоряжение 19-й мед. Первый выход отряда. Естественно, что я пошел с ними. В каждой группе шло по два офицера, чтобы они могли, возвратившись, поделиться опытом с остальными. Мои группы должны были действовать вместе еще с двумя группами разведбата. Согласно информации о противнике, духи отходили и оставляли группы прикрытия, которые минировали свои пути отхода и организовывали засады. Мы должны были выдвинуться вперед и проверить здания на наличие боевиков, а после того как здания нами будут заняты, передать их пехотному батальону, с расположения которого мы действовали. Начал организовывать с комбатом взаимодействие. Оказалось, что у него на весь батальон одна единственная радиостанция. Стали уже определять зрительные сигналы ракетами.2
Подполковник Е.Сергеев: Технику оставили и пошли вперед. Две группы стали перебегать через дорогу. Откуда стреляли и кто, в городе определить трудно. Но под огнем одного из моих бойцов уже ранили. Связываюсь с комбатом, чтобы забрали его. Отправляю двух своих, чтобы вынесли раненого. Они тащат его к пехоте снова под огнем и возвращаются ко мне.
Пока ждали, обнаружили возле зданий, недалеко от цирка, БМП-КШ и без видимых следов повреждений. Выйдя из цирка, двинулись к этой группе домов. Огневого воздействия противника не было, и мы беспрепятственно до них добрались. По дороге обнаружили трупы боевиков. Один из них, судя по документам, был иорданец. Заняли дома и приступили к очередной «зачистке». Как выяснилось, в подвалах этих домов прятались местные жители. Среди них был и заместитель командира печально известной майкопской бригады со своим водителем (Подполковник Виктор Петрович Андриевский). Это их машину мы обнаружили. Мирные чеченцы прятали их в подвале от боевиков. Как они там оказались, я не уточнял. Разведчики дивизии забрали их и позже передали своим. Мы же заняли круговую оборону в этих домах и удерживали их до утра. У пехоты не хватало людей, для того чтобы занять их. Эти дома были рубежом конечной задачи, которую поставило нам командование. Выполнив ее, мы вызвали свои бронетранспортеры и двинулись в расположение».2
Подполковник Г.Домысловский: Так оно и было. Немного уточню насчёт Андриевского На фото грозненского цирка справа от него стоит новое многоэтажное здание.
В первом подъезде жила чеченка Сибила. Её сын, лейтенант, выпускник Орджоникидзевского ВОКУ накануне событий подорвался на мине рядом с 1-м военным городком и погиб. В тот день, когда били майкопцев она и ещё несколько женщин находились в подвале дома. БМП-КШ была подбита боевиками и загорелась. Из машины выбрались замкомбрига и механик-водитель, раненый. Рядом с машиной оказалась яма подвала, где было окно. Они туда спрятались.
Рисунок Г.Домысловского
Рисунок Г.Домысловского
Фотография фоторепортера Алексея Созонова (работал в Грозном с 3 января 1995 г.)
БМП-КШМ входила в состав одной из колонн, отправленных на выручку подразделениям 131 омсбр и 81 гв.мсп, находившихся в тяжелом положении на железнодорожном вокзале.
Лейтенант Сергей Кравченко, зквр разведроты 131 омсбр: «Следом (за БМП №015) шла машина с замом командира бригады полковником Андриевским БМП-КШ. Она приняла влево и пошла по улице Комсомольской. буквально метров 15-20. В неё тоже попала граната».3
Прапорщик Юрий Анатольевич Созинов, 690 ооСпН 22 обрСпН: «Наша БМП шла следом за КШМкой. После того, как прошли перекрёсток, механик-водитель будто бы стал сам не свой. Видимо, сильно испугался. Когда впереди увидели площадь, то справа от цирка КШМ был произведен выстрел из РПГ. КШМ от попадания загорелась. Я знал, что там лейтенант Ерофеев и Володя Козаков (Казаков), и думал, что мы сможем их вытащить. Но наш механик резко повернул направо и по маленькой улице понёсся, куда глаза глядят, мы его остановить не могли. » 4
Фото БМП-КШМ на улице Комсомольской взято из Живого журнала Константина Яука 
botter
Подполковник Сергей Зеленский, заместитель начальника штаба 131 омсбр: «Примерно в два часа подбили машину замкомбрига. Связь с ним прервалась. Как потом выяснилось, Андриевского ранило в плечо, двадцать один день он числился без вести пропавшим, пока вместе с одним солдатом не прорвался из окружения в расположение российских частей».6
1. Адаменко Е. ПЕРВАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. Интервью с выжившим 24 января 1995 года младшим сержантом 16-й бригады СпН ГРУ Иваном Козловым. https://vk.com/wall-567684_105717
2. Сергеев Е. Начало Чеченской кампании поражало своей неразберихой//Козлов С. и др. Спецназ ГРУ. Историческая энциклопедия в 5 книгах. Книга 4.-«Безвременье.1989-1999 гг.».-М.:»СПСЛ»,»Русская панорама»,2010. Стр.187-195.
3. Рассказ лейтенанта Кравченко. 4 февраля 1995 года. https://youtube.com
4. Книга Памяти. Том 4. Майкоп, 2002, стр.1088
5. Книга Памяти. Том 4. Майкоп, 2002, стр.1088
6. Огрызко В. Как хочется услышать тишлину//Неизвестные войны XX века. М., 2003, стр. 326
7. Книга Памяти. Том 4. Майкоп, 2002, стр.1088
Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)
Первая чеченская война. Исповедь кавказского пленника (22 ОБрСпн ГРУ)
11 января мы опубликовали статью о пленении военнослужащих 22 бригады спецназа ГРУ. Сегодня мы публикуем рассказ офицера, который командовал тем отрядом вначале, действовал в его составе до пленения и, так вышло, командовал на завершающем этапе. Уже в плену. Эта история от непосредственного участника тех событий, так сказать «из первых уст».
С начала описанных ниже событий, которые разворачивались в самом начале первой чеченской кампании, прошло уже более 20 лет.
Сейчас уже многие забыли, а тогда и в прессе, и по телевидению мелькали скандальные сообщения об отряде спецназа ГРУ, угодившем в плен к чеченским боевикам. Об этом было несколько публикаций и даже сюжет на ТВ, но ни одно из сообщений не соответствовало действительности, поскольку строились они на основе слухов и рассказов тех, кто там не был.
ПРЕДЫСТОРИЯ
Это был декабрь 1994 года. По прибытии в Моздок подполковник С.В. Бреславский, принявший командование 22-й бригадой спецназа, вызвал меня и приказал возглавить одну из групп. Я в то время был начальником оперативно-разведывательного отделения штаба отряда и посему возразил, что мое дело карты рисовать и других учить, как воевать надо. Но он в доступной форме мне объяснил суть моих заблуждений, и я, втайне радовавшийся возможности повоевать, без лишних слов начал готовить личный состав.
ПЕРЕД ВЫЛЕТОМ
Мы же тем временем начнем наводить артиллерию и авиацию на отступающего противника. А в ночь со 2 на 3 января мы должны были выйти на дорогу, провести засаду, после чего эвакуироваться с помощью авиации. Никто из авторов этой затеи даже не задумался о вероятности длительной обороны Грозного и возможных тяжелых городских боях. Задача нам еще тогда казалась бредовой, теперь же это очевидно.
Однако решение на действия было мной принято, при помощи старших офицеров отработано и нанесено на карту. Десантироваться я должен был на северных склонах Кавказского хребта в начале Аргунского ущелья. При этом я четко понимал, что в горах мне делать нечего.
Действовали отрядом из двух групп. Я командовал отрядом и одной группой, второй – старший лейтенант М.Абрамов. В каждой группе было по 12 бойцов. Вылетали на двух вертушках. На аэродроме встретили группы из бердской бригады. Им предстояло работать в районе Шатойского ущелья под Сержень-Юртом.
Личный состав на аэродроме проверял полковник Гаршенин из ГРУ. Проверил группу бердской бригады. Стал проверять наш отряд. Представляюсь: «Командир отряда начальник оперативно-разведывательного отделения штаба отряда майор Морозов». И тут началось. Он на начальника штаба бригады, которым тогда был Олег Мартьянов, орет: «Вы что? Командиром отряда штабную крысу назначили. »
Правда, Мартьянов его успокоил, сказав, что я только в сентябре сдал роту и что опыт Афгана – два года. Одним словом, достоин. На что Гаршенин весьма скептически произнес: «Ну-ну! Вам виднее, но что-то вы странного командира назначаете». Это меня сильно задело и впоследствии сыграло негативную роль.
НЕУДАЧНОЕ ДЕСАНТИРОВАНИЕ
К моменту десантирования под Грозным уже горели нефтяные скважины и обе запланированные площадки приземления – основная и запасная – были затянуты густым дымом, что не позволяло вертолету сесть. Вертолетчик мне так и сказал: «Братан, ни на первой, ни на второй площадке я сесть не смогу. Что будем делать?» В такой ситуации я имел полное право вернуться в ППД.
Садимся. Моя группа была «заинструктирована до слез». Первым высаживаюсь я, за мной мой «телохранитель», далее все остальные «в нитку» – и в ближайшие кусты. Вертушка сразу отваливает. Высаживается группа Абрамова, выпускника Бакинского ВОКУ. Бойцы прыгают из вертушки и располагаются перед ней веером. Вертолет из-за этого взлететь не может. Наконец Абрамов понял свою ошибку и бойцов убрал. Вертолет отвалил. Я его потом начал ругать, а он говорит: «Нас так учили». Наверное, перепутал высадку при работе досмотровых групп с десантированием на задачу.
Начали подниматься на гору и уткнулись в старика, пасущего отару овец. Сзади село, впереди пастух. Обойти незаметно не получается. Садимся и ждем, пока он свалит. Заняли круговую оборону на склоне.
Вроде бы все нормально, но чую, что-то не то. Как-то на душе неспокойно. А в Афгане я привык внутреннему голосу доверять. У Абрамова был взводный, старший лейтенант Михайличенко. Вызываю его и ставлю задачу с бойцами досмотреть спуск с горы и выяснить, нельзя ли незаметно обойти этого пастуха. Он спустился и оттуда жестами показал, что пройти можно.
МЫ ОБНАРУЖЕНЫ
Понимаю: стоит начать движение, нас сразу обнаружат, а группа развернуться в их сторону не успеет. Командую: «Всем замереть!», а мы с Мишкой снимаем автоматы с предохранителя и поверх голов группы берем боевиков на прицел. Так получилось, что они выше, и мы на фоне склона и поля хорошо видны.
Выходят на меня три боевика в колонну по одному. Впереди, судя по всему, командир. Я его выцеливаю в лоб, но прекрасно понимаю, что идущие за ним успеют открыть огонь и вероятность наших потерь высока. Бойцы сидят на корточках к ним спиной, и, чтобы открыть огонь, им надо развернуться, изготовиться и прицелиться. Понятно, что «духи» выстрелят раньше и кого-то обязательно зацепят.
Впереди идущий наконец почувствовал что-то. Подняв глаза, он наткнулся взглядом на зрачок ствола, смотрящий ему прямо в лоб. Немая сцена… Я жестом показываю, мол, отваливайте и расходимся мирно, а сам в напряжении жду. Если схватится за автомат, я сразу его валю. Но он все понял, что-то крикнул своим. Они развернулись, к ним присоединились остальные и быстрым шагом скрылись за холмом.
Я тут же подал команду: «Группа, подъем!» Вскочили, попытались их перехватить, но никого не обнаружили.
Анализируя ситуацию, считаю, что поторопился снять дозоры, которые могли бы нас прикрыть, находясь выше. При этом наверняка мы бы их завалили. А раз так, то можно было бы смело вызывать вертолеты, поскольку результат налицо. Это бы позволило избежать дальнейших неприятностей.
НОВОГОДНИЕ ТЕЛЕГРАММЫ
Выходим на площадку десантирования, и я, как в Афгане, даю радио: «Группа обнаружена, прошу эвакуацию!» Получаю ответ: «Вертолетов нет. Уходите на юг и продолжайте выполнение задачи». Но проблема в том, что предложенное направление движения выводило группу за пределы района, на который у меня была карта, поскольку задача была действовать не на юге, а севернее, ближе к Грозному. В таких условиях я не мог дать координаты группы, да и ориентироваться в лесистых горах, даже имея карту, довольно сложно.
Уходим, но периодически давим: «Прошу эвакуацию!» А это новогодняя ночь! В селах стрельба, ракеты пускают. Тут радист сообщает, что на «Ляпис» пришел вызов. Разворачиваемся, давим связь. Нам в ответ шифрограмма: «Поздравляем личный состав группы с Новым годом! Желаем счастья!»
Снова приходит вызов на «Ляпис». Снова разворачиваем станцию, снова идет шифрограмма, снова лезу с фонариком под спальник и колдую с ШСН. Офицеры в напряжении: «Ну?!» Зачитываю текст: «Поздравляем старшего лейтенанта Абрамова с присвоением внеочередного воинского звания «капитан». Без комментариев.
Веду группу просто по компасу на юг, авось повезет. И повезло. 2 января к утру вышли на какой-то карьер, посереди которого стояло дерево. Площадка для приземления одного вертолета просто идеальная. А если дерево спилить, то и две вертушки запросто сядут. Проблема только в том, что не можем определить и сообщить координаты. Даем радио в Центр такого содержания: «Нахожусь: координаты такие-то, южнее 5 километров. Имеется площадка приземления, прошу эвакуации».
Мне в ответ приходит радио: «Продолжайте выполнение поставленной задачи».
Какой задачи, если мы без карты? Даже если и обнаружим что-то, как передать, где это находится? Бред! Даю снова радио: «Прошу эвакуации!»
Мне снова: «Продолжайте выполнение поставленной задачи». К 3 января у нас закончился сухой паек. Наконец-то должны эвакуировать. Погода классная, даже бабочки летают. Небо ясное. В общем, нет видимых причин задерживать эвакуацию.
НОВЫЙ ДЕСАНТ?
Приходит первое радио: «Эвакуация во столько-то». Ну, слава богу! Спустя некоторое время приходит вторая радиограмма: «Прошу обеспечить безопасность площадки приземления». Тут-то мы и загрустили, поскольку стало ясно, что к нам будут высаживать еще кого-то. А поскольку мы засвечены, то и тем, кто высадится, тоже «кирдык».
Вертушки вышли четко на нашу площадку. По замыслу командования, я должен был встречать вертушки. Поэтому меня планировалось посадить в вертолет и направить в часть как не справившегося с поставленной задачей. На мое место летел майор Дмитриченков, он должен был возглавить отряд. Однако вышло иначе. Я понимал, что Абрамов хоть и является командиром роты, но в спецназовских делах разбирается не очень уверенно. Посему в целях обучения я взял его с собой на гору, откуда наводил вертушки. Вот почему во время высадки второго отряда меня на площадке не было, и увезти меня в бригаду не удалось.
Как я и предполагал, высадили еще один отряд. Вертушки ушли. К нам на гору поднялся командир отряда Андрей Иванов, злой, на меня не смотрит. А командир 3-й роты майор Андрей Хоптяр, прибывший с командиром отряда, поскольку мы с ним дружили, мне на ушко шепнул: «В бригаде тебе пи…дец!» Я удивился: «За что?» Он многозначительно пожал плечами.
КОНФРОНТАЦИЯ
Понятно, настроение у меня сразу испортилось. Но пока не стемнело, надо было уходить в заданный район. Ночью ходить я уже пробовал. Здесь не Афган, и действовать приходилось наоборот – пока светло идти, а ночью располагаться на отдых. Подхожу к Иванову и излагаю эту идею. Он на меня смотрит волком и ни в какую не соглашается. Дает понять, что он тут главный. Думаю: «И то верно. Чего я комбату указываю? Пусть рулит, раз прилетел».
Наступила ночь, и мы начали движение. Вскоре вышли к подходящей горочке. Я шел с отрядом в ГПЗ. Иванов в Афгане был ранен в ногу и заметно хромал. Подхожу на привале к командиру: «Ну что, Андрюха, ты понял? Здесь, как в Афгане, не выйдет. Вот горочка, надо на ней до утра перекантоваться, а с рассветом пойдем дальше». Тут он согласился. К утру погода испортилась. Небо затянуло, правда, снега не было. Но идти-то надо.
МЫ ЗАБЛУДИЛИСЬ
Но Иванов думал иначе. Ему надо было оправдывать свое прибытие. Потому он погнал туфту в центр. Пролетела пара «сухарей» – он дает радио: «Наблюдаю работу авиации, подтверждаю поражение целей». Каких целей? Какую работу? Но в бригаде сразу оживились. Вот, мол, прилетел Иванов, и дело пошло. Морозов ходил и только эвакуации просил. А тут информация пошла… 5 января даем очередной сеанс связи. Ко мне подбегает Хоптяр:
– Михалыч, покажи на карте, где мы находимся?
– А я откуда знаю? Нас командир ведет.
Неверно, конечно, это, но я с обиды на ориентирование забил. Думаю: раз комбат здесь, пусть сам и рулит. Одним словом, мы заблудились, поскольку Андрюха показать точку на карте, где мы находимся, не мог.
К вечеру 5-го мы пересекли какое-то шоссе, которое на карте не значилось. На ночь остановились и стали прикидывать, где же мы оказались. Карты у нас – образца 1976 года. На них эта дорога не обозначено. Решили, что, может быть, это проселок, который ведет к ретранслятору и который к 1995 году заасфальтировали. Движение машин по дороге не было выявлено.
К утру 6-го выпал снег. С одной стороны, это должно скрыть наши старые следы, даже если кто-то и шел за нами. В то же время теперь на снегу все наши передвижения можно легко засечь. Если пройдет 50 человек, то эту слоновью тропу только слепой не заметит. Утром у нас случился «совет в Филях», правда, Кутузова не оказалось. Хуже нет, когда в отряде 11 офицеров и прапорщиков. Все же грамотные, принцип единоначалия начинает страдать.
Андрюха предложил пересечь дорогу и уйти на север. Я – идти на восток, чтобы не пересекать дорогу и не демаскировать нас. Далее – идти до речки Аргун, а потом, перебравшись через нее, двигаться к трассе. Захватить транспорт и на нем выскочить на равнину, а уж там нас какой-нибудь отчаянный летчик, может, и подберет.
ДЕМОКРАТИЯ?
Иванов предложил, раз мнения разделились, голосовать. Все поддержали это решение. Поступила команда: «Морозов, вперед!» Этот момент стал началом конца. Как потом выяснилось, по этой дороге ехал какой-то «уазик» и обнаружил наши следы. Далее пошли по следам. За нами шли два «духа». Иванов оставил засаду для контроля следа, и прапорщик Паршонков взял обоих наших преследователей голыми руками, стукнув головами друг о друга. Оба были вооружены. У одного карабин Симонова, у другого автомат.
Какой-никакой, а результат. Можно и домой возвращаться.
Посему двинули строго на север, четко не представляя, куда идем. С 5 на 6 у нас была ночевка. Один из пленных пошел на контакт и спрашивает: «А что вам нужно? Куда вы идете?» Видимо, он понял, что наши действия говорят о том, что мы не понимаем, где мы и куда нам надо. Мы ему пояснили, что нам надо на равнину. Он говорит: хорошо, надо пройти вот здесь, между Алхазурово и Комсомольским, и выйти в район Гойты. Там вотчина антидудаевцев.
Мы внимательно его выслушали. И тут я подумал, что его можно успешно использовать. Ни в какие Гойты мы не пойдем, но таким образом выйдем на равнину, займем круговую оборону и дадим свои координаты. Авось помогут. Я эту идею изложил Иванову. Он же информацию воспринял иначе. Спрашивает меня:
– При чем тут веришь не веришь? – отвечаю. – Нет у них возможности связаться со своими, чтобы вывести нас на их засаду. Они тоже ищут способ из плена освободиться. Наверное, думают, что, если нам помогут, мы их отпустим. Тем более они говорят, что они антидудаевцы.
А пленные, собственно, об этом говорили, когда мы их взяли. Якобы они шли просто по следам, посмотреть, кто здесь ходит. Рассказали, что они против дудаевского режима. Мол, в Грозном одно, а у них в горной части Чечни свои законы и свои порядки.
Но Иванов категорически отверг мое предложение. Двинулись дальше. К 6 января вышли к одной горке, под которой была удобная площадка для приземления вертушек. Как-то наконец определили место своего стояния. Прикинули курс, с каким вертолеты смогут зайти, учитывая направление ветра. Дали радио. Центр ответил, что у них погода нелетная, да и поздно уже. Посему сегодня вертолеты нам не пришлют. Поднялись на горку, организовали ночевку, а утром должны были идти дальше.
ОШИБКА НА ОШИБКЕ…
Утром ко мне подошел Иванов: «Ну что, Мороз, идем дальше?» Я ему ответил: «Лучше остаться. У нас под горкой удобная площадка. Вчера вертушки не смогли прилететь. Может быть, сегодня придут. Если уйдем, не факт, что такую удобную площадку удастся найти. Да, может быть, и вовсе никакую не найдем». Поэтому решили на этой горе остаться и ждать эвакуации. Это была еще одна наша ошибка.
На горе организовали охранение. Мой отряд с одной стороны, Иванова – с другой. У меня головной, тыловой и боковые дозоры. С ними старший лейтенант Ястребинский. Перед ним снежное поле. Спрашиваю у Хоптяра, кто прикрывает тропу, по которой на нас могут выйти. Отвечает: контрактник и два срочника.
«Ты что? – говорю. – У меня открытое место прикрывает офицер и несколько солдат, а у тебя наиболее опасное направление всего трое бойцов. Да этот участок надо группой оборонять!» Хоптяр успокаивает: «У меня там снайпер Ерин». Тут и комбат ему говорит: «Андрюха, ты подумай. Может быть, надо усилить это направление». Но Хоптяр заверил, что этих сил вполне достаточно.
Сели завтракать. Иванов дает команду костер развести. Я возмутился: какой костер? Мы все-таки в тылу противника! Но меня никто не послушал. Хуже нет, когда в отряде вместо единоначалия демократия. Плюнул я на все, дескать, делайте, что хотите. Настроение у меня было упадническое, поскольку в бригаде меня ждали, по сообщению Хоптяра, не пряники. Хотя надо было настоять на своем. И это была еще одна ошибка.
Вдруг среди бела дня – стрельба. Засвистели пули. У меня бойца по касательной ранило в голову. Заняли круговую оборону. Слышим, нам кричат: «Русские сдавайтесь!» При этом очевидно, что нас обложили со всех сторон. Дали радио, но, судя по погоде, к нам авиация не придет. Броня? Да, откуда ей тут взяться?
Сидим, соображаем, что делать.
ТРИ ВАРИАНТА
Я комбату говорю: «Андрюха, у нас три варианта развития событий. Первый – занимаем круговую оборону и героически бьемся до последнего патрона. Нам никто в этой ситуации не поможет. После нашей геройской гибели о нас будут слагать легенды и петь песни, но мы их не услышим. Второй – строимся «свиньей» и идем на прорыв в направлении на север. Авось вырвемся на равнину. Но потери неизбежны. И есть третий вариант. Сдаться в плен».
Иванов от такого предложения просто офигел: «Ты что, Мороз? Дурак совсем?» А я ему: «Представляешь, как наших начальников взгреют за это? Ведь нас надо было забирать сразу или 3-го, а не высаживать сюда еще толпу. После этого ни у одного «командарма» больше таких дурацких идей не появится».
Конечно, обида во мне говорила. Нельзя в таких вещах эмоциями руководствоваться. Но что сказано, то сказано. Иванов на меня руками замахал: «Ты что, нас потом знаешь, как взгреют». Говорю: «Андрюха, ты командир. Ты и решай! Но одному кому-то надо сходить на переговоры. Я готов, может быть, до чего-то договорюсь. Если примешь решение идти на прорыв, а меня не отпустят, действуйте без меня».
СДАЕМСЯ
Смотрю, спускается Андрей Иванов и говорит этому чеченцу: «Командир, мы приняли решение сдаваться в плен»…
Далее отвезли нас в Алхазурово. Честно говоря, «духов» было не настолько много, чтобы не отбиться от них. Скорее всего сыграли свою роль усталость и безысходность, да и свинское отношение командования, которое требовало пойти туда, не знаю куда, и принести неведомо что. Пошли на это поскольку, видимо, всем хотелось как-то покончить с этой дурацкой задачей.
Нас привезли на грузовой машине к какому-то хлеву. Там мы находились некоторое время. Принесли лепешки. Никакой толпы не было, никто не пытался нас разорвать. Потом нас отвезли на автобусе на какую-то ферму. А вот туда уже приехали боевики…
Они забрали на допрос Андрюху Иванова и старшего радиста прапорщика Калинина. Дмитриченкова тоже забрали допрашивать из-за того, что он на выход пошел в синей летной меховой куртке. Его приняли за летчика. Потом разобрались и вернули его, а вот Иванова и радиста мы больше не видели до освобождения. Их прессовали отдельно.
Нас, всех остальных, доставили в Шали и посадили в следственный изолятор милиции, что здесь был раньше.
Пришли и спрашивают, кто командир? Нас осталось три майора. Замкомбата по воздушно-десантной подготовке, ротный и я, майор на капитанской должности. Никто не горит желанием объявлять себя командиром, сидят, глаза отводят. Ну, думаю, я же был командиром отряда на первоначальном этапе… «Я, – говорю, – командир».
БРАТЬЯ-«АФГАНЦЫ»
В первые дни меня допрашивали начальник разведки и начальник контрразведки Шалинского района. Оба в прошлом военные, служили в Афгане.
Темнеет. Сидим в камере. Заходят: «Морозов, пошли». Ну, думаю, начинается. Выходим из здания департамента госбезопасности Шалинского района, раньше там милиция была. Они мне так негромко: «Ты только веди себя спокойно, не дергайся». А выглядим мы почти одинаково. Все в камуфляже и в черных вязаных шапочках. Я за несколько дней уже оброс. Выходим, пересекаем площадь и заходим в кафе. Садимся за стол. Они что-то сказали, и скоро на столе появились бутылка водки, соленые огурцы и еще что-то из закуси. Они наливают и говорят: ну что, братан, давай за встречу. Мол, братья-«афганцы» и т.д.
Тут я прикинул, что, видимо, расстреливать пока не будут. Ну, выпили, поговорили. Они и говорят: «Ты знаешь, мы пока не решили, что с вашим отрядом сделать. То ли на площади при всем народе горло вам перерезать, то ли просто расстрелять, то ли в заложниках оставить. Но если дело дойдет мочить вас, то знаешь, на тебя рука не поднимется. Вон стоит «жигуленок», давай-ка мы тебя сейчас в Хасавюрт вывезем, и у тебя все нормально будет. А с отрядом потом решим». Нет, ребята, говорю, вы мне какое-то западло предлагаете. Отказался я от такого предложения.
ПОВЕДЕНИЕ В ПЛЕНУ
Чтобы бойцы не расслаблялись в плену и ощущали себя солдатами, я каждое утро всех выводил на зарядку. Побегаем, поотжимаемся. Потом утренний туалет. Чтобы люди не опускались. Добился того, что вечером проходил по камерам и проверял бойцов, как они устроены на ночь. Если возникали проблемы с питанием личного состава, тут же жаловался, мотивируя тем, что не буду сотрудничать.
На допросах в ДГБ я избрал для себя тактику. Никакой я не Мальчиш-Кибальчиш. Ребята, расскажу все что надо! Но сам при этом не говорил ни слова правды. Вешал лапшу на уши, изображая активное сотрудничество. Откуда-то они добыли летную карту, где были нанесены воздушный коридор Моздок – Грозный, высота и направления для Ил-76, а также сектора для Су-25 и маршруты полетов.
Позвали меня, чтобы я им все разъяснил. Я, конечно, завсегда готов. Посмотрел карту и говорю: «Ну что, этой картой можете подтереться. Больше от нее вы никакого толку не получите». Они, конечно не верят. Но я свое гну: «Ну, вот смотрите. Коридор для Ил-76. Высота более 3000 метров. Чем вы их на такой высоте достанете? Ничем».
Они возражают: «А вот тут написано Су-25».
Соглашаюсь: «Верно! Только что тут нового вы увидели? То что «сухари» по ущельям работают? Вот это новость! Будто вы это и без карты не знали».
Зачесали репу, согласились. Спрашивают: «Кто командует вами?»
Отвечаю без запинки: «Начальник разведки округа генерал-майор Чернобылов». Ведь эту информацию можно совершенно спокойно и не от пленного получить. Они продолжают: «А дальше?»
«А дальше вы знаете. У нас отдельный батальон. Командир – Иванов, подчиняется непосредственно Чернобылову». – «Врешь!» – «Да вы что, ребята, я же свой!»
И так далее, и в таком же духе.
Начальник разведки и начальник контрразведки потом меня частенько на «допрос» вызывали. Выезжаем в поле, на капот скатерть, бутылку водки, огурцы соленые и давай армейские анекдоты травить. Они говорят, ну, слава богу, хоть есть с кем поговорить. А то замучили эти боевики: «Аллах акбар!» и прочее. Короче говоря, постепенно сложились вполне приятельские отношения, которые я потом использовал в интересах дела.
Они, кстати, и рассказали, что все на допросах придерживались отработанной легенды, а вот снайпер Ерин сразу начал сдавать, кто мы и откуда, называя истинное наименование подразделения. Они его постарались побыстрее в часть отправить, пока всех не заложил.
Как-то поставили молодых охранников, а они решили поиздеваться. Вывели бойцов и заставили драться между собой. Потом Мишке Абрамову фингал поставили, ну и в камеру заходят: «Кого еще?» Вскакиваю: «Меня!» Они отвечают: «Нет, командир, ты в сторонке посиди». «Ни хрена, – говорю, – меня! И потом к Абу Мовсаеву в ДГБ».
Молча хлопнули дверью и ушли.
ЕСЛИ ДРУГ ОКАЗАЛСЯ ВДРУГ…
Досталось Дмитриченкову. И не столько из-за того, что его за летчика приняли, сколько из-за того, что он на первых допросах ляпнул лишнего, не подумав. Когда его спросили о его задачах в отряде, коль скоро он начальник парашютно-десантной службы, он ответил, что у него была задача отстранить меня от командования и возглавить мой отряд. Он имел в виду, что меня должны были отправить в бригаду на вертушках, которые высадили новую группу. Но чечены восприняли это иначе.
Захожу после этих разборок в камеру. А мы с Дмитриченковым дружили с училища. Так получилось, что он прилетел на войну без «дождя» и мы с ним вместе и до плена ютились вдвоем на этом надувном матраце, а в плену спали под одной шинелью. И тут такая информация… Я ложусь и демонстративно поворачиваюсь спиной. Он мне только сказал: «Игорь, извини!»
Мне, конечно, обидно, что такую информацию я узнал не от него, а от чеченов.
Тут нас из шалинского СИЗО перевезли на гауптвахту шалинского танкового батальона. А потом снова в СИЗО. В это время по Шали авиация ударила. Куда бомбы упали, я не знаю, но нам сказали, что гауптвахту разбомбили. Чеченцы решили это использовать, дескать, русские своих пленных бомбами накрыть хотели. При этом решили по телевидению нас показать. Для этого приехали журналисты газеты «Лос-Анджелес Таймс» и польского телевидения. Вызвал меня Мовсаев и просит, чтобы я рассказал, как нас свои же завалить хотели.
Надо сказать, что тут я обнаглел и стал диктовать свои условия. Во-первых, потребовал, чтобы говорил только я. Остальных можно показать общим планом. Во-вторых, я согласился говорить только перед «Лос-Анджелес Таймс», а поляков потребовал убрать к черту.
Не помню точно, что я плел, но только про то, что нас хотели свои накрыть, я ни слова не сказал. Мол, сидели на гауптвахте, а потом нас перевезли. И спустя какое-то время там раздались взрывы.
После записи Абу Мовсаев был зол как черт. Кричит: «Тебя что, расстрелять? Ты почему не сказал, что вас разбомбить хотели?» Тут я «дурака» включил: «Как не сказал? Ах, не сказал? Ну, извините, а я думал, что сказал».
МЕНЯЕМСЯ
Нам здорово повезло, что попали в Шали, который чечены объявили свободным городом. Тот же начальник контрразведки, чуть что имел присказку «гребаный Дудаев». Он и начальник разведки и не давали Мовсаеву нас прессовать. Тут вроде бы разговоры пошли об обмене. Они и сами говорили, что резать прилюдно нас они уже не хотят, да и расстреливать тоже. А что делать, не решили. На них каким-то образом вышли наши и предложили обмен – одного на одного. «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Они и согласились.
Чечены, правда, всех отдать были согласны, кроме Дмитриченкова. Я и так и сяк их уговаривал. В конце концов договорился, что всех меняют, а нас с Дмитриченковым задерживают на сутки. Ему они хотели «пи…дюлей выписать». Но я настаивал, чтобы без ущерба здоровью. А потом нас обоих должны были вывезти в Хасавюрт. Но случилось непредвиденное.
Приехала моя мать. Я ей попытался объяснить, что освобожусь попозже. Просил, чтобы она уехала. Но она ни в какую: «Я тоже здесь останусь, пока тебя не отпустят». Тут уж мне пришлось выбирать. Я выбрал мать и прямо об этом Дмитриченкову сказал. Не мог я ее в Чечне оставить.
МОРОЗ, ПРОСТИ!
Поменяли нас и привезли в Моздок. Я народ построил: «Равняйсь! Смирно!» Подходит Бреславский: «Поздравляю с возвращением из плена! Командиры рот, через два часа баня и получение новой формы одежды. Личный состав в вашем распоряжении, командуйте!»
Все разошлись, а я стою на плацу один. Опустошение какое-то: «Все позади. Снова я штабная крыса…»
Тут бежит Серега Бесков, командир отряда спецрадиосвязи. Мы с ним в Афгане вместе воевали. Бросился ко мне обниматься, целоваться… В общем, «набульбенились» мы, и я завалился спать у него же, никуда больше не пошел. Утром подъем проигнорировал. Вдруг открывается дверь и входит подполковник, который был в то время начальником 3-го отдела разведуправления Северо-Кавказского военного округа.
Я вскакиваю, а он передо мной падает на колени: «Мороз, прости!» Я понять не могу, чего это он. За руки его хватаю: «Товарищ подполковник, товарищ подполковник, вы что?» А он свое: «Мороз, прости!» Потом встал, развернулся и вышел. Я в полном ступоре стою, в себя прийти не могу. Потом прихожу к Бескову: «Давай похмелимся». Ну и рассказываю эту историю. Бесков усмехнулся и все рассказал.
Оказывается, при нем этот подполковник, получая от меня по радио сигнал об эвакуации, стучал по столу кулаком и кричал: «Морозов – трус! Воевать не хочет! Эвакуация? Хрен ему, а не эвакуация!»
