Борис Зайцев. Волки
Там рощи шумны, фиалки сини…
Гейне
Это тянулось уже с неделю. Почти каждый день их обкладывали и стреляли. Высохшие, с облезлыми боками, из-под которых злобно торчали ребра, с помутневшими глазами, похожие на каких-то призраков в белых, холодных полях — они лезли без разбору и куда попало, как только их подымали с лежки, и бессмысленно метались и бродили все по одной и той же местности. А охотники стреляли их уверенно и аккуратно. Днем они тяжело залегали в мало-мальски крепких кустиках, икали от голода и зализывали раны, а вечером собирались по нескольку и гуськом бродили по бесконечным, пустым полям. Темное злое небо висело над белым снегом, и они угрюмо плелись к этому небу, а оно безостановочно убегало от них и все было такое же далекое и мрачное.
Было тяжело и скучно в полях.
И волки останавливались, сбивались в кучу и принимались выть; этот их вой, усталый и болезненный, ползал над полями, слабо замирал за версту или за полторы и не имел достаточно силы, чтобы взлететь высоко к небу и крикнуть оттуда про холод, раны и голод.
Белый снег на полях слушал тихо и равнодушно; иногда от их песни вздрагивали и храпели мужицкие лошаденки в обозе, а мужики ругались и подхлестывали.
На полустанке у угольных копей иной раз слышала их молодая барышня-инженерша, прогуливаясь от дому до трактира на повороте, и ей казалось, что это поют ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась в постель, засовывала голову между подушек и, скрипя зубами, твердила: «проклятые, проклятые».
2
Волки шли шагом. Безжизненные снега глядели на них своими бледными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипела, струясь зигзагами по насту, и все это имело такой вид, будто тут, в полях, наверно знают, что никому никуда нельзя добежать, что и нельзя бежать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.
И теперь волкам казалось, что отставший товарищ был прав, что белая пустыня, действительно, ненавидит их; ненавидит за то, что они живы, чего-то бегают, топчутся, мешают спать; они чувствовали, что она погубит их, что она разлеглась, беспредельная, повсюду и зажмет, похоронит их в себе. Их брало отчаяние.
— Куда ты ведешь нас? — спрашивали они старика. — Знаешь ли ты путь? Выведешь ли куда-нибудь? — Старик молчал.
А когда самый молодой и глупый волчишка стал особенно приставать с этим, он обернулся, тускло поглядел на него и вдруг злобно и как-то сосредоточенно куснул вместо ответа за загривок.
Волчишка взвизгнул и обиженно отпрыгнул в сторону, проваливаясь по брюхо в снег, который под настом был холодный и сыпучий. Было еще несколько драк — жестоких, ненужных и неприятных.
Раз последние два отстали, и им показалось, что лучше всего лечь и сейчас же умереть; они завыли, как им казалось, перед смертью, но когда передние, трусившие теперь вбок, обратились в какую-то едва колеблющуюся черную ниточку, которая по временам тонула в молочном снегу, стало так страшно и ужасно одним под этим небом, начинавшимся в летящем снегу прямо над головой и шедшим всюду, в посвистывавшем ветре, что оба они галопом в четверть часа догнали товарищей, хотя товарищи были зубастые, голодные и раздраженные.
До рассвета оставалось часа полтора. Волки стояли кучей вокруг старика. Куда он ни оборачивался, везде видел острые морды, круглые, блестящие глаза и чувствовал, что над ним повисло что-то мрачное, давящее, и если чуть шелохнуться, оно обсыплется и задавит.
— Где мы? — спрашивал кто-то сзади тихим, сдавленным от бешенства голосом.
— Ну-ка? Когда мы придем куда-нибудь?
— Товарищи, — говорил старый волк, — вокруг нас поля; они громадны, и нельзя сразу выйти из них. Неужели вы думаете, что я поведу вас и себя на гибель? Правда, я не знаю наверно, куда нам идти. Но кто это знает? — Он дрожал, пока говорил, и беспокойно оглядывался по сторонам, и эта дрожь в почтенном, седом старике была тяжела и неприятна.
— Ты не знаешь, не знаешь, — крикнул все тот же дикий, непомнящий голос. — Должен знать! — И прежде чем старик успел разинуть рот, он почувствовал что-то жгучее и острое пониже горла, мелькнули на вершок от лица чьи-то желтые, не видящие от ярости глаза, и сейчас же он понял, что погиб. Десятки таких же острых и жгучих зубов, как один, впились в него, рвали, выворачивали внутренности и отдирали куски шкуры; все сбились в один катающийся по земле комок, все сдавливали челюсти до того, что трещали зубы. Комок рычал, по временам в нем сверкали глаза, мелькали зубы, окровавленные морды. Злоба и тоска, выползавшая из этих ободранных худых тел, удушливым облаком подымалась над этим местом, и даже ветер не мог разогнать ее. А заметюшка посыпала все мелким снежочком, насмешливо посвистывала, неслась дальше и наметала пухлые сугробы.
Было темно.
Через десять минут все кончилось.
На снегу валялись ободранные клочья, пятна крови чуточку дымились, но очень скоро поземка замела все, и из снега торчала только голова с оскаленной мордой и закушенным языком; тусклый тупой глаз замерзал и обращался в ледяшку. Усталые волки расходились в разные стороны; они отходили от этого места, останавливались, оглядывались и тихонько брели дальше; они шли медленно-медленно, и никто из них не знал, куда и зачем идет. Но что-то ужасное, к чему нельзя подойти близко, лежало над огрызками их вожака и безудержно толкало прочь в холодную темноту; темнота же облегала их, и снегом заносило следы.
Два молодых легли в снег шагах в пятидесяти друг от друга и лежали тупо, как поленья; они не обсасывали окровавленных усов, и красные капельки на усах замерзали в жесткие ледяшки, снегом дуло в морду, но они не поворачивались к затишью. Другие тоже позалегли вразброд и лежали. А потом они опять принялись выть, но теперь каждый выл в одиночку, и если кто, бродя, натыкался на товарища, то оба поворачивали в разные стороны.
В разных местах из снега вырывалась их песня, а ветер, разыгравшийся и гнавший теперь вбок целые полосы снега, злобно и насмешливо кромсал ее, рвал и расшвыривал в разные стороны. Ничего не было видно во тьме, и казалось, что стонут сами поля.
Школьное чтиво
Произведения школьной литературы в простой и доступной форме
23.07.2019
Шукшин В. «Волки!»
Главные герои рассказа «Волки!» и их характеристика
Чему учит рассказ «Волки!»
Рассказ учит смелости и отваге, учит не отступать и не сдаваться. Учит не принимать скоропалительных решений, не идти на конфронтацию, не поддаваться эмоциям. Учит не верить людям, которые храбры только на словах.
Пословицы к рассказу «Волки!»
Волков бояться в лес не ходить.
Без беды человека не узнаешь.
Беда не по лесу ходит, а по людям.
У огня не бывает прохлады, у гнева рассудка.
Не будь овцой, так и волк не съест.
Читать краткое содержание, краткий пересказ рассказа «Волки!»
Рано утром в воскресенье к Ивану Дегтяреву явился его тесть, Наум Кречетов, и предложил съездить за дровами. Ему дали две подводы.
Иван не любил тестя, тесть терпел Ивана. Иван нехотя стал одеваться, ворча, что не дают человеку отдохнуть в выходной. Он мечтал переехать в город, где были отопление и водопровод.
Нюрка, жена Ивана, прикрикнула на мужа, и Иван вышел на улицу.
Ехать надо было далеко, двадцать верст, ближе рубить дрова не разрешалось. День был солнечный, снег ослепительно блестел.
Только успели выехать в гору, как из леса вышли волки. Наум мигом развернул телегу и помчал прочь, крича «Грабют!»
Конь Ивана замешкался и Иван отстал. Волки бросились за санями и легко их догнали. Вожак стал обходить сани сбоку, примериваясь к лошади. Топоры были у Наума. Иван схватил кнут и огрел вожака. Тот сбился, на него налетела стая.
Но вскоре вожак пришел в себя и снова догнал сани, держась подальше от кнута. С другой стороны сани стал обходить еще один волк.
Иван стал кричать тестю, чтобы тот остановился и дал топор, но Наум кричал в ответ, чтобы Иван что-нибудь бросил волкам. Иван заругался и Наум выбросил из саней топор.
Иван тоже выпрыгнул в снег и схватил топор. Волки навалились на лошадь и мигом ее задрали. Иван закричал на волков и пошел к ним с топором. Волки лениво отбежали, а вожак прямо смотрел на Ивана.
Иван плюнул, развернулся, и пошел в деревню.
За поворотом его ждал тесть. Увидев Ивана, Наум сразу понял, что тот собирается его бить, и погнал телегу в деревню. Иван бежал следом, размахивая топором и ругался.
В деревне Иван первым делом пошел домой, нашел недопитую бутылку и принял. Потом пошел учить тестя. Но в доме Наума его ждали. Там были тесть, Нюра, и милиционер.
Милиционер стал уговаривать Ивана успокоиться, а тот твердил, что тесть шкура, и что вдвоем они бы отбились. Тесть, видя милицию, осмелел и стал крыть Ивана, говоря, что тот против Советской власти.
Милиционер вывел Ивана и повел в кутузку. Он сказал, что нужно было учить тестя в лесу, но Иван признался, что не догнал. Иван стал просить отпустить его, но милиционер не согласился, он говорил, что Ивану нужно успокоиться, и предложил поиграть в шахматы.
Иван сплюнул и согласился.
Краткое содержание: «Волки» Шукшина Василия Макаровича
Ранним, воскресным утром к Ивану пришел тесть Наум и позвал его в лес за дровами. Зять спал и очень не хотел тащиться по морозу. Ваня полежал подумал, что дрова нужны все равно и стал одеваться. Наум был мужик достаточно еще молодой, расторопный, деловой. Между ними завязался разговор о городе, где в воскресный день можно спокойно отдохнуть, а не тащиться не весть куда. По мнению Наума зять бы вообще тогда обленился. Наконец собравшись вышли во двор.
День был прекрасный морозный солнечный. Тесть выпросил по такому случаю две подводы у бригадира, каждый сел в свою и поехали. Не спеша доехали до горы, где невдалеке синел лес. На самой горе увидели почти рядом пять больших волков. Наум с испугу остановил коня и заматерился. У Ивана конь был молодой трусливый начал пятиться, переступил через оглоблю и как только его не тянули вожжами так он не мог больше перешагнуть ее.
Злоба захлестнула Ивана он кинулся за Наумом с неуемным желанием проучить. Тесть испугался и уехал без зятя.
Дома Ивана ждал милиционер, который забрал его к себе в участок, что бы тот не наломал дров.
Невозможно точно сказать, что Наум струсил или испугался. Судить его за это нельзя. Никто не знает как поступил бы на его месте.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Популярные сегодня пересказы
Волки!
Нудный старик Наум Кречетов приходит к зятю, чтобы вместе дровами запасаться. Зять, Иван Дягтирев, ворчит, но всё-же собирается, и они вместе отправляются в лес.
Лошадью правит Наум, а Иван дремлет в санях. К ним навстречу из леса выходят пять волков. Тестя охватывает паника, он разворачивает коней и пытается уйти от диких зверей, сохранив скотину. Волки пускаются в погоню.
Перепуганный конь Дягтирева не может поспеть за Кречетовым. Иван принимается стегать волчьего вожака кнутом. Человек понимает, что им грозит неминуемая гибель, так как оба топора лежат в санях у тестя. Иван кричит Науму, чтобы тот кинул ему топор. Кречетов, спасаясь, пытается удрать, но после настойчивых требований дать топор, всё таки выбрасывает один на обочину.
Продолжение после рекламы:
Иван прыгает к топору, но в этот момент вожак стаи убивает коня и начинает пожирать его. Остальные члены стаи присоединяются к кровавому пиршеству, не обращая никакого внимания на Ивана Дягтирева. Это спасает ему жизнь.
Иван пешком уходит от хищников и за поворотом встречается с тестем. Брошенный Наумом на произвол судьбы, он жаждет справедливой мести, хочет побить тестя, но обещает после никому ничего не рассказывать. Наум удирает, напоследок говоря Ивану нелицеприятные вещи — что он «чёртов оглоед, непонятно откуда взявшийся» и что его «голого приняли в чужую семью».
Вернувшись из леса, Иван отправляется к тестю разбираться. Там его уже поджидают с милиционером. Видя, что Иван еле сдерживается, чтобы не напасть на Наума, которому ничуть не стыдно за свой поступок, милиционер уводит мужчину из дома тестя. Боясь, как бы Иван на горячую голову не натворил дел, участковый предлагает сыграть в шахматы. Иван Дягтирев соглашается.
Василий Шукшин — Волки!
В воскресенье, рано утром, к Ивану Дегтяреву явился тесть, Наум Кречетов, нестарый еще, расторопный мужик, хитрый и обаятельный. Иван не любил тестя; Наум, жалеючи дочь, терпел Ивана.
– Спишь? – живо заговорил Наум. – Эхха. Эдак, Ванечка, можно все царство небесное проспать. Здравствуйте.
– Я туда не сильно хотел. Не устремляюсь.
– Зря. Вставай-ка… Поедем съездим за дровишками. Я у бригадира выпросил две подводы. Конечно, не за «здорово живешь», но черт с ним – дров надо.
Иван полежал, подумал… И стал одеваться.
– Вот ведь почему молодежь в город уходит? – заговорил он. – Да потому, что там отработал норму – иди гуляй. Отдохнуть человеку дают. Здесь – как проклятый: ни дня, ни ночи. Ни воскресенья.
– Што же, без дров сидеть? – спросила Нюра, жена Ивана. – Ему же коня достали, и он еще недовольный.
– Я слыхал: в городе тоже работать надо, – заметил тесть.
– Надо. Я бы с удовольствием лучше водопровод пошел рыть, траншеи: выложился раз, зато потом без горя – и вода, и отопление.
– С одной стороны, конечно, хорошо – водопровод, с другой – беда: ты ба тогда совсем заспался. Ну, хватит, поехали.
– Завтракать будешь? – спросила жена.
Иван отказался – не хотелось.
– С похмелья? – полюбопытствовал Наум.
– Так точно, ваше благородье!
– Да-а… Вот так. А ты говоришь – водопровод… Ну, поехали.
День был солнечный, ясный. Снег ослепительно блестел. В лесу тишина и нездешний покой.
Ехать надо было далеко – верст двадцать: ближе рубить не разрешалось.
Наум ехал впереди и все возмущался:
– Черт-те чего. Из лесу в лес – за дровами.
Иван дремал в санях. Мерная езда убаюкивала.
Выехали на просеку, спустились в открытую логовину, стали подыматься в гору. Там, на горе, снова синей стеной вставал лес.
Почти выехали в гору… И тут увидели, недалеко от дороги, – пять штук. Вышли из леса, стоят, ждут. Волки.
Наум остановил коня, негромко, нараспев заматерился:
– Твою в душеньку ма-ать… Голубочки сизые. Выставились.
Конь Ивана, молодой, трусливый, попятился, заступил оглоблю. Иван задержал вожжами, разворачивая его. Конь храпел, бил ногами – не мог перешагнуть оглоблину.
Волки двинулись с горы.
Наум уже развернулся, крикнул:
Иван выскочил из саней, насилу втолкал коня в оглобли… Упал в сани. Конь сам развернулся и с места взял в мах. Наум был уже далеко.
Волки серыми комками податливо катились с горы, наперерез подводам.
«Что он, с ума сходит? – невольно подумал Иван. – Кто кого грабит?» Он испугался, но как-то странно: были и страх, и жгучее любопытство, и смех брал над тестем. Скоро, однако, любопытство прошло. И смешно тоже уже не было. Волки достигли дороги метрах в ста позади саней и, вытянувшись цепочкой, стали быстро нагонять. Иван крепко вцепился в передок саней и смотрел на волков.
Иван оглядел сани – ничего, ни малого прутика. Оба топора в санях тестя. Только клок сена под боком да бич в руке.
– Грабю-ут! – кричал Наум.
Ивана охватил настоящий страх.
Передний, очевидно вожак, стал обходить сани, примериваясь к лошади. Он был в каких-нибудь двух метрах… Иван привстал и, держась левой рукой за отводину саней, огрел вожака бичом. Тот не ждал этого, лязгнул зубами, прыгнул в сторону. Сбился с маха… Сзади налетели другие. Вся стая крутнулась с разгона вокруг вожака. Тот присел на задние лапы, ударил клыками одного, другого… И снова, вырвавшись вперед, легко догнал сани. Иван приготовился, ждал момента… Хотел еще раз достать вожака. Но тот стал обходить сани дальше. И еще один отвалил в сторону от своры и тоже начал обходить сани – с другой стороны. Иван стиснул зубы, сморщился… «Конец. Смерть». Глянул вперед.
– Сто-ой! – заорал он. – Отец. Дай топор!
Наум нахлестывал коня. Оглянулся, увидел, как обходят зятя волки, и быстро отвернулся.
– Придержи малость, отец. Дай топор! Мы отобьемся.
– Придержи, мы отобьемся. Придержи малость, гад такой!
– Кидай им чево-нибудь! – крикнул Наум.
Вожак поравнялся с лошадью и выбирал момент, чтоб прыгнуть на нее. Волки, бежавшие сзади, были совсем близко: малейшая задержка, и они с ходу влетят в сани – и конец. Иван кинул клочок сена; волки не обратили на это внимания.
– Гляди, кидаю! – Наум бросил на обочину дороги топор.
Иван примерился… Прыгнул из саней, схватил топор… Прыгая, он пугнул трех задних волков, они отскочили в сторону, осадили бег, намереваясь броситься на человека. Но в то самое мгновение вожак, почувствовав под собой твердый наст, прыгнул. Конь шарахнулся в сторону, в сугроб… Сани перевернулись: оглобли свернули хомут, он захлестнул коню горло. Конь захрипел, забился в оглоблях. Волк, настигавший жертву с другой стороны, прыгнул под коня и ударом когтистой лапы распустил ему брюхо повдоль. Три отставших волка бросились тоже к жертве.
В последующее мгновение все пять рвали мясо еще дрыгавшей лошади, растаскивали на ослепительно белом снегу дымящиеся клубки сизо-красных кишок, урчали. Вожак дважды прямо глянул своими желтыми круглыми глазами на человека…
Все случилось так чудовищно скоро и просто, что смахивало скорей на сон. Иван стоял с топором в руках, растерянно смотрел на волков. Вожак еще раз глянул на него… И взгляд этот, торжествующий, наглый, обозлил Ивана. Он поднял топор, заорал что было силы и кинулся к волкам. Они нехотя отбежали несколько шагов и остановились, облизывая окровавленные рты. Делали они это так старательно и увлеченно, что, казалось, человек с топором нимало их не занимает. Впрочем, вожак смотрел внимательно и прямо. Иван обругал его самыми страшными словами, какие знал. Взмахнул топором и шагнул к нему… Вожак не двинулся с места. Иван тоже остановился.
– Ваша взяла, – сказал он. – Жрите, сволочи. – И пошел в деревню. На растерзанного коня старался не смотреть. Но не выдержал, глянул… И сердце сжалось от жалости, и злость великая взяла на тестя. Он скорым шагом пошел по дороге.
– Ну погоди. Погоди у меня, змей ползучий. Ведь отбились бы – и конь был бы целый. Шкура.
Наум ждал зятя за поворотом. Увидев его, живого и невредимого, искренне обрадовался:
– Живой? Слава те Господи! – На совести у него все-таки было неспокойно.
– Живой! – откликнулся Иван. – А ты тоже живой?
Наум почуял в голосе зятя недоброе. На всякий случай зашагнул к саням.
– Поклон тебе передают. Шкура.
– Я тебя бить буду, а не лаяться.
Иван подходил к саням. Наум стегнул лошадь.
– Стой! – крикнул Иван и побежал за санями. – Стой, паразит!
Наум нахлестывал коня… Началась другая гонка: человек догонял человека.
– Стой, тебе говорят! – кричал Иван.
– Заполошный! – кричал в ответ Наум. – Чего ты взъелся-то? С ума, что ли, спятил! Я-то при чем здесь?
– Ни при чем?! Мы бы отбились, а ты предал.
– Да как отбились?! Ты что!
– Предал, змей! Я тебя проучу! Не уйдешь ты от меня, остановись лучше. Одного отметелю – не так будет позорно. А то при людях отлуплю. И расскажу все… Остановись лучше!
– Сейчас – остановился, держи карман! – Наум нахлестывал коня. – Оглоед чертов… откуда ты взялся на нашу голову!
– Послушай доброго совета: остановись! – Иван стал выдыхаться. – Тебе же лучше: отметелю и никому не скажу.
– Тебя, дьявола, голого в родню приняли, а ты же на меня с топором! Стыд-то есть или нету?
– Вот отметелю, потом про стыд поговорим. Остановись! – Иван бежал медленно, уже отстал. И наконец вовсе бросил догонять. Пошел шагом.
– Найду, никуда не денешься! – крикнул он напоследок тестю.
Дома у себя Иван никого не застал: на двери висел замок. Он отомкнул его, вошел в дом. Поискал в шкафу… Нашел не допитую вчера бутылку водки, налил стакан, выпил и пошел к тестю.
В ограде тестя стояла выпряженная лошадь.
– Дома, – удовлетворенно сказал Иван.
Толкнулся в дверь – не заперто. Он ждал, что будет заперто. Иван вошел в избу… Его ждали: в избе сидели тесть, жена Ивана и милиционер. Милиционер улыбался.
– Та-ак… Сбегал уже? – спросил Иван, глядя на тестя.
Краткое содержание
В темноте теплой августовской ночи катилась тележка «с двумя молодыми седоками — мелкопоместной барышней и юношей гимназистом». Вчера вечером деревня всполошилась появлением волка, который нагло и дерзко проник в стойло и зарезал овцу. Он чуть было не унес свою добычу в лес, но на истошный собачий лай вовремя выбежали мужики. Они дубинами отбили у волка овцу, которая к тому времени уже околела.
Теперь же барышня весело хохотала, зажигала и бросала в темноту спички. Она кокетливо призналась юноше, что боится волков. На голове у барышни был повязан красный платок, а свободный вырез красного платья открывал ее крепкую шею. Телега тряслась на ухабах, и девушка делала вид, будто не замечает, что «гимназист обнимает ее и целует то в шею, то в щеку, ищет ее губы». Наконец, барышня уступила настойчивому кавалеру, и на ее устах застыл долгий поцелуй.
Неожиданно тележка остановилась, и мальчик, который управлял лошадьми, испуганно крикнул: «Волки!». В этот миг зарница осветила черное небо, и неподалеку показались «три больших волка». Лошади, почуявшие опасных хищников, в страхе заметались, и понесли тележку, куда глаза глядят. Мальчик на козлах никак не мог с ними справиться, и седоки могли в любой момент разбиться.
Когда лошади в очередной раз взметнулись, девушка «успела вырвать вожжи из рук ошалевшего малого». При этом она ударилась обо что-то железное, и на прекрасном лице «остался на всю жизнь легкий шрам в уголке ее губ». Когда же ее спрашивали, как появился этот шрам, она с неизменной улыбкой отвечала, что это «дела давно минувших дней». При этом в ее памяти всплывали чудесные теплые августовские ночи, пахучие стога сена и тот самый гимназист, «с которым она лежала в них вечерами, глядя на ярко-мгновенные дуги падающих звезд»…
Вариант 2
Рассказ Шукшина волки предлагает читателю рассмотреть людей в тяжелых жизненных обстоятельствах, именно в такой ситуации, когда проявляются качества человека наиболее ярко и наиболее характерно. Тем не менее, рассказ следует рассмотреть последовательно, для того чтобы понять как композиция предлагает увидеть героев как бы в разных ипостасях.
Шукшин делит рассказ на условные три части: сборы, встреча с волками, приход домой.
Начинается история с того как просыпается с похмелья Иван, к которому приходит тесть Наум и зовет ехать за дровами. В образе Ивана явно прослеживаются коннотации сказочного Иванушки, который лежит на печке и ничего не хочет. Иван также хочет быть в городе, где нужно поменьше работать, да и дрова, например, колоть не нужно.
Наум в свою очередь представляет весьма положительного персонажа, но он пренебрежительно отзывается об Иване и является в числе всего остального хитрым. Деталь довольно существенная, которая проявляется во второй части.
Мужчины едут в санях, которые настигают волки, Науму удается уйти вперед, Иван берет в руки топор, собирается отбиться, но в итоге волки забирают коня и вожак волков охраняет собственную стаю, он готовится к натиску Ивана и может броситься, но Иван решает оставить волков в покое и идет домой.
Третья часть условно начинается с диалога между двумя мужчинами в поле. Иван негодует на Наума, он даже хочет его побить, так как, по сути, тот бросил его.
Далее ситуация продолжается в доме, в деревне, куда приходит Иван и видит остальную семью. Они собрались и позвали милиционера, который собирается забрать молодого человека, для того чтобы тот не натворил ничего. При этом семья всячески бранит Ивана по разным поводам, которые, вероятно, являются частыми упреками, когда возникают разногласия.
Иван де пришел на готовое, он не склонен к активному труду и подобное. Мы видим некие эталоны человеческого общества, которые являются аргументами для упреков, тем не менее, когда эти носители как бы человеческих идеалов оказываются в трудных условиях, они ведут себя хуже волков. Вожак стаи волков был готов защищать стаю, Наум, который формально является вожаком своей стаи, старшим в семье, не собирается защищать собственную стаю, проявляет малодушие.
Таким образом Шукшин предлагает посмотреть как обстоятельства меняют людей. Они всегда разные и многое становится понятным только при смене ситуаций. Если Наум упрекает Ивана по самым разным поводам, то в действительно трудной ситуации он становится сам достойным всяческих упреков, а Иван наоборот действует наиболее достойным образом.
