Конспект по развитию речи «Чтение рассказа Е. Воробьева «Обрывок провода» для детей подготовительной к школе группы
анастасия соловьёва
Конспект по развитию речи «Чтение рассказа Е. Воробьева «Обрывок провода» для детей подготовительной к школе группы
Тема: «Чтение рассказа Е. Воробьева «Обрывок провода»
(НОД-занятие для детей подготовительной к школе группы по ознакомлению с художественной литературой).
Цель. Обогатить литературный багаж детей, помочь прочувствовать необычность описанной в рассказе ситуации.
учить внимательно и заинтересованно слушать рассказы;
обогатить литературный багаж детей, помочь прочувствовать необычность описанной в рассказе ситуации;
совершенствовать умение детей вести беседу по содержанию литературного
Развивающие:
способствовать формированию эмоционального отношения к литературным
развивать логическое мышление, память, зрительное внимание, творческое
воспитывать уважение к героям войны, вызывать восхищение силой духа, мужеством, бесстрашием защитников Отечества
1.Словарная работа: блиндаж, мембрана, ушанка, сращивать провод;
2. Заучивание стихотворений о войне;
3. Рассматривание репродукций картин о ВОВ, иллюстраций к былинам, фотографий военных лет, фотографий памятников героям войны,
4. Чтение произведений о ВОВ;
5. Прослушивание песен военных лет;
— информационно-коммуникационные – демонстрация изображений на доске и воспроизведение музыкальных произведений;
— здоровье сберегающие – физкультминутка.
Ход занятия.
Звучит песня «Богатырская сила» группы «Цветы».(картинка)
— Богатыри земли Русской: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович – жили давным-давно. Они совершали подвиги, защищая родную землю от врагов лютых. Как вы думаете, ребята, какими они были?
Цель: развивать внимание, быстроту реакции и умение отвечать только словами «да» и «нет».
Наша родина сильна (да)
И у нас она одна (да)
На Руси богатыри есть (да)
Им всегда хвала и честь (да)
Илья Муромец герой (да)
Он был самый молодой (нет)
Соловья он победил (да)
Из автомата подстрелил (нет)
Алеша Попович тоже герой (да)
Он сильный, смелый, молодой (да)
Карабаса в бою победил (да)
На танках боролись богатыри с врагом (нет)
Они воевали с мечом и копьем (да)
Добрыня Никитич был слабым и хилым (нет)
Он змея сумел победить своей силой (да)
Гордимся мы нашими богатырями (да)
Хотим ли быть такими же сами (да)
Чтение рассказа «Обрывок провода»
(Дети дают оценку прослушанному отрывку рассказа)
Мы теперь богатыри
Мы ладонь к глазам приставим,
Ноги крепкие расставим
И налево надо тоже посмотреть из-под ладошек
И на право, и еще через левое плечо.
Буквой «Л» расставим ноги,
Точно в танце руки в боки,
Наклонились влево, вправо – получается на славу!
Берегут покой страны! (Наклон туловища вперед с поворотом слева направо, рука у лба)
(Показ картинок о ВОВ)
Создание иллюстрации к рассказу. (рисуем)
Ребята,подойдите ко мне и встаньте в круг.
С каким произведением мы сегодня с вами познакомились (рассказ Обрывок провода).Кто написал рассказ (Евгений Захарович Воробьев.)
Рефлексия :Ребята а теперь оцените себя. У меня два смайлика-веселый и грустный. Когда будете показывать нам веселый смайлик –подумайте и скажите,что сегодня на занятии для вас было самым интересным,что вы узнали нового (показываю весёлый смайлик,а грустный смайлик –что было для вас трудным,что не понравилось (показываю грустный смайлик)
Конспект НОД по развитию речи для детей старшей группы «Переделывание рассказа» КОНСПЕКТ занятия по развитию речи для детей старшей группы ТЕМА: «Переделывание рассказа в сказку». ЦЕЛЬ: • Учить детей отличать сказку.
Конспект НОД по развитию речи для детей старшей группы «Составление рассказа по серии картинок» Задачи: • учить детей составлять рассказ с наглядной опорой на серию сюжетных картинок, отображающих последовательность событий и являющихся.
Конспект НОД по развитию речи «12 месяцев» для детей подготовительной к школе группы Цель: познакомить со сказкой С. Маршака «Двенадцать месяцев» Форма организации: групповая Используемые технологии: ИКТ, технология продуктивного.
Конспект НОД по развитию речи в подготовительной к школе группе «Чтение и пересказ Е. Пермяка «Первая рыбка» Образовательная область «Речевое развитие»(развитие речи) Конспект НОД по развитию речи в подготовительной к школе группе Чтение и пересказ.
Конспект НОД по развитию речи в подготовительной к школе группе «Чтение и пересказ рассказа Е. Пермяка «Первая рыба» Конспект НОД по развитию речи в подготовительной к школе группе. Тема: Чтение и пересказ Е. Пермяка «Первая рыба» Образовательная область:.
Конспект открытого занятия по развитию речи в старшей группе «Чтение рассказа Б. Житкова «Как я ловил человечков» Конспект открытого занятия по развитию речи в старшей группе «Чтение рассказа Б. Житкова «Как я ловил человечков». Программное содержание:.
Конспект по развитию речи «Составление рассказа о животных по сюжетным картинкам» в подготовительной к школе группе Конспект занятия по развитию речи в подготовительной группе «составление рассказа о животных по сюжетным картинкам» Цель: Формировать умения.
Конспект занятия по развитию речи. Чтение рассказа В. А. Сухомлинского «Что лучше» Конспект занятия по развитию речи. Тема: Чтение рассказа В. А. Сухомлинского «Что лучше». Цели: познакомить детей с рассказом В. А. Сухомлинского.
Конспект занятия по речевому развитию детей старшей группы «Чтение рассказа К. Г. Паустовского «Кот — ворюга» Конспект занятия по речевому развитию детей старшей группы. Чтение рассказа К. Г. Паустовского «Кот – ворюга». Цель: Познакомить детей с.
Занятие по развитию речи «Путешествие с Лесовичком» для детей подготовительной к школе группы Занятие по развитию речи в подготовительной к школе группе для детей с тяжелым нарушением речи «Путешествие с Лесовичком» Цель: создание.
Литература … поэзия С. Волошин «Осенью»
| Е. Воробьев «Обрывок провода» |
Трудно вспомнить, сколько раз в этот день Устюшину пришлось отправляться на линию и сращивать провод. То провод перебьет осколком мины, то оборвет взрывной волной, то его перережут немецкие автоматчики, которые уже несколько раз просачивались в ближний лес. Смеркалось, когда батарея вновь потеряла связь с наблюдательным пунктом майора Балояна.
Устюшин нажимал на клапан, кричал, надрываясь, изо всех сил дул на заиндевевшую мембрану. Телефонная трубка была нема. «Днепр» не отвечал на тревожные вызовы «Алтая».
Устюшин глубже нахлобучил ушанку, натянул на руки тёплые варежки, словно тем самым лучше защитился от опасности, и побежал вдоль провода, проваливаясь в снег по колено, по пояс. Эх, жаль, старшина не успел выдать связистам валенки, приходится нырять по сугробам в сапогах! Хорошо, хоть раздобыл шерстяные портянки!
Провод тянулся от шеста к шесту, затем связывал елочки на опушке. Провод походил на толстый белый канат: сухой пушистый снег осел на нем.
Устюшин бежал, а мины по-прежнему рвались, будто догоняя его. Воздух словно дымился от близких разрывов. Снег белыми облачками падал с елей, обнажал хвою. С посвистом летели осколки. Пахло горелой землей. На снегу чернели черные выбоины.
Устюшин пробежал не меньше двух катушек провода, прежде чем обнаружил место обрыва. Вот он, конец провода, безжизненно повисший на молоденькой елке. А где другой конец? Он лежал где-то на земле, его уже присыпало свежим снежком, и не сразу удалось разыскать. Сейчас Устюшин «сведет концы с концами» и побежит обратно в спасительный блиндаж, подальше от осколков.
Устюшин снял варежки, взял в правую руку один конец провода, левой рукой дотянулся до провода, который теперь валялся на снегу. Концы были оголены от изоляции и кусались на морозе.
Как удачно, что у них на батарее старшина не успел обуть связистов в валенки; как хорошо, что подметки у него резиновые!
Он стоял, широко раскинув руки. Стоял, потому что не хватало провода. А прилечь или присесть на снег нельзя: как бы не заземлить всю линию…
Конечно, можно поднатужиться и ещё сильнее потянуть концы провода на себя. Но тянуть изо всех сил Устюшин боялся – еще оборвется. И до поздней ночи, пока не отгремел бой, во весь рост стоял Устюшин на опушке леса, среди молоденьких ёлок, посеченных осколками; немало свежих хвойных веток и веточек легло вокруг на снег.
Когда слышался зловеще нарастающий звук мин, Устюшина охватывало жгучее желание бросить концы натянутого провода и припасть к земле, уткнуться лицом в сухой снег, вдавиться в него как можно глубже. Но всякий раз он унимал дрожь в коленях, выпрямлялся и оставался на месте. В правой руке, окоченевшей от холода и усталости, Устюшин держал «Днепр», в левой «Алтай»».
Теплые варежки лежали на снегу, у его ног.
Мы были в саду, когда в рогатых васильках, что росли у забора, вдруг объявился заяц. Русачок. Увидевши нас, он испугался и спрятался в рогатых васильках. Да и мы все замерли и только глядели, как блестят из рогатых васильков заячьи глаза.
Русачок-Травник посидел в рогатых васильках и пошел по саду. Шел, шел и дошел до Николая Василича. А Николай-то наш Василич как раз в рогатых васильках лежал.
Русачок-Травник подошел поближе и стал глядеть на Николай Василича. Николай Василич и виду не подал, что он Николай Василич. Он спокойно лежал, как может лежать в рогатых васильках поваленная береза.
Русачок-Травник вспрыгнул на Николая Василича и, устроившись у него на спине, почистил лапой свои усы. Потом слез на землю и вдруг увидел пушистые малиновые цветы. Обнюхал каждый цветок, пролез через дырку в заборе и скрылся.
У излучины реки Ялмы в старой баньке жил, между прочим, дядя Зуй.
Жил он не один, а с внучкою Нюркой, и было у него все, что надо: и куры, и корова.
А когда наступила зима, дядя Зуй про то сено забыл.
Наконец-таки запряг ее дядя Зуй в сани.
Дядя Зуй сбоку идет, на лошадь чмокает.
К обеду добрались до дому, дядя Зуй стал распрягать.
— Сено, Пантелевна. Чего же иное?
— А на возу у тебя кто?
Медведь зашевелился на возу, наклонил стог набок и вывалился в снег. Тряхнул башкой, схватил в зубы снегу и в лес побежал.
Рявкнул медведь и пропал в елочках.
Стал народ собираться. Охотники пришли, и я, конечно, с ними. Толпимся мы, разглядываем медвежьи следы.
А Пантелевна кричит-пугается:
— Как же он тебя, Зуюшко, не укусил.
Наконец-то наступил март! С юга потянуло влажным теплом. Хмурые неподвижные тучи раскололись и тронулись. Выглянуло солнце, и пошел по земле веселый бубенчатый перезвон капели, будто весна катила на невидимой тройке.
За окном, в кустах бузины, отогревшиеся воробьи подняли шумиху. Каждый старался изо всех сил, радуясь, что остался жив: «Жив! Жив! Жив!».
Вдруг с крыши сорвалась подтаявшая сосулька и угодила в самую воробьиную кучу. Стая с шумом, похожим на внезапный дождь, перелетела на крышу соседнего дома. Там воробьи расселись рядком на гребне и только было успокоились, как по скату крыши скользнула тень большой птицы. Воробьи враз свалились за гребень.
Но тревога была напрасной. На печную трубу опустилась обыкновенная ворона, такая же, как и все другие вороны в марте: с забрызганным грязью хвостом и взъерошенным загривком. Зима заставила ее позабыть о чувстве собственного достоинства, о туалете, и она правдой и неправдой с трудом добывала хлеб свой насущный.
Кстати, сегодня ей повезло. В клюве она держала большой ломоть хлеба.
Усевшись, она подозрительно осмотрелась: не видно ли поблизости ребятишек. И что за привычка у этих сорванцов бросаться камнями? Потом она оглядела ближайшие заборы, деревья, крыши: там могли оказаться другие вороны. Они тоже не дадут спокойно перекусить. Сейчас же слетятся и полезут в драку.
Но неприятностей, кажется, не предвиделось. Воробьи снова набились в бузину и оттуда завистливо посматривали на ее кусок хлеба. Но эту скандальную мелюзгу она в расчет не принимала.
Итак, можно закусить!
Ворона положила ломоть на край трубы, наступила на него обеими лапами и принялась долбить. Когда отламывался особенно большой кусок, он застревал в горле, ворона вытягивала шею и беспомощно дергала головой. Проглотив, она на некоторое время снова принималась озираться по сторонам.
И вот после очередного удара клювом из-под лап выскочил большой ком мякиша и, свалившись с трубы, покатился по скату крыши. Ворона досадливо каркнула: хлеб может упасть на землю и даром достанется каким-нибудь бездельникам вроде воробьев, что пристроились в кустах под окном. Она даже слышала, как один из них сказал:
— Чур, я первый увидал!
Оказывается, хлебный мякиш, катившийся по крыше, видели и другие воробьи, а потому в кустах поднялся отчаянный спор.
Но спорили они преждевременно: хлеб не упал на землю. Он даже не докатился до желоба. Еще на полпути он зацепился у ребристого шва, какие соединяют кровельные листы.
Ворона приняла решение, которое можно выразить человеческими словами так: «Пусть тот кусок полежит, а я пока управлюсь с этим».
Доклевав остатки, ворона решила съесть упавший кусок. Но это оказалось нелегкой задачей. Крыша была довольно крута, и, когда большая тяжелая птица попробовала сойти вниз, ей это не удалось. Лапы заскользили по железу, она поехала вниз, тормозя растопыренным хвостом.
Вдруг на трубу опустилась голенастая, в сером платочке галка и вызывающе щелкнула языком: «Так! Мол, что тут делается?». У вороны от такой наглости даже на загривке ощетинились перья, а глаза сверкнули недобрым блеском. Она подпрыгнула и ринулась на непрошеную гостью.
Оказывается, они все видели, как старая ворона заблудилась на крыше.
С. Романовский «На танцах»
Среди островов снега и окон воды мальчик пробирался от кочки к кочке. А они были в ягодах, как в красных сарафанах.
Пережила она зиму, сбродила в тончайшей кожице, как красное виноградное вино в бочке, и на посошок захватила весеннего солнышка. Клюква-журавина била в нос и растекалась по телу тихой радостной силой.
Мальчик морщился. Иногда его всего передергивало от ягодной кислоты и блаженства. А из глаз наперегонки бежали слезы.
Эх, если бы к ягодам да еще бы хлебушка!
Как же это мальчик не захватил его с собой?
Неясно и певуче зародился звук.
За небесной проталиной. Нет, ниже: за травой-белоусом и осокой, что стенкой росли впереди.
Теперь звук был не один, а много негромких взыскующих звуков. От них дрогнуло сердце мальчика. Тотчас солнце разгорелось и скрылось, и мальчик почувствовал, что есть какая-то связь между солнцем и звуками.
Он посмотрел на небо, где синяя проталина меняла очертания, наверное, приглашала солнце еще разок взглянуть на землю, на Верховое Болото и на мальчика.
Вняв этой просьбе, показалось солнышко, загорелось, заиграло, и вместе с ним заиграли звуки за травами.
Мальчик снял шапку, чтобы лучше слышать.
Звуки, по игре странно схожие с солнышком, с переменой освещения повторялись через неравные промежутки времени.
Пригнувшись, мальчик подобрался к стенке белоуса и осоки и прилег перед оконцем, откуда просматривалась потаенная полянка.
Он увидел воду-снежницу, в которой отражались и гнулись березки, рябенькие, как тетерки. Им было много лет, но на болоте они на всю жизнь остались маленькими.
Тут мальчик услышал и увидел журавлей. Сперва ему подумалось, что они бродят по поляне, кто куда, и не найдут себе места.
Почему это не найдут?
Праздник у них: танцуют журавли. Собрались в широкий круг, крыльями машут и голоса подают.
Журавли в кругу тоже приседают, хлопают крыльями, побуждают главных плясунов жарче плясать, веселее!
Трое ходят вприсядку, с прищелком выкидывают долгие ноги, взмахивают крыльями, как голубыми платками, и в их движениях живет возбуждающая сила, приглашающая мальчика принять участие в общем весеннем веселье.
Это веселье, творящееся втайне, было понятно мальчику своей детской радостью, и он, не таясь, смотрел из травы на журавлей и слышал их таинственные голоса.
Ему хотелось хлопать в ладошки в лад пляске и припевать-приговаривать:
Я не утка, я не гусь.
По воде не плаваю.
Если хочешь танцевать,
Давай ручку правую.
Танцоры посреди круга менялись, пока всех не перетанцевал один журавль росточком пониже других.
Чего он только не выделывал!
Он прыгал около травянистой кочки, клевал ее, подбрасывал клювом. Кочка крутилась и вертелась, падала и взлетала и готова была вот-вот превратиться в птицу, пока не рассыпалась.
Это привело плясуна в недоумение. Он топтался на одном месте и не мог понять: куда подевалась веселая кочка? Куда она улетела или упрыгала? Только что здесь была.
Мальчику тоже стало думаться, что плясунья-кочка где-то спряталась. Он стал в полный рост, чтобы увидеть ее.
Зачем он это сделал?
Большие голенастые птицы побежали в разные стороны, и, захваченный их бегом, мальчик побежал за ними, размахивая руками и восторженно крича:
Одна за другой с разбега, с раската птицы поднимались в воздух, и небо над Верховым Болотом заплескалось крыльями.
А журавль-плясун, что только что искал кочку-попрыгунью, подвернул ногу и, пытаясь встать, колотился на земле.
Когда мальчик подбежал к журавлю, тот сам, без посторонней помощи, поднялся на ноги и, прихрамывая, заторопился прочь от человека.
Захваченный восторгом весны, мальчик растопырил руки, чтобы схватить птицу за крылья и обнять ее!
Журавль остановился, обернулся, и мальчик увидел его темные глубокие глаза, в которых жили боль и вольная воля.
Мальчик протянул к птице руки.
А журавль выбросил клюв вперед и, щелкнув им, как парикмахер ножницами, несильно уклюнул человека в лоб: «Не тронь меня!».
Обеими руками мальчик схватился за уклюнутое место и для начала негромко заплакал, а потом все громче и громче, но скоро сообразил, что на болоте его никто не услышит, и отнял руки ото лба.
Дома мама сказала мальчику:
Текст книги «Тринадцатый лыжник (Рассказы)»
Автор книги: Евгений Воробьев
Жанры:
Детская проза
Военная проза
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Евгений Воробьев
ТРИНАДЦАТЫЙ ЛЫЖНИК
От автора
Перед вами – медаль «За отвагу». Этой медалью в годы Великой Отечественной войны награждено более четырёх миллионов человек.
Солдат или сержант удостоенный медали «За отвагу», должен был совершить подвиг, связанный чаще всего с опасностью для жизни, когда, следуя воинскому долгу, нужно собрать всю силу воли и не поддаться страху. Часто подвиг требовал не только беззаветной храбрости, но и отличной солдатской выучки, сноровки, смекалки.
О солдатской смекалке – родной сестре солдатского мужества – эта книга.
ТРИНАДЦАТЫЙ ЛЫЖНИК
У колодца и дальше, у избы с высоким крыльцом, уже дважды сменились немецкие патрули, а Харламов всё ещё лежал в своей белой берлоге. Справа его укрывал плетень, слева – высокий сугроб.
У разведчика-наблюдателя отличное зрение, и сержант Пётр Харламов за сутки пребывания в деревне приметил многое. В колхозных яслях – штаб. В амбаре напротив – склад боеприпасов. У околицы, в доме с каменным фундаментом, – пулемётное гнездо, левее – окопы.
«Эх, наводчикам бы нашим да эти адреса!» – подумал он.
Разведчик при возвращении из поиска должен быть осторожен вдвойне: он рискует и жизнью, и добытыми сведениями. Вот почему Харламов терпеливо ждал наступления темноты, когда можно будет подняться, отрыть из-под снега лыжи и двинуться в обратный путь. Для этого нужно прежде всего пройти незамеченным через деревню, добраться до ближнего леса и двинуться по руслу реки, сжатой крутыми берегами.
Смеркалось. Снег окрасился в пепельно-голубой цвет и быстро темнел.
Внезапно Харламов увидел, что по деревенской улице, в каких-нибудь тридцати шагах от него, скользит лыжник в маскировочном халате. Белый капюшон закрывал шапку, лоб, подбородок, оставляя морозному ветру только узкую полоску лица. В уверенных и лёгких движениях лыжника не чувствовалось усталости.
«Значит, – решил Харламов, – только собрался в дорогу. Должно быть, разведка».
Вслед за первым лыжником, метрах в пяти позади, слегка пристукивая лыжами по насту, шёл второй, за ним третий, четвёртый…
Девять, десять, одиннадцать… Вот промелькнула согнутая под тяжестью какого-то ящика фигура двенадцатого.
Харламов подождал ещё немного – никого. Очевидно, двенадцатый лыжник был замыкающим.
«А почему бы мне не стать тринадцатым? – внезапно подумал он. – И автомат у меня трофейный… Такой же, как у немцев».
Не поднимаясь, он разгрёб снег, надел лыжи, продел руки в кожаные петли палок и только после этого поднялся на ноги. Энергичный толчок, другой – и Харламов заскользил по деревенской улице. Он легко мог сойти за немца, несколько отставшего от своих.
Тотчас же Харламов встретился лицом к лицу с солдатом, который нёс охапку дров.
Затем повстречались ещё два, шедшие, очевидно, после смены караула. Они пританцовывали на ходу, пытаясь согреться.
Не отводя глаз, не смутившись, Харламов разминулся с офицером так близко, что едва не задел его плечом. Небритое лицо, чёрные наушники, бархатный воротник офицерской шинели.
Харламов шёл, копируя размашистый шаг лыжников, идущих впереди. Его отделяло от последнего немца не больше сорока – пятидесяти метров. Когда вышли за околицу и отряд растянулся длинной цепочкой, Харламов отстал ещё больше. Он шёл на такой дистанции, чтобы двенадцатый лыжник, обернувшись, не смог увидеть его лица. А кому придёт в голову пересчитывать на ходу, сколько человек движется гуськом друг за другом?
Несколько раз фашисты останавливались на отдых; они курили, пили из фляг. Тринадцатый лыжник быстро высвобождал ноги из креплений и плашмя падал в снег, уже перекрашенный сумерками в тёмно-синий цвет. Он рад был этим привалам. Сказывался голод и усталость. Всё труднее было тянуться за отрядом.
Отряд вошёл в перелесок, где темнота ещё плотнее, и остановился. Харламов наблюдал, притаившись за елью. Фашисты установили на треноге какой-то прибор. Когда наши орудия за Волоколамским шоссе подавали голоса, фашисты начинали суетиться у прибора. Очень скоро Харламов признал в них «слухачей».
Немцы-звукометристы засекали голоса орудий нашей батареи, и Харламов был в отчаянии, что не может сейчас же сообщить об этом в свой дивизион. Батарее необходимо сменить своё местонахождение. И скорее! Скорее!
Под прикрытием ёлочек он пошёл к чаще леса. Было уже совсем темно, когда сержант вскарабкался на крутой заснеженный берег Ламы и добрался до знакомых мест.
Шёл медленно, еле волоча ноги. Лыжные палки отяжелели в руках, словно они были вырезаны не из бамбука, а из водопроводных труб. Неуклюже прополз через знакомую лазейку в проволочном заграждении. Стал на колени, сложил руки рупором, закричал хриплым, простуженным голосом пароль: «Мушка» – и его услышали.
Он еле держался на ногах, и бойцы повели его под руки, как раненого. От предложения отогреться и отдохнуть в землянке боевого охранения сержант Харламов отказался наотрез.
– Нужно бежать на батарею. Есть срочный разговор с капитаном, – сказал он озабоченно и потянулся к лыжным палкам.
ОБРЫВОК ПРОВОДА
Трудно вспомнить, сколько раз в тот день Устюшину пришлось отправляться на линию и сращивать провод. То провод перебьёт осколком мины, то оборвёт взрывной волной, то его перережут немецкие автоматчики, которые уже несколько раз просачивались в ближний лес. Смеркалось, когда батарея вновь потеряла связь с наблюдательным пунктом майора Балояна.
Устюшин нажимал на клапан, кричал, надрываясь, изо всех сил дул на заиндевевшую мембрану. Телефонная трубка была нема. «Днепр» не отвечал на тревожные вызовы «Алтая».
– Пропал «Днепр». Как воды в рот набрал, – сказал Устюшин самому себе голосом, охрипшим от крика и безнадёжности. – Без вести пропал «Днепр»…
Устюшин глубже нахлобучил ушанку, натянул на руки тёплые варежки, словно тем самым лучше защитился от опасности, и побежал вдоль провода, проваливаясь в снег по колено, по пояс. Эх, жаль, старшина не успел выдать связистам валенки, приходится нырять по сугробам в сапогах! Хорошо, хоть раздобыл шерстяные портянки!
Провод тянулся от шеста к шесту, затем связывал ёлочки на опушке. Провод походил на толстый белый канат: сухой пушистый снег осел на нём.
Устюшин бежал, а мины по-прежнему рвались, будто догоняя его. Воздух словно дымился от близких разрывов. Снег белыми облачками падал с елей, обнажал хвою. С посвистом летели осколки. Пахло горелой землёй. На снегу чернели круглые выбоины.
Устюшин пробежал не меньше двух катушек провода, прежде чем обнаружил место обрыва. Вот он, конец провода, безжизненно повисший на молоденькой ёлке. А где другой конец? Он лежал где-то на земле, его уже присыпало свежим снежком, и не сразу удалось разыскать. Сейчас Устюшин «сведёт концы с концами» и побежит обратно в спасительный блиндаж, подальше от осколков.
Однако вот неприятность – больше метра провода вырвало миной и отшвырнуло куда-то в сторону. Соединить концы провода никак не удавалось. Не хватало этого злополучного метрового обрывка! А запасной катушки у Устюшина с собой не было. Как же быть? Батарея-то ждёт! И «Днепр» ждёт! Устюшин знал, что сегодня в любую минуту может прозвучать по телефону сигнал «444», секретный сигнал к наступлению, и горе горькое, если их «Алтай» не отзовётся на гортанный голос майора Балояна.
Устюшин снял варежки, взял в правую руку один конец провода, левой рукой дотянулся до провода, который теперь валялся на снегу. Концы были оголены от изоляции и кусались на морозе.
Человеческое тело, как известно, проводник электрического тока. Вот он и включился в линию.
Как удачно, что у них на батарее старшина не успел обуть связистов в валенки; как хорошо, что подмётки у него резиновые!
Он стоял, широко раскинув руки. Стоял, потому что не хватало провода. А прилечь или присесть на снег нельзя: как бы не заземлить всю линию…
Конечно, можно поднатужиться и ещё сильнее потянуть концы провода на себя. Но тянуть изо всех сил Устюшин боялся – ещё оборвётся. И до поздней ночи, пока не отгремел бой, во весь рост стоял Устюшин на опушке леса, среди молоденьких ёлок, посечённых осколками; немало свежих хвойных веток и веточек легло вокруг на снег.
Когда слышался зловеще нарастающий звук мины, Устюшина охватывало жгучее желание бросить концы натянутого провода и припасть к земле, уткнуться лицом в сухой снег, вдавиться в него как можно глубже. Но всякий раз он унимал дрожь в коленях, выпрямлялся и оставался на месте. В правой руке, окоченевшей от холода и усталости, Устюшин держал «Днепр», в левой – «Алтай».
Тёплые варежки лежали на снегу, у его ног.
ВОДОВОЗ
Первое письмо от Григория Ивановича Каширина пришло в полк спустя месяц после его ранения.
«Товарищ майор, – писал Каширин. – В первых строках моего письма докладываю Вам обстановку. Обстановка в палате благоприятная. Маскировка в белый цвет полная, имеются даже занавески».
Заканчивалось письмо обещанием быстро поправиться и вернуться в полк.
Прочитав письмо, майор Жерновой недоверчиво покачал головой. Он вспомнил, как Каширин с землистым лицом и серыми, почти чёрными губами лежал на носилках: он был тяжело ранен в бедро и голень. Раненые, когда пишут из госпиталя, часто обещают быстро поправиться. Если им верить, они и в госпиталь-то попали по недоразумению.
От Каширина долго не было ни слуху ни духу, как вдруг он предстал перед майором собственной персоной.
– Сержант Каширин из госпиталя прибыл! – лихо отрапортовал он.
– Ну-ка, покажись, Григорий Иванович. Как там тебя залатали?
Майор шагнул навстречу Каширину, они обнялись. Оба воевали вместе ещё у Соловьёвой переправы. Григорий Иванович за эти месяцы изменился мало, разве что похудел и от этого казался более долговязым, а шея – более длинной. Плечи были столь покатыми, что сержантские погоны Каширина хорошо видны и сбоку. Шинель, изжёванная и мятая, была непомерно широка, и казалось, надета на голое тело. Широкий воротник подчёркивал худобу шеи.
Майор, обрадованный возвращением Каширина, шутил, смеялся и уже несколько раз спрашивал:
– И как ты полк нашёл? Тысячу вёрст от речки Лучесы отмахали – это не фунт изюму.
Григорий Иванович сидел напротив майора, насупившись, и молчал, будто был виноват, что его ранили за несколько дней до наступления на злополучной высотке 208,8 под Витебском, а полк без него прошёл с боями к Восточной Пруссии.
– Ну, теперь признавайся: сбежал из госпиталя? Как в прошлый раз?
– Нет, товарищ майор, – вздохнул Каширин. – На этот раз полный срок отбыл.
– Меня комиссия по чистой уволила. – Каширин потупился. – Совсем с действительной службы. Поскольку левая нога у меня того…
– Да… – невесело сказал майор и принялся вертеть в руках карандаш.
– Вот, хочу здесь обжаловать эту комиссию. Мало ли что нога! Где-нибудь в тылах пристроюсь. А из полка мне дороги нет, сами знаете.
Майор тоже помрачнел. Жалко терять такого снайпера, жалко и самого Каширина. Но с другой стороны, куда девать инвалида? Майор в раздумье поднял глаза на Каширина и внимательно оглядел его.
– Ну и шинель на тебе! Прямо пугало. И где их только находят в госпиталях, эдакие шинели… Вот тебе записка на вещевой склад. Переоденешься – там видно будет.
Григорий Иванович поднялся и, слегка прихрамывая, направился к выходу.
– Хотя постой! – крикнул майор и от возбуждения даже встал. – Вот что! Оставайся-ка ты там, Григорий Иванович, кладовщиком. Принимай склад. Лизунков – парень молодой, здоровый, и негоже ему там войну коротать.
Каширин был от такого предложения на седьмом небе, но майора не поблагодарил и восторга не выразил.
Через неделю он совсем освоился с новой работой – переругивался со старшинами, отпускал новенькое обмундирование, принимал рубахи, портянки и шинели, отслужившие свой срок.
Дыхание переднего края, проходившего в те дни по самому краю советской земли, вдоль прусской границы, доносилось и сюда, в тихий вещевой склад, пропахший затхлой ветошью. Старая одежда пахла порохом, оружейным маслом и потом войны, на ней виднелись бурые пятна крови.
Григорий Иванович научился многое узнавать о владельцах старой одежды.
Чем острее слышны были в складе запахи боёв, тем больше тяготился своей работой Каширин. Он стал подолгу пропадать в оружейной мастерской, расположенной по соседству со складом, а увидав там однажды новенькие самозарядные винтовки, принялся клянчить такую винтовку у оружейного мастера Лапшина.
– Ну зачем тебе такая винтовка? – допытывался Лапшин. – Мышей, что ли, по ночам в складе пугать?
– Мыши сюда, Филипп Филиппович, не касаются. А склад охранять – дело серьёзное. И винтовка тут, Филипп Филиппович, требуется первый сорт. Поскольку нахожусь я на действительной службе…
– Новости! – рассердился Лапшин. – Нужна тебе такая винтовка, как танкисту шпоры.
Но Каширин всё-таки добился своего: получил самозарядную винтовку отличного боя.
Он никому не доверил новенькой винтовки, сам выверил и пристрелял её.
Назавтра Каширин отправился к майору Жерновому:
– Товарищ майор, докладываю обстановку. На складе всё в порядке. Шаровары и рукавицы получены. Разведчикам выданы сапоги согласно приказу…
– Каширин помялся, потом сказал: – А мне разрешите ключи сдать. Хочу со склада податься.
– Лучше водовозом на кухне. По крайней мере, почётное занятие. И повар приглашает, надеется на меня.
– Чудак ты, Каширин! Ну чем тебе плохо на складе? Тихо. Не дует. Не каплет над тобой. Пешком ходить много не приходится. Я тебя нарочно послал туда, на спокойную жизнь.
– Хороша спокойная жизнь! То с одним старшиной поругаешься, то с другим. Вчера тыловой крысой обозвали, сегодня – интендантской душой.
А мне в интенданты записываться никак нельзя. Сами знаете, товарищ майор.
– Ну что же, сдавай склад старшине! – сказал Жерновой устало. – С твоим характером там не усидеть.
Каширин видел, что майор им недоволен, но старался об этом не думать. Важно, что разрешение получено и можно распрощаться со складом.
Повар и в самом деле усиленно тянул Каширина к себе в помощники.
– Пешего хождения или тем более беготни у водовоза нету, – уговаривал повар. – Вприсядку пускаться вокруг котла тоже не нужно. Так что нога тормозить не будет.
Повару льстило, что в помощниках у него будет состоять человек, знаменитый в полку. Кроме того, ему надоело возиться с водовозом Батраковым: тот всегда носил в кармане три индивидуальных пакета, а когда уезжал по воду, бледнел от страха.
За опушкой леса протекал ручеёк, но вода в нём была не питьевая – с какой-то противной горечью и запахом гнили. Оставался родник вблизи берега Шешупы, на переднем крае.
Родник бил у восточного подножия холма, но дорога туда просматривалась, и иной раз фашисты стреляли по водовозу из миномётов. Трусоватый Батраков ездил той дорогой только ночью, а днём приставал ко всем с просьбой экономить воду. Каширин успевал сделать за ночь несколько рейсов к роднику, но перед рассветом обычно собирался туда ещё раз.
– Слезай с бочки, Григорий Иванович, – сказал однажды повар. – Хватит на сегодня, слезай. У меня ещё со вчерашнего дня полный бак.
Каширин подобрал верёвочные вожжи, но остался сидеть на облучке и сказал:
– Куда её, вчерашнюю? Разве на стирку? Лучше я тебе свежей воды привезу, про запас.
– А обратно? Рассвет теперь торопливый.
– Пусть! – сказал Каширин и при этом лукаво подмигнул, хотя повар в полутьме не мог ничего увидеть. – Не много фрицы против солнышка заметят. В это время их наблюдатели – как слепые котята. Дорога-то моя оттуда – прямо на восток!
Повар недоверчиво покачал головой, но спорить не стал.
Новый водовоз отрыл окоп на восточном склоне холма.
Он подъезжал к роднику, набирал воду, потом заводил свою кобылу Осечку в укрытие, как в стойло, а сам лез наверх в траншею к стрелкам. Траншея тянулась крутой дугой чуть пониже гребня холма. Каширин, приняв по возможности бравый вид и стараясь не прихрамывать, торопливо проходил в северный конец траншеи.
Каширин устраивался в траншее так, чтобы солнце вставало прямо за его спиной. Фашисты в час восхода сменяли караулы и завтракали. Они сновали по ходу сообщения пригнувшись, но нередко то тут, то там показывалась на мгновение голова в пилотке чужого покроя.
Каширин долго наблюдал за небольшой копной соломы на том берегу Шешупы, левее пограничного столба. Ну какой крестьянин оставит копёнку, когда рядом высится большая копна? Два дня Каширин присматривался, а на третье утро решил действовать.
Первой зажигательной пулей он поджёг солому. «Подходяще горит немецкая солома!» – весело заметил Каширин. Второй пулей подстрелил снайпера, который прятался в соломе и выскочил из горящей копны.
Редко в какое солнечное утро Каширин уходил из траншеи без того, чтобы не подстрелить врага.
Он успевал проскочить со своей бочкой обратно, пока солнце стояло невысоко над горизонтом и прятало водовоза в косых слепящих лучах.
Каширин приезжал на кухню, распрягал Осечку и тотчас же начинал разбирать и чистить винтовку.
За этим занятием и застал его майор Жерновой.
– Ну и плут же ты, Каширин! – сказал майор, стараясь казаться сердитым. – Просился в водовозы, а ходишь в снайперах?
Григорий Иванович вскочил, вытянулся, шея его сразу стала ещё более длинной, а воротник более широким, и принялся молча вытирать ветошью руки, все в оружейном масле.
– Был конь, да изъездился, – мрачно заметил Каширин. – Теперь бочку возит туда-обратно.
– Что же хорошего – в кухонном звании ходить? Повар, стоявший рядом, слышал весь разговор. Он укоризненно покачал головой. Каширина это не остановило.
– А мне, товарищ майор, сами знаете, оставаться во втором эшелоне невозможно. Поскольку я на действительной службе…
Майор рассмеялся, не сказал ни да, ни нет и пошёл прочь. Каширин заторопился за ним вдогонку. Он хотел «доложить боевую обстановку», то есть попроситься в снайперы и завести речь о винтовке с оптическим прицелом. Каширин шагал довольно быстро и не припадал, как прежде, на левую ногу. Может быть, он умело скрывал хромоту, а может, и в самом деле поправился.
