Рассказ воробьева у кого поселяются аисты читать рассказ
У КОГО ПОСЕЛЯЮТСЯ АИСТЫ
. Тут ничего нельзя было поделать. И потому что бабке шел семидесятый и она
доводилась матерью его помершему отцу, и потому что жили бедно — в колхозе
работала одна мать. Перед тем как кормить кур, бабка выходила во двор и шугала и
шугала, и все воробьи и голуби разлетались куда ни попало. Где ж им было завестись в
ихнем дворе! Тут ничего нельзя было поделать. А у всех по лету хоть что-нибудь, да
велось. У Кузярихи — скворцы на осине, у Макеевых — воронки под окном.
И, отправляясь в школу, Костик Мухин уже с конца зимы каждый раз давал
кругаля: за их огородной соткой, недалеко от электрической мачты, стоял дуб. Бабка
говорила, что он их, мухинский, хотя и числится давно в колхозе. Ну и хорошо, что
числится. Грачам-то еще лучше. Кто б их там шугал? А из того хвороста и куриных
перьев, что складывал Костик под дубом, можно было свить не два и не три гнезда, а
Но грачи облетали дуб стороной.
В такое время — конец марта — у бабки совсем пропадал сон. С полночи она уже
принималась шастать по хате и бубнить не то молитву, не то какой заговор над
Чибачихой. Это их черная наседка. Во всей деревне ни одна курица не выводила в такую
рань цыплят, как она. Зимой почти. И всегда ночью или на заре. Сперва внутри яиц что-
то тюкается. Чуть слышно. Это проклюнуваются цыплята. Сами. А Чибачиха тогда
надувается и так кряхтит, что аж самому становится трудно. Она, наверно, думает, что
рожает цыплят. Несмышленная. Птица ведь.
Цыплята — все одно, что вербные кытички, или почки по-правильному. С ними и
минуты не вытерпишь, чтоб не взять на руки и не погладить. А им много надо, что ли?
Зажмуриваются после этого и лежат. Потом они отживали, конечно. В решете на окне,
где солнышко. Бабка дня два только и делала, что кормила их там крутым желтком. А от
этого и любой выздоровеет.
Снег всегда таял потихоньку, а в тот раз туман и буря согнали его за одну ночь.
Тогда-то и сломался дуб. Кто ж теперь приживется на нем!
Но недели через две — уже по теплыни — над дубом большими кругами заходили
аисты. Два. Костик увидал их из окна хаты, и, когда выбежал на крыльцо, аисты совсем
спустились к дубу. На метр прямо. А не сели. Сделали еще три круга и полетели за
электролинию к болоту. Не понравился, значит, дуб. Обломух потому что. Зря только
торчит. Мог и весь теперь свалиться.
И все ж на второй день аисты появились над дубом опять. Тот, у которого крылья
были с широкими, черными полосами, сел первым. Ничего не побоялся. Самец потому
что. А аистиха не села, хотя он минут пять трещал клювом и приседал. Звал. Она
покружилась-покружилась и улетела к болоту. А он с полчаса на одной ноге стоял.
Думал, может, как быть дальше. А потом тоже улетел. Все-таки аистиха жена ему, хоть
она и птица из породы голенастых. Да и дуб обломух.
Рассказы (fb2)
Константин Воробьев Рассказы
У кого поселяются аисты
И, отправляясь в школу, Костик Мухин уже с конца зимы каждый раз давал кругаля: за их огородной соткой, недалеко от электрической мачты, стоял дуб. Бабка говорила, что он их, мухинский, хотя и числится давно в колхозе. Ну и хорошо, что числится. Грачам-то еще лучше. Кто б их там шугал? А из того хвороста и куриных перьев, что складывал Костик под дубом, можно было свить не два и не три гнезда, а целую облепиху!
Но грачи облетали дуб стороной.
В такое время — конец марта — у бабки совсем пропадал сон. С полночи она уже принималась шастать по хате и бубнить не то молитву, не то какой заговор над Чибачихой. Это их черная наседка. Во всей деревне ни одна курица не выводила в такую рань цыплят, как она. Зимой почти. И всегда ночью или на заре. Сперва внутри яиц что-то тюкается. Чуть слышно. Это проклюнуваются цыплята. Сами. А Чибачиха тогда надувается и так кряхтит, что аж самому становится трудно. Она, наверно, думает, что рожает цыплят. Несмышленная. Птица ведь.
Цыплята — все одно, что вербные кытички, или почки по-правильному. С ними и минуты не вытерпишь, чтоб не взять на руки и не погладить. А им много надо, что ли? Зажмуриваются после этого и лежат… Потом они отживали, конечно. В решете на окне, где солнышко. Бабка дня два только и делала, что кормила их там крутым желтком. А от этого и любой выздоровеет…
Снег всегда таял потихоньку, а в тот раз туман и буря согнали его за одну ночь. Тогда-то и сломался дуб. Кто ж теперь приживется на нем!
Но недели через две — уже по теплыни — над дубом большими кругами заходили аисты. Два. Костик увидал их из окна хаты, и, когда выбежал на крыльцо, аисты совсем спустились к дубу. На метр прямо. А не сели. Сделали еще три круга и полетели за электролинию к болоту. Не понравился, значит, дуб. Обломух потому что. Зря только торчит… Мог и весь теперь свалиться…
Все ж на второй день аисты появились над дубом опять. Тот, у которого крылья были с широкими, черными полосами, сел первым. Ничего не побоялся. Самец потому что. А аистиха не села, хотя он минут пять трещал клювом и приседал. Звал. Она покружилась-покружилась и улетела к болоту. А он с полчаса на одной ноге стоял. Думал, может, как быть дальше. А потом тоже улетел. Все-таки аистиха жена ему, хоть она и птица из породы голенастых. Да и дуб обломух…
Аист решил, видно, настоять на своем. И правильно. В обед он принес сразу две длинные палки и умостил их на дубу крест-накрест. Фундамент делал к гнезду. Что ж он мог больше! И во второй раз он тоже вернулся с двумя палками. В болоте брал. В грязи все были. Костик потом их видел, когда они упали с дуба вместе с теми двумя. Скользкие потому что. А дуб ведь сломан. Неровно же там…
Аист почти до самого вечера простоял на дубу. Думал о чем-то.
Конечно, макушку можно было и подровнять. Пилой. Так все одно палки б сыпались. Тут надо было придумать что-нибудь другое. Чтоб помочь и не отвадить. А это только через бригадира Василь Палыча приходилось, потому что все, какие ни на есть, старые колеса он прятал в колхозный сарай. Для хозяйства. Но разве он сам не схотел бы приманить колесом аистов? Еще как! Только проговорись. У него, будь здоров, какая липа во дворе!
Поэтому и пришлось ждать почти до ночи. Колесо же не обязательно было уносить. Катить можно. По огородам. Тяжелее было очутить его на дубу. Веревки потому что узловатые. И темно…
Аист прилетел утром, с хворостиной. И как начал трещать! Фундамент увидал! И в обратный раз пригнал аистиху. Показать. Она села на колесо, пригнулась зачем-то, а потом подошла к аисту и положила голову ему на шею. Мирилась…
Бабка вскоре говорила про гнездо, что такой кучи хвороста ей бы на целую неделю хватило. Печь топить. А кто б его снял? Сама, что ли? Там ведь уже яйцо лежало! Одно пока. Костик лазал смотреть на него, когда аисты летали на кормежку. Лежи-ит! А величиной с три куриных…
Бабка думает, что только людям одним бывает трудно. А другим всем на свете так это — ничего… Костику даже вспоминать не хочется, как все это случилось с аистихой. Может, ей второе яйцо захотелось тогда поскорее снести. А может, к этому первому торопилась. Но только она нечаянно заплуталась крыльями в электрических проводах и… убило ее током. Два дня простоял аист в гнезде на одной ноге. Как каменный. Не ел и не пил. Горевал… И лишь на третий день полетел к болоту. Костик следил за ним с берега из кустов. А что толку? Он и там все время стоял на одной ноге. Один. Это
Константин Воробьев — У кого поселяются аисты: Рассказ
…Тут ничего нельзя было поделать. И потому что бабке шел семидесятый и она доводилась матерью его помершему отцу, и потому что жили бедно — в колхозе работала одна мать. Перед тем как кормить кур, бабка выходила во двор и шугала и шугала, и все воробьи и голуби разлетались куда ни попало. Где ж им было завестись в ихнем дворе! Тут ничего нельзя было поделать. А у всех по лету хоть что-нибудь, да велось. У Кузярихи — скворцы на осине, у Макеевых — воронки под окном…
И, отправляясь в школу, Костик Мухин уже с конца зимы каждый раз давал кругаля: за их огородной соткой, недалеко от электрической мачты, стоял дуб. Бабка говорила, что он их, мухинский, хотя и числится давно в колхозе. Ну и хорошо, что числится. Грачам-то еще лучше. Кто б их там шугал? А из того хвороста и куриных перьев, что складывал Костик под дубом, можно было свить не два и не три гнезда, а целую облепиху!
Но грачи облетали дуб стороной.
В такое время — конец марта — у бабки совсем пропадал сон. С полночи она уже принималась шастать по хате и бубнить не то молитву, не то какой заговор над Чибачихой. Это их черная наседка. Во всей деревне ни одна курица не выводила в такую рань цыплят, как она. Зимой почти. И всегда ночью или на заре. Сперва внутри яиц что-то тюкается. Чуть слышно. Это проклюнуваются цыплята. Сами. А Чибачиха тогда надувается и так кряхтит, что аж самому становится трудно. Она, наверно, думает, что рожает цыплят. Несмышленная. Птица ведь.
Цыплята — все одно, что вербные кытички, или почки по-правильному. С ними и минуты не вытерпишь, чтоб не взять на руки и не погладить. А им много надо, что ли? Зажмуриваются после этого и лежат… Потом они отживали, конечно. В решете на окне, где солнышко. Бабка дня два только и делала, что кормила их там крутым желтком. А от этого и любой выздоровеет…
Снег всегда таял потихоньку, а в тот раз туман и буря согнали его за одну ночь. Тогда-то и сломался дуб. Кто ж теперь приживется на нем!
Но недели через две — уже по теплыни — над дубом большими кругами заходили аисты. Два. Костик увидал их из окна хаты, и, когда выбежал на крыльцо, аисты совсем спустились к дубу. На метр прямо. А не сели. Сделали еще три круга и полетели за электролинию к болоту. Не понравился, значит, дуб. Обломух потому что. Зря только торчит… Мог и весь теперь свалиться…
Все ж на второй день аисты появились над дубом опять. Тот, у которого крылья были с широкими, черными полосами, сел первым. Ничего не побоялся. Самец потому что. А аистиха не села, хотя он минут пять трещал клювом и приседал. Звал. Она покружилась-покружилась и улетела к болоту. А он с полчаса на одной ноге стоял. Думал, может, как быть дальше. А потом тоже улетел. Все-таки аистиха жена ему, хоть она и птица из породы голенастых. Да и дуб обломух…
Аист решил, видно, настоять на своем. И правильно. В обед он принес сразу две длинные палки и умостил их на дубу крест-накрест. Фундамент делал к гнезду. Что ж он мог больше! И во второй раз он тоже вернулся с двумя палками. В болоте брал. В грязи все были. Костик потом их видел, когда они упали с дуба вместе с теми двумя. Скользкие потому что. А дуб ведь сломан. Неровно же там…
Аист почти до самого вечера простоял на дубу. Думал о чем-то.
Конечно, макушку можно было и подровнять. Пилой. Так все одно палки б сыпались. Тут надо было придумать что-нибудь другое. Чтоб помочь и не отвадить. А это только через бригадира Василь Палыча приходилось, потому что все, какие ни на есть, старые колеса он прятал в колхозный сарай. Для хозяйства. Но разве он сам не схотел бы приманить колесом аистов? Еще как! Только проговорись. У него, будь здоров, какая липа во дворе!
Поэтому и пришлось ждать почти до ночи. Колесо же не обязательно было уносить. Катить можно. По огородам. Тяжелее было очутить его на дубу. Веревки потому что узловатые. И темно…
Аист прилетел утром, с хворостиной. И как начал трещать! Фундамент увидал! И в обратный раз пригнал аистиху. Показать. Она села на колесо, пригнулась зачем-то, а потом подошла к аисту и положила голову ему на шею. Мирилась…
Бабка вскоре говорила про гнездо, что такой кучи хвороста ей бы на целую неделю хватило. Печь топить. А кто б его снял? Сама, что ли? Там ведь уже яйцо лежало! Одно пока. Костик лазал смотреть на него, когда аисты летали на кормежку. Лежи-ит! А величиной с три куриных…
Бабка думает, что только людям одним бывает трудно. А другим всем на свете так это — ничего… Костику даже вспоминать не хочется, как все это случилось с аистихой. Может, ей второе яйцо захотелось тогда поскорее снести. А может, к этому первому торопилась. Но только она нечаянно заплуталась крыльями в электрических проводах и… убило ее током. Два дня простоял аист в гнезде на одной ноге. Как каменный. Не ел и не пил. Горевал… И лишь на третий день полетел к болоту. Костик следил за ним с берега из кустов. А что толку? Он и там все время стоял на одной ноге. Один. Это только Костиковым глазам казалось, что с ним второй такой же аист стоит…
Трудно тогда было. И ничего не придумывалось с яйцом. Куда его деть? Под Чибачиху подложить? А бабка? Разве ж она позволит! Да и аист мог сразу улететь куда-нибудь…
И все одно плохо не бывает долго на свете. Все одно когда-нибудь наступает хорошо, если всем ждать, дома это тоже часто бывает. И этого нету, и того нету. А как начнут тогда бабка, Костик и мать хотеть и ждать втроем, так все потом и приходит, чего не было…
Так и с аистом. Дней через шесть ему повстречалась другая аистиха. В болоте. И откуда она там появилась! Красивая. Высокая. Ноги тонкие, красные. И начали они там гулять вдвоем. Аист уже не стоял все время на одной ноге. Бегал теперь. Лягушек искал. Найдет, подкинет вверх, словит, положит возле нее и как затрещит клювом! Ожил. Перед тем как разлетаться из болота, аист опять поджимал одну ногу и вытягивал шею к аистихе. Жаловался, может. Или уговаривал ее лететь с собой. Гнездо-то готово. Где же еще она такое найдет!
Потом все было хорошо. Аистиха снесла три яйца. И то, первое, было целое. Четыре, значит, уже стало!
Сироте всегда трудно. Любому. А есть-то ему, небось, тоже хочется, как всем.
Лягушек лучше всего ловить в обед. Они в это время сидят поверх луж и перекликаются друг с другом. Только успевай хватать. И надо каких поменьше. Глотки-то у аистят узенькие еще. В первый раз Костик наловил их половину поросячьего ведра. Он опрокинул его прямо в середину гнезда, как только аистиха отлетела чуть подальше. И слез. А аистиха вернулась и сразу же начала клевать и отпихивать четвертого аистенка. Значит, не в том было дело, что лягушек всем не хватало. Полведра же теперь в гнезде лежало. Живых. Свежих. Просто не любила она его. Вот и все. Не свой потому что. Четвертый.
Может, тогда она и повредила ему левую ногу. Хромал. И за это Костик прозвал его Колькой. Калека потому что. Он уже давно питался лягушками из рук Костика. Только давай! По тринадцати штук съедал. Сразу. Аж потом раздувался. Остальные тоже получали. Если оставалось. А из гнезда его все же выпихнули. На самый край. Оттуда он и высматривал Костика. И даже бабку стал кликать, если видел ее во дворе с поросячьим ведром.
Ростом Колька с отца вырос. И такие же полосы на крыльях. Только летал он на болото совсем редко. Те остальные не принимали его. Не свой. Все лето он почти не отходил от Костика. Тот картошку окучивает — Колька сзади по борозде ходит. В кооперацию за солью пойдет — Колька по огородам туда ковыляет. И дело тут не в лягушках одних было. Это само собой. Просто нравилось, когда в глаз ему дуешь. И когда шею гладишь. И хромую лапу…
Еще задолго до отлетного времени Колька загрустил. Все, бывало, на небо смотрит. Ищет там кого-то. И даже Костика стал сторониться немного. Будто обижался за что-то. А за что? Разве Костик виноват, что Колька сирота? Дурак! Мог ведь и один лететь, если ему обязательно надо. Сзади всех. Что они ему? Только чтоб весной опять прилетал сюда. Никуда чтоб больше.
И Колька так и сделал. Позади тех полетел. Один… Что ж тут можно было поделать, раз ему так хотелось! Не привяжешь же его за ногу? Птица ведь… Вот если б лягушек ему можно было дать на дорогу… Какую-нибудь сумочку с ними привесить на шею… Небольшую… Чтоб не мешала… Да это только так, Костиково хотение одно.
Что произошло с ним в дороге, так и осталось неизвестным. Может, с двоюродными братьями подрался за что-нибудь. А может, с иными какими. Но только, когда на третий день вернулся назад, левый глаз у него почти не открывался. Затек кровью. И отчего-то ему все с левой стороны попадало! А что прилетел обратно — правильно сделал!
Дома всегда все подживает скорее…
Горе пришло разом с зимой. Какие ж тогда лягушки! Все под снегом. А есть ведь все равно хочется. И даже больше, чем летом. Конечно, без бабки Кольке перезимовалось бы легче. Ведь он все ел. И хлеб. И кукурузу. И сырое тесто прямо из дежки, если она была плохо прикрыта. Жил-то он в хате. Где же ему еще. В сенцах замерз бы в момент. Но что можно было поделать, когда бабке все мало и мало было. Как будто сдохнет ее поросенок, если Колька склюет из его ведра штук пять картошек.
Да это ничего. Трудности повсюду есть. Хуже стало потом. С половины зимы. Когда Чибачиху посадили на яйца. Колька сроду ее не трогал. На что она ему сдалась такая! Он только интересовался, что она там делает в кошелке под лавкой. Сидит и сидит, А Чибачиха переживала, когда он подходил. Такой крик поднимала, что долго не вытерпишь.
Снегу навалило в конце прошлой зимы — страсть одна! По огородам совсем нельзя было пройти. А Колька пролез. К школе прямо. Знал откуда-то, что Костик там. Конечно, он мог и лететь, но холод же был. А по улице не захотел идти. Собак боялся… Костик увидел его из окна. Стоит в снегу и сипит. Лапы аж позеленели. Клюв заледенел. Крылья распушились… Костик принес тогда его домой на плече. А бабка… Это она выгнала Кольку на снег. Укусил, говорит. За ногу. Как будто он собака, чтоб кусать! Он ее только клюнул. Может, и больно ей было, но ведь и Кольке не сладко от рушника… Она ж его все время стегала… Мало ей все… Поросенка жалела… Чибачиху берегла…
Это рассказал мне сам Костик Мухин. Мы сидели на берегу озера. Далеко впереди, над сизой грядой леса, большим, пламенным крылом размахнулся закат. Какая-то птица пешком пробиралась через осоку у наших ног. Я ждал конца, а Костик молчал.
— Ну? — осторожно спросил я.
— Ничего больше,— шепотом сказал Костик. Он трудно и затаенно ревел без слез. В таких случаях нельзя утешать человека, и я спустился к осоке и вспугнул дикую утку. Она полетела над самой водой и нырнула на середине озера.
— Ну? — не оборачиваясь, снова спросил я.
Костик крикнул это как под болью, и я запоздало понял, что продолжать рассказ не нужно.
Рассказ воробьева у кого поселяются аисты читать рассказ
В наше время мы часто обращаем внимание на подвижников благочестия. Как много милости, любви и снисхождения являет нам Господь, прославляя в Церкви Своей благоугодивших Ему праведников и, как бы снова изводя их еще раз в мир наш для наставления, ободрения и утешения нашего. Этот проект о нашем местном подвижнике благочестия старце-диаконе Филиппе, приводятся новые сведения о жизни старца. Два раздела посвящены фактам, свидетельствующим о прозорливости духовно умудренного старца, многочисленные случаи духовной помощи, исцелений по его молитвам, как при жизни, так и после его смерти. С помощью этого проекта, вы сможете познакомиться, если можно так сказать, «пообщаться» с одним из подвижников благочестия нашего времени. Со страниц будут говорить люди, которые лично знали старца и общались с ним. Сегодня этих людей с каждым днем становится все меньше, но, отходя в иной мир, они ни на минуту не сомневаются в его святости, а ждут встречи с ним. Для них он был самым дорогим человеком. Но еще многое хранится в памяти людей, которые получали от него благодатную помощь, имели с ним молитвенное общение. Все это должно быть по крупицам собрано и сохранено, как драгоценные страницы прошлого, заключающие в себе панораму нашей истории. Мы должны помнить, что праведники являются нашими братьями по естеству, им известны все немощи естества человеческого, доступен всякий вопль скорби, сочувственна всякая слеза покаяния, близок всякий вздох молитвы. В проекте раскрываются неизвестные стороны жизни старца. Многие характерные моменты биографии, иллюстрированный материал, который многие увидят впервые. Простые люди повествуют те подлинные истории, из которых гармонично, как из разноцветной мозаики, складывается картина жизни и образ самого старца Филиппа. Все люди разные, отличающиеся и мировоззрением, и жизненным опытом объединены единым чувством какой-то непостижимой любовью к диакону Филиппу. Когда они вспоминали о светоносном старце, у них, как лампады, загорались благодатным светом уже поблекшие от времени глаза. Они вспоминали те трудные и в то же время интересные дни. Вспоминали о простоте, доброте, человечности и удивительной притягательности подвижника. Мне казалось, что повествующий проникался давно ушедшим временем и снова проживал те события. Если внимательно вслушаться, то и вы сможете почувствовать ту проникновенность интонации, которая отличает рассказы. Мне казалось, что и сердца этих людей бьются в ритме давно минувших дней, в ритме сердца самого старца. Лица действительно преображались, да и мне казалось, что я тоже вижу и переживаю те события. Собирать материал пришлось не один год, и за этот период старец Филипп стал настолько родным человеком, что кажется, я знаю каждый уголок его келий, знаю каждый кирпич и дощечку, вижу его сад, слышу, как он общается с людьми. А наши прихожане, которые были духовными чадами Архиепископа Никона, смогли создать тот микроклимат, в котором их дорогой Архипастырь и старец Филипп были самыми дорогими и почитаемыми. Я очень благодарен этим неутомимым молитвенницам, которые в своем сердце пронесли тот свет любви и могли подарить то незабываемое чувство общения нам, что мы можем представить себе, как эти великие праведники молились, общались, как они любили свою землю, любили свой народ. Мне интересно было пройти по тем местам, где бывал старец, общаться с людьми, которые помнят его. Незабываемое впечатление осталось после посещения села Елань Ростовской области. Здесь я впервые встретился со странницей Ольгой, увидел тех простых, добрых людей, для которых папаша Филипп был святым человеком. Интересно было узнать, что после войны в Елани не было некоторое время учителя, а старец, оказывается, учил детей читать и писать, у него был настоящий класс, даже фотография, на которой старец с детьми запечатлен в момент обучения много лет висела в притворе сельского храма Св. Иоанна Богослова. Люди с благодарностью и благоговением вспоминали о нем. Во время последней поездки в с. Елань я встретился с Харламовой Антониной Ивановной. Она лежала и не вставала с постели, да и сведений сообщила новых мало. Рядом находилась дочь Еликонида, вначале как бы безучастна к разговору, а на вопрос: «А вы ничего не помните?» ответила: «Я на всю жизнь запомнила только одно, да это все, конечно знают. На вопросы людей, будет ли лучшая жизнь, отец Филипп отвечал: «Лучшего? Лучшего не будет, будет худшее.» «Только когда мои мощи откопают и пронесут по всему городу крест-накрест — вот после этого времени будет хорошо!». Эти ее слова, как Пасхальная радость, ворвались в мое сердце. Я понимал, что эта встреча была не случайной, да и запомнила она это для того, чтобы сообщить и вдохновить всех нас. Я верю: Господь Иисус Христос Своим Промыслом вразумит заблуждающихся и откроет глаза на то чудо, которое находится рядом с нами. Я верю, что старец Филипп, являясь нашим покровителем, молится у престола Царя царей о всех нас. Его моление Бог всегда послушает: «молитеся друг за друга: много бо может молитва праведного споспешествуема» (Иак. 5, 16-18). Притекайте к нему с верою, упованием и любовью — и услышан будет вопль сердца вашего, отрутся слезы ваши и подастся всякая духовная помощь во благовремении. Притекайте к нему с верою, упованием и любовью — и услышан будет вопль сердца вашего, отрутся слезы ваши и подастся всякая духовная помощь во благовремении. Епископ Владимир (Орачев)
Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
Рекомендую этот трехтомник всем, кто изучает теормех. Книги так хорошо написаны, что спокойно во всем можно разобраться без помощи преподавателя.
Сам по ним учился.
Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).
Одна из самых дебильных систем которых я встречал.
Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Пафос и картон героев зашкаливают. Домучала до середины, потом промотала до конца: на последней странице император умер, а его любимая осознала, что счастье закончилось.Написано очень скучно и с ошибками
Конспект урока литературного чтения на русском родном языке с презентацией по теме К. Воробьёв «У кого поселяются аисты»
специалист в области арт-терапии
Выбранный для просмотра документ Конспект урока литературного чтения в 4 классе на русском родном языке по произведению К. Воробьёва У кого поселяются аисты.docx
Кореховой Ирины Михайловны, учителя начальных классов
МБОУ «СОШ №5 г Курчатова» Курской области УМК «Начальная школа XXI века»
Предмет : литературное чтение на родном русском языке.
Тема : Характеристика героев рассказа К. Д. Воробьёва «У кого поселяются аисты» (2 урок)
Тип урока : урок систематизации знаний (общеметодологической направленности).
Цель: развивать умение вести исследовательскую работу с текстом художественного произведения.
— способствовать формированию у обучающихся читательской грамотности и целостных представлений об основной идее произведения;
— содействовать развитию читательских компетенций, помогать осознанию нравственных и личностных компетенций;
— пробуждать чувства детей, развивать потребность выражать своё мнение о прочитанном.
Планируемые результаты обучения: предметные: расширение информационного поля о писателях Курского края, о типах художественных произведений (автобиографический рассказ), учить составлять словесный «портрет» героев художественного произведения.
Метапредметные: регулятивные: готовность использовать полученную подготовку в учебной деятельности при решении практических и творческих задач; освоение способов решения задач проблемно-поискового характера; владение операциями сравнения, анализа, обобщения; установление аналогии.
Коммуникативные: владение коммуникативными умениями с целью реализации возможностей успешного сотрудничества с учителем и учащимися класса при фронтальной работе и работе в парах.
Личностные: формирование эстетических потребностей, развитие этических чувств, доброжелательности и эмоционально-нравственной отзывчивости; мотивация бережного отношения к братьям нашим меньшим; овладение оценочными навыками.
Методы. Словесные: беседа, рассказ, фронтальный диалог. Наглядные: демонстрационный метод. Практические: проблемно-поисковый, исследовательский, работа в паре.
Технологии: технология продуктивного чтения, технология обучения в сотрудничестве, технология проблемного обучения, игровая технология.
Основные понятия : автобиографический рассказ , словесный портрет героя произведения, милосердие, сострадание.
Ресурсы: брошюра с текстом произведения, презентация, видеофрагмент к уроку, портрет писателя, карточки для работы в парах, компьютер, проектор.
Организация пространства: фронтальная работа, работа в парах, просмотр презентации, видеофрагмента.