Рассказы американских солдат о войне во вьетнаме
Посвящается моим маме и папе, конечно же. А также всем мамам и папам из клуба «Золотая звезда»[1], которым пришлось хуже, чем мог представить себе любой солдат, будь то в Первую, Вторую или Вьетнамскую войну.
Моя военная служба во Вьетнаме – мой повод для гордости. Я очень благодарен своему дневнику, который вёл в Индокитае. Он стал одной из наиболее дорогих мне вещей.
Дневник помогает моим воспоминаниям о Вьетнаме сохранять связь с реальностью. На каждом слёте «Чёрных Львов», что мне доводилось посетить, явно проступали признаки синдрома ложной памяти. Десятилетия разъели наши воспоминания, и мои тоже, до такой степени, что мы не соглашаемся друг с другом так часто, что если бы вы послушали наши разговоры, то усомнились бы, что мы говорим об одной и той же войне. Без письменных дневниковых отчётов о своей жизни, я наверняка не вспомнил бы о множестве событий 1967 года, а многие другие помнил бы ошибочно.
К сожалению, мой дневник напичкан унизительными прозвищами различных расовых групп, а также негативными замечаниями о гомосексуалистах. Mea culpa. Это результат моего недостаточного социального развития в те времена. Так в те времена выражались солдаты в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года. К счастью, я вырос и изжил такого рода мысли и выражения. Я не пережил бы, если бы мои дети услышали от меня подобные слова. Они никогда их от меня не слышали.
Я не стал вычищать негативные отзывы из текста, потому что это было бы не точно с исторической точки зрения. Если это кого-либо оскорбит, то злого умысла тут нет, примите мои извинения.
Некоторые имена в моей книге изменены.
Для меня Вьетнам прошёл не впустую. Я многое оттуда вынес. Там я повзрослел. Впрочем, заранее я всего этого не знал, что приглушало мой энтузиазм, так что когда настало время отправляться, я этого не сделал, по крайней мере, не сразу. Раньше в моих поступках было больше порыва. Мне не нравился гигантский монолит под названием коммунизм и, подобно ястребам в правительстве, я верил в теорию домино бывшего президента Эйзенхауэра. Если одна маленькая страна в юго-восточной Азии рухнет перед Красной Угрозой, остальные последуют за ней, падая, словно костяшки домино, и горе тому, кто попадёт в этот ряд.
Желая внести свой вклад, я завербовался в армию. Под влиянием того, что можно назвать грандиозным приступом запредельной глупости, я записался лишь после того, как получил гарантию зачисления в пехотную часть. Я недальновидно опасался, что несколько троек и двоек, что я умудрился получить в городском колледже Лонг-Бич, могут ограничить мою службу конторской работой или ещё каким-нибудь местом на заднем плане. Это мне не подходило. Я хотел увидеть бой.
В «Унесённых ветром» компания наивных и невежественных подростков отправилась с плантации Эшли Уилкса «Двенадцать дубов», чтобы вступить в армию Конфедерации. В пути они издавали восторженные боевые вопли и предвкушали боевую славу, которая непременно должна была вскоре последовать. Так же и я не хотел пропустить войну, дать ей пройти мимо меня. Я записался в пехоту, чтобы увидеть сражение. Так я рассудил своим незрелым разумом. Это был не слишком хорошо обдуманный план.
После четырёх месяцев начального обучения и дополнительного курса пехотных тренировок армия стала выглядеть более реалистично. Дата моего убытия в боевое подразделение повлияла на мой прежний образ мыслей, и я уже совсем не так горел отправиться точно вовремя. В конце концов, надвигающиеся события временно остановила моя сестра. Она взяла студенческие билеты в Роуз-Боул, как раз на мою дату отправки, Новый Год-1967. Мы посмотрели, как «Пердью» разгромил «Южную Калифорнию».
«Южная Калифорния» в Роуз-Боул стоила того, чтобы ради неё уйти в самоволку, такое пропускать нельзя. Я рассчитывал, что армии так отчаянно нужны свежие силы, что они не посмеют меня посадить. Худшее, что они смогут со мной сделать – отправят во Вьетнам, а это и так должно было случиться. Когда автобус привёз меня на базу морской авиации Окленд-Аламеда, никто и не заметил, что я опоздал на три дня.
Там размещались тысячи джи-ай, ожидающих отправки. На несколько дней нас поселили в гигантском складе, где не было ничего, кроме рядов металлических коек и стульев. Это было ужасно скучно. Большая часть пребывания там стала упражнением в проверенном временем армейском обычае «поторапливайся и жди».
Нам, впрочем, обновили прививки, прогнав сквозь двойной строй медиков с пневматическими шприцами-пистолетами. Они одновременно кололи нас в обе руки, пока мы проходили между ними. Когда всё кончилось, моя медицинская карта гласила, что я готов противостоять тифу, гриппу, бубонной чуме, оспе, холере, столбняку и жёлтой лихорадке. Как люди могут жить в стране, где столько болезней? Кому такое придёт в голову?
Шприц-пистолет при срабатывании издавал громкий свистящий звук, и оставлял отчётливый рубец, который болел, словно ожог от медузы. Процедура была несколько раздражающей. Один парень так дёргался, что получил укол в подмышку. Мы все взвыли от хохота.
После обработки нас отправили на военно-воздушную базу Трэвис неподалёку от Окленда, штат Калифорния. Над головой там проносилось так много самолётов, что вскоре мы, как и грязно-серые чайки, которые там были повсюду, просто перестали обращать на них внимание. Как и большинство военнослужащих, отправляющихся во Вьетнам, мы летели коммерческим рейсом. Я попал на рейс «Континентал Эйрлайнс» семь-что-то-семь, со стюардессами и обедом. Гражданских пассажиров в самолёте не было, и кино тоже не показывали. Перелёт был столь утомительным и таким длинным, более двадцати часов, что один фильм нас всё равно не спас бы. Потребовался бы как минимум весь Каннский фестиваль.
Через несколько часов полёта мы приземлились для дозаправки в Гонолулу, где нам разрешили выйти из самолета на сорок минут, чтобы размяться и пройтись по закрытой части аэропорта. Досадно было побывать в раю и не иметь возможности им насладиться. Я не видел ни одной достопримечательности, не попробовал морепродуктов, и даже ничего не выпил. Это было прискорбно. Апофеозом моей поездки на Гавайи стало удачное сбитие мухи в писсуаре аэропортового туалета. Однако теперь я мог отвечать утвердительно, когда кто-нибудь спросит, был ли я на Гавайях. Только не просите показать фотографии.
На полпути между Гавайями и Вьемнамом пилот сообщил нам по громкой связи забавную новость, что в честь нашего прибытия местные вьетконговцы уничтожили из миномётов посадочную полосу в Плейку, куда мы должны были прибыть. Соответственно, наш рейс временно перенаправлен на Филиппины. Мы направлялись на военно-воздушную базу Кларк неподалёку от Манилы, чтобы там дождаться, пока полосу не починят.
Четырьмя часами позже мы взлетели, направляясь на авиабазу Таншоннят. Они не сумели привести полосу в Плейку в состояние, пригодное для приёма пассажирских самолётов за столь короткое время. Мы летели в III корпус в зоне Сайгон вместо II корпуса в зоне Центральной Возвышенности. Меня это разочаровало. Я наделся попасть в 1-ую кавалерийскую дивизию, а она стояла в зоне II корпуса. Вся слава принадлежала 1-ой дивизии. О ней всегда говорили в новостях и в газетах. Такого не должно было случиться. Вот так запросто, несколько ВК с миномётом не нашли себе лучшего занятия в пятницу вечером и навсегда изменили наши судьбу и будущее так, что нам никогда не этого постичь. Возможно, те из нас кому суждено было быть убитым или раненым, или напротив, почти не увидеть сражений, теперь перемешались из-за этой ночи, о которой мы все скоро позабудем. Очень удачно было начать с такого загадочного события, предвестника причудливой сути наступающего года.
Рассказы американских солдат о войне во вьетнаме
Макс Хейстингс. Вьетнам. История трагедии. 1945–1975. М.: Альпина нон-фикшн, 2021. Перевод с английского Ирины Евстигнеевой. Содержание
Во Вьетнаме не было одной общей для всех войны — там шло полсотни разных «войн», на которых не только воевали, но и — девять из десяти военнослужащих не-пехотных частей — занимались другими делами. Однажды ротный командир Энди Финлейсон сделал выговор капралу инженерно-саперного подразделения, что его люди отказываются рыть окопы. «Мы не занимаемся таким дерьмом, — возразил капрал. — Это работа пехоты». Артиллеристы, кроме передовых наблюдателей, подвергались гораздо меньшему риску, чем пехотинцы. Капитан Чак Худ, 30-летний уроженец Вирджинии, командующий тяжелой батареей, столкнулся с тем, что, хотя его люди самоотверженно воевали в жару и дождь, в грязи и пыли, гигантские 175-мм орудия требовали замены ствола через каждые 300 выстрелов, — в остальное время главной проблемой была скука: «Я ломал голову, чем их занять, чтобы отвлечь внимание от местных деревень и выпивки».
Артиллеристы участвовали в боевых действиях всего один год, а большинство пехотных офицеров и того меньше — всего шесть месяцев, после чего переводились в спокойные места. Уэстморленд настаивал на более длительных сроках боевых командировок, но Белый дом был против. Такое ограничение позволяло смягчить политический эффект, но было пагубно в военном плане: в американских войсках было мало действительно опытных солдат за исключением немногих «бессрочников». Две трети военнослужащих, побывавших во Вьетнаме и получивших право называть себя военными ветеранами, а также носить медаль «За службу во Вьетнаме» и разглагольствовать о своем ПТСР (посттравматическом стрессовом расстройстве), подвергались не большему риску погибнуть на поле боя, чем риску умереть от «дерьмовой наркоты» или смертельной болезни.
Вот что рассказал чернокожий пехотинец Ричард Форд о еще одной базе: «Мне не верилось, что Нячанг находится во Вьетнаме. На базе были хорошие казармы, горячая вода, кондиционеры и столовые с тремя горячими блюдами на выбор. Это больше напоминало курорт. Все играли в футбол и в баскетбол. И все были белыми. Это возмутило меня больше всего. Все эти белые парни отсиживались в тылу». «Зеленые береты», базировавшиеся на острове Фукуок у дельты Меконга, катались на водных лыжах и занимались серфингом в лазурной бухте. Один западный путешественник, посетивший это место, писал: «[Вьетнамским] детям нравилось плескаться на мелководье и глазеть на белокурых гигантов, которые проносятся мимо них по волнам, держась за привязанную к катеру веревку. Но старики неодобрительно качали головами и ворчали. Нигде больше в Южном Вьетнаме я не чувствовал, что меня так сильно ненавидят из-за моего размера и цвета кожи».
Некоторые «освободители» Вьетнама становились жертвами психических расстройств. Сид Берри сетовал на «слабый дух» дивизионного капеллана, который днем и ночью не снимал с себя бронежилет и не выпускал из рук винтовку: «Он проповедует об ужасах войны, говорит, что вьетконговцы скрываются за каждым углом. Пристает к нам с вопросом, закончится ли война к Рождеству. Это недопустимо, чтобы священнослужитель, вместо того чтобы вселять в людей спокойствие и уверенность, распространял страх». В конце концов капеллана отправили домой.
Жизнь на войне была опасной, но сопровождалась экзотикой. Спецназовская Команда А, базировавшаяся в Бандоне возле камбоджийской границы, использовала для транспортировки грузов слонов: спины животных покрывали звездно-полосатыми флагами, которые служили опознавательным знаком «Свои» для американской авиации. Джордж Бонвилл, не чуждый романтике офицер спецназа, одним чудесным вечером сидел на пороге штаба, любовался пейзажем в дельте Меконга и размышлял: «Почему люди воюют на этой земле? Это сельскохозяйственный рай, где можно счастливо жить, трудиться, процветать. Только порочные люди могут воевать в таком месте. И вдруг меня осенило: черт возьми, я же один из них! Конечно, не я начал эти ужасы. Я мог надеяться только на то, что помогу поскорее их закончить». Пожилой майор, которому вскоре предстояло отправиться домой, посоветовал Бонвиллу не рисковать головой, потому что эта война того не стоит. Нам следовало убраться отсюда еще в 1964 г., сказал убеленный сединами скептик: «Береги себя, сынок. Мы уже потеряли здесь слишком много отличных парней. Я воевал в Корее, но там все было по-другому. Там сами корейцы хотели остановить красных и местность была более подходящей для нормальной войны. Здесь же граница с Лаосом и Камбоджей — как сито. Не лезь в пекло. Эта страна — проигранное дело».
Что касается полноты картины, то на совещании Генерального штаба ВНА в Драконьем дворе сошлись во мнении, что чем больше войск США развернут во Вьетнаме, тем с бóльшими проблемами они столкнутся. Было решено продолжать текущую военную стратегию, согласно которой основными целями для атак должны были оставаться ВСРВ и силы ополчения, поскольку с их разгромом и, как следствие, крахом сайгонского режима Вашингтону не останется, кого поддерживать. На 1966 г. были поставлены грандиозные цели: нанести потери в размере 25000–300000 вьетнамским силам и 25000–30000 американским; уничтожить 1 000 самолетов и вертолетов; взять под контроль 80–90 % сельской местности; нарастить силы на Юге — в так называемом районе боевых действий Б — до 400 000 партизан, 90 000 местных ополченцев и 200 000 военнослужащих регулярных формирований ВНА.
Руководства ВНА и НФОЮВ преследовали параллельные, но иногда конфликтующие цели. В отношениях между южанами и их северными братьями существовала некоторая напряженность; партизаны насмешливо прозвали северян «бататниками», потому что их скудная диета в большом количестве включала водяной батат. Ле Зуан и его сторонники в Политбюро ратовали за переход к открытым столкновениям с участием крупных подразделений. Зяп выступал против этой стратегии, считая, что это позволит Уэстморленду максимально использовать свое преимущество в огневой мощи. В 1966 г. на Юг было отправлено 15 полков ВНА, что отражало растущее доминирование ястребов и ослабление влияния героя Дьенбьенфу.
В январе 1966 г. начальнику политотдела сил НФОЮВ в провинции Лонган выдалась возможность изучить боевые качества 173-й воздушно-десантной бригады США так же детально, как и полковнику Ану — боеспособность 1-й кавалерийской дивизии двумя месяцами ранее. Первый опыт столкновений с американским десантом наводил на партизан ужас: «В воздухе появлялось множество вертолетов, словно рой мух, и в считаные секунды поле боя. заполнялось американскими солдатами. После первого же выстрела они вызывали поддержку авиации и артиллерии, которые поливали огнем все вокруг. Они расходовали боеприпасы так, как будто завтра не будет. Наши бойцы пришли к выводу, что американцы медлительны, но имеют неисчерпаемые ресурсы». Танки и бэтээры «ползли по рисовым полям, как крабы. прямо по крестьянским посевам».
В 1966 г. командование НФОЮВ в Лонгане рассматривало возможность крупномасштабного прямого столкновения с американцами на уровне батальона, но, изучив врага, пришло к выводу, что им это не под силу. Вместо этого они решили выждать время и поднакопить силы, продолжая привычную партизанскую тактику небольших изматывающих атак. Партизаны поражались невнимательности американских солдат: те часто не замечали бойцов, укрывшихся всего в нескольких метрах от них. Они также обнаружили, что американцы боятся мин и разного рода ловушек, и в полной мере использовали этот страх. На привалах американцы становились особенно уязвимы.
Новое в блогах
Прочитал недавно на каком-то сайте о том, что американская армия самая-самая в мире. Пообщался в дискорде с американской молодёжью и несколькими своими ровесниками на эту тему.
Они действительно считают что армия США лучше всех в мире обучена, вооружена и, если что кому угодно даст от ворот поворот.
Но ответить почему американская армия, как впрочем и полиция, дружно и повсеместно встала на колени перед толпой погромщиков BLM они не смогли.
Национальная гвардия США.
Внятно, по крайней мере.
Некоторые действительно считают что Россия засылает шпионов в США и повсеместно вмешивается во внутреннюю политику Америки.
Доблестные американские воины при незначительной поддержке союзников, в числе которых был и СССР, победили войска Гитлера!
Я чуть со стула не упал, если честно.
Попросил сравнить количество погибших в войне со стороны СССР и со стороны США.
Чтобы окончательно потроллить знатоков американской истории я затронул тему войны во Вьетнаме.
Я им немного рассказал о Вьетнамской войне, примерный текст приведу ниже.
Надо ли говорить что было и возмущение и всё это не так было, неправильные данные и т.д.?
Думаю что это и так понятно.
30 апреля 1975 года отряды Вьетнамской народной армии вошли в столицу Южного Вьетнама. Взятие северными вьетнамцами Сайгона стало фактическим окончанием Вьетнамской войны.
Несмотря на то, что с тех пор прошло более сорока лет, поражение во Вьетнамской войне до сих считается самой большой неудачей американской армии в военной истории Америки.
Благодаря сдаче южновьетнамских войск по приказу генерала Зыонга Ван Миня удалось избежать не только обстрела города из тяжелой артиллерии, но и уличных боев, к которым готовились отряды ВНА.
Вьетнамцы потом еще долго шутили, что северяне захватили Сайгон, не разбив даже ни одной лампочки.
Конечно, это не совсем так. Южновьетнамские войска не собирались сдавать столицу без сопротивления. Бои, конечно, были и бои кровопролитные и ожесточенные, но только на подступах к городу. Сам Сайгон война обошла стороной и в этот раз.
Поэтому утром 30 апреля 1975 года, когда в Сайгон вступили войска Демократической республики Вьетнам (ДРВ), в городе царила непривычная тишина. На улицах не кипела, как обычно, жизнь. На сайгонских улицах и площадях было, на удивление, малолюдно и тихо. Сайгонцы сидели по домам и предпочитали без особой надобности не выходить на улицы, потому что не знали, как поведут себя победители.
Сайгон опустел. Опустело американское посольство, больше похожее на крепость. Опустели правительственные здания и учреждения и президентский дворец. Президент Нгуен Ван Тхиеу отрекся от власти еще 21 апреля.
Новый президент бежал из столицы 28 апреля, когда в городе слышалась канонада. Ставшему после его бегства президентом генералу Миню довелось править Южным Вьетнамом целых два дня.
Когда Зыонг Ван Минь торжественно заявил северо-вьетнамским офицерам, что готов передать власть, то услышал в ответ, что он не может передать то, чего у него нет.
Конечно, власть президента Миня была полной фантазией, но в таких же фантазиях Сайгон жил много последних недель перед падением города. Накануне захвата по Сайгону гуляли самые невероятные слухи. Конечно, сайгонцы боялись репрессий, но надеялись, что на то, что и они, и северяне были вьетнамцами.
И все же страх был таким сильным, что с отступающими войсками, а также уже после взятия города Сайгон покинули в общей сложности почти миллион человек, так или иначе связанных с прежним режимом. После эвакуации Сайгона появился новый термин – люди в лодках. Именно на лодках и маленьких судах отправлялись в опасный путь беглецы.
Первыми в Сайгон вошли северо-вьетнамские танки. В 11.30 над Дворцом независимости был поднят флаг ДРВ. Солдаты ВНА были одеты в несколько мешковатую зеленую форму и не были похожи на кровожадных монстров, какими их рисовала южновьетнамская пропаганда. Они мало чем отличались от южан. Победители были явно довольны тем, что война закончилась, а они не только остались живы, но и стали непосредственными участниками великой победы.
Через несколько дней в Сайгоне состоялся военный парад, после которого большинство северо-вьетнамских войск покинули город. Оставшиеся, к удивлению сайгонцев, вели себя вежливо и даже несколько робко. Но несмотря на робость они были отличными солдатами, что и доказывали во время крайне редких стычек с твердыми сторонниками прежней власти, оставшимися в городе.
Запад знал о том, что происходит в Сайгоне, потому что в городе остались два-три десятка иностранных журналистов, в основном французов и японцев. Остались также несколько британцев и один или два американца, выдававших себя за канадцев.
Конечно, без репрессий не обошлось. Южные вьетнамцы, сотрудничавшие в режимом Тхиеу и не бежавшие с американцами, проходили «перевоспитание» в так называемых «новых экономических зонах».
Такое название получили трудовые лагеря. Однако в целом объединение двух Вьетнамов прошло более-менее спокойно и безболезненно.
Война во Вьетнаме выделяется среди вооруженных конфликтов второй половины 20 века своими масштабами и размахом. Она оказала очень сильное воздействие на жизнь и культуру не только ее главных участников – Вьетнама и США, но и Китая, Советского Союза, других стран Индокитая.
Во Вьетнамскую войну оказались втянуты довольно много стран, поэтому она выходит за рамки регионального конфликта. Вьетнаму оказывали серьезную помощь и на его стороне воевали КНР, СССР, КНДР, демократический Лаос, ЧССР, Куба и Болгария.
Во главе коалиции, поддерживающей Южный Вьетнам, стояли Соединенные Штаты. В нее также входили Южная Корея, Таиланд, Австралия, Новая Зеландия, Камбоджа, королевство Лаос. Помощь борцам с коммунизмом в Индокитае оказывали Тайвань, Филиппины и Испания.
Взятие Сайгона закончило войну, растянувшуюся на целое поколение; войну, в которой со всех сторон, но главным образом, конечно, со стороны вьетнамцев, погибли миллионы человек. К ним и американцам следует прибавить и примерно 300 тыс. камбоджийцев и 60 тыс. лаосцев, тоже погибших в той войне.
Война дорого обошлась Америке и в прямом смысле этого слова. Американские налогоплательщики заплатили за вьетнамскую авантюру 111 миллиардов долларов. В пересчете на нынешние цены это 833 миллиарда. Вьетнаму она, конечно, обошлась неизмеримо дороже.
Вьетнамская война, особенно, её вторая половина, проходившая с участием американских войск, численность которых в отдельные моменты превышала полмиллиона человек, оказалась удивительной во многих отношениях.
Наиболее глубокий след она оставила в Калифорнии. Дело в том, что больше всего среди погибших во Вьетнаме американских солдат были уроженцами Калифорнии.
Война в Индокитае сильно ударила по генофонду американского народа. Две трети из 58 тыс. погибших американцев составляли юноши моложе 21 года.
Кроме «людей в лодках», она дала Западу в целом и Америке в частности очень много. Больше всего известен, конечно, так называемый «вьетнамский синдром», заставивший американцев выступать против всех военных кампаний, в которых участвовали американские военные. Сам термин, кстати, придумал будущий президент США Рональд Рейган.
Достаточно вспомнить знаменитый «Поход на Пентагон» в октябре 1967 года. Тогда в Вашингтон со всех концов Америки приехали протестовать против войны приблизительно 100 тысяч американцев.
Создается впечатление, что СШАдо сих пор не могут пережить разгром в далеком Индокитае и как бы пытаются таким способом его компенсировать.
«Во-первых, мы сами толком ничего не знали,- объяснял поражение один из архитекторов Вьетнамской войны, генерал Максвелл Тейлор.- Мы думали, что вступаем в новую Корейскую войну, но это была другая страна. Во-вторых, мы не знали наших южновьетнамских союзников… Еще меньше мы знали о Северном Вьетнаме. Никто по-настоящему не знал, например, кто такой Хо Ши Мин. Из этого следует, что до тех пор, пока не узнаешь врага, союзников и, наконец, самих себя, лучше не лезть в такой грязный бизнес, как война. Это очень опасно.»
Немало американцев винят в поражении Конгресс, мешавший военным воевать. Но главная вина все же лежит на генералах. В Пентагоне сильно недооценили противника. Северо-вьетнамское руководство было закалено в тридцатилетней борьбе, а ВНА была очень неплохо подготовлена и благодаря союзникам вооружена. Вьетнамцы были опытными солдатами, которые сумели разбить французов, обладавших далеко не последней армией на планете.
Но больше всего в Вашингтоне недооценили стойкость и мужество вьетнамского народа.
Тем не менее, вьетнамцы, похоже, сумели преодолеть «американский» синдром. Отношения между двумя странами сейчас можно назвать почти дружественными. Кстати, в этом отношении сбылась мечта Хо Ши Мина, который еще в 1945 году мечтал о дружбе с Америкой несмотря на то, что его обращения к американцам с просьбой о помощи против колонизаторов французов остались безответными.
Во всём этом, как впрочем и в других бедах Америки виноват СССР, а впоследствии Россия!
А ещё бесперебойно свет, газ, горячую воду и интернет, ага.
А то никакой войны и боевых действий!
Очень разные взгляды на жизнь и разные приоритеты.
