Рассказики о детстве
РАССКАЗИКИ О ДЕТСТВЕ
У бабушки было хорошо: и вкусно, и интересно.
Больше всего я любила сидеть под круглым столом, накрытым тяжелой скатертью. Там было мое царство.
После обеда бабуля закрывала в комнате шторы. Желтые с оранжевыми полосками, они светились на солнце. Бабуля укладывала меня на диванчик, наивно думая, что я (ха-ха!) буду спать. Не тут-то было! Как только затворялась дверь, я подкрадывалась к серванту. Там за стеклом жили мои приятели: фаянсовый петушок-солонка, весь раззолоченный, с ярко-красным гребешком, слоник, единственный уцелевший из семи слонов, фаянсовый же бегемот, серый, с маленькими черными глазками и разинутой пастью… Ах, его пасть с белыми клыками мне ужасно нравилась…
И наконец в самом центре, на кружевной салфетке стояла черная обезьянка. О, как она была хороша! Мне не разрешали играть с обезьянкой. Но ведь она стояла на задних лапках, опиралась на длинный хвост, у нее была позолоченная мордочка… и ушки… и красные глазки… И главное: в округлых передних лапах она держала два стеклянных фигурных бочонка! Один для соли, другой для перца! С серебряными крышечками! А крышечки отвинчивались! Нет! Это было выше моих сил. Я воровато хватала обезьянку и уносила добычу под стол. Кажется, она была чугунная.
А еще у бабушки жил дедушка. Если дедушка спорил с бабушкой, то она всегда была права. Дедушка был прав только тогда, когда приносил что-нибудь вкусненькое или из игрушек. Он обожал сладкое и вообще любил покушать.
По-моему, бабушка жила на кухне. Сколько я себя помню, она всегда была там, и энергично гремела кастрюлями.
В старом кухонном шкафу у дедушки был заветный ящик. Там хранилась палочка сухой колбасы. С каждым днем она становилась все вкуснее и вкуснее. По вечерам я наблюдала, как дедуля священнодействует: выдвигает ящик, вынимает колбасу и отрезает по кусочку мне и себе. Я запихивала в рот ломтик и до ночи сосредоточенно его сосала.
Я очень любила смотреть по телевизору программу «Время», и знала наизусть фамилии всех членов политбюро. Бабушка с дедушкой очень этому умилялись. Но «Время» не шло мне впрок, если в холодильнике не было котлеты. Холодная котлета и телевизор – это райское наслаждение.
Бабушкин дом стоял рядом с Московским железнодорожным вокзалом. Бывало, дедушка скажет:
— Ну, пошли гулять на вокзал!
И мой вопль восторга:
— Ура-а-а!
Мы одевались и шли на вокзал. А там! Огромный мост! Рельсы! Провода! Поезда несутся! Носильщики с тележками! А еще автоматическая такая тележка, которая сама ездит. Вот бы покататься…
На вокзале ни с чем не сравнимый запах. Запах путешествий.
В довершение счастья дедушка покупал в вокзальном буфете халву или козинаки с орехами, развесные, в промасленной бумаге. Стоишь бывало с козинакой во рту и смотришь, как снежинки падают на вагон. А возле вагона тетя в форме проверяет билеты. Люди, чемоданы, пряники, лавочки, урны, покрашенные серебряной краской, легкий морозец… Чей-то голос с небес: «Скорый поезд номер 49 прибывает ко второй платформе… Стоянка пять минут… Нумерация вагонов с хвоста поезда».
— Дедуль, а где у поезда хвост? А голова где?
Ошалевшие от впечатлений, мы идем домой. А дома – жареная куриная ножка с макаронами! Вот счастье!
Дедушка очень любил клеить что-нибудь из бумаги. Корабли, дворцы, домики… Однажды мы целый день клеили с ним дворец Золушки. Дворец был синий с завитушками, а окна желтые, и в окнах черные силуэты придворных. Получилась большая панорама. А еще там были отдельно фигурки Короля, Феи, Золушки и Принца. Я тут же влюбилась в принца. Он стоял на одном колене, держал на ладони хрустальную туфельку и смотрел на Золушку голубыми глазами. Он был прекрасен.
В бабушкином доме жил толстый мальчик по имени Артур. Его окно было наискосок и пониже нашего балкона. Я спускала ему на ниточке пряники, и мы болтали о разных разностях. Бабушка Артура каждый день покупала ему по два пирожных. А моя бабушка говорила ей: «Разве можно так закармливать ребенка сладким! Это очень вредно!»
Но бабушка Артура все равно покупала ему пирожные, потому что очень любила своего внука. И Артур был толстым мальчишкой, хотя и бегал быстро.
А еще мой дедушка сделал во дворе качели. Я садилась на них, а Артур меня раскачивал. Сильно так, ух!
Нет, у бабушки было здорово.
КАК Я ИСКАЛА БАБУШКУ
У моего брата есть талант: когда игрушка оказывается у него в руках, она тут же оживает. Кто знает, может, из него бы получился замечательный актер театра кукол, если бы этим самым актерам хорошо платили. Но папа посоветовал ему пойти в кулинарный техникум.
Ну вот, когда все тапки уже разбросаны, бороться подушками уже неохота, я говорила умильно:
— Ром, а Ром, покажи пикстакль! Ну хоть ма-аленький!
Ромины спектакли были потрясающими. Кукол я терпеть не могла, как и положено мальчишнице. Поэтому у меня жили только звери: две собаки, енот с полосатым хвостом, большой медведь, маленький мишка-охранник… Почему охранник? Потому что когда я спала, этот мишка всегда сидел на спинке дивана и охранял меня всю ночь от врагов. А еще был вредный маленький заяц с голубыми ушами и в красном атласном комбинезончике. Он был незаменим для спектаклей, поэтому хвост у него оторвался очень быстро.
Все звери делились на два неравных вражеских лагеря: дураки и примерушки.
Примерушки были ужасно правильные, занудные, чистили зубы и всех поучали, как надо жить.
То ли дело дураки! Это были настоящие ребята: нарушали все правила, хулиганили, объедались мороженым и дрались с примерушками. Конечно, я болела за дураков. И они всегда побеждали!
Но вот однажды дураки решили слетать на Северный Полюс. Как и положено дуракам, они полетели на сахарном дирижабле… И конечно же по дороге стали его есть! И упали прямо на Полюсе! А енот в моей красной вязаной шапке с помпоном важно повторял: «Я, как начальник экспедиции… э-э-э…» Бедные дураки чуть не замерзли, но тут примерушки, забыв обиды, спасли их и отвезли в больницу.
Фантазия у Ромки била ключом. Он никогда не повторялся. А ведь я требовала спектаклей каждый день!
КАК БРАТ УЧИЛ МЕНЯ ЧИТАТЬ
Как жили наши бабушки и дедушки?
С просьбой поделиться историями из семейных архивов газета «Речь» обратилась к подписчикам своей страницы в соцсети «ВКонтакте» накануне 8 Марта. Сегодня в рубрике «Бабушка с дедушкой рядышком!» мы публикуем первую из историй, рассказанных нашими читателями.
Этот рассказ прислали «Речи» Александр Митрохин и его мама Евгения Сергеевна. Героиня рассказа — бабушка Александра, Вера Сергеевна Ложкова. Почти всю жизнь она прожила в Устюженском районе, в поселке им. Желябова. Сейчас живет в Череповце.
Про детство
Моя бабушка Ложкова Вера Сергеевна родилась 31 августа 1930 года под Ленинградом. Почти всю жизнь она прожила в Устюженском районе Вологодской области, в поселке им. Желябова, а сейчас почти постоянно живет в Череповце со своей дочкой и моей мамой. Я очень часто бываю у них и люблю слушать истории моей бабушки. А за такую долгую жизнь их у нее накопилось немало. Вот что рассказывает моя бабушка про свою жизнь.
— Я родилась в деревне Новая Саратовка под Ленинградом в 1930 году. Мои родители, мама Павлина и папа Сергей, оба из Устюженского района, из деревни Шуклино. В Ленинград они уехали работать. Там я ходила в детский сад, все время плакала и тосковала по маме. Все сидела под дверью, и кто входил — мне по лбу дверью. Я часто болела, чахла. Все думали, что умру скоро. Даже воспитатели, когда меня мама приводила, удивлялись — «Жива еще Верушка-то?» Доктор порекомендовал мне переехать в деревню. Так и сделали, я стала жить с бабушкой Марфой в деревне Шуклино Устюженского района. А родители остались в Ленинграде.
Про детский сад
— У нас в деревне был колхозный детский сад для детей до 7 лет, на лето, когда на полях много работы. Сад находился в старом барском доме. Рядом была липовая аллея, где играли в мяч, а девчонки скакали. Утром ходили на речку купаться. Кормили кашей, давали конфеты и самые вкусные желтые и рассыпчатые сухари. Никогда больше таких вкусных не ела. Рядом была пасека, и когда снимали мед, нам всегда давали целое блюдо, ешьте, сколько хотите. А меда-то много не съесть.
Про школу
— К школе нам в детском саду выдали портфели с пеналами и карандашами. В школу с подружкой ходили в соседнюю деревню Оснополье, за реку. Школа была семилетка. До 7-го класса учились. В школе училась хорошо, любила литературу, стихи хорошо запоминала. Еще учили русский язык, немецкий язык и математику. Но математика плохо шла, никак ее не понимала. Мама мне на стенку прикрепила таблицу умножения, учи, говорит. Так все утром и повторяла «дважды два — четыре, дважды три — пять» (смеется). Был в школе сад и огород. Нас учили за грядками ухаживать. Учительница показывала, как полоть надо. А зимой, когда морозы сильные, на школу вывешивали красный флаг — значит, уроков не будет. Выйдешь только за деревню, увидишь красный флаг, обрадуешься, домой бежишь.
Так как в деревне тогда еще электричества не было, иногда утром шли совсем в темноте. Как-то пошли с подругой утром зимой в школу. Дорога проходила рядом с прорубкой, огороженной ельником. Мы зашли туда погреться и решили покататься на льду. Подружка прокатилась, а когда поехала я, лед проломился. Я провалилась в ледяную воду, ноги стало затягивать под лед. Подружка вытянула меня за руку. По пояс мокрая и замерзшая, я побоялась вернуться домой. Мама бы заругала или даже побила. Мы пошли в школу. Учительница сразу отправила меня в столовую, где была большая русская печка. Вот на этой печке я тогда весь день и просидела, к концу уроков мои вещи высохли, и мы с подружкой пошли домой. Маме так и не сказали.
Про войну
— Когда началась война, мне было 10 лет. Так как в деревне не было радио, узнали все только когда на рынок пошли в Устюжну в воскресенье. Там уже все знали, многие плакали. Уже кого-то к нам эвакуировать начали. Отец и мама в это время все еще жили в Ленинграде. Отца сразу призвали на фронт: сел на лошадь и уехал. Мама осталась работать в Ленинграде, приехать к нам не могла, ее не выпускали. Только потом уже, незадолго до начала блокады, мой дядя Кузьма написал письмо, что у нее дочь маленькая на попечении старой бабушки, и маму отпустили к нам. Но и всю войну я маму почти не видела: то ее направляли лес валить в Бабаево, то окопы рыть.
В поселке Желябово на лесопилке изготовляли лыжи для армии. Мы с бабушкой Марфой работали на колхозных полях, как и другие жители деревни. Всех хороших лошадей из деревни забрали на фронт, остались совсем старые и худые. Мне дали лошаденку такую смешную, маленькую, коротенькую, Копчиком звали. Чтоб на него садились, не любил. Пока не спихнет с себя, так и будет головой мотать. Девчонки на своих усядутся и уж нет их. А я своего за поводья вела. Как до места дойдем, все уж наработались (смеется).
Днем работать очень жарко, да еще и слепни очень лошадей мучили. Решили, что детям нужно по ночам на лошадях пахать и боронить. Но дети есть дети, поработаем, да и уснем прямо в поле. Лошадей привяжем. За работу нам ставили трудодни, за каждый трудодень полагалось 200 — 300 г зерна на день. Нам с бабушкой ставили один трудодень на двоих. Сено-то гребем-гребем, стараемся, а трудодень на двоих. Еды не хватало. Мама, какие вещи из Ленинграда с собой привезла, все продала на рынке, покупала еду.
Как-то, когда мы в поле работали, над нами низко-низко пролетел немецкий самолет с крестами. Бабушка мне закричала: «Ложись, Веруха!». Так мы на землю обе упали. Я на немца смотрю, а он рот открыл — хохочет, запугивает нас. Это единственный раз, когда мы немцев в войну видели.
Когда война закончилась, мне почти 15 лет было. Отец вернулся живой в 1946 году, был несколько раз ранен, лежал в госпитале, потом возвращался на фронт. В конце войны дошел до Германии. Из Германии прислал мне подарок: красивую голубую шерстяную кофточку (вязка тоненькая такая) и шелковое платье, а вот туфлей не прислал. А еще рулон бумаги. Рады были, ведь в школе-то у нас бумаги не было. Но не все родные вернулись с войны: кто погиб, кто пропал без вести. Дядя Кузьма, мамин брат, потерял на войне ногу.
Много пленных немцев пригнали в Устюжну, они там работали, построили мост. Мы ходили немцев посмотреть, а они нам карточки показывали — «мама» или «девчонка», тоже скучали по родным. А потом мало их осталось, все почти поумирали от работы.
Про сельскохозяйственный техникум
— Когда отец вернулся с фронта, они с матерью решили отправить меня учиться в сельскохозяйственный техникум в Устюжну на агронома на три года. Меня поселили в общежитии в проходную комнату: все поднимались по лестнице и проходили через мою комнату. Я рассказала маме, и она договорилась с теткой, которая жила в Устюжне за рекой Мологой, и та пустила меня жить у нее, а потом еще и мою подругу Вальку. Я училась хорошо, ездила на практику в колхоз. Дали лошадь возить навоз с колхозного двора на поля. Помню, директор ходил, фотографировал всех. Ко мне подошел, я работу бросила, встала, приосанилась, а он-то говорит: «Чего ты встала? Я не тебя фотографирую, а твою работу». На практике научили и как лошадь запрягать.
Про работу
— После окончания учебы меня направили работать в колхоз под Череповцом, в Ергу. Там я три года проработала агрономом, проверяла семена, сеялку, на полях что делается, читала лекции и отвечала на вопросы колхозников.
Потом было сокращение штатов. Меня спросили: «Домой-то хочешь?» И уволили. Я вернулась на родину. Пришлось устроиться работать официанткой в столовую, потом временно посадили на кассу. А я даже на счетах считать не умела. И меня обманули, обвинили в растрате. Как поняли потом, все долги и недостачи записали на меня, все рюмочки-стопочки. Сроду ни одной конфетки не принесла из буфета, а меня в растрате обвинили. Маме пришлось продать корову, чтобы все вернуть.
Потом разузнали, что я работала агрономом, и направили работать по специальности в колхоз в Понизовье. А потом устроилась на лесопромышленный комбинат в поселке им. Желябова. Так там и работала до пенсии на лесоскладе, укладывала доски в высокие штабеля. Иной раз до трехэтажного дома высотой. Как туда забирались, и сейчас удивляюсь, да еще и с досками на плече. Потом стала бригадиром.
Про семью
— С мужем Сашей я познакомилась в Ленинграде, когда в отпуск поехала. Его сестра Зоя нас познакомила. Оказалось, что он из наших мест, из соседней деревни Селище. Мы в одной школе учились. А в Ленинграде работал жестянщиком. Мы поженились, и он переехал ко мне в Желябово. Устроился в Желябове работать жестянщиком, потом бухгалтером. Сначала нам давали комнаты в квартирах, и только когда уже у нас было двое детей, сын и дочка, и старший Боря пошел в первый класс, нам дали двухкомнатную квартиру в новом 12-квартирном доме, где мы и прожили потом больше 40 лет.
Однажды я отправилась в город на рынок. Дорога шла через лес. Начиналась гроза, я спряталась под деревом в лесу. И тут через дорогу прямо передо мной с неба упал огненный шар размером с детский мяч. Это была шаровая молния. Сосна, в которую она упала, разлетелась в щепки. А у меня дети дома, мне умирать нельзя. Я забыла про рынок и бегом домой.
В 55 лет я вышла на пенсию, мне вручили медаль «Ветеран труда». И я стала нянчить двоих внучек. Старшую привезли ко мне, когда ей еще и года не было. И так они каждое лето на все три месяца ко мне приезжали. А потом стали и правнуки приезжать.
Александр Митрохин,
внук Веры Сергеевны Ложковой
Каким было детство наших бабушек и дедушек?
Если вы были ребенком в 50-е, 60-е, 70-е или 80-е, оглядываясь назад, трудно поверить, что нам удалось дожить до сегодняшнего дня.
В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Поездка на телеге, запряженной лошадью, в теплый летний день была несказанным удовольствием. Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, двери часто не запирались, а шкафы не запирались никогда. Мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло придти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас!
Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы, вспоминали, что забыли приделать тормоза. После того, как мы въезжали в колючие кусты несколько раз, мы разбирались с этой проблемой. Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари, там, где они были. Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить. Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой. Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания.
Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер. У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165 каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом, ведь видиков тоже не было!
Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними. Помните? Без спросу! Сами! Одни в этом жестоком и опасном мире! Без охраны! Как мы вообще выжили?
Мы придумывали игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в садах и ели вишни с косточками, и косточки не прорастали у нас в животе. Каждый хоть раз записался на футбол, хоккей или волейбол, но не все попали в команду. Те, кто не попали, научились справляться с разочарованием. Некоторые ученики не были так сообразительны, как остальные, поэтому они оставались на второй год. Контрольные и экзамены не подразделялись на 10 уровней, и оценки включали 5 баллов теоретически, и 3 балла на самом деле. На переменах мы обливали друг друга водой из старых многоразовых шприцов!
Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям. Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от Ментов или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!?
Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим. Если
Вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд и классные сухарики… С их общего согласия… Для их же собственного блага…
Детство
Школу помню мало. Но летние каникулы у бабушки не забыл, как будто это было сейчас. Важно одно — в своём детстве я был счастлив.
Каждый раз, с трепетом в сердце, приезжал в деревню на каникулы и с еще большим сердечным трепетом, в конце августа, уезжал в город. Наступала школьная пора.
Бабушка Катя
Прекрасно помню как баба Катя сажала меня себе на колени и рисовала химическим карандашом на полях газеты «Правда» человечков, то и дело, при этом, облизывая карандаш языком. Он же был химический.
Бабушка говорила: «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек». Она старательно выводила овальчик на полях газеты и к нему прикрепляла две палочки снизу — ножки и две палочки по бокам — ручки. Затем рисовала сверху кружочек-голову, ставила две точки-глазки и маленькие ушки.
Я старательно повторял за ней, и также, на полях сверху вниз, облизывая «чудо химии», рисовал человечков — отчего становилось хорошо. Потом лез на печку и засыпал на теплой подстилке печи, которую бабушка топила почти каждый день. Почти каждую ночь, мне снилось, как я летаю или прыгаю с обрыва, падаю со скалы. Мой детский организм рос.
Бабушка для меня была всем. От нее исходило добро. Она никогда не ругалась, что бы я не натворил. Только называла постреленком. Вот лица бабушки плохо помню.
В пасху мне давали ведерко или корзинку и я шел по дворам с другом Женькой, другими ребятами собирать подарки — «капельки крови» Христа — крашеные пасхальные яйца. И конфеты.
Всё, чем угощали, тому и радовались. … Дети. Тогда нам было по 4 — 5 лет. Собирали по целому ведерку. …
Дедушка Вася
Помню дедушку Васю… и ноги его, прострелянные пулеметной очередью на войне. Он их берег как мог. Часто выпивал. Но был добрым и веселым.
Он все время ходил с клюшечкой, а когда направлялся в огород, то бросал свою «помощницу для ходьбы» и полз на четвереньках к деревцам Бога — любимым вишням, где проводил с ними весь день — подрезал, опалывал, разрежал. В общем, ухаживал за ними. Пока он жил и вишни его жили. …
В христианской традиции принято считать вишню символом жизни и радости. Вишню даже называют райской ягодой. Даже Христос часто изображен с вишней в руках.
Собирали вишню всей семьей. Набирали по несколько эмалированных ведер и взрослые варили варенье в печке-прачке.
Деда Вася курил махорку, которую растил в огороде. Табак он собирал сам. Вешал его на подловке дома — по-другому на чердаке. Там он сушился.
Когда нарезанный табак кончался, дедушка звал меня и я лез на тайный и загадочный для меня, сумрачный чердак дома — резал специальным ножом ему табак в мелкую крошку. После чего с гордым видом нес его деду. Мне приятна была его искренняя похвала. …
Иногда дед Вася играл с нами, когда скучал. Звал нас под предлогом какой-то помощи. А когда я приходил — он хватал меня и начинал щекотать. Щекотал сильно, до детских слез. …
Бабушка звала дедушку — Васенькой
Да, было дело. … Бабушка сильно любила деда и всегда звала его Васенькой. А Васенька через день на плетень требовал бутылку. Баба Катя бежала в магазин и покупала ему «чекушку». Бывало, что на последние деньги.
Дед был сильным, но никогда не поднимал руку на бабулю. Он очень сильно и по-настоящему любил свою Катюшу, которая в его песне «выходила на высокий берег на крутой». Только тяга к «зелёному змею» делала его крикливым скандалистом. Может быть страшная война, которую он прошел ради нас, была ему оправданием?…
Деда был хорошим печником и калымил, будучи инвалидом, по деревням. Там его кормили и поили, пока он мастерил печи и галанки.
Домой Васеньку привозили на телеге, по большей части всегда пьяного. К слову — его также на телеге и забирали, когда появлялся очередной заказ на русскую печь или галанку (малая печь для обогрева помещения, по другому — голландка)
Утром он, как обычно, садился у стола рядом с окном и читал газеты, журналы или книги. Много читал, был очень умным. Не имея образования, помогал ребятишкам решать школьные задачки и делал за них уроки.
Коза Юдка
Всегда, когда речь заходит о детстве в деревне, я тут же вспоминаю нашу козу по прозвищу «Юдка». Чуть было не забыл о ней …Исправляю свою ошибку и рассказываю.
Коза была злющая, бодачая. Меня не любила, хотя я ее не обижал. Часто, когда мы с ребятами играли в прятки, «Юдка» — коза-дереза — всегда меня подстерегала где-нибудь около сараев и, разбежавшись, сзади бодала своими рогами в мягкое место. Отчего я вылетал как пробка из бутылки — то из-за двери сарая, то из-за поленницы дров.
И что интересно, я почему-то не очень боялся ее. Бодалась она не больно, как-то по матерински. Наверное, просто не желала видеть меня на своей территории. В «серые» для нас, далекие времена козу называли «коровой бедняка». В отличии от коров и лошадей, козу могли содержать в каждом дворе.
Бабушка говорила, что Юдка давала много хорошего, жирного молока. Может быть поэтому я был таким «колобком».
Беззаботное детство
Беззаботное детство кончилось в 12 лет. Вернее оно не кончилось, но в эти годы нас уже заставляли родители окучивать картошку и полоть ее. Мы уже начинали волочиться за девчонками и потихоньку влюблялись в них. Мы начинали зависеть от них. И часто из-за этих бестий совершали глупые, а порой и опасные поступки. …
Ругались из-за них с друзьями. Ревновали не по-детски.
Вспоминаю своих друзей, а вернее сказать одного моего друга Женю Серова. Мы с ним и сейчас не теряемся. Правда видимся редко, но всегда созваниваемся. Сколько связано у нас с Евгенчиком историй.
И первая детская любовь и ворованные яблоки у соседей и наш «скрытый штаб», построенный высоко на черемухе, где мы сидели подолгу. А когда ягоды на черемухе поспевали, то набивали ими полные кружки и мешали с сахарным песком до ярко-синей пены.
Весь рот «связывало», но было до того вкусно, что часто мы забывали выплевывать косточки и глотали ягоды ложками. Потом очень тяжело «ходили» в туалете «по большому».
Да мало ли чего было, но все казалось изначально добрым, светлым и настоящим.
Детство навсегда!
Мы были уверены, что так будет вечно.
Летом ходили купаться на пруд. Там деревенские бабы, в специальном крытом досками сарайчике, в деревянном большом жолобе, полоскали свое белье в проточной воде, которая шла сверху и была родниковой, чистой и холодной.
Это были дни беззаботного детства, мечтаний и настоящей дружбы. Весь мир принадлежал нам, хотя мы ничего не знали о нем.
Но были уверены, что это будет вечно!
Взрослея, мы становились более серьезными, даже степенными. Стали понимать, что детство уходит и нам страшно было терять его.
Помню как меня провожали служить в Армию. Приехал мой друг Женька Серов из деревни. Я тогда жил в городе. Служба. Два года. Далее учеба, работа, семья и вот уже дети говорят «папа».
Время
Родители старели, мы мужали. Дети росли. Деревня опустела и стала оживать только летом, когда приезжали мы — уже взрослые — в дома, где провели свое детство.
Пруд к тому времени зарос. Появились стиральные машинки и бабы не ходили на пруд полоскать белье.
Тогда у нас не было телефонов. Мы писали друг другу письма один раз в неделю и были счастливы получить ответ через две недели. …
Но у нас, в то время, не было таких болезней, как ковид. У нас была свобода, та, которой нет у сегодняшних ребятишек. … Хотя, свобода — это не всегда хорошо. …
Жизнь меняется постоянно и, будучи взрослыми, мы это поняли. Нет ничего вечного на земле. Сейчас уже знаем точно, что все вечное находится в постоянном и одновременном созидании и разрушении!
Поколения меняются, но жизнь продолжается. Хочется только одного, чтобы у наших детей и внуков было бы такое же счастливое детство и прекрасная жизнь как у нас. На своей родной земле, без болезней и войн!
Возможно ли это? Думаю, что да! Иначе как жить дальше. Надо всегда верить в будущее, в хорошее будущее.
