30. За пленным сыном
По различным оценкам, в плену у Чеченских сепаратистов находится сейчас от 300 до 700 российских военнослужащих. В подписанном президентом России Б. Ельциным и З. Яндарбиевым соглашении о прекращении военных действий был и пункт об обмене пленными. В двухнедельный срок. При штабе объединенной группировки российских войск в Чечне работает отдел, который обязан заниматься возвращением наших ребят из плена. Но многие матери не в силах ждать возвращения своих сыновей из плена, едут в Чечню, чтобы самим выручить их из неволи.
На днях в Нижний Новгород вернулась Л. Антонычева, которая ездила в Чечню за своим пленным сыном.
— Сергея призвали в армию 15 ноября 1994 года, — рассказала Лидия Степановна. — Сначала ему повезло: попал служить в Москву, в комендантский полк. Но скоро загноились ноги — «деды» так пинали. Два месяца в госпитале, операция. Утром 13 января 1996 года его выписали, а уже в 16 часов отправили в Мулино, на сборный пункт, а оттуда в Чечню. Ему даже негде было научиться стрелять…
— А там он в какую часть попал?
— В 166-ю Тверскую мотострелковую бригаду, на 15-й блокпост. Всего одно письмо от него получил. Восьмого марта их взяли в плен, 38 человек, а нам о том, что сын пропал без вести, сообщили только через месяц. Мы с мужем немедленно вылетели в Моздок. Оттуда напросились доехать с колонной наших войск до Ханкалы, потом в штаб Тверской бригады. В Ханкале мы побывали в штабе нашей группировки, думали хоть что-нибудь узнать о сыне. Ничего там не сказали. Полковник Пилипенко, он как раз главный в комиссии по розыску наших военнопленных, попросил подождать. Ждем, потом он вызывает: «Да. Действительно ваш сын пропал без вести, его данные есть в нашем компьютере». Но это мы и без него знали. На улице разговорились с какими-то чеченцами, они подсказали, где склады 166-й бригады, туда приезжают за продуктами для ее солдат, прапорщик поможет добраться до штаба. Так мы и сделали.
— Как вас встретили в штабе бригады?
— Комбриг рассказал, что в плен их взяли спящими в 3:30 утра, и давай ругаться, что все они пьяницы, сами сдались. Потом офицеры нам подсказали, что есть такой блокпост №1, туда часто приходят командиры чеченцев на переговоры. Спросила командиров, почему нам сразу не сообщили, что сын пропал без вести, сказали, что думали освободить их сами в ближайшее время, но не получилось.
— И вы встречались с чеченскими полевыми командирами у этого блокпоста?
— Сначала познакомилась с Резваном. Он местный авторитет, раньше был директором кирпичного завода, 46 лет ему, три маленькие дочки. Потом через него познакомились с Молди, это комендант Шали. Он успокоил: «Не плач, мать, жив твой сын». Поняла, что он и брал моего сына в плен. Солдат контрактников они сразу в расход, а срочников пощадили. Узнала, что у чеченцев много русских женщин, разыскивающих своих сыновей. Живут у них, стирают, готовят. Живет и мать замполита Майкопской бригады, но ей не знают, как сказать, что сын ее не в плену, а давно погиб.
— Лидия Степановна, а в селах чеченских вы бывали?
— Молди возил меня в горы, были в трех селах. У села Агашты мне вдруг дают в руки японскую рацию, и я …слышу голос своего сына. Так мне дали убедиться, что он жив. Но все равно, тянут и тянут… Поразило, что чеченцы очень хорошо одеты, все в новых камуфляжах, лучше наших офицеров. Вернулись в бригаду, как раз туда приехали генералы Тихомиров и Шаманов, я к ним, попросила, чтобы уговорили чеченцев вернуть сына. Они чеченским командирам сказали это, но те все равно тянут. Соглашаются на словах, а на деле ни с места. Поняла там, что у наших военных человеческих контактов с чеченцами нет. Встретила опять полковника Пилипенко, спрашивает меня: «Как дела?» Поняла, что бесполезно его спрашивать о сыне. Наконец в Шали в нашей комендатуре заместитель министра юстиции Чечни сказал, что завтра мне привезут сына. Мы как на иголках сидим, в каждую проходящую машину смотрим, Молди проходу не даем. Встретили Резвана: «Резван, миленький, отдай мне сына, денег дам…» — «Зачем мне деньги, я здесь самый богатый на пять сел». Всегда здесь с нами был и Шарпудди с чеченского телевидения, тоже хлопотал за нас.
— И как вы встретились с сыном?
— А почему чеченцы не вернули его нашим военным?
— Не доверяли они нашим военным. Сыну сказали, чтобы не делал глупостей, бежать не пытался, а мать приедет — отдадут ей.
— И денег с вас не взяли за сына?
— А полковника Пилипенко видели потом?
— Видели. Он сказал, что это его заслуга, что мне вернули сына. А потом он как стал сына издевательски спрашивать, что, может быть, он мусульманство принял, обрезание ему сделали, я ему такую истерику закатила… Как так можно издеваться над человеком…
— Как сейчас ваш Сергей?
— Дома пока. Лечится. Несколько дней ничего кроме бульона, не мог есть. Но ему еще три месяца надо дослуживать. После всего пережитого…
Судьбы. Чеченская мама, похоронив сына, нашла его среди живых: «Я говорила, он вернётся!»
Парень растерялся, не понимая, что хочет от него чеченская женщина в чёрном платке, истошно кричавшая на русском языке: «Сынок, иди скорее во двор, я спрячу тебя, нужно беречься». Она повторяла слова и, цепко держа его за бушлат, повела вдоль забора, открыла калитку и втянула во двор.
Уже за столом дядя Вахит, как Женя зовёт его уже больше 12 лет, объяснил: он очень похож на их сына, погибшего три года назад под упавшими на село бомбами.
Мы сидим с Наташей, как она просила себя называть, на открытой веранде их дома. В том самом дворе, где много лет назад случилась её встреча с Евгением.
Самолёт прилетел около 22 часов, и земля взорвалась. Всё произошло быстро: жуткий грохот, запах дыма и гари, крики. В домах выключился свет.
Сначала она увидела своего 18-летнего Роберта, у него было тяжёлое ранение в живот. Затем они с Вахитом нашли Резвана. Их 22-летнему сыну осколок вошёл в спину, под лопатку. Раненых отвезли в больницу, сделали операции. Оба брата боролись за жизнь пять дней, а скончались в пятницу, 10 сентября.
Сыновья похоронены рядом, на сельском кладбище. В селе тогда погибли 28 человек, среди них шестилетний ребёнок и молодые ребята, самым старшим из которых оказался Резван.
. В начале 2002 года на блок-пост в селе Замай-Юрт впервые заступили омоновцы и сотрудники ППС из Адыгеи, сменив новосибирский ОМОН. В их числе впервые попал в Чечню и прапорщик милиции Евгений Ларин. Ему тогда было всего 26 лет, каким и представляла Резвана мать. Поначалу она каждое утро ходила на КПП милицейского поста, проверяя, не случилось ли чего на службе.
Однажды в поле, во время уборки, загорелась тележка с сеном. День был ветреный, все боялись, что огонь перекинется на трактор, пытались тушить. Тогда Евгений прыгнул на прицеп, чтобы выбить шплинт из сцепки и откатить тележку.
В полугодовых командировках на блок-посту Замай-Юрта Евгений был несколько раз. Она носила ему чеченские лепёшки, русские пирожки, клубнику из своего сада. «Сын» стеснялся брать подарки, но боялся обидеть названную маму. Характер у неё настоящий русский. С этим не спорит даже муж Вахит.
Евгений звонит ей из Майкопа, несколько лет он не был в Чечне. А она ждёт.
В 2002-ом историю с находкой сына учительницы Уздамировой обсуждало всё село. Евгений помнит, как «мама» впервые показала его всему селу. На очередных госвыборах он вместе с коллегами из Адыгеи охранял избирательный участок в её школе. Наталья Николаевна была рядом с ним. И все жители Замай-Юрта, кто на русском, кто на чеченском говорили ей: «Резван, живой Резван».
Она гордится своим Женей и сегодня, ведь он всё время к ней возвращается.
. На сельском кладбище Замай-Юрта все могилы одинаковы, там все равны. Среди них есть две, в которых местные жители похоронили неизвестных солдат, их некому было опознать. За могилами ухаживают, как за своими.
Святая Ольга
Мы встретились с ней в Кремле. Ольге Владимировне недавно вручали Международную премию Андрея Первозванного «Вера и Верность» в номинации «За беззаветную материнскую верность». Перед церемонией меня проводили в покои директорской ложи, где собирались лауреаты.
Передо мной стояла крохотная миловидная женщина с чуть-чуть стеснительной улыбкой. Она протянула руку «лодочкой». Ни за что не скажешь, что такая прошла ад чеченской войны. И только глаза были грустны.
По моему настоянию она достала колодки из сумочки и прикрепила их к своему платью.
До Нового года Ольга Владимировна не находила себе места. Сотовых у солдат тогда не было. А в части все твердили: «Военная тайна». И успокаивали дежурной фразой: «Не волнуйтесь, скоро вернется ваш сын». Война началась, когда с боем Кремлевских курантов смешались залпы атак на Грозный в первые секунды 1995-го.
Горький поток
Помните, как начался новогодний штурм Грозного? Как генерал Грачев обещал взять город за два часа одним парашютно-десантным полком? Ни за два часа, ни за два дня у него это не получилось. Пришлось вводить колонны тяжелой техники. И среди них Андрюша на своем Т-72. Танки попадали в засады. Пехоты не было. Оперативных карт тоже. Гранатометы жгли танки один за другим. Пусть историки спорят о той позорной спецоперации. Но столь бездарному штурму города трудно подыскать аналоги.
Только 2 января Ольга Владимировна услышала по радио информацию о том, что наши танки в Грозном. И не раздумывая бросилась на Кавказ. «Андрюша там, я должна его спасти!»
Вы представляете себе, как проникнуть в зону боевых действий? Нас, журналистов, задерживали на блокпостах, заворачивали машины, несмотря на аккредитации и пропуска. А солдатские матери шли упорно вперед. И никакой человек с ружьем не в силах был остановить этот горький поток. Ведь у постового тоже есть мама.
Ольга Владимировна уже через два дня была в Грозном.
Только 31 января Ольге Владимировне в Моздоке официально сообщили: «Ваш сын погиб смертью храбрых. Тело отправлено в Тюмень. Отправляйтесь туда, чтобы не опоздать на похороны».
Надежда
Две недели прождала Милованова тело своего сына. Две недели обливала слезами пороги военкомата. В ответ только «Ждите». Наконец она не вытерпела и бросилась опять в прифронтовой Моздок на нашу военную базу. А там как ни в чем не бывало:
— Хорошо что приехали! Тело вашего сына отправили в Ростов. Там сейчас все тела находятся. Проходят экспертизу.
От сладковатого запаха у Ольги Владимировны закружилась голова. Но она решительно шагнула к столу. Взвизгнула молния на пакете. И словно гора с плеч:
Шестнадцать на семь не делится. Как еще можно объяснить, что командование от обмена отказалось?
То ли велась какая-то хитрая игра, то ли посредник блефовал. Одним словом, уже на следующий день Ольга Владимировна отправилась на автобусе в горы. Туда, где, по заверению посредника, находился ее Андрюша.
Пулеметная очередь ударила из кустов. Старый «пазик» съехал в кювет и затих. По щеке потекла горячая кровь. Ольга Владимировна потеряла сознание.
С тяжелым ранением головы Ольга Владимировна была доставлена в Ростовский военный госпиталь. Когда пришла в себя после операции, первым делом спросила:
— Где фотография Андрюши?
И потом, когда медленно выздоравливала, она показывала замусоленный целлофан с фото раненым солдатикам. Они бы и рады помочь, но те, кто был при первом штурме Грозного, или выписались, или были в черных «кредо». И каждую ночь молилась: «Господи, дай знак, помоги отыскать моего сыночка!»
Надо сказать, что пока Ольга Владимировна искала своего Андрюшу, она помогла найти и опознать 120 тел пропавших без вести солдат. А вместе с российскими посредниками выручить из плена еще 400. Героическая женщина!
Только к 1997 году в ростовской лаборатории отсортировали солдатские тела. С новогоднего штурма оставались неопознанными 347. Путем долгих исключений (рост, группа крови и резус-фактор) Ольге Владимировне предъявили три «кредо» за номерами 3, 86, 241. Опознать их так просто было нельзя. Три танкиста. Три обгорелых тела.
Нужен был генный анализ, который тогда могли сделать в Челябинске. Но за 5 миллионов рублей. По тем деньгам это новый персональный компьютер. У безработной Миловановой таких денег не было. Выручил тогдашний губернатор Тюменской области Леонид Рокецкий. Он выделил на экспертизу всех трех останков 16 миллионов рублей.
Она не нашла еще 336 наших солдатиков. В сердце по-прежнему боль. Сына не вернуть, но пока не похоронен последний солдат, война будет долго стучаться в наши сердца. Земной поклон Вам, Ольга Владимировна!
Подвиг матери
Тринадцать лет назад из чеченского плена на родину в село Онохой вернулся Иван Третьяков
Восемь долгих месяцев он пробыл в заточении у боевиков, за это время из пятнадцати его товарищей по плену в живых осталось всего семеро. Его мама Ольга Ивановна объездила всю Чечню в поисках сына и нашла его в одном из лагерей боевиков. Теперь у 33-летнего Ивана своя семья, трое детей, свой дом. За чередой домашних хлопот постепенно блекнут воспоминания о тех страшных днях, но в сердцах Ивана и его матери они будут жить вечно.
Ивана Третьякова призвали в армию в 1994 году. Поначалу он служил в Кяхте, а потом родители получили от него письмо с надписью на конверте — Ханкала. Что это за город, родные тогда еще не знали.
— В феврале 1996 года меня вызвали в военкомат, — рассказывает Ольга Ивановна. — Начали расспрашивать, где Иван. Служит, говорю, недавно от него письмо пришло, через два месяца у него демобилизация. А они мне: «Ваш сын дезертир». Поверить в это я не могла.
В военкомате матери шепнули, что найти сына ей могут помочь в Комитете солдатских матерей Бурятии. Ольга Ивановна отыскала его председателя Ольгу Ганичеву, та попыталась искать Ивана по своим каналам, но безуспешно. Сделали запрос в часть, в которой он служил, — тишина. Живой Иван или нет, неизвестно. Вдруг звонок из Комитета матерей Якутии, в разговоре выяснилось, что одна из матерей ездила в Чечню, нашла в плену своего сына, и вспомнила, что вместе с ее сыном у боевиков находился парень из Бурятии. Уточнили часть: действительно Иван.
А в это время мама Ивана думала о том, как вызволить сына из плена. На поездку в Чечню и возможный выкуп нужны были немалые деньги. Сначала обратилась к односельчанам, помогли кто чем. В итоге насобирали, по тем деньгам, порядка 10 миллионов (сегодняшние 10 тысяч). За помощью Ольга Третьякова и Ольга Ганичева обратились в УБОП МВД по РБ.
— Приходят ко мне однажды три женщины, — рассказывает бывший заместитель начальника УБОП Николай Рогалев, а ныне замдиректора ЧОП «Дельта», — журналист с телевидения, Ольга Ганичева и еще одна неизвестная мне женщина. Она оказалась матерью попавшего в плен солдата. Попросили помощи у нас. Идея поначалу показалась мне фантастической. Как наше ведомство могло помочь женщине? А потом подумал: а почему бы и не попробовать?
Собрали 50 миллионов
Николай Рогалев связался с местной диаспорой чеченцев, с предпринимателями, те согласились помочь. Откликнулся предприниматель Шамхан Абдулхамидов, сказал, что может поехать с Ольгой в Чечню. Шамхан через своих родственников и земляков мог найти способ выйти на боевиков. Но для поездки, по его расчетам, было необходимо как минимум 30 миллионов рублей. На помощь матери пришел еще один предприниматель — Баир Тушемилов, который дал на поездку 40 миллионов. Через два дня деньги были собраны. Ольга Ивановна с 50 миллионами в простенькой женской сумочке, Шамхан и его друг, настоятель Тамчинского монастыря Агван Белигто вылетели в Чечню.
— По приезду в Курчалой мы остановились у родителей Шамхана, — рассказывает мать бывшего пленника. — И каждый день ездили по боевикам. За любую информацию, даже самую незначительную, приходилось платить. Помню, однажды за записочку два миллиона отдала. Где бы я у боевиков в горах ни была, они мне сразу говорили: «Мать, если Иван у нас, мы тебе его сразу отдадим, у нас пленных кормить нечем». Вообще, надо сказать, хорошие мне люди там попадались, помогали во всем.
— Мы поехали туда, — вспоминает мать. — Нас с трудом пропустили через блокпост, по тропочке провели через мины к лагерю. Боевикам там, что интересно, было лет по 15—16. Старший позвонил их командиру, Доку Умарову, кажется. Пока ждали, к нам подошла чеченка и начала нас срамить, дескать, наши дети их детей убивают. Тут и я не сдержалась, говорю, что ж они сами, что ли, сюда воевать приехали, их послали на войну.
«Сына бесплатно отдадим»
— Приехали, а навстречу нам Доку Умаров, — рассказывает мать. — Ему, видимо, стыдно стало за то, что тогда сына мне не отдали, он отвернулся и говорит: «Ивана мы тебе отдадим, только ты привези сегодня же корреспондентов с телевидения и офицеров». Момент передачи пленных должен был быть зафиксирован.
«Летела как на крыльях»
Ольга Ивановна примчалась в Грозный. Вспоминает, что дорога, по которой они ехали, была сплошь усыпана стреляными гильзами, на обочинах стояли сгоревшие БТР. Нашли журналистов. Приехали в назначенное место у развилки, на бывший цементный завод, установили аппаратуру.
В деревне Курчалой русскую мать, так долго искавшую сына, уже ждали. Все жители деревни высыпали на улицу, приветствуя счастливую женщину. Родные Шамхана устроили для гостей застолье. На следующий день Ольга Ивановна с сыном решили срочно ехать домой. Сегодня в деревне мир, а завтра могут снова начаться боевые действия. На автобусе они доехали до КПП Ханкалы, там в воинской части родители рассказали, что нашли своих сыновей.
— Нам навстречу выбежали матери, которые тоже приехали на поиски своих детей, показывали фотографии, спрашивали, видели ли мы их сыновей, — вспоминает мама Ивана. — Говорят, немало матерей потерялось на той войне, и лишь какая-то часть вернулась домой с сыновьями.
Счастливая пятница, 13
Вечером 11 сентября репортаж о том, как чеченский командир передал Ольге Ивановне сына, показали в «Вестях». А 13 сентября Третьяковы и Чемизовы получили предписание вылететь на вертолете в Дагестан. На дорогу денег почти не оставалось, и тогда командиры части выписали улетающим по четыре миллиона рублей.
— Мы должны были лететь в пятницу, 13, — говорит Ольга Ивановна. — Время уже пять часов, темно, а вертолета нет и, говорят, не будет, но я верила, что мы улетим. Вдруг на небе появляется «корова» («МИ-26»), и мы улетели. Теперь, когда мне говорят, что пятница, 13 — несчастливый день, я говорю, это ерунда.
В Дагестане наняли летчика и улетели до Минеральных Вод. Переночевали в гостинице, а утром побежали брать билеты. Билеты были только на 16 сентября до Красноярска. Но решили не рисковать и ближайшим рейсом улетели в Москву.
— В Москве билетов до Улан-Удэ не было, решили лететь до Иркутска, от Иркутска до дома я готова была хоть по шпалам идти, — вспоминает Ольга Ивановна. — В Иркутске через полчаса сели на поезд и прямо до дома доехали. Соседи тогда все вышли нас встречать, от счастья люди плакали.
В декабре Иван женился на Анжеле, с которой дружил до армии. Через год у Третьяковых родился первенец Роман. Еще через год — дочка Мария. Работы в селе тогда не было, Иван выучился на водителя, потом устроился на работу охранником. Сейчас он работает сварщиком на ЛВРЗ. Четыре года назад в семье родилась еще одна дочь, которую в честь бабушки назвали Ольгой.
— Опасность была, конечно, большая, — говорит Ольга Ивановна. — Была б я там одна, может, и не вернулась бы. Спасибо всем тем, кто помог мне найти сына! Я верила, что сын жив — эта вера и спасла его.
Рассказы матерей о поисках сына в чечне
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Мать солдата
Вчера начались поминальные дни, и очередь из машин перед въездом на Северное кладбище (между прочим, крупнейшим в Европе) растянулась на пару километров. Простоял в этой очереди больше получаса и я. Слева оставалась свободная полоса, но нормальные люди не поддавались соблазну проскочить без очереди, становились в хвост колонны. Зато один за другим слева сквозили «лэндкрузеры», «лексусы» и прочая блатотень, нагло проносясь мимо и вонзаясь в самое начало очереди. Я сидел за рулем и печально размышлял над вопросом: почему так выходит, что чем круче у человека машина, тем меньше у него совести? Даже здесь, на кладбище.
Я заехал положить цветы на могилу Сергея Коюкова, офицера, погибшего в Чечне.
Я не был знаком с ним при жизни. Наверное он был очень хорошим человеком, раз помянуть его приехало много друзей, сослуживцев, одноклассников.
Вернувшись в Ханкалу, Валентина Демьяновна рыдала всю ночь. Подруги утешали ее: «Не верь чеченцу, тебе ведь Басаев обещал». Но Коюкова села утром в пригородный автобус и поехала в Керла-юрт.
С месяц она ездила сюда как на работу. Обошла все дворы, рынок. Многие помнили события годичной давности, когда под селом расстреляли колонну. Помнили и парня, что проскочил на грузовике под обстрелом в село, а потом вернулся обратно к своим. Но что с ним сталось, никто не знал.
Пожилая женщина посоветовала Коюковой нанять для поиска местного чеченца: русской все равно здесь ничего не расскажут.
Валентина Демьяновна вернулась в Ростов, срочно продала гараж, в котором сын ставил машину. И среди таксистов, которые постоянно стояли рядом с частью в Ханкале, нашла человека, который согласился помочь в поисках. За свои услуги он просил 500 рублей в день плюс оплату бензина.
Был ноябрь 2006-го. В Чечне почти безвылазно Валентина Демьяновна Коюкова провела год и семь месяцев. Все силы, нравственные и физические, были на исходе. Женщина читала Псалтырь, плакала и молилась, чтобы Бог вернул ей сына: живого или мертвого.
В тот день она пробиралась в Ханкале через дождь и жидкую грязь, намешанную гусеницами танков, и вдруг увидела, как ей делает знаки таксист, с которым она ездила в Керла-юрт. Ростовчанка подошла ближе и увидела, что в салоне «жигулей» сидит молодой парень с автоматом (там все ходили с оружием). Оказалось, что это житель Керла-юрта, который приехал с председателем колхоза договорится с военными о разминировании выпаса для скота. На территорию части пустили только председателя, а он подсел к таксисту переждать непогоду. Видно, Бог сжалился над Валентиной Коюковой: именно этот человек знал, где искать ее Сергея!
С капитаном Сергеем Коюковым попрощались в родной части, а потом он с воинскими почестями был захоронен на Северном кладбище, недалеко от места, где лежит его друг Александр Сидельников. Вечная им память.
Сердце русской женщины всегда останется загадкой. Жены декабристов когда-то отправились в санях, завернутые в меха, за своими мужьями в далекую Сибирь. В наши дни русские матери под пулями месили десятки километров фронтовых дорог в Чечне, ради маленькой весточки о своем родном человеке. Подвиг жен декабристов романтичен и красив. Подвиг солдатских матерей 90-х годов не романтичен. Это одна из страниц национального позора, который теперь называют чеченской войной. И всячески стараются забыть.
Валентина Демьяновна вчера опять плакала на могиле своего сына, тело которого она столько искала. Воинскую часть, где служил Сергей Коюков, уже расформировали, землю скорее всего распродаст на аукционе Минобороны, опять чиновники от военного ведомства набьют карманы. На территории части был памятник погибшим военнослужащим, его снесут.
За что воевал, и за что погиб молодой красивый парень из Ростова, на этот вопрос ответа уже не даст никто. О Сергее Коюкове на земле остались только надгробье на Северном кладбище и память в сердцах родных и друзей.
