Рассказы наемников о войне в сирии

Русские ”музыканты” в Сирии: рассказ наемника из России

Россия начала военную операцию в раздираемой гражданской войной Сирии чуть больше года назад — 30 сентября 2015 года, пишет Eesti Ekspress. С тех пор многое поменялось. Если тогда дом Асадов держался на волоске от гибели, то после российского вмешательства лоялистам удалось отбить Пальмиру у «Исламского государства» и одержать сокрушительную победу в Алеппо — тяжелые бои за второй по размеру город страны еще будут продолжаться, но исход битвы практически предрешен.

Все эти успехи изрядно потрепанной в пекле войны Сирийской арабской армии (САА) были бы немыслимы без поддержки России. Она наносит воздушные и ракетные удары по противникам правительственных сил, поставляет вооружение и тренирует некоторые подразделения. Есть и другая, кровавая плата — за время операции сложило головы 23 россиянина. Двое из них — медсестры Надежда Дураченко и Галина Михайлова — погибли при обстреле мобильного госпиталя в Алеппо на прошлой неделе.

Но это неполный список. В нем нет бойцов, которые выполняют ”грязную работу” — людей ”группы Вагнера”. И их не может быть в этом перечне, поскольку такого подразделения или частной военной компании формально не существует. Но это на бумаге. В действительности же россияне успели повоевать в разных уголках Сирии как против «Исламского государства», так и против ”зеленых” — различных группировок, которые на Западе считаются умеренной оппозицией.

— Зачем ты поехал в Сирию? Мотивация?
— Я был наемным работником, а на эту войну мне вообще плевать. Мне нравится эта работа, если бы не нравилась, я бы там не работал.

Олега не беспокоит, что его могут назвать наемным убийцей: ”Так и есть, поехал за деньги. Да может оно и проще, на самом деле?” Ему за тридцать. Встретив на улице, вы не распознаете в нем солдата удачи — голливудские штампы не работают. Обычный парень. Весельчак, на чьих глаза наворачиваются слезы, когда он вспоминает погибших товарищей.

Новый славянский корпус

”Группа Вагнера” — не обычная частная военная компания. Это миниатюрная армия. ”У нас был полный комплект: минометы, гаубицы, танки, боевые машины пехоты и бронетранспортеры”, — объясняет Олег.

В некоторых кругах бойцов подразделения называют музыкантами: якобы командир подразделения выбрал позывной в честь немецкого композитора Рихарда Вагнера. По некоторым данным, за этим позывным скрывается 47-летний подполковник запаса Дмитрий Уткин. Служил в спецназе в Печорах. В Сирии не в первый раз — до этого вполне официально работал в составе частной военной компании, известной как ”Славянский корпус”.

Компанию наняли сирийские магнаты для охраны нефтяных месторождений и колонн в Дейр-эз-Зор. Однако в октябре 2013 года в городе Аль-Сухна охранники попали в серьезные неприятности: вступили в неравный бой с джихадистами «Исламского государства». ”Мне участники рассказывали, феерическое побоище, практически встречное сражение за город. Чуть ли не с двумя тысячами боевиков против двухсот-трехсот охранников”, — рассказывает Олег.

После этих событий контракт между заказчиком и охранниками сорвался. По версии Олега, не сошлись в оплате: ”сирийские шишки” отказались доплачивать за более опасную работу и стали угрожать россиянам. ”Славянский корпус” ушел из Сирии. По возвращении домой менеджеров компании задержали сотрудники ФСБ: их обвинили в наемничестве. ”Мурыжили-мурыжили, но никого не посадили”, — подытоживает Олег.

На самом деле, он ошибается. Законодательство России запрещает наемничество. Двух командиров — Евгения Сидорова и Вадима Гусева — признали виновными и посадили на три года.

У ”группы Вагнера” другой, более серьезный заказчик — Министерство обороны РФ (МО РФ). Перед переброской в Сирию осенью 2015 года ”музыканты” проходили трехмесячную подготовку на полигоне Молькино в прямом соседстве с базой отдельной бригады спецназа Главного разведывательного управления.

В Сирию ”группа Вагнера” попала на самолетах. И это не были лайнеры ”Аэрофлота”, улыбаясь, рассказывает Олег. Бойцов везли на транспортных самолетах 76-й дивизии ВДВ, которая дислоцируется в Псковской области.

”Псковские борта нас возили. Из Молькино на автобусах в Москву: получали загранпаспорта. Оттуда до Чкаловского, с Чкаловского до Моздока на самолетах. Два часа на дозаправку и обслуживание. И еще перелет на пять часов: над Каспием, Иран, Ирак и посадка на базе Хмеймим. Турция не пропускает — напрямую нельзя”, — поясняет боец.

Технику, включая артиллерию и танки, перебрасывали морем при помощи так называемого ”Сирийского экспресса” — на кораблях ВМФ России из Новороссийска в Тартус. Из разных источников известно, что группу отправляли в Сирию дважды: на короткий срок осенью 2015 года и для участия в более продолжительной операции зимой-весной следующего года. Каждая поездка — отдельный контракт.

По словам Олега, после прибытия их поселили в спорткомплексе города, который он предпочел не называть.

Как правило, люди Вагнера — опытные бойцы, прошедшие несколько конфликтов. И хотя объявлений о наборе в газетах не увидишь, группа не испытывала проблем с набором специалистов.

Олег признает, что пошел к Вагнеру не с первого раза — не доверял: ”Практически, попадают по знакомству и только. Как такового свободного набора нет. При наборе проводят пару анализов: на употребление алкоголя и наркотиков. Дальше физические тесты. Фактически, экзаменов нет”.

Решение многих вопросов в подразделении зависело напрямую от командиров. Олег характеризует их как людей опытных и грамотных военных. ”В чем главная проблема — ты должен понравиться командиру. Например, приходит 20 парней, командир с ними поговорит, а потом отводит тех, кто приглянулся, в сторонку: давай, пойдем в отдел кадров, нарисуем тебе все”, — проясняет он.

”Помимо службы безопасности в лагере имеется и питерская — головная. Если наши спецы выглядят так, что если надо закопать — закопают, то там, говорят, вообще звери какие-то. По-настоящему могут за тебя взяться”, — рассказывает Олег.

В Сирии бойцам платили по 300 тысяч рублей (около 4500 евро) в месяц плюс бонусы. Имелась и своеобразная страховая система: за ранение около 300 тысяч рублей и покрытие расходов на лечение в качественных клиниках. За гибель — пять миллионов рублей семье. Хотя с юридической точки зрения контракт с группой Вагнера — ничтожная бумажка, Олег подтверждает: выплатили все до последней копейки и даже больше. Но о полной безопасности речи не идет.

Источник

Рассказы участников войны в Сирии

На территории Сирийской Арабской Республики значительный объём задач возложен на подразделения инженерных войск.

Экипажи боевых вертолётов ВКС России выполняют задачи в Сирии и днём и ночью.

Десантников бывших не бывает, а где десант, там мужество и отвага.

Днём и ночью российские фронтовые бомбардировщики наносят удары по целям на территории Сирии.

Их связывают не только кровные узы, но и родство в профессии: оба они – пилоты фронтового бомбардировщика Су-24.

На авиабазе Хмеймим осуществляется круглосуточный мониторинг РХБ обстановки.

Командир авиационного звена летает со своим штурманом не один год. Это уже их вторая командировка в Сирию.

Российский Ми-24 – самый воюющий вертолёт в мире, и его ещё рано списывать в запас.

На авибазе встречаются люди разных специальностей из разных воинских частей. Их сразу же объединяет общее дело.

Многие из нас не раз смотрели прекрасный фильм о советских разведчиках, который называется «Их знали только в лицо». Вспомнился мне он потому, что здесь, на авиационной базе Хмеймим, российские военные лётчики ежедневно выполняют специальные задания. Выполняют профессионально, мужественно, самоотверженно.

Источник

Дикие гуси: рассказ современного наёмника, побывавшего в Ираке

Этот опыт я накопил во время годичного контракта в Ираке.
Я шатался по Ираку больше, чем кто-либо из тех, кого встречал, побывал везде от Кувейта до Ирана.
Я гонял в военных колоннах на бронированных «хаммерах», катался по Багдаду в официальных белых фордах без брони и неофициальных затонированных «паджериках» в местном прикиде, с дипломатами в бронированных «субурбанах» с вертолёным сопровождением.
Как и все, я совершал ошибки и оказался достаточно удачлив, чтобы всё это написать.

МЕДИЦИНА
Медицинские причиндалы дороги, но они спасают жизни.
Контора, где я работаю, потратила на них кучу долларов, и это уже спасло три жизни.
Проводите медицинские тренировки.
Добавить к этому нечего.
Делайте это.

Я ношу треккинговые носки: пот отводят.
Насекомые одну неделю беспокоят, на следующую их уже не замечаешь.

Куда б вас ни заносило, имейте при себе выпивку.
Это самый ценный предмет.
Вы бы усрались, если б я перечислил всё, что выменял у наших сержантов (аналог наших прапорщиков) на виски.

Солдаты приехали в годичную командировку, а то и больше.
Они платят кровью за каждый доллар, и каждый день занимаются тупой опасной хернёй.
Помните об этом, когда вам приходится задержаться на 68 дней, а не 60.
И общайтесь с ними нормально, ну хотя бы вы.

Конечно, каждый из нас в конечном счёте работает на себя, но отличайте коммерческую тайну от разведданных.
Если нарвались на заподляну на шоссе, напишите об этом е-мэйл коллегам.
Доверяйте интуиции, это спасает жизни.
Будьте толстокожими, принимайте критику адекватно.
Если что-то не получается, спросите совета.

Вещи, которым я рад, что взял их:
ACOG, короткая М4, своя кобура, своя разгрузка, подстёжка пончо, туристический коврик, компас, книги.

Вещи, которые бы хотелось бы взять:
больше носков, больше магазинов, больше футболок, больше ботинок, ЗИП для М4, комплект для городской маскировки, больше дисков с фильмами.

Берегите чувство юмора.
Держитесь весёлых людей, с ними даже в хреновой ситуации легче.

Источник

Деньги и кровь в «песочнице»

Кто эти люди — безжалостные наемники или романтичные комбатанты? Вернувшиеся о деталях своей службы «там» не распространяются. Говорят, это запрещено контрактом. Подписка о неразглашении. Но нам удалось связаться с человеком, который сейчас находится на передовой.

Между собой они зовут Cирию «песочницей». Потому что песок. Много песка. И жара плюс пятьдесят. Они знают: случись что — никто не спасет. И их кости навсегда останутся гнить под этим сжигающим все вокруг солнцем, а шакалы довершат остальное. В контракте прописано: невозвращение груза-200 домой. Слишком дорого.

На телефоне Сергея вместо звонка стоит веселая мелодия:

«БТР наш весь помятый, но вполне так на ходу, бьет игиловцев проклятых, вышибает гадам дух. За равниной сразу горы, через горы перевал, а за ним стоит Пальмира, я ее всю жизнь…»

Концовка вполне в стиле Шнура, поэтому приводить ее здесь не стану.

Сергею чуть за тридцать, он бывший юрист из Донецка, но по специальности уже четыре года не работает — потому что война. Сперва — та, что на Украине. Потом здесь — в Сирии. Война без правил. Так что вряд ли ему понадобятся красивые юридические термины: в бою они не спасут.

«Дело сделано, на сборы только несколько часов, помогли разбить оковы мы сирийских соколов. Пусть туристы приезжают — Дамаск, Пальмира, все равно. Нас же дома ожидают деньги, бабы и вино» — плохие мальчики в самодельных песнях нынешних «охотников за удачей» стремятся показаться еще хуже, чем они есть.

Я прошу Сергея дать послушать другие хиты этой сирийской войны — он кидает мне через мессенджер перепетую «Кукушку» Виктора Цоя. Припев почти не изменен. «Моя ладонь превратилась в кулак…»

Голос у Сергея — прокуренный, далекий. Он говорит еще, что от него пахнет порохом, и этот запах не выветрить никак. Даже когда вернется. Если вернется.

Я представляю, как Сергей может выглядеть в жизни: невысокий, жилистый, в потертом зеленом камуфляже, на указательном пальце правой руки незаживающая мозоль — от спускового крючка. И на плече тоже синяк — от автомата. Вот только награды наемникам не предусмотрены.

На блокпосту по дороге в Дамаск. Фото: Екатерина Сажнева

— А ваша?

— Наша цель поездки — заработок. Без патриотизма. Правда, казаки придумывают какие-то красивые сказочки для себя самих — к примеру, что отправляются изучать православие в экстремальных условиях, Сирия же — колыбель христианства, но это тоже для отмазки. В основном люди едут заработать. Просто не все в этом признаются открыто и честно. Это нормально. Мы тоже ехали заработать, а не убивать. Нам как вербовщики говорили: будете охранять коммуникации, блокпосты, нефтяные вышки, заводы восстанавливать, а прибыли на место — оба-на! — и в штурмовой батальон.

— Вы заключали контракт?

— Если его можно так называть. Скажем так: подписывал соглашение. Там перечислен список того, что мы должны делать, есть обязанности, но нет прав. Если нарушаешь какой-то пункт, например, выпиваешь на передовой, то попадаешь на деньги. Штрафуют полностью подразделение. Хотя пьют мало — при такой жаре. Но водка в Сирии хорошая.

— Где вербовщики находят своих потенциальных «клиентов»?

— На Донбассе вербовщики работают с 14-го года. Но в первые годы уезжали мало. Во-первых, про Сирию никто и знать не знал, во-вторых, в ДНР сражались за идею, за спасение русского мира. Это потом опошлили все. Сейчас там непонятно что — то ли мир, то ли война. Многие российские добровольцы вернулись домой. Ополченцы разошлись тоже. А что мы умеем — ничего, кроме как воевать. Если ты служишь в Донецке сейчас, то получаешь 15 тысяч рублей. Здесь мне предложили 150 тысяч в месяц, плюс боевые, плюс за выход и так далее. У меня жена в декрете, двое детей-погодок, сын и дочка, родители старые. Я столько и за год не заработаю. Даже если представить, что они обманут и заплатят меньше, это все равно лучше, чем ничего.

— Обманывают часто?

— Кто как себя поведет. Вообще крупных частных военных компаний сегодня на рынке две — это ЧВК «Вагнер» Дмитрия Уткина и ЧВК «Туран», мусульманский батальон. Самым первым был «Славянский корпус», но сейчас его уже нет. Есть еще субподрядчики, посредники, которые тоже набирают людей. Никакого отношения к официальным российским военным структурам они не имеют. Насколько они законны, тоже не мое дело; по-моему, они оформляются через левые государства, там их регистрируют и лицензируют — в Южной Африке, например. Знаю, что были такие организации, кто предлагал по 240 тысяч рублей в месяц, но на деле у всех получается примерно одинаково — 150.

Не скажу, что прямо так сильно кинули кого: у нас же сарафанное радио, сегодня кинут — завтра никто не поедет. Все одни и те же в этом кругу вертимся, все всех, в принципе, знают. Когда находился в лагере, где меня готовили, то дополнительно платили по 2–3 тысячи суточных, за месяц тоже можно штуку баксов поднять.

Магазинчик рядом с блокпостом наемников. Фото: Екатерина Сажнева

— И вообще никуда не ехать?

— Лично я таких не знал. Но подготовка так себе, если честно. Стрелковый тир, полигон, учебно-материальная часть… Помимо всего прочего рассказывают о традициях сирийского народа, типа чтобы их случайно не нарушить. Лично мне помогло знание о том, как выжить в пустыне: там же куча всяких ползучих гадов, так берешь четыре колышка, вбиваешь в песок, ниткой шерстяной квадратом их обвязываешь — ни один скорпион через эту шерстяную нитку не пролезет. Они их чувствуют и боятся почему-то.

— Как вы попали в Сирию — военным бортом? Гражданским?

— Чартером. В Латакию. У нас легенда была, что мы мирные строители, что ли. Там море, тепло, хорошо, но гулять по отдельности не отпускали. Хотя многие пару раз сбегали искупаться.

— Ослушались приказа?

— Да какой там приказ… Вы все-таки не очень представляете, кто туда в большинстве своем едет. Это в Минобороны не подпишут контракт с человеком с подмоченной биографией. А у нас были и ранее судимые, и те, кто не нашел работу дома, мыкался без денег, бывшие добровольцы, приехавшие на военные сборы в Ростов, ополченцы, даже этнические украинцы были, в том числе кто воевал против Донбасса. Иногда видишь перед собой такого человека — и просто фигеешь.

— Ничего святого.

Те казаки, которых игиловцы казнили, — они были из майской группы. 150 человек тогда приехали — в первом же бою получили 19 «грузов-200»… Просто цифры скрываются, в СМИ просачивается минимум информации, что происходит. Те, кто последними приезжали, у них такая подготовка была, что сразу понятно: прибыли смертники.

— Сколько платят родственникам погибших и раненых? Это есть в контракте?

— Три миллиона — за погибшего, 900 тысяч — за ранение. Но на деле у нас такая страховка, что если ранят, а бронежилета на тебе нет или каски, то могут и ничего не заплатить. А броник со снаряжением весит 18 кг. Кто его по такой жаре таскать на себе станет?! За это тоже штрафуют. Но близким тех двоих, которым головы отрезали, все положенные выплаты сделают точно, потому что пресса подняла шум.

Блокпост. Фото: Екатерина Сажнева

— Не заставляй меня ругаться матом. Смалодушничали они. Потому что нормальные пацаны в плен бы живыми не сдались.

— Кошмар какой — с этим отрезанием голов!

— Наши тоже отрезают. А что, убитого по пустыне на себе всего тащить? За одну голову игиловца сперва платили по 5000 рублей. Ребята их и наволокли целую кучу… Поэтому цену сбросили — нужно прекращать кошмарить местное население, — в последнее время платили вроде по тысяче. Точно не интересуюсь, потому что сам этим не занимаюсь.

— А это были точно фанатики-исламисты, а не мирные жители?

— Говорю тебе, точно. Сирия сейчас делится на зоны. Розовая — Дамаск, Латакия и окрестности. Там трогать никого нельзя. Есть еще серая зона — туда-сюда, и самая страшная — черная, где мы и стоим. Там мирных людей нет. Все враги.

— Я не понимаю, а почему нельзя наносить по этим бесчисленным игиловским селениям авиаудары, не задействуя пехоту, — раз такие сумасшедшие человеческие потери?

— Это как раз очень понятно. Использование пехоты, солдат, гораздо дешевле, чем авиации. Так всегда было. Солдаты — мясо.

— В давние времена в армиях всех стран были правила: первые три дня город, захваченный войсками, отдается на откуп победителям. Сейчас такое есть?

— В принципе, да. Все, что находишь в освобожденных селениях, твое. Требуется сдавать только деньги. У этих фанатиков они свои — золотые динары, серебряные дирхемы, медные фальсы… Хотя они и из чистого золота, с собой их не увезешь. На них стоит символика ISIS — «Исламского государства» (запрещено в России), их хранение и распространение приравнивается к уголовному преступлению и поддержке терроризма. Кому нужна такая головная боль.

— А что после боя? Как отдыхаете? Вы же не официальная армия — значит, концерты знаменитых гастролеров из Москвы вам не положены.

— Да, бывает и скучно. Но можно жену купить. Девственница из хорошей семьи стоит 100 баксов. На год. Типа калыма. Если берешь навсегда, то это 1500–2000 долларов. Проще там купить, чем здесь искать. Я знаю ребят, которые выправляли таким невестам документы и увозили потом с собой в Россию. Вообще женщины на войне очень помогают — хотя бы тем, что скрашивают наш быт. Но в основном позволить их себе могут только офицеры.

Освобожденный Алеппо. Фото: Екатерина Сажнева

— Кормят хорошо?

— Кормят как на убой. А вот с водой напряженка. Есть техническая и есть питьевая. Но техническую пить нельзя. А питьевой не хватает.

— Зарплату переводят на карточку?

— Как сам захочешь. Обычно на карточку жене или кому скажешь, да.

— После гибели на родственников тоже распространяется подписка о неразглашении?

— Вообще, да. Их предупреждают, что эту тему лучше не муссировать, если хотят, чтобы им за все заплатили. В конце концов, человек туда поехал добровольно, никто его не заставлял. Понятное дело, что обратно на родину его труп никто не потащит, потому что это дорого, да и смысла особого нет. Зато три миллиона, которые дадут за убитого, живой заработает за два года только…

— Вы считаете себя наемником?

— Нет. Я был поставлен в такие условия. На Донбассе в строю с самого начала боевых действий и почти до самого конца. У меня были убеждения. И я лично знаю тех, кто никогда бы не согласился умирать за деньги — только за Родину и идею. Но постепенно от идей ничего не осталось, и война превратилась в обычный бизнес. Простым людям тоже приходится приспосабливаться. Но сам себя я не предавал.

— А кого предавали?

— Был случай. Ребята наши загорелись заживо. Так получилось. И долго горели. Страшно было на это смотреть, как они мучатся. Их пристрелить было нужно, и это было бы милосердно, но я не смог… Наверное, это можно считать предательством.

— Вы в Бога верите?

— Не знаю. Наверное, верю во что-то. В хорошее, в плохое. Не знаю. Я знаю только, что убивать нехорошо. И мне это не нравится.