Главный герой произведения Зощенко “Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова”
Первой блестящей победой нового Зощенко были “Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова” (1921 – 1922). С них начался истинный Зощенко – “не крайний”, не “начинающий”, а тот Зощенко, который стремительно быстро набирал высоту и с первых же шагов, “по виду без малейшего усилия, как в сказке, получил признание и в литературной среде и в совершенно необозримой читательской массе” (К. Федин).
Главный герой цикла “Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова” побывал на германской войне и захватил начало революции.
Но и в городе он еще места себе не нашел и потому чувствует себя “очень… даже посторонним человеком в жизни”.
Но пассивность Синебрюхова мнимая: “…Я такой человек,- хвастливо заявляет он,- что все могу… Хочешь – могу землишку обработать по слову последней техники, хочешь – каким ни на есть рукомеслом займусь,- все у меня у руках кипит и вертится”. Казалось бы, эта активность и сближает Синебрюхова с революцией, революция держится активностью “низов” и оттуда может черпать свои силы и свой потенциал.
Но неожиданно в облик своего героя Зощенко вводит ноты, которые не только ставят под сомнение революционные возможности Синебрюховых, но и заставляют несколько иначе отнестись к самому вопросу о потенциях революции. Оказавшись на позициях вместе со “своим” молодым князем, Синебрюхов верноподданно ему служит. И когда однажды была немецкая газовая атака, а в землянке у “князя вашего сиятельства” была “вакханалия”, и гости, и сестрички милосердия,- Синебрюхов, учуяв газы, бросился в первую очередь к князю, маску на него одел, а другие и “сестричка милосердия – бяк – с катушек долой – мертвая падаль.
А я сволок князеньку вашего сиятельства на волю, костерик разложил по уставу. Зажег. Лежим, не трепыхаемся… Что будет…
И долго помнит, и часто рассказывает Синебрюхов эту историю, потому как был после этого “князь ваше сиятельство со мной все равно как на одной точке. Вестовым сделал и обещал о нем, Синебрюхове, пекчись”. Так и прожили год целый.
Восторженность, с которой Синебрюхов говорит о “князе вашем сиятельстве”, восторженность, не убитая революцией, обнаруживает жалкое в этом человеке. И после революции, когда молодой князь послал его с письмом в родные края, Синебрюхов полон сочувствия к старому князю, которого мужики вот-вот прихлопнуть готовы. С той же рабской зачарованностью, без всякого внешнего повода к лести, единственно из искренней почтительности, восхищается он старым князем. “Вид, смотрю, замечательный – сановник, светлейший князь и барон.
Бородища баками пребелая – белая. Сам хоть староватенький, а видно, что крепкий”. И с полной готовностью, с истинным уважением к вещам, особенно к саксонскому черненому серебру, помогает он князю ночью, незаметно, чтоб не погибло, зарыть княжеское имущество в гусином сарае.
В “Рассказах Назара Ильича, господина Синебрюхова” об этой верноподданности рассказано иронически, но беззлобно,- писателя, кажется, скорее, смешит, чем огорчает и смиренность Синебрюхова, который “понимает, конешно, свое звание и пест”, И его хвастовство, и то, что выходит ему время от времени “пере-тык и прискорбный случай”. Дело происходит после февральской революции, рабье в Синебрюхове еще кажется оправданным, но оно уже выступает как тревожный симптом: как же так – произошла революция, а психика людей остается прежней? И в чем причина консервативности этой психики?
Еще тревожнее для Зощенко реакция односельчан Синебрюхова на революцию. Видит Синебрюхов, что мужички “по поводу февральской революции беспокоятся и хитрят”. И Синебрюхова расспрашивают, какой им будет от революции толк.
В этом естественном, казалось бы, вопросе – какой будет от революции толк – нет ничего настораживающего. Но как ни вывертывался Синебрюхов, как ни отбивался он от вопросов, говоря, что “не освещен”, пришлось ему все же отвечать на вопрос “что к чему”. И считает он, что “произойдет отсюда людям не малая…выгода”. А дальше Зощенко рисует сцену, которая многое предвосхищает в его творчестве:
“Только встает вдруг один, запомнил, из кучеров. Злой мужик. Так и язвит меня. – Ладно,- говорит – февральская революция.
Пусть. А какая такая революция? Наш уезд, если хочешь, весь не освещен.
Что к чему и кого бить-не показано. Это, говорит, допустимо? И какая такая выгода? Ты мне скажи, какая такая выгода?
Капитал? – Может,- говорю,- и капитал, да только нет, зачем капитал. Не иначе, как землишкой разживетесь. А на кой мне,- ярится,- твоя землишка, если я буду из кучеров?
А? – Не знаю,- говорю,- не освещен. И мое дело – сторона”.
Вопрос – какая выгода от революции – мне – для себя – не казался Зощенко столь уж безобидным и естественным. В этом он увидел, уловил и точно зафиксировал одну из сторон народного сознания в революции: для некоторых людей “народное”, “государственное” стало синонимом эгоистически понятого “своего”.
Related posts:
Литература
Жизнь и творчество Михаила Зощенко
План урока:
Страницы биографии Зощенко
Художественное своеобразие его произведений (фельетон, литературный анекдот, юмористический рассказ)
Родился Михаил Зощенко 9 августа 1894 г. в петербургской небогатой интеллигентной и творческой семье. Зощенко считал, что его фамилия происходила от слова «зодчий», потому что одним из его предков был итальянский архитектор, работавший в России. Отец будущего писателя, родом из полтавских дворян, был талантливым художником. Одной из самых известных работ отца, служившего при Академии художеств, была мозаика на фасаде музея Суворову, на которой он однажды позволил пятилетнему Михаилу выложить небольшой фрагмент. Мать Михаила до замужества была актрисой, писала рассказы для газеты «Копейка». Писательский талант мальчик, возможно, унаследовал от матери. С 5 лет пробовал сочинять стихи, в 13 лет записал свой первый рассказ. Когда Михаилу исполнилось 12 лет, умер отец. На руках у матери осталось 8 детей, семья оказалась на грани нищеты.
Михаил сначала обучался в гимназии, в 1913 г. стал студентом Петербургского университета. Проучился недолго, не имея возможности платить за обучение. Когда началась Первая мировая война, принял решение уйти на фронт. Он стал юнкером [1] на ускоренных курсах в Павловском военном училище, после выпуска ему был присвоен младший офицерский чин прапорщика. На фронте с февраля 1915 г. был командиром пулеметной команды, роты и батальона. Получил ранение в ногу, был повышен в звании до поручика.
В послереволюционное время Михаилу Зощенко довелось перепробовать множество ремесел, менять города. Он был комендантом Главпочтамта, телеграфистом, столяром, делопроизводителем, сапожником, секретарем суда, милиционером, служил в уголовном розыске, занимался кролиководством и птицеводством. С января 1919 г. служил пограничником в Красной армии, но уже весной был вновь комиссован из-за сердечных приступов.
Зощенко стал посещать литературный кружок, который возглавлял К. Чуковский, много и терпеливо учился у собратьев по перу, решив попробовать себя на профессиональном писательском поприще. Но свой путь он определил сам, став сатириком. В 1921 г. вошел в литературную группу «Серапионовы братья», члены которой дистанцировались от идеологической направленности советской литературы, придерживались убеждений независимости литературного творчества от политических взглядов.
Известность Михаилу Зощенко принес уже первый его сборник «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова».Зощенко сразу признали в литературных кругах. Высокую оценку рассказам Зощенко дал М. Горький. Перед его творчеством преклонялся скупой на похвалы В. Маяковской, называл Зощенко «большим, квалифицированным» писателем. С. Есенин считал Зощенко продолжателем традиций Гоголя и Чехова, сулил ему великое будущее.
Вскоре Михаил Зощенко стал самым издаваемым автором. Сборники рассказов «Уважаемые граждане», «Нервные люди» имели колоссальный успех. Зощенко пробует писать большие прозаические произведения. Он создает «Голубую книгу», которую назвал «краткой историей человеческих отношений», научно-художественную повесть «Возвращенная молодость», «Сентиментальные повести», «Исторические повести».
Популярность сатирика в то время была громадной. Это были времена расцвета НЭПа, но, когда они закончились, герои рассказов Зощенко были названы в критике изжившими себя. Нужны были новые герои, вчерашний пошлый обыватель должен был волшебным образом переродиться в беспорочного советского человека. Острый взгляд сатирика на быт и нравы настораживал власти. Сталин не любил Зощенко, он понимал, что в его произведениях изображена неприглядная советская реальность, а они популярны и в русской эмиграции. Недовольство от восторженных отзывов за рубежом накапливалось. Все же до конца 30-х годов книги знаменитого в народе сатирика издавались невиданными ранее тиражами. Один из знакомых Зощенко писал, что людей с его книгами можно было встретить повсюду: в трамваях, плацкартных вагонах, пивных. В 1939 г. писатель получил орден Трудового Красного знамени.
Когда началась Великая Отечественная война, Зощенко писал на антифашистскую тематику рассказы, фельетоны и пьесы. Осенью 1941 г. уехал в Алма-Ату, там закончил автобиографическую повесть с элементами психоанализа «Перед восходом солнца». В 1943 г., возвратившись из эвакуации, опубликовал ее частично в журнале «Октябрь». Сталин резко отнесся к публикации, в печати появились негативные отзывы.
В Постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) была раскритикована деятельность журналов «Звезда» и «Ленинград», которые предоставили «литературную трибуну»для чуждых социалистическому обществу М. Зощенко и А. Ахматовой. Секретарь ЦК А. Жданов в своем докладе о деятельности этих журналов окрестил сатирика «беспринципным и бессовестным литературным хулиганом», проповедником «циничности и пошлости», «чуждым и враждебным советской литературе», а его сочинения «гнилыми, пустыми, пошлыми и безыдейными».
Постановление Зощенко принял стоически, отказываясь просить о снисхождении. В его поступках всегда чувствовались дворянское происхождение и офицерская честь. За постановлением последовало исключение из Союза писателей, запрет на издание произведений. Уже напечатанные книги Зощенко изымались из библиотек и магазинов. Писателя в сложное послевоенное время лишили продовольственных карточек, обрекая на голодное существование. Несмотря на слабое здоровье, Зощенко пытался зарабатывать сапожным ремеслом, постепенно становясь нищим, распродавая имущество. Иногда, благодаря друзьям, ему удавалось заработать переводами. Он перевел несколько книг финских писателей, в том числе «За спичками» Майю Лассила, которая была очень популярной и переиздавалась в течение только первых 3 лет 4 раза. Все книги были напечатаны без указания имени переводчика.
В 1953 г. после кончины Сталина Зощенко повторно принимают в Союз писателей. В 1954 г. была организована встреча Зощенко и Ахматовой со студенческой делегацией из Англии в Доме литераторов. Эта встреча состоялась только потому, что студенты упорствовали, чтобы им показали места захоронения писателей, о судьбе которых не было ничего известно мировой общественности, словно их уже не было в живых. Властям пришлось предъявить гонимых литераторов живьем. Один из студентов спросил о том, как писатель и поэтесса восприняли решение рокового для них постановления. Ахматова, опасавшаяся за судьбу своего заключенного сына, ответила коротко и холодно, что согласна с постановлением. Зощенко ответил, что не согласен, объяснив, что он как русский офицер, награжденный за боевые заслуги, и литератор с чистой совестью не должен мириться с несправедливыми оскорблениями. Студенты ему зааплодировали. После такого ответа Зощенко его травля возобновилась. На собрании литераторов Зощенко попытались уговорить «покаяться», он отказался.
С 1955 г. писатель хлопотал о предоставлении ему «какой-либо» пенсии. Получил ее впервые буквально перед смертью. Умер Зощенко 22 июля 1958 г. в Сестрорецке. Там же погребен на местном кладбище, хоронить писателя в Ленинграде на Литературных мостках не разрешили.
За свою жизнь Зощенко написал немало пьес, повестей, киносценариев. Но истинную славу ему принесли миниатюрные шедевры, которые печатались в многочисленных журналах и газетах. Зощенко стоял у самых истоков советской сатирико-юмористической литературы, продолжив традиции Гоголя, Чехова, Лескова, создав собственный уникальный художественный стиль.
Сам Зощенко писал, что в своих «мелких» юмористических рассказах он стремился отразить мировоззрение простого массового человека послереволюционной России. Замысел, темы и типы персонажей нуждались в особой «форме». Основой для создания рассказов 20-х годов стал жанр анекдота, юмористическая речевая форма массовой культуры, построенная на логическом абсурде и языковых ляпах, игре слов. Это позволило сатирику «говорить и думать» на одном языке со своими героями, создать в «неуважаемой мелкой форме» оригинальные комические новеллы про нового «маленького человека».
«Маленький человек» и его «большие» проблемы в произведениях М. Зощенко
Сатирическое отображение человеческих и общественных пороков. Средства сатирического изображения в произведении (юмор, ирония, гротеск)
Рассказы Зощенко, написанные в 20-30 годы, были основаны на злободневных реальных фактах. Почти все описанные истории были взяты из личных писательских наблюдений или из многочисленных писем читателей. Тематика рассказов разнообразна: различные общественные беспорядки в коммуналках, общежитиях и в транспорте, проявления обывательщины, мещанства.
В рассказах Зощенко разоблачает «нового» человека», который олицетворял собой целый пласт общества. Впервые в литературе появился герой, который тратил свою жизнь не на поиски смысла жизни и борьбу за светлые идеалы, а на склоки и мелочную возню с бытовыми неурядицами и житейскими проблемами. Это обыватель с очень ограниченным кругозором, примитивными взглядами, ущербной моралью низменными стремлениями. Манера его поведения псевдокультурная, мышление ограниченное и мещанское. Чаще всего события разворачиваются в местах привычных и хорошо узнаваемых для обывателя: на кухне коммунальной квартиры, в транспорте, бане, больнице, на улице и пр.Зощенко, высмеивая обывательские черты героя, жалел его как человека. Он призывал бороться с недостатками, но не с самим человеком, помогать ему избавляться от пороков.
При помощи своего героя, «маленького человека» с собственным мнением, Зощенко высмеивал и общественные пороки: казенщину, халатность, формальное отношение к обязанностям, бездушие, разгильдяйство. В рассказе «История болезни», написанном в 1936 г., Зощенко показал, что бездумное следование инструкциям может довести до абсурда самое благое дело. Главный герой Петя, попав в больницу, начинает пререкаться с персоналом. То, что медработникам кажется нормой, вызывает у него недоумение: в приемном покое висит табличка «выдача трупов с 3 до 4», ванную называют обмывочным пунктом, мыться он должен в одной ванной с умирающей старухой, а в небольшой палате – 30 человек. Фельдшер привередливому пациенту отвечает, что ему больше нравятся, когда больные поступают в бессознательном состоянии, тогда они всем довольны и лишних вопросов не задают. Человек, выписавшийся из такой больницы, рад уже тому, что остался жив.
Проблемы качества лечения в медицинских учреждениях затронута и в рассказе «Иностранцы». Если подавившемуся костью человеку понадобится врачебная помощь, то существует незамысловатое решение этой проблемы, подразумевающее всего три этапа:«Скорая помощь. Мариинская больница. Смоленское кладбище». В трех кратких фразах показан результат оказываемой фиктивной помощи в учреждениях здравоохранения.
Особенности речи персонажей как приемы создания комического эффекта
Речевые характеристики героев рассказа Зощенко. Авторская позиция
Зощенко создал «новояз» в русской литературе. Этот язык отразил дух эпохи зарождающегося нового советского общества. Писатель писал в манере сказа, особой повествовательной форме, при которой речь героев изображается. Это живая устная речь, представляющая собой импровизацию рассказчика.
Зощенко показал героя нового времени – человека с улицы, на которого после революции обрушилась лавина культурных буржуазных ценностей, с неведомыми ему прежде словами. Возомнив себя культурным человеком, он эти слова вставляет в свой лексикон, не понимая иногда их смысла, нарушая грамматические нормы. Многие специфические выражения героев Зощенко, несмотря на свою нелогичность, стали крылатыми выражениями: «нарушаешь беспорядок», «животная бессловесная», «собачонка системы пудель», «отвечай, как на анкету» и многие другие.
В этом полуграмотном косноязычном языке прослеживается разрыв между формой и смыслом. Форма смешная, но за ней прячется страшный смысл: убогость мышления, примитивность взглядов, низменность желаний. Зощенко полагал, что перестанет казаться страшным то, над чем можно посмеяться. Сам юморист свои рассказы читал скучно и замогильным голосом, а его слушатели всегда смеялись. Но он отнюдь не веселил, и очень огорчался такой реакции на свои произведения. За внешней простотой текстов прячется глубокий подтекст об искаженной реальности, в которой персонажи не замечают уродливости своего положения, а способны лишь замечать мелкие пакости, причиняемые друг другу.
В рассказе «Обезьяний язык» (1925 г.)Зощенко затрагивает проблему чистоты русского языка, иронизируя над неуместным использованием иностранной лексики. Рассказчик, присутствующий на собрании при беседе двух мужчин, употребляющих для «солидности» замысловатые, но малопонятные слова, не смог понять, о чем они говорят. К тому же «умные» слова в их речи перемешаны с просторечными, что выглядит смешно и глупо: «заседание пленарное [10] будет али как», «президиум вышедши», «индустрия из пустого в порожнее [11] » и пр. С грустной иронией завершает рассказчик свою историю: «Трудно товарищи говорить по-русски».
Не случайно события происходят в театре, который является местом приобщения к культуре. Оттого на фоне театральной обстановки невоспитанность и бескультурье проявляется ярче. Речь героя пестрит ляпами, жаргонными и просторечными словечками. Свою избранницу он называет «этакая фря», свое поведение сравнивает с манерами «буржуя нерезаного». Попытки приобщиться к культуре выглядят комично.
Значение творчества М. Зощенко
Словарь
1. Юнкер – курсант военного училища.
2. Блиндаж – оборонительное сооружение в земле, укрепленное бревнами.
3. Отщепенец – отколовшийся от какого-либо общества, отвергнутый им.
4. Юмор – изображение чего-либо в смешном виде без осуждения и порицания.
5. Сатира – высмеивание и обличение недостатков, отрицательных явлений, пороков.
6. Ирония – употребление слова в таком контексте, что оно воспринимается в противоположном значении, создавая комический эффект.
7. Гротеск – комически преувеличенное изображение, смешение реального и нереального.
8. Каламбур – шутливое употребление похожих, но разных по значению слов, игра слов, создающая двусмысленность.
9. Арго – специфический язык социально ограниченной группы.
10. Пленарное – проводимое пленумом, членами руководящего органа организации.
11. Порожнее – ничем не заполненное, пустое.
12. Мопсик – маленькая собачка породы мопс.
13. Партер – нижняя часть зрительного зала.
14. Галерка – самый высокий ярус в зрительном зале.
15. Нарицательный – общий, типичный, не имеющий собственных, индивидуальных признаков.
РАССКАЗЫ НАЗАРА ИЛЬИЧА ГОСПОДИНА СИНЕБРЮХОВА
РАССКАЗЫ И ФЕЛЬЕТОНЫ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предисловие и рассказы записаны в апреле 1921 года со слов Н.И. Синебрюхова писателем М.З.
Я такой человек, что все могу… Хочешь — могу землишку обработать по слову последней техники, хочешь — каким ни на есть рукомеслом займусь, все у меня в руках кипит и вертится.
А что до отвлеченных предметов, — там, может быть, рассказ рассказать или какое-нибудь тоненькое дельце выяснить, — пожалуйста: это для меня очень даже просто и великолепно.
Я даже, запомнил, людей лечил.
Мельник такой жил-был. Болезнь у него, можете себе представить, — жаба болезнь. Мельника того я лечил. А как лечил? Я, может быть, на него только и глянул. Глянул и говорю: да, говорю, болезнь у тебя жаба, но ты не горюй и не пугайся, — болезнь эта внеопасная, и даже прямо тебе скажу — детская болезнь.
И что же? Стал мой мельник с тех пор круглеть и розоветь, да только в дальнейшей жизни вышел ему перетык и прискорбный случай…
А на меня многие очень удивлялись. Инструктор Рыло, это еще в городской милиции, тоже очень даже удивлялся. Бывало, придет ко мне, ну, как к своему задушевному приятелю:
— Ну, что, — скажет, — Назар Ильич товарищ Синебрюхов, не богат ли будешь печеным хлебцем?
Хлебца, например, я ему дам, а он сядет, запомнил, к столу, пожует-покушает, ручками этак вот раскинет:
— Да, — скажет, — погляжу я на тебя, господин Синебрюхов, и слов у меня нет. Дрожь прямо берет, какой ты есть человек. Ты, говорит, наверное, даже державой управлять можешь.
Хе-хе, хороший был человек инструктор Рыло, мягкий.
А то начнет, знаете ли, просить: расскажи ему чтонибудь такое из жизни. Ну, я и рассказываю.
Только, безусловно, насчет державы я никогда и не задавался: образование у меня, прямо скажу, не какое, а домашнее. Ну, а в мужицкой жизни я вполне драгоценный человек. В мужицкой жизни я очень полезный и развитой.
Крестьянские эти дела-делишки я ух как понимаю. Мне только и нужно раз взглянуть, как и что.
Да только ход развития моей жизни не такой.
Вот теперь, где бы мне пожить в полное свое удовольствие, я крохобором хожу по разным гиблым местам, будто преподобная Мария Египетская.
Да только я не очень горюю. Я вот теперь дома побывал и нет — не увлекаюсь больше мужицкой жизнью.
Что ж там? Бедность, блекота и слабое развитие техники.
Скажем вот про сапоги.
Были у меня сапоги, не отпираюсь, и штаны, очень даже великолепные были штаны. И можете себе представить, сгинули они — аминь — во веки веков в собственном своем домишке.
А сапоги эти я двенадцать лет носил, прямо скажу, в руках. Чуть какая мокрень или непогода — разуюсь и хлюпаю по грязи… Берегу.
А мне теперь что? Мне теперь в смысле сапог — труба.
В германскую кампанию выдали мне сапоги штиблетами — блекота. Смотреть на них грустно. А теперь, скажем, жди. Ну, спасибо, война, может, произойдет — выдадут. Да только нет, годы мои вышли, и дело мое на этот счет гиблое.
А все, безусловно, бедность и слабое развитие техники.
Ну, а рассказы мои, безусловно, из жизни, и все воистинная есть правда.
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет
Рассказы назара ильича господина синебрюхова вопросы
Первой блестящей победой нового Зощенко были «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова» (1921 — 1922). С них начался истинный Зощенко — «не крайний», не «начинающий», а тот Зощенко, который стремительно быстро набирал высоту и с первых же шагов, «по виду без малейшего усилия, как в сказке, получил признание и в литературной среде и в совершенно необозримой читательской массе» (К. Федин). Главный герой цикла «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова» побывал на германской войне и захватил начало революции.
Но в его психике можно увидеть тот «окрик помещика и тихий рабский ответ», которые когда-то так поразили Зощенко. Это тот маленький человек, которого революция завертела, закрутила и который был так характерен для взбурлившей России. Устранив себя из новелл, составивших цикл о Синебрюхове, Зощенко — впервые в истории литературы — предоставил право голоса этому «маленькому человеку», дал возможность говорить ему, а не о нем, поставил в условия полного самораскрытия. Назар Ильич оторван от мужицкого корня, хотя «в мужицкой жизни»,— как он говорит,— он «вполне драгоценный человек. В мужицкой жизни я очень полезный и развитой. Крестьянские эти дела — делишки я ух как понимаю, раз взглянуть, как и что. Да только ход развития моей жизни не такой». Но и в городе он еще места себе не нашел и потому чувствует себя «очень… даже посторонним человеком в жизни».
Но пассивность Синебрюхова мнимая: «…Я такой человек,— хвастливо заявляет он,— что все могу… Хочешь — могу землишку обработать по слову последней техники, хочешь — каким ни на есть рукомеслом займусь,— все у меня у руках кипит и вертится». Казалось бы, эта активность и сближает Синебрюхова с революцией, революция держится активностью «низов» и оттуда может черпать свои силы и свой потенциал. Но неожиданно в облик своего героя Зощенко вводит ноты, которые не только ставят под сомнение революционные возможности Синебрюховых, но и заставляют несколько иначе отнестись к самому вопросу о потенциях революции. Оказавшись на позициях вместе со «своим» молодым князем, Синебрюхов верноподданно ему служит. И когда однажды была немецкая газовая атака, а в землянке у «князя вашего сиятельства» была «вакханалия», и гости, и сестрички милосердия,— Синебрюхов, учуяв газы, бросился в первую очередь к князю, маску на него одел, а другие и «сестричка милосердия — бяк — с катушек долой — мертвая падаль.
И долго помнит, и часто рассказывает Синебрюхов эту историю, потому как был после этого «князь ваше сиятельство со мной все равно как на одной точке. Вестовым сделал и обещал о нем, Синебрюхове, пекчись». Так и прожили год целый. Восторженность, с которой Синебрюхов говорит о «князе вашем сиятельстве», восторженность, не убитая революцией, обнаруживает жалкое в этом человеке. И после революции, когда молодой князь послал его с письмом в родные края, Синебрюхов полон сочувствия к старому князю, которого мужики вот-вот прихлопнуть готовы. С той же рабской зачарованностью, без всякого внешнего повода к лести, единственно из искренней почтительности, восхищается он старым князем. «Вид, смотрю, замечательный— сановник, светлейший князь и барон. Бородища баками пребелая — белая. Сам хоть староватенький, а видно, что крепкий». И с полной готовностью, с истинным уважением к вещам, особенно к саксонскому черненому серебру, помогает он князю ночью, незаметно, чтоб не погибло, зарыть княжеское имущество в гусином сарае.
В «Рассказах Назара Ильича, господина Синебрюхова» об этой верноподданности рассказано иронически, но беззлобно,— писателя, кажется, скорее, смешит, чем огорчает и смиренность Синебрюхова, который «понимает, конешно, свое звание и пест», И его хвастовство, и то, что выходит ему время от времени «пере-тык и прискорбный случай». Дело происходит после февральской революции, рабье в Синебрюхове еще кажется оправданным, но оно уже выступает как тревожный симптом: как же так— произошла революция, а психика людей остается прежней? И в чем причина консервативности этой психики?
Еще тревожнее для Зощенко реакция односельчан Синебрюхова на революцию. Видит Синебрюхов, что мужички «по поводу февральской революции беспокоятся и хитрят». И Синебрюхова расспрашивают, какой им будет от революции толк. В этом естественном, казалось бы, вопросе — какой будет от революции толк — нет ничего настораживающего. Но как ни вывертывался Синебрюхов, как ни отбивался он от вопросов, говоря, что «не освещен», пришлось ему все же отвечать на вопрос «что к чему». И считает он, что «произойдет отсюда людям не малая…выгода». А дальше Зощенко рисует сцену, которая многое предвосхищает в его творчестве:
Вопрос — какая выгода от революции — мне — для себя — не казался Зощенко столь уж безобидным и естественным. В этом он увидел, уловил и точно зафиксировал одну из сторон народного сознания в революции: для некоторых людей «народное», «государственное» стало синонимом эгоистически понятого «своего».
