Таежные были
РЫСЬ
В тот день я охотился на изюбря, шел по утреннему следу, стараясь подойти к нему на лёжке. Было прекрасное солнечное утро, ничто не предвещало беды. Поднимаюсь вверх по склону, глазами уткнувшись в снег, чтобы не потерять след. В Уссурийской тайге весь снег истоптан следами, большими и малыми, они сходятся, расходятся, петляют. Нужный след потерять просто. Потом придется начинать поиски другого. Иду, озабоченный своими мыслями, как вдруг меня будто кто-то останавливает и говорит: «Посмотри наверх». Останавливаюсь.
Поднимаю глаза и вижу: на полуповаленном дереве, под которым я должен был пройти в следующее мгновение, лежит рысь. Наши глаза встречаются, секундное замешательство обоих. Расстояние между нами метров пять-шесть. Зеленые кошачьи глазищи запоминаются навсегда. В них нет агрессии, скорее — страх. В следующую секунду кошка спрыгивает на землю и большими прыжками убегает вверх по склону горы. В мою сторону падают снежинки, которые она сбрасывает с дерева лапами во время прыжка, они переливаются в лучах утреннего солнца.
Знакомые охотники из Сибири говорили, что некоторые охотники крепят на спине рога косули, и тогда рысь на человека не нападает. Я этого наверняка не знаю, потому что в Сибири не охотился. Рысь почти всегда прыгает на свою добычу сверху — это ее способ охоты.
Не верьте трепачам, которые дальше своей дачи нигде не были, а рассказывают байки о том, как в тайге все звери каждую минуту едят людей. Это неправда. Звери на людей нападают редко. Большинство случайных встреч заканчиваются благополучно. В следующих рассказах приведу несколько случаев в подтверждение своих слов.
ДРАМА У ЗИМОВЬЯ
В тот год я охотился с Казбеком — прекрасным человеком, настоящим другом, заядлым охотником, душой любой компании. Построили себе зимовье километрах в тридцати от прежнего, заранее, еще с осени. Оно представляло собой полуземлянку, частично вкопанную в склон горы, один край крыши примыкал к продолжению склона, а другой опирался на стену, в которой была дверь. Внутри, как обычно, стояли нары для лежания, стол, печка, имелось маленькое окошко, дверь закрывалась изнутри на крючок из гвоздя. Вот, пожалуй, и весь нехитрый таежный быт охотника.
Добрались до места, расположились в зимовье, поужинали и, уставшие с дороги, легли пораньше спать. Но не спалось. Впереди были четыре недели охоты и впечатлений. Лежали на нарах, вспоминали случаи из предшествующих охот, планировали действия на ближайшее время. Незаметно прошло несколько часов, время близилось к полуночи. Вдруг на улице, метрах в 30–40 от зимовья, раздался душераздирающий визг, похожий на крик ребенка, который ошпарился кипятком. Кто бы это мог быть? Говорю Казбеку: «Скорее всего, заяц». Успокоились, уснули.
Утром встали, умылись, позавтракали, пошли посмотреть, что случилось ночью. На снегу все было, как в книге, написано. И мы прочитали о событиях минувшей ночи: вот рысьими лапами вытоптанная площадка, вот немного крови и кусочек заячьей шкуры. Все ясно. Рысь вцепилась в зайца когтями, в этот момент он завизжал, через одну-две секунды она прокусила зверьку голову, и тот замолчал навеки. Обычная таежная драма, одна из тех, что случаются каждый день по всей тайге.
ТИГРИНАЯ СЕМЕЙКА
Когда ходишь по Уссурийской тайге, ежедневно встречаешь следы тигров, и сегодняшние и вчерашние, и недельной давности. След на снегу от передней лапы размером с две мужские ладони, задней — меньше. По форме это один в один кошачья лапа, (размер, конечно, другой). На задней лапе отпечатывается подушечка и четыре пальца. Такие следы встречались везде, в том числе и в сорока метрах от нашего зимовья. Хищник, очевидно, хотел показать нам, кто здесь хозяин. Думаете, он не чуял запаха человеческого жилья с 40 метров? У тигров насморка не бывает. А почему ходил? Да потому что он — тигр!
В тот день мы с Казбеком, как всегда, пошли охотиться в разные стороны. День стоял прекрасный, солнечный. Мы ходили с одной горы на другую, и каждый из нас втайне надеялся услышать выстрелы своего напарника. Ничто не предвещало беды. И вдруг Казбек увидел, как по распадку, метрах в 80 от него, двигается тигриная семейка в составе мамочки и двух котят, причем все полосатые. Казбек быстро определил направление ветра, и ему полегчало, потом он замер, и мысли остановились.
Полосатая семейка преодолела перевал и скрылась из глаз. Казбек первый раз сделал вдох, когда пришел в зимовье. Как же я ему завидую с тех пор!
Охотничьи рассказы
11.
В конце ноября 1985 года в районе поселка Первомайка в капкан №1 попался соболь на приманку из белки.
12.
Утка на елке.
Во второй половине сентября я вместе со своими друзьями: Воеводкиным А.М., Головиным Ю.А., Водолазовым В.А. поехали в Яйвинское охотхозяйство БАТЗ. С собой взяли двух собак: моего Карата и Воеводкину Тайгу.
Приехали в поселок Первомайка уже к вечеру, примерно часа в четыре – пять. Однако сразу же взяв ружья, пошли в лес. Мы решили пройти вдоль реки Уньва до Чертого моста и вернуться обратно до темноты.
Собаки шныряли вдоль дороги по лесу впереди нас, иногда вспугивали рябчиков. Вспугнув рябчика, Тайга долго лаяла на то дерево, где он сидел. Карат сначала подходил к ней. Постоит понюхает, послушает и убегает, а Тайга все заливается. Тогда мы ее подзываем и идем дальше. В этом году урожай черемухи. Старая дорога, по которой мы шли, заросла с обеих сторон черемухой. Так и движемся по дороге от черемухи к черемухе, выбирая те, на которых ягоды покрупней и послаще.
Ближе к речке черемушник кончился. Подойдя к старому мосту через Уньву, решили перекусить, да и пить очень хотелось после черемухи. Перекусили, отдохнули и дальше. Перешли через речку по скользкому бревну – все, что осталось от моста – и разделились на две группы. Я с Водолазовым пошел по старой узкоколейке, а Саша с Юрой пошли берегом речки.
Узкоколейка была старая и уже заросла осинником, березняком и ивняком. Мы шли по набитой тропке. Справа по косогору вдоль узкоколейки тянулись старые зарастающие вырубки, слева – речка. Услышав справа хлопанье крыльев, вскинули ружья, однако косач, поднятый на вырубке Каратом, промелькнул далеко впереди нас и сел на высокую отдельно стоявшую сосну. Посадив на дерево косача, Карат стал его облаивать. Теперь оставалось только осторожно подкрасться к сосне.
Облаивая тетерева, Карат поворачивал голову в нашу сторону и ждал, когда мы подойдем. Я знал, что в этом месте птица пуганная, и вряд ли Володя, который подкрадывался к косачу, подойдет к нему на выстрел. Так и вышло. Не выдержав собаки, тетерев снялся и «ушел» налево от нас через речку. Карат кинулся за ним, а мы двинулись дальше по тропе.
Через некоторое время я сказал Володе, что пройдусь по вырубкам, а он двинулся по тропе, которая вилась по середине узкоколейки. Свистнув Карата, я пошел вправо на косогор. Пройдя по вырубкам с километр, я видел только одного вальдшнепа, который вылетел у меня из-под ног. Выстрелить помешал густой осинник.
После этого я вернулся на узкоколейку и по ней пришел на Чертов мост. Оказалось, что я пришел первым. Сел на берегу и стал ждать, Карат лег рядом.
Вскоре, берегом речки подошли Володя с Юрой, не было только Саши. В этом месте держался рябчик – это я знал прекрасно, так же я знал, что Саша страшный рябчатник!
13.
Весь февраль 1984 года я занимался зимним учетом охотничьих зверей и птиц. Прокладывал лыжню на учетных маршрутах, пробных площадях. Весь световой день обычно проводил в лесу.
На этот раз сумерки застали меня недалеко от деревни Разим, и я решил заночевать там, у знакомого охотника. Рано утром, позавтракав, я пошел по одному из учетных маршрутов. Погода с утра была тихая, морозец градусов шесть – семь.
Спустившись от деревни к реке Яйва, я увидел на дороге два совершенно свежих следа волка. Видимо они прошли на рассвете. Направление следов было мне навстречу. Волки, то двигались по дороге, то по льду речки возле берега. На самой реке льда уже не было от поселка Яйва до деревни Разим, это примерно километров сорок.
Так я дошел до устья лесной речки Сибирка, которая впадает в Яйву, и свернул на старую лесовозную дорогу, которая ведет в поселок Первомайка. Пройдя с полкилометра, я увидел свежие лосиные следы. Со мной была собака молодой кобель, западносибирская лайка по кличке Карат, который, увидев наброды, стал искать хозяев этих следов.
Я стал наблюдать за его поиском. Несколько раз, мелькнув через дорогу то в одну, то в другую сторону по лосиным набродам он скрылся в лесу. Я ждал, что будет дальше, так как еще не разу не видел его работу по лосю.
Минут через десять он залаял. Сначала лаял не решительно. Гавкнет раза два – замолкнет. Мне было не понятно, то ли он лает на лосей, то ли на белку. Я стал подкрадываться к тому месту.
Несколько рассказов охотника-прмысловика.
Олег Манузин
Абычный фарумчанин
Общаясь с охотниками-промысловиками, знаю что некоторые пишут рукописи.
Уговорил одного поделиться с нами его трудом.
Звать его Владимир Бельды, а рукопись в электронный вид перевела его дочь Татьяна Гейкер.
На следующий день погода нас не обрадовала. Все небо было так же затянуто. Вот-вот должен был пойти снег. Гурий Александрович укладывал подмороженную рыбу в мешок, укрыл на лабазе куском брезента. Я же в это время наколол дров для следующей ночевки. На вахту пошли левым берегом, по моей тропе. Снег долго не заставил себя ждать, пошел сразу крупными хлопьями. Отойдя немного от речки, мы наткнулись на свежие следы двух изюбров. Они паслись, направляясь в сторону березовой сопки. Я, взяв карабин наизготовку, начал скрадывать, Александрович знал, что делать в таких случаях. Он отстал от меня на расстояние в пределах, чтобы видеть друг друга, и, стараясь не шуметь, осторожно двигался за мной. Снег валил и валил, видимости почти нет. В нос резко бил запах изюбров. Слышно было, как они паслись, то ветку сломают, обгладывая их макушки, то сушина треснет под копытами, они где-то тут рядом, но ничего не видно сквозь стену падающего снега. Ближе, нужно подойти еще немного я потихонечку сделал еще несколько шагов. Тут вдруг затрещали кусты, топот удаляющихся копыт. Вот неудача – учуяли. Подошел Гурий Александрович.
— Ну что, Володя, пошли что ли на вахту? Мы почти на старом зимнике, а там и до дороги недалеко. Давай, Александрович, покурим. Ты иди на вахту, а я еще раз попробую их скрасть. Они сейчас отбегут, успокоятся.
— Давай, так и сделаем.
Перекурив, мы разошлись в разные стороны. Изюбры шли на махах не долго, перешли на шаг. Постепенно успокоились, стали опять пастись. Хотя снег шел уже не хлопьями, а мелкими крупинками, мне так и не удалось подойти на расстояние видимости. Снова треск убегающих зверей.
— Обидно, досадно, но ладно. Теперь их уже не взять.
Срезав сопку, стараясь выйти на старый зимник, по которому ушел Гурий Александрович, я оказался на лесовозной дороге. До вахтого поселка было около километра. На дороге нет никаких следов, даже лесовозы не ходили. По времени Александрович должен был вот-вот появиться. Я подождал его, и мы вместе дошли до вахты. Там находились только сторож Герман Александрович, машинист погрузчика и бульдозерист. Сторожа так же топили печи в жилых бараках, поддерживая в них тепло. Бригады же уехали домой на отдых.
— Ну, Гурий, с пополнением тебя.
Герман Александрович улыбался.
— Что случилось? Ах да, Найда, собака должна была ощениться.
Не скрывая радости, Гурий Александрович направился к конуре. Я вслед за ним. Собака вылезла из своей будки, радуясь нашему возвращению, облизала нам руки.
Щенков было девять: пять мальчиков и четыре девочки.
— Ну, Володя теперь ты будешь с собаками.
Я выбрал из выводка двух. Одного крупного белого щенка я назову Кузя, а самую маленькую черную Троя. Вот такие у них будут клички.
— Как, всего двух? Нет, еще двоих возьмешь.
— Ну да ладно подрастут, видно будет.
Мы были счастливы.
Собака Найда была чистокровной лайкой. Её кто-то оставил на время Гурию Александровичу, но так и не приехал забрать, привыкшую к тайге собаку. Говорили даже, что она имела много медалей на всевозможных выставках. А ей, наверное, было лучше здесь на таежной вахте, чем в квартирной обстановке.
Бригады собирались уезжать на всю зиму работать, куда-то далеко на ключ Туманный. Машины редко ходили на вахту. Дорога стала пустынной, только след моего снегохода узкой полоской тянулся от вахты в разные стороны. Уже к новому году щенки подросли. По вечерам мы делали прогулки со всей сворой. Ходили далеко при луне. Найда как всегда шла впереди, распугивая сидящих в снегу рябчиков. А вереница маленьких собачек, растянувшись по всей дороге, бежала вслед за нами. Это были чудесные с пользой прогулки. Нам перед сном и собачкам – пусть развиваются!
Начало лета. Аркадий и я работали на заготовке папоротника. Жили мы на центральном таборе. Ездил на мотоциклах в поисках мест, где этого дикороса было в изобилии, в основном на Бихан. Там, безусловно, было получше. Работа тяжелая: на жаре иногда и в дождь.
Руководство Коопзверопромхоза выставило под заготовку папоротника мотоцикл «Урал». Так что стоило поработать, чтобы приобрести новую технику. По вечерам, бывало, выезжали домой на отдых, чтобы с утра снова ехать в лес. Собачки мои переболели чумкой, но к счастью моему – выжили. Чтобы они окрепли после болезни, вывозил с собой в лес. Там они бегали за мной, что-то вынюхивая, изучая. Раз даже нашли ежика. Кузя сразу сходу схватил свернувшийся клубок, больно уколовшись об острые иглы, с визгом отбежал в сторону. Только осторожная Тройка, налаявшись, обнюхивала странный комок. Разъяренный Кузя подбежал и стал неистово облаивать ежа. Но второй раз кусаться не полез. Вот так-то Кузя! Не все в лесу можно кусать. Я отошел от того места. Собачки, полаяв и видя мое безразличие к колючему существу, побежали за мной. Это был первый урок для них. На природе для подрастающих собак все было интересно.
Любили они так же кататься со мной. Как только заводил мотоцикл, сразу запрыгивали в коляску. Приходилось делать небольшой круг, высаживать их. И сидели на привязи возле палатки, в ожидании, когда я приеду после очередной ходки за папоротником. Видно было, как они мучаются, скучая без меня.
К концу заготовок были подведены итоги. Сдал я в этот раз более одной тонны Орляка. И приобрел новый мотоцикл «Урал». Радости моей не было предела.
После сенокосной страды, где я работал в бригаде, начальник участка Яков Павлович Гетман дал добро на строительство охотничьих зимовий. Другу моему Аркадию Гейкер тоже нужно было строиться. Получив на складе гвозди, горючее, мы стали собираться в тайгу. Я договорился с зятем Евгением (муж сестры) чтобы он забросил нас на его автомашине «Нива». А назад мы доберемся сами на попутных лесовозах. Нам было еще неизвестно, есть ли дорога через перевал в сторону участка Аркадия. Дорожники работали, но до куда они дошли? Перевал, поди, высок.
Наконец мы его увидели. И то после полудня, небо немного раздвинулось и оно появилось в разрыве облаков. Стало тепло от его лучей. Хотя тучи иногда и закрывали солнце, мы использовали его теплые лучи: просушили спальные вещи.
Лес вокруг ожил, распрямился, листочки потянулись к солнышку, между деревьями пошли испарения в виде тумана. Стали слышны птичьи голоса, все вокруг радовалось долгожданному теплу. В том числе и мы с Аркадием. Но это продолжалось недолго, к вечеру снова заволокло все небо, умолкли птицы, деревья же, набрав солнечного тепла, стояли гордые в ожидании очередного душа. Заморосило, когда мы уже легли спать после ужина.
ТАЕЖНЫЕ ВСТРЕЧИ ИЛИ КАК ПОЙМАТЬ РЫБУ ВЕДРОМ.
Стоянка дорожников находилась где-то там впереди, на ключе Талюке. В этом районе дорога еще не была готова, мостов через речки нет. Приходилось переезжать по перекатам, по следам вахтовой машины.
Знакомые мужики из Троицкого ПМК удивились тому, как мы смогли проехать через столько перекатов, где и машина то с трудом преодолевает бурные потоки.
Нас плотно покормили, поле этого мы решили порыбачить. Ямка на Талюке, возле стоянки была глубокая, вода чистая. Дно проглядывалось до каждого камешка. Рыбы тоже было немеренно.
Аркадий, увлекшись, дергал хариусов одну за другой.
— Ну, хватит рыбачить друга. Куда ее девать испортится ведь, а надо будет и на Мутном поймаем.
Даже дорожники не рыбачили без надобности. Ловили только на жарёху, на уху. Или когда уезжали домой на отдых.
Было поздно, но мы не остались ночевать у ребят на стоянке. Вернулись к себе на табор, чтобы с утра пораньше начать работу.
Следующий день выдался прохладный. Было облачно, но без дождя. Работать было не жарко, и допоздна сделали очень многое. Подняли несколько венцов, весь материал был ошкурен, заготовлены жерди на стропила, об решетку. Спать ложились, удовлетворенные работой.
На третий день сруб с потолочными и половыми балками был готов.
Да вот незадача. Прямослойного дерева на клепку не было рядом. Поехали искать вдоль дороги, и нашли хорошую ель аж за два километра от стройки. Напилили чурок нужной длины, колоть и перевозить будем завтра.
К концу четвертого дня зимовье стояло под крышей, Аркадий был доволен.
— Ну что Володя, фары у нас работают? Рвем на смородиновый.
На этот раз стройка далась нам легче, весь строительный материал находился рядом. Наряд-задание было выполнено раньше срока.
Мы с удовлетворением покидали ключ Смородиновый.
Оставалось время и на рыбалку, и отстрелять изюбра по лицензии.
А пока мы были довольны всем: и каморам с мокрецом и проделанной работой, этим сопкам, журчанием горных речек.
Сколько же им еще предстояло в будущем построить охотничьих зимовий, преодолевать бурные потоки, сплавлятся по бушующим речкам. Спать под одним одеялом, есть с одной миски, пить с одной кружки.
А сколько костров предстояло развести.
Рассказы про охоту в сибирской тайге читать
Рисунки Н. Лазаревой
Колеса вагона ритмично отстукивали на стыках километр за километром, а я сидел в купе, предаваясь мечтам. Какова-то будет охота? Я еще ни разу не участвовал в зимней охоте с, настоящими охотниками-промысловиками — манси.
В прошлом году на одном из бесчисленных притоков Оби я оказал услугу одному охотнику. Он перевернулся в обласке (лодка, выдолбленная из целого дерева) и утопил припасы, а главное, все патроны. На мелкого пушного зверя промысловики охотятся с малокалиберной винтовкой.
Наш поход близился к концу, и мы отдали Даниле, так звали потерпевшего аварию, пять коробок патронов, соль, сахар, муку. Тогда-то и последовало приглашение на зимнюю охоту. Мы оговорили сроки и место встречи, и вот теперь я ехал до безымянного разъезда, где меня должна была ждать упряжка.
Ехал я в хвосте поезда и, выйдя из вагона, увидел только одиноко маячившую впереди фигуру дежурного по разъезду. Меня никто не встречал. Делать было нечего, и, тяжело вздохнув, я направился в вокзал, похожий на избушку на курьих ножках, готовясь к ночевке на вокзальной лавке.
Я уже приближался к вокзалу, как вдруг на перрон вышла молодая мансийка лет двадцати. Ткнув рукой в мою грудь, она промолвила всего одно слово «Ивана».
Я утвердительно кивнул головой и стал спрашивать ее, где Данила. Она молча выслушала мою тираду, молча тронула меня за рукав, приглашая следовать за собой.
Я пробовал ей что-то говорить, но скоро понял, что она не знает русского языка. Аяна (так звали, как я узнал впоследствии, мою спутницу) подвела меня к нартам, в которые было впряжено двенадцать ездовых собак, достала сверток и подала его мне.
Вожаком упряжки был старый одноглазый кобель с широкой грудью и мощными лапами. Он умело вел упряжку, подчиняя сородичей своей воле. Собаки были все как на подбор — настоящие ездовые, с длинной шерстью, развитой грудью, сильными ногами.
Дороги никакой не было, но собаки шли ходко по неведомой мне тропе. И часа через три Аяна остановила упряжку у развесистой ели, привязала нарты и подала мне топор…
Через десять минут костер жарко запылал, пожирая белый снег в котелке.
Бросив собакам по небольшой рыбине, Аяна достала два куска мороженой вареной оленины. Один кусок она подала мне, а во втором сделала небольшие отверстия ножом и, надев его на палку, сунула в пламя костра. Я последовал ее примеру, — получился своеобразный шашлык. Выпив по кружке горячего, крепко заваренного чая без сахара, мы отправились в дальнейший путь.
Сколько прошло часов — не знаю. Снег становился все глубже, приходилось слезать с нарт и бежать за упряжкой, собаки все чаще стали сбиваться с ритма бега.
Я знал, что ездовых собак, как и лошадей, можно «загнать», пора останавливаться на отдых, а место было неподходящее.
Вот Аяна свернула в небольшой ложок. Вручила мне топор, сама занялась собаками, а когда костер разгорелся, вновь жестом пригласила меня следовать за ней. Срубив небольшую елочку и приготовив стяжок длиною в мой рост, подала мне топор и, показав обе руки с растопыренными пальцами, пошла к костру.
Я понял, что мы готовимся к ночлегу и что мне необходимо изготовить десять колышков для установки тента…
Только к полудню седьмых суток мы прибыли к одиноко стоящей избушке в глухой обско-енисейской тайге. Но за эти семь суток я познал таежную жизнь куда больше, нежели бы прочитал не семь, а даже семьдесят семь книг о тайге.
Прибыв в избушку, Аяна принялась «ворожить» над железной печкой, а я уже без ее подсказки пошел искать сушину.
Поужинав, Аяна взяла меня за руку, вывела из избушки и начала показывать свое нехитрое хозяйство — склад для продуктов, склад для охотничьих снастей. Показала две пары лыж — одни без меха, другие подбитые мехом.
Интересно, наверное, было наблюдать со стороны, как два взрослых человека молча осматривают хозяйство. Один тыкает пальцем, а другой то согласно кивает головой, то вопрошающе смотрит на спутницу. Затем Аяна подала мне кусок лепешки, позвала с улицы одну из собак и несколько раз повторила слово Ур. Я понял, что так звать собаку, и, угостив лепешкой, стал гладить ее. Обнюхав меня, Ур положил голову на колени и уставился в меня умным преданным взглядом.
Выпив кружку холодного чая, я через несколько минут уснул.
Каково же было мое удивление, а вернее, даже испуг, когда, проснувшись на другое утро, я не обнаружил ни Аяны, ни упряжки. Только, свернувшись в клубок, у входа в избушку дремал Ур.
Ничего себе положеньице!
«Немая» завезла куда-то, не на одну сотню километров, в тайгу и бросила. Что делать?
Конечно, можно было, надев лыжи, устремиться по следам беглянки или, на худой конец, взяв Ура на поводок, пойти за ним. Он непременно приведет домой. Но это значит показать свою трусость или выразить недоверие. А ханты и манси страшно не любят недоверие. Они безукоризненно честны, в их лексиконе нет слов украсть, обмануть, соврать. Не любят они и трусливых людей.
Пришлось вспомнить в детстве прочитанную книгу и стать таежным робинзоном.
Взяв небольшую палку, я нанес на ней шесть черточек и один крест (крест обозначал воскресенье).
Позавтракав сам и покормив собаку, облачась в полное охотничье снаряжение, я отправился на свой первый зимний промысел.
День оказался удачным. Ур работал отлично, и мне удалось подстрелить десяток белок и даже одного соболя.
Вечером при свечке, которых я привез из города полтора десятка, засел за дневник. Ох и поназаписывал же я там!
Второй день моего одиночного изгнания был похож на первый, как две капли воды. Вновь около десятка белок, только без соболя, но зато пара крупных глухарей. Вновь нехитрый ужин, дневник, зарубка на палке, мертвецкий сон.
На третий день настроение начало падать. Охота оказалась неудачной, и уже часа в два я направил лыжи к избушке. Не доходя с километр, я увидел, как Ур обнюхивается с какой-то собакой. Сердце радостно забилось — одиночество кончилось.
В избушке ждали Аяна и Данила. Они приехали на двух упряжках. Привезли много свежей оленины, боеприпасы, рыбу, муку, соль…
Завтра Аяна должна увести обе упряжки в юрту, так как кормить такую ораву собак невыгодно — слишком много нужно завозить корму. По случаю встречи я достал фляжку со спиртом, коробку конфет, и мы устроили торжественный ужин. Занимались промыслом мы ровно три недели. Добыли много белки, несколько соболей, куниц и горностаев.
Свободного времени почти не было. Все светлое время суток находились в лесу, да и вечер был плотно расписан: надо приготовить ужин и завтрак, снять шкурки. Правда, очень часто, когда мы занимались снятием шкурок, Данила говорил мне: «Кончай, иди, твоя писать надо. Моя доделает одна».
Между нами буквально с первого дня установились самые дружеские отношения. Обязанности распределились сами собой. Сегодня один делал одно — другой другое, а завтра роли могли смениться, и все это, чаще всего, делалось молча.
Дня за три до окончания охоты, когда мы находились километров за двенадцать от избушки, шедший впереди Данила наклонился над каким-то следом. Я подошел к нему. След для меня был непонятный. Одно было ясно — он принадлежал крупному зверю.
