Возвращался с войны солдат
Лето сорок пятого года. Ехали домой в Советский Союз поезда из Европы, везли на Родину солдат, возвращавшихся с войны. Многие по несколько лет не были дома. Кто воевал с сорок первого, кто-то был призван на службу ещё раньше. Сколько их осталось навеки лежать в братских могилах, в засыпанных взрывами окопах и блиндажах от Москвы до Берлина, Праги, Будапешта. Многие легли в свою землю, а иным довелось погибнуть в чужой насупленной Европе.
Возвращались из госпиталей покалеченные, изуродованные войной. Редкому фронтовику повезло пройти войну и не получить ранения.
Тянулись эшелоны по сожжённой, разбитой стране, мимо зелёных полей, деревень, городов, редея по пути. Волжане, уральцы, грузины, сибиряки, казахи, осетины добирались до своих домов.
Велики и необозримы просторы нашей огромной Родины. Но вряд ли осталась хоть одна деревня, хоть один аул, кишлак, откуда не призывались на фронт мужчины.
Пока отступали, да гнали потом гитлеровцев до самого их логова, очищали землю от врагов, некогда было посмотреть вокруг. Они делали свою важную работу, вели тяжёлые бои, ходили в атаки, волокли на себе орудия по болотам, лесам, сугробам, хоронили товарищей. И всё это время их ждали дома.
Дожидались тоже не все. На оккупированных территориях Белоруссии, Украины, в голодном продрогшем насквозь блокадном Ленинграде, в Воронежском и Сталинградском котлах, в подвергавшихся бомбардировкам эшелонах с эвакуирующимися, да и просто от голода, от усталости в тылу умирали и гибли мирные люди.
Летним солнечным днём на станции Бурасы сошел с такого поезда немолодой солдат. Потолкался среди людей, нашёл подводу до своей деревни. Девушка приехала на станцию из Ивановки по каким-то делам и, конечно, согласилась подвезти земляка.
Ехали молча. Она правила лошадью, а солдат предвкушал встречу с домашними.
У него была большая семья, сын и дочь тоже воевали. По счастью, все они остались живы.
Показалась Ивановка. И девушка наконец осмелела : «А к кому вы едете?»
Он назвался. Что тут приключилось с его возницей. Она соскочила с телеги : » Ой! Ой, я сейчас побегу! Я побегу подготовлю!Ой!»
И, обгоняя лошадь, бросив всё, понеслась прытью в деревню!Солдат и понять ничего не успел, как она скрылась из виду.
Девушка с воплями и криком вихрем ворвалась во двор своей тётки.Та как раз занята была в погребе. От непонятного страшного шума, она так перепугалась, что отказали ноги и выбраться из погреба самостоятельно солдатка не смогла. Так и встретила мужа в погребе.
Я несколько раз слышала эту историю и в детстве, и взрослая, но никак не могу себе представить нашу спокойную и степенную Анну Ефимовну несущейся по летней деревенской улице, распугивающей криком сонных кур и собак. И удивление солдата представляю, ведь красивая девушка, на которую он потихоньку смотрел всю дорогу оказалась родной племянницей его жены. Четыре года большущий срок.
История одного солдата
История одного ветерана, который прошел всю войну и вернулся
Капичников Федор Григорьевич родился 10 февраля 1921 года в большой крестьянской семье на Тамбовщине в Сосновском районе в селе Подлесное. В семье было девять детей, и Фёдор во всем помогал родителям. С детства выполнял различную крестьянскую работу. С 13 лет работал с отцом в поле на сенокосилке Полюбил технику и, закончив семилетку, поступил на курсы трактористов. В 16 лет уже самостоятельно работал на тракторе.
Войну он встретил в армии, когда служил уже в 42-м танковом полку механиком-водителем.
Полк стоял под Ленинградом. 22 июня 1941 года в Ленинграде и Ленинградской области было введено военное положение, а Ленинградский военный округ был преобразован в Северный фронт, разделившийся потом на Ленинградский и Карельский фронты. Полк Федора отнесли к Ленинградскому. С 10 июля началась героическая оборона Ленинграда.
Советским войскам противостояла группа армий «Центр», 4 танковые группы, воздушный флот. Очень сложной была военная обстановка.
С начала сентября наиболее ожесточённые бои развернулись в районе города Красногвардейск. Немцы понесли большие потери, но прорвались через станцию Мга и овладели городом Шлиссельбургом. Ленинград был отрезан от суши.
Именно здесь, под станцией Мга, крупным железнодорожным центром, в ходе жестоких боёв был разбит полк, в котором служил Фёдор. Танкисты оказались в окружении.
Фёдору с группой товарищей удалось спрятаться в лесу. Стали искать выход к своим. Затем разделились на небольшие группы и двинулись в путь.
Их было четверо. Ночевали в лесу, уже было холодно. Днём шли, пытаясь выйти к каким-либо населённым пунктам. Везде, куда выходили, были немцы. Приходилось опять углубляться в лес. Ели ягоды, съедобные растения, жевали ветки деревьев. И так трое суток, все измучались, пали духом. Заговорили о том, что надо сдаваться в ближайшем населенном пункте. Но Федор для себя решил, что на это он никогда не пойдет. Не мог он, сын русского солдата, воевавшего против немцев еще в Первую мировую войну так просто сдаться врагу.
Когда вышли к селу и опять наткнулись на немцев, его товарищи пошли сдаваться. Федор отказался.
Теперь он шел один. Он думал о матери, отце, вспоминал братьев, свой дом. И знал, что обязательно должен выйти к своим. Целую неделю кружил он по лесу и наконец вышел в расположение своей части.
Самые трагические воспоминания о войне связаны были с Курской битвой с 1943 года. Под Курском были собраны огромные силы немцев. Семь дней, с пятого июля, шли оборонительные бои, затем началось контрнаступление. Двенадцатого июля в районе деревни Прохоровка произошло крупнейшее танковое сражение Второй мировой войны. С обеих сторон в Курской битве принимало участие около 4 миллионов человек. По воспоминаниям Федора, день и ночь словно смешались. Ночью от взрывов было светло, как днем. Земля горела под ногами. Скрежет металла слышался со всех сторон. Многие товарищи погибли. Хоронили погибших прямо в поле.
За мужество и героизм он был награжден орденом Боевого Красного знамени. Его часть получила название гвардейской.
В Прохоровке под Курском создан мемориал, где на памятных досках значатся имена всех участников Курской дуги, в том числе и Капичникова Федора Григорьевича.
После Курской битвы с боями проходили Украину, Нижнюю Силезию. Войну закончил в Чехословакии. Участвовал в боях за Прагу, которую окончательно освободили девятого мая 1945 года. В 1946 году в городе Проскуров ему вручили чехословацкую медаль «За храбрость». Здесь и закончилась для него воина.
Имеет боевые награды: две медали «За отвагу», два ордена Боевого Красного знамени, медаль «За Победу над Германией», чехословацкую медаль «За храбрость», орден Отечественной войны второй степени. Кроме того, награжден всеми юбилейными медалями и Медалью Жукова.
Таким был его военный путь – труженика-солдата, путь героя, путь Победителя. Гвардии старший сержант, водитель, танкист, разведчик… На всю жизнь он сохранил в душе суровую память о войне, ненависть к врагам и любовь к родной земле, которую он защищал и на которой мирно жил после войны. Не только на войне, но и в мирной жизни он был честным и справедливым, мужественным и стойким. Он был Солдатом.
«Командир полка взял щепотку земли и поцеловал. «
Стилистика и орфография авторов сохранены.
Варвара Малахиева-Мирович
Николай Иноземцев
Много мыслей о будущем. «Подходит к финишу» шестой год пребывания в армии, потерян огромный срок в смысле учебы. И все-таки уверен, что смогу наверстать упущенное, только бы скорее вернуться домой. [. ]
Василий Чуркин
Евгений Селиванов
Четвертый день среди чехов. [. ]
Роальд Недосекин
Послезавтра едем в Россию. Наконец-то вернемся на родную землю, где все так привычно и близко знакомо. Мне душно в Пруссии, в каменных бетонированных домах, среди голых полей и колючей проволоки, где нет ни наших людей, ни нашего говора. Цветет каштан, и осыпаются белым пухом цветы вишни. Ветер шумит в ветвях, и по небу несутся облака. Кончилась война!
Семен Гудзенко
— К осени вернемся домой. Летом не хочу, пусть жена сама картошку копает (смеется).
Евгений Селиванов
Подумать только: как далеко мы стоим от своих границ. В Европу нас привел долгий путь. Видели столько народностей: литовцев и поляков, немцев и бредущих с колясками, и на велосипедах, освобожденных из плена английских и французских солдат, югославов в лагерных полосатых халатах, словенок в пышных национальных платьях. В Чехословакии приняли нас как долгожданных гостей.
После всего виденного в Европе ближе и дороже становится все родное, все русское. Куда ты ни пойдешь у себя, везде ты свой. [. ]
Владимир Бушин
Адаев рассказывает, что Дюнюшкин поехал за пополнением. Да, это пахнет Д.В.
Владимир Тарасов
Положение у нас сейчас очень неопределенное. Армия наша расформирована, мы переданы во 2-ю ударную и должны уехать на север в р[айо]н [города] Ростока, но до сих пор нет никакого приказа.
Афанасий Малахов
Готовимся к маршруту на Родину. Сколько радостного, светлого ждет там десятки миллионов людей, которые встретят нас со всей нежностью сердца, с чуткостью и каждый будет переживать, как хорошо встречает нас народ за заслуженное нами дело, т.е. выиграли войну.
parashutov
parashutov parashutov
СЕРИЯ «ОПАЛЕННЫЕ ОГНЕМ ВОЙНЫ» (ВЕРНУЛСЯ Я НА РОДИНУ. )
Мой милый, если б не было войны
Еще до встречи вышла нам разлука,
И всё же о тебе я вижу сны.
Ну, разве мы прожили б друг без друга,
Мой милый, если б не было войны.
Наверно, я до срока стала старой,
Да только в этом нет твоей вины.
Какой бы мы красивой были парой,
Мой милый, если б не было войны.
И снова ты протягиваешь руки,
Зовешь из невозвратной стороны.
Уже ходили б в школу наши внуки,
Мой милый, если б не было войны.
Никто калитку стуком не тревожит,
И глохну я от этой тишины.
Ты б старше был, а я была б моложе,
Мой милый, если б не было войны.
Ерофеев Василий Иванович (род. 1937) Возвращение Ивана. 1983 г. Магнитогорская картинная галерея
Коростелёв Петр Гурьевич (род. 1924) Четыре поколения. 1969 г. Музей изобразительных искусств Республики Марий Эл, Йошкар-Ола
Ерышев Николай Павлович (1936-2004) Возвращение. 1988 г. Оренбургский музей изобразительных искусств
Шегедин Владимир Александрович (род. 1924) Май 1945 года. Мечты. 1984 г. Ставропольский краевой музей изобразительных искусств
Возвращение с войны
Пришёл солдат в деревню нашу.
Седой, безногий, но живой.
Он всю до капли выпил чашу
Проклятой данною войной.
Кивали весело берёзы:
Ну, наконец-то дождались!
А вдоль домов, бежали слёзы,
Рыданья на плетнях тряслись.
Согрел бы всех сирот он лаской,
Им,сердце был готов отдать.
Придуманною им же сказкой,
Лил в души тихо благодать.
Слеза солёная стекала,
В щетине русло проложив.
Целуя, девочка шептала:.
«Какое счастье, папа жив!»
© Надежда Абалмасова, 2012 г.
Муравьев Александр Сергеевич (1921-1996) Мир вашему дому! 1984-1985 гг. Ставропольский краевой музей изобразительных искусств
Карякин Николай Петрович (1921-1990) Возвращение. 1985 г. Калининградская картинная галерея
За спиной остался лес обломками,
Дыма чёрные столбы над сопками,
Да могилы сыновей
Поседевших матерей.
Но, увидев дома дверь забитую
Сжал он сердце в кулаке разбитое,
И кричал, ломая дверь:
«Мама! Где же ты теперь?»
Виктор Мера 2010 г.
Летянин Виктор Федорович (1921-2009) Дороги 1945 года. 1982 г.
Павлов Петр Васильевич (1937-2010) Вернулся. Из цикла «Что день грядущий нам готовит». 2005 г.
Шумилов Вячеслав Федорович (1931-2004) Возвращение. 1961 г. Тверская картинная галерея
Возвращение с фронта (Весна 45 года)
Громкие шаги. Удары сердца.
Ты в дверном проеме. И живой!
Все казалось век не отогреться
Мне на гимнастерке полевой.
Пересохли за войну все слезы,
Не щадила проклятая нас:
Беженские грабила обозы,
Разрывала в клочья, как фугас,
И бомбила без конца и края,
Голодом морила в холода,
Два полена нам казались раем,
Если в котелке была вода.
И сегодня всем еще несладко,
Полдеревни выжжено дотла,
Но в твоей потертой старой скатке
Столько долгожданного тепла!
Сколько по лесам, гнилым болотам,
В городах разрушенных могил?
С фронта недождавшихся кого-то,
Сколько их? Ответить, где взять сил?
И молчу, в объятьях замирая,
Горестно вдыхая дым войны.
В окна довоенного сарая
Рвется крик Победы и весны!
Любовь Нелен 2014 г.
Герасимов Сергей Васильевич (1885-1964) Сын вернулся. 1947 г. Оренбургский музей изобразительных искусств
Марченко Евгений Власович (1945-2009) За нашу победу! Музей изобразительных искусств Республики Марий Эл, Йошкар-Ола
Лысенко Иван Павлович (род. 1932) Семья у разрушенного дома. 1988 г.
Шум поезда затих за поворотом.
Стою один на сонном полустанке.
Вернулся в городок, откуда родом,
Где с пацанами прыгал на тарзанке.
Война нас разбросала всех по свету,
А многие давно уж на погосте.
Вся молодость развеяна по ветру,
И в дом родной я возвращаюсь гостем.
Остались за спиной бои, дороги,
Ужасный плен, что исковеркал душу.
Но я прошёл реки-судьбы пороги
И выбрался израненный на сушу.
Проверка растянулась на два года.
Со временем обида отпустила.
Открылась дверь — за ней ждала свобода!
Страна родная, всё ж, меня простила.
И вот, иду знакомыми местами,
На раненую ногу припадая,
И прошлое мелькает пред глазами,
Где счастлив был, где жизнь текла простая.
Во двор зашёл и закурил, волнуясь:
«А вдруг не ждут и окажусь я лишним?
Как поступить?» — решал, от дыма щурясь,
Присев на лавку под цветущей вишней.
Раздался скрип, подъезда дверь открылась
В слезах ты выбежала, шаль накинув,
Обняв меня за шею, в голос выла:
«Я так ждала! Куда ж ты, милый, сгинул?!»
© Игорь Исаев, 2015 г.
Большаков Виктор Александрович (1927-2006) Конец войне. 2004 г.
Бондаренко Юрий Михайлович (род. 1952) 1945 год. Память. 1982 г. Магнитогорская картинная галерея
Адливанкин Самуил Яковлевич (1897-1966) Первые дни мира. В трамвае. 1946 г. Калининградская картинная галерея
Возвращение с войны
«Он живой! По-прежнему здоровый!» –
Раздается голосок сестры.
И промолвить мать не может слова:
Сын пропавший к ней пришел с войны.
И зайдется, сына обнимая,
Не слезами – тишиной любви,
Про себя тихонько повторяя:
«Если б только не было войны».
Преклонив колени перед нею,
Голову склонив к ее рукам,
Он своей душой уставшей всею
Ей помолится, как будто образам.
Пониманьем сына утешая,
Ласково целуя в волоса,
Боль души молитвой исцеляя,
Даст надежду, посмотрев в глаза.
И потом, как в старину старухи,
Обратившись к образам на Ты,
Скажет, с ним переживая муки:
«Господи! Спаси нас от войны!»
© Автор под ником РыЖесть, 2012 г.
Сидоров Валентин Михайлович (род. 1928) Дома. 2005 г.
Лавренко Борис Михайлович (1920-2001) Вернулся. 1986 г. Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник
Усватов Александр Cеменович (род. 1926) Пришел солдат с войны. Музей изобразительных искусств Республики Марий Эл, Йошкар-Ола
Филоненко Юрий Николаевич (род. 1947) Май моего детства.
Ткачевы Сергей Петрович (род. 1922) и Алексей Петрович (род. 1925) Родительский дом. Вернулся.
Горькая правда о войне — воспоминания ветеранов ВОВ
В 2009 году мне довелось участвовать в одном проекте. К очередному Дню победы должен был появиться аудиодиск с записями воспоминаний ветеранов войны. Это происходило по инициативе префектуры ЮВО Москвы. В те дни я встречалась с пожилыми людьми и записывала их воспоминания. Беседы состоялись не только с непосредственными участниками сражений, но и с тружениками тыла, медсёстрами госпиталей, блокадниками.
После седьмого класса школы они шли учиться в военные училища, а лишь к 1944 году попадали на фронт или оставались в тылу работать. Но были и те, кто о войне знал не понаслышке. Степень причастности этих людей к военным событиям довольно разная. Кто-то рисковал жизнью в самом пекле боёв, кто-то выхаживал раненых, кто-то вытачивал патроны на заводе, кто-то занимался бумажной работой в тыловом штабе, а кто-то сидел на почте и цензурировал письма солдат… Все эти люди и их воспоминания — часть нашей истории, а точнее, одного из самых горьких ее периодов.
Судьба того аудиодиска мне так и не стала известна, но записанные воспоминания ветеранов не были нигде опубликованы. А это несправедливо, голос очевидцев войны не должен затеряться и смолкнуть. Здесь небольшая подборка.
Щанникова Тамара Викторовна, медсестра в госпитале в Москве:
«Обычно раненых… а назывались они так: ран-больной — привозили ночью, чтобы соседние дома спали спокойно, если бомбёжка позволяла. Но сколько и каких раненых привезли, никто не должен был знать.
Санитаров не было, разгружать эту машину приходили две сестры. И вот мы вдвоем на носилках… Поверьте мне, ран-больной весил достаточно, потому что был в полном обмундировании, в шинели, если ноги были, то в сапогах, под головой вещмешок, шапка. У одного даже была гитара. Значит, он такой активный товарищ. Я говорю:
— Этого ко мне на первый этаж.
А у другого под головой был учебник по истории средних веков, мой коллега! Я должна была в это время изучать историю средних веков в Ашхабаде. Ну, в общем, поверьте, что это было достаточно тяжело для двух девчонок, особенно если надо было на второй этаж нести. А лифтов не было.
Однажды привезли целую палату узбеков, человек двадцать. У этих узбеков были ампутированы кисти рук и стопы ног — отморозили. Московская зима-то для привыкших к теплу узбеков была чем? Я уж не знаю, как они были обуты, как они были одеты, но отморозили они кисти рук и стопы ног».
Седов Виктор Дмитриевич, 1924 г. р., командир взвода, Ленинградский фронт:
«В 1942 году, когда эвакуировали ленинградцев, смельчаки с эшелона выскочили на вокзальную площадь. И там женщины узнали, что они из Ленинграда.
— Сынки, милые! Мальчики, ешьте, пейте все!
Им отдавали огурцы, помидоры, капусту, картошку, котлеты, варенец. Вот это был патриотизм. Бабки, которые копейкой дорожили, узнали, что они ленинградцы, выложили им все, что было. И денег не надо, лишь бы только их накормить.
На войне до тех пор, пока тебя не ранили, ты ничего не боишься. Тебе море по колено. Конечно, прятались, окапывались, но не было страха, что тебя убьют. А когда первый раз ранят, то начинаешь беспокоиться за свою судьбу, жизнь и относиться к этому осторожно. Но это не спасает в другой раз от всех неприятностей, которые могут случиться на войне. Я трижды ранен. Легко. В Прибалтике ранило и в Восточной Пруссии. Последний раз 24 апреля 1945 года в бедро левое был ранен, не хотел уходить из строя. Старшина говорит:
— Ты что?! Война кончится скоро, недели через две, а ты хочешь остаться?! Иди в госпиталь, раз тебе положено!
Послушался я старшину, жив остался».
Филиппова Татьяна Алексеевна, 1920 г. р, блокадница, работала секретарем в штабе 4-ой Гвардейской армии:
«Война — страшное дело. Кто говорит, что там не страшно, это, конечно, неправда. Бадаевские склады горели, я жила на Мойке. Все соседи, у кого силы были, ездили на эти Бадаевские склады. Горело все: и сахар, и мука, и продукты. Там прямо землю рыли, а дома кипятили не то кофе, не то суп. В общем, кто как мог. Но это не самое страшное. Самое страшное, что человек теряет образ человеческий в голоде в этом. Рядом была соседка, которая прятала топор от своего мужа. Потому что у них двое детей было. Вот это кошмар. Такие случаи были. Потом делали котлеты и сами ели или продавали. Это ужасно, конечно».
Лукашин Владимир Васильевич, минометчик:
«И вот этот бой такой был, что немцы нас всю ночь стреляли. Плохо было то, что винтовки-то нам выдали, а саперных лопаток не дали, касок не дали. Дали только по три гранаты. Мы даже обороняться толком не могли. После боя немецкой артиллерии била наша артиллерия, которая стояла сзади нас. Должен сказать, что артиллеристы наши молодцы. Мы были всего в каких-нибудь 150 метрах от немцев, а наша артиллерия точно била по этим целям. Когда я очнулся, слышу команду:
— Четвертая рота, ко мне!
Я бужу своего товарища, а он мертвый. Оглядываюсь кругом — одни мертвецы. А сержант кричит:
— Четвертая рота! Четвертая рота! Ко мне!
Я схватил простой пулемет, коробку с патронами и побежал в строй. А сержант кричит:
— В колонну по одному — становись! По порядку номеров рассчитайтесь!
Это военные команды. А последний кричит:
Это первая ночь была».
Бурцев Владимир Михайлович, в 1941 году закончил 7 класс школы, в 44-ом мобилизовался:
«Я воевал мало, полгода. Из них два месяца я провел в госпиталях, был три раза ранен. Мы молодые ещё были, кушать хотелось. Давали 800 г хлеба, и я тут же вечером все съедал. Однажды я видел, как у одного солдата, он из Средней Азии, пробило пулей живот. Живот полный — каша там у него была, а пуля или осколок разрывают, если желудок или кишечник полные. Как бочка с водой, если стрельнуть, её разрывает. В общем, я старался все съесть сразу, чтобы в бой идти с пустым желудком».
Антыпко Белла Ефимовна, санинструктор в медсанбате 30-ой армии Западного фронта:
«Пока шло наступление на Москву в январе 1942 года, мы стояли в Погорелом Городище (Тверской области). И несмотря на то, что был повсюду знак — красный крест, нас все время бомбили. Когда началось наступление на Ржев, мы знали: как наступление — к нам целый поток раненых идёт. Потом день, два вроде поспокойнее. Потом опять валом идут. И негде было укладывать их. Меня поразило, какая была вонь в этих палатах госпитальных. Это не палаты были, а полуразрушенные избы, в лучшем случае с крышей. Вначале клали на какие-то койки, потом набивали соломой матрасы, а подушки сеном. А потом уже некуда было класть, и мы стелили на пол сено и солому, что там в деревне было. Сверху плащ-палатки, на них простыни и уже клали раненых, сколько получится. Никто не протестовал. Вот представьте себе — изба, окошечки маленькие, проветрить нельзя, ты простудишь тех, которые лежат на полу, а лежат 50-60 мужчин. Молоденькие мальчики по 18-20 лет. Нам не хватало материалов перевязочных, мы бинты стирали, гладили, сушили».
Константинов Владимир Ефимович, связной:
— Константинов! Куда тебя черт принес?! Отводить надо! Ждём сигнал!
А в это время снайпер ему в челюсть, видно, разрывная пуля, у него челюсть буквально отвисла, кровь… А я не знаю, что с моей ногой. Отбило ли ее полностью? Что делать? Я ощупал, нога вроде цела. Штаны ватные крови не пропускают. Двигаться не могу, но думаю — нога цела. Если ползти туда к командиру роты, там вдвоем не разместишься. Долго сидеть тоже нельзя, погибнем. Обратно пойти тоже нельзя, снайпер явно держит меня на мушке. Я вынужден был минут 15 выдержать, потом лопаткой срыл немножко, чтобы мне можно было оттуда вылезти из ячейки этой плавно, не так резко. Хорошо, что там картофельное поле вело к нашим траншеям. И я мимо картофельной ботвы подползаю к нашим, выскакивает мой друг, хватает меня, и мы сваливаемся в траншею. Меня на перевязку и в госпиталь».
Маликова Елена Ивановна:
«Я работала на Лубянке какое-то время, а в 43-м по комсомольской визе меня направили в Прибалтику. Там как раз началось освобождение Прибалтики. Цензура была военная, письма читали. Немного в цензуре поработала. Длинный стол, сидели на почте, большая комната. Мы — женщины все молодые — читали письма, груды писем: треугольники, конверты. Надо было смотреть, чтобы не было никаких тайн. Если мы что-нибудь находили, значит, надо было вычёркивать. Ну, например, пишет он: я нахожусь там-то. Это надо было срочно вычеркнуть. Были очень интересные письма от известных даже людей. Это же с фронта письма шли. Писали, что все у них хорошо, патриотические были письма. Общий настрой, что война долго не продлится, а скоро кончится, встретимся, победа будет за нами».
Москалёв Василий Федорович, 1916 г. р., лётчик, командир эскадрильи:
«13 мая 1942 года командир вызвал, нас построили и сказали:
— Наша задача сейчас обязательно прорваться дальше в крымскую землю и точно определить, где ж его основные силы. Они жмут нас, со стороны Севастополя идут войска, и большая возможность нас зажать.
— Ты полетишь. Возьми человека с собой, который тебе помогал бы в бою.
У меня был один парень, его звали Андрей. Я сказал:
— Андрюша, сумеем мы с тобой выдержать этот экзамен? Нужно на высоте 1,5 — 2 тысячи метров пройти большую часть крымской земли, и там, может быть, примем воздушный бой и решим, что будем командованию докладывать, когда прилетим.
Мы были рады, что нам доверяют. И когда уже аэродром остался в стороне, мы пошли туда, где больше всего можно было ожидать противника. Мы переговаривались между собой, я обратил внимание, что мой один лётчик, отставший от нас, крыльями покачал, будто бы просил внимание мое. А когда я посмотрел в сторону, увидел рядом Мессершмитт. Немецкий самый страшный самолёт. И он уже приготовился сбить меня. Ему деваться некуда, он между мной и другим самолётом вышел вперёд. Я увидел лицо лётчика, настолько близко, он улыбался…
Я крылом хотел его ударить, если мы погибнем, но мы спасём других. А он моментально раз и ручку на себя! И получается — я внизу, а он вверху. Я тогда немножко отстаю, только я приготовился… А он опять берет в прицел другую машину. Я подумал, ну что делать? А он смотрит на меня и улыбается. А меня зло взяло и смешно. Я вот так ему кулаком погрозил, а он рядом и ещё больше смеётся. Он же знает, что он сейчас начнёт того убивать и до меня очередь дойдет. Как выйти из положения? Как помочь? Если я проскочу, окажусь у него под прицелом. И он в это время открывает огонь, и самолёт, который вышел вперёд, взрывается в воздухе. Андрей погиб.
Взрывная волна настолько самолёт мой бросила, я оказался выше него в стороне. Переворачиваюсь, выхожу, а он сзади за мной. Я оказался опять у него под прицелом. Я шел низко от земли и на высоте примерно 50 метров стал выводить машину, он дал очередь по мне. Я слышал, как самолёт задрожал, и потом у приборов всех стали стрелки падать в разные стороны, водосистема была поражена. Вода для охлаждения мотора стала уходить, скорость снизилась, и я подумал, что если в течение пяти минут не сяду, самолет загорится у меня. Маслосистема вышла из строя и водосистема. Т. е. то, чем питается мотор, — отрезано. Вся эта история на меня сыпется, вода льется, очки я сбросил. И не обращая внимания, что за мной гонятся, произвожу посадку. Оказался наш аэродром запасной, около Керчи. И я благополучно сел. Ну и потом я уже вернулся пешком, пробираясь по этим дорогам. С этого боя я один вернулся».
Добавьте «Правду.Ру» в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google, либо Яндекс.Дзен
Быстрые новости в Telegram-канале Правды.Ру. Не забудьте подписаться, чтоб быть в курсе событий.
