Сказки народов Ханты-Манси
Как-то вечером сказал старик своей старухе:
— Насуши сухарей. Давно я не охотился. Завтра с утра в лес пойду.
— Незачем ходить. Стар ты стал.
Хочешь, чтобы менквы, лесные духи там тебя съели?!
— Менквы не менквы – всё равно пойду. – И лёг спать.
Утром встал, спрашивает:
— Пойду! – говорит старик.
— Не пойдёшь! – упрямится старуха.
Так полдня и проспорили.
Солнце уже стало на другую половину неба клониться, когда старик из дома вышел. До его лесной избушки, где он смолоду, охотясь, бывало, неделями жил, далеко идти. Солнце село, смеркается. Вскоре совсем стемнело, а он до своей избушки ещё не добрался. Шагает, думает:
«А ведь верно старуха говорила- съедят меня менквы! Лучше бы не ходил».
Такой страх его берёт, что ноги трясутся. Однако идёт. В избушке, думает, не так страшно. Теперь уже близко.
Ох, страх какой! Сидит у очага два огромных менква с голыми волосатыми ногами. Один сдирает шкуру с красного зверя, другой – с чёрного. Шарахнулся старик от окошка, наступил на берёзовой сук, Кряк! – сук сломался.
— Ой! – вскрикнул один менкв грубым голосом.
— Ай! – подскочил второй.
А старик опять к окошку. Смотрит, слушает.
-Чего это мы так боимся? – спрашивает первый менкв, а сам весь дрожит.
— Не знаю, чего боимся. Разве есть на земле кто-нибудь больше нас? Разве есть кто-нибудь сильнее нас? – И тоже весь дрожит.
— А что это было? – спрашивает первый менкв.
-Видно…- отвечает второй, это берёзовый сук треснул.
— Ох, не говори, у меня сердце от страха лопнет! Ну-ка скажи ещё раз, что это было?
— Сук берёзовый треснул!
— С чего бы ему треснуть?!
Старик за окошком думает: «Неизвестно, кто кого больше боится. А кто сейчас больше испугался-посмотрим!»
Отодрал он кусок бересты, свернул трубкой, к носу приставил. Длинный-предлинный у него нос получился. Потом просунул старик голову в окошко и закричал низким голосом:
— А вот и Берестяной Нос в гости пришёл! У-гу-гу-у!
Вскочили менквы, кинулись к выходу. Дверь из избушки вышибли, бросились бежать. Только топот по ночному лесу раздаётся.
Старик двери назад приладил. В избушку вошёл, спать лёг.
Охотиться не охотился, а шкуру красного зверя- лисы и шкуру чёрного зверя- куницы домой принёс.
Отдал старухе, сказал:
— А ты говорила: не ходи! Эх ты!
Были у отца с матерью сынок и дочка. Однажды мать уплыла в русскую деревню за покупками. А отец поехал поехал на покос. Велели они детям в доме хозяйничать.
А брат с сестрой целый день в реке купались. Посинели от холода.
Прибежали к дому. Затопил мальчик печку во дворе. Сидят, греются.
А девочке не хочется от тёплой печки уходить, снова в холодную воду лезть. Вспомнила она, что в старину у ханты существовали различные запреты, и говорит:
— В нашем роду женщинам не разрешается рыбачить около дома.
Позвал мальчик соседских детей. Протащили они невод и наловили щук. Мальчик разделил улов поровну, свою долю домой принёс.
— Сестра, выпотроши рыбу. А я за водой сбегаю.
Ленивая девочка отвечает:
— В нашем роду женщинам нельзя щук чистить. Большой грех!
Поставил мальчик на печурку котёл с водой. Сам принялся рыбу чистить и на куски резать. Мелких щучек, потроха да хвосты в другом котле над костром варить подвесил. Чтобы собакам еда не позже, чем людям, готова была.
Наварил мальчик ухи. Тут и отец вернулся. Увидел он – еда готова, собаки сыты, похвалил детей:
— Хорошие хозяева мои сын и дочь!
Мальчик помалкивает. Подал ужин на летнем столике возле дома. Рыбу в берестяную миску выложил, а уху в две кружки налил.
Поглядел отец- дочка губы надула, ворошит прутом дымокур, к столу не идёт. Спрашивает сына:
— Что же ты про сестру забыл?
— В нашем роду женщинам щуку есть запрещено.
Сказки ханты манси читать
Ханты и манси — два близкородственных народа, живущие в Северо-Западной Сибири. Этнонимы «ханты» и «манси» образованы от самоназваний народов хантэ, кантах и маньси. В качестве официальных названий они были приняты после Великой Октябрьской социалистической революции, а в старой научной литературе и в документах царской администрации хантов называли остяками, а манси — вогулами. Эти названия использовались в течение нескольких веков и стали привычными не только для окружающего русского населения, но и для самих хантов и манси. Этнонимы «остяки» и «вогулы» нередко можно встретить и в современной зарубежной литературе.
Для обозначения хантов и манси как единого целого в научной литературе утвердился еще один термин — обские угры. Первая его часть указывает на основное место проживания, а вторая происходит от слова «Югра, Югория». Так называлась в русских летописях XI-XV вв. территория на Полярном Урале и в Западной Сибири, а также ее жители. Лингвисты ввели этот термин в генеалогическую классификацию, назвав языки хантов и манси угорскими (югорскими); в эту же группу входит родственный венгерский язык. Угорские языки наряду с прибалтийско-финскими, волжскими, пермскими и саамскими языками составляют финно-угорскую группу уральской языковой семьи (в нее кроме финно-угорских входят самодийские языки, на которых говорят ненцы, селькупы, энцы, нганасаны).
Происхождение и этническая история. Для понимания характера и особенностей культуры в целом, в том числе и устного народного творчества, хантов и манси необходимо иметь представление об их этногенезе. Проблема эта очень сложна, и исследователи по целому ряду вопросов не могут прийти к единому мнению. Исходя из того, что хантыйский и мансийский языки относятся к финно-угорской группе уральской языковой семьи, предполагается, что некогда существовала и общность людей, говорившая на этом праязыке.
Вопрос о том, где жила эта общность, занимает умы исследователей с середины прошлого века. Тогда была выдвинута гипотеза азиатского происхождения финно-угорских и самодийских языков. Позднее получила широкое распространение теория европейской прародины, выработанная в основном финскими и венгерскими учеными. Одни из них предполагали, что прародина могла находиться в Северо-Восточной Европе, не очень далеко от Урала, по мнению других, эта территория простиралась от Балтийского моря до Урала.
Известный советский археолог и этнограф В. Н. Чернецов предложил в 1940-х годах гипотезу, согласно которой история уральцев возводится к западносибирскому неолиту. Эту же концепцию по лингвистическим и палеонтологическим данным разрабатывает в последние годы венгерский академик П. Хайду [97, с. 138-190], которого поддерживают и другие венгерские ученые. Основываясь на названиях деревьев и спорово-пыльцевом анализе, они полагают, что в VI-IV тысячелетиях до н э. уральцы жили в Западной Сибири. В дальнейшем прауральский язык разделился на несколько обособленных групп. Первым этапом было отделение предков самодийцев от финно-угров на рубеже V и IV тысячелетий до н. э. Затем наступила финно-угорская эпоха, когда относительное единство сохраняли только предки современных финно-угорских народов. Процесс деления продолжался, и в начале II тысячелетия до н. э. завершилось формирование угорского праязыка — предка венгерского, хантыйского и мансийского.
В этот период происходят климатические изменения, вследствие которых граница степи сдвигается на север. Происходит, вероятно, и географическая передислокация угорских племен: часть из них сдвигается несколько на юг, где усиливаются их связи с южными соседями — праиранцами, и переходит, возможно под влиянием последних, от присваивающего к производящему хозяйству — животноводству и земледелию.
Вероятно, угры уже на очень раннем этапе разделились на две ветви: южную, в которой можно усматривать предков венгров, и северную — предков современных хантов и манси. В исследованиях последнего времени эта дифференциация объясняется причинами экономического характера, связанными с изменениями климата. Из-за нового потепления на рубеже II и I тысячелетий до н. э. граница тайги и лесостепи сдвинулась к северу примерно на 300 км. Область расселения угров стала непригодной для комплексного животноводческо-земледельческого хозяйства. Одна часть угорского населения (предки венгров) перешла к кочевому животноводству, а другая (предки хантов и манси) переселилась ниже по Оби, в оставшиеся пригодными для земледелия районы, и сохранила комплексное хозяйство. Несколькими столетиями позже, начиная с VII в. до и. э., наступило похолодание, и тайга вновь достигла своих прежних южных границ. В этот период началось движение венгров на юг, а во время великого переселения народов (V в. н. э.) они были увлечены на запад. Предки же обских угров с наступлением похолодания оказались в таежной зоне. В результате их расселения на запад от Уральских гор и в зону тундры они смешались с местным охотничье-рыболовецким населением, отказались от земледелия и животноводства и возвратились к присваивающему хозяйству. Они ассимилировали местное население, языковая принадлежность которого не установлена.
Несмотря на неясность и противоречивость в решении многих вопросов происхождения хантов и манси, исследователи единодушны в мнении о двухкомпонентности их культуры, вобравшей в себя традиции местных сибирских племен и пришлых с юга угров.
Важным фактором формирования и развития предков обских угров были контакты с другими этносами. Лингвисты говорят о возможности древних связей уральской языковой семьи с индоевропейской и тюркской, выявляют параллели между уральскими и юкагирскими, чукотско-камчатскими, эскимосско-алеутскими языками. Для угорской эпохи обнаружены языковые следы угорско-праиранских культурно-исторических связей; исследуется вопрос об угорско-тюркских и угорско-пермских языковых параллелях.
Этническая история хантов и манси в XVI-XIX вв. прослеживается уже по письменным источникам. В XVI в., по данным русских летописей и документов, остяки (ханты) жили по средней и нижней Оби и на притоках Казыме, Куновате, Сыне, Северной Босове с Люпином, возможно, на верхней Елозьте и на Тазу, по Иртышу и его притоку Демьяне. Они упоминаются также на Конде, в верховьях и среднем течении Туры, на Чусовой и ее притоках Сылве и Ирени, на Нице, в
Тексты хантыйских и мансийских сказок
Тексты хантыйских и мансийских сказок
ЛИСА И ГУСИ.
На берегу речки лиса увидела гусей и говорит:
— Я вас съем. Гуси отвечают:
— Ты, лиса, хорошая лиса, не ешь нас.
— Лиса, перед смертью мы тебе одну песню споем. Когда песня кончится, тогда ешь нас. Первый гусь запел:-
Потом второй запел:
— Га-га-га! Га-га-га!
Затем третий запел:
-Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!
— Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!
Затем все вместе запели:
Так они до сих пор поют.
ЗАЙЧИШКА
Зайчишка ел осоку и порезал себе губу.
Пошёл он к огню. Говорит зайчишка огню:
— В чём осока виновата (букв.: какое зло осока сделала)?
— Когда я ел осоку, губу порезал!
— Это твоя собачья жадность!
Пошёл зайчишка к воде. Говорит он воде:
— В чём огонь виноват?
— В чём осока виновата?
— Когда я ел траву-осоку, губу порезал.
— Это твоя собачья жадность!
Зайчишка пошёл к большому бобру и сказал:
— В чём вода виновата?
— Вода огонь не гасит.
— В чём виноват огонь?
— Огонь осоку не зажигает.
— В чём виновата осока?
— Когда я ел осоку, губу себе порезал.
— Это твоя собачья жадность!
Зайчишка побежал к мужчинам, у которых были
луки и стрелы. Говорит:
— Убейте большого бобра!
— В чём виноват бобёр?
— Большой бобёр воду не пьёт.
— В чём вода виновата?
— Вода огонь не тушит.
— В чём огонь виноват?
— Огонь не поджигает осоку.
— В чём осока виновата?
— Когда я ел осоку, порезал губу.
Зайчишка к мышам побежал. Мыши его пожалели,
МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ДОШКОЛЬНОЕ
ДЕТСКИЙ САД № 9 «МЕТЕЛИЦА»
Тексты хантыйских и мансийских сказок
Заяц с Зайчихой хорошо жили. Было у них достаточно еды и питья. Только детей у них не было. Каждый день они чужих детей в дом приносили, ласкали, гладили, самой вкусной едой кормили. Однажды пригласили они в гости Рябчика с внуками. Смотрит Рябчик, как Заяц с Зайчихой с чужими
детьми хорошо обращаются, говорит:
— Заяц с Зайчихой, у вас будет сын.
И правда вскоре у Зайца с Зайчихой родился Зайчонок Снежинка.
Отец с матерью обрадовались, мать от сына и не отходит, по ночам не спит, берестяную люльку качает, поёт. Сынок быстро растёт — лесные звери ему ноги подарили, из тёплых краев прилетевшие птицы язык ему принесли. Одно горе — малыш не играет, не ест, всё время плачет и что ни увидит — кричит:
Ему дадут то, что он просит, он это в руках немного подержит, посмотрит и опять кричит:
Мать сына уговаривала, пока не обессилела, отец без отдыха по лесу бегает, вкусные листочки собирает. Из леса приходит, устал, на ногах едва-едва держится,
— Снежинка, посмотри, какие вкусные листочки я тебе принёс, поешь.
Снежинка немного листочков поест и опять кричать начинает:
Отец другие вкусные листочки приносит, даёт сыну:
— На, сынок, это самые вкусные листья, их лоси едят, чтобы стать большими и крепкими.
Зайчонок только погрызёт, целиком не съест и снова кричит:
Наконец отец говорит:
— Завтра в лес пойдём. Ты, Снежинка, пойди поиграй с лесными зверями, ищи еду и ешь, какая понравится.
Пошли они в лес. Снежинка со зверями не играет, еду не ищет, кричит:
— Не хочу ходить! Домой хочу, хочу!
Лиса его услышала, тихонько к нему приблизилась, стоит, усмехается, хвостом играет: туда оборачивается, сюда поворачивается, с кончика носа комара хвостом смахивает.
Снежинка увидел лисий хвост — плач прекратился. Стоит и на пушистый лисий хвост смотрит. Смотрел-смотрел,
с того места, где стоял, побежал к отцу с матерью. Прибежал, посмотрел на их хвосты и говорит:
— Это что же, мои отец с матерью без хвостов?
И, чтобы на свой хвост посмотреть, стал
вокруг себя кружиться. Кружился-кружился — хвост так и не увидел. Сел, свой хвостик-комочек схватил и закричал:
— Не хочу хвостик, не хочу! Хочу такой хвост, как у лисы!
Отец с матерью его уговаривают, он их и слушать не хочет, на весь лес кричит:
Лиса подошла к нему и говорит:
— Хватит кричать, я тебе свой старый хвост подарю. Старый, ободранный хвост принесла и кедровым корнем к хвосту Зайчонка пришила, тихонько ударила его, потом толкнула и говорит:
— Побегай, новым хвостом похвастайся.
Снежинка с места, где стоял, сошёл, то от матери с отцом убежит, то к матери с отцом подбежит, вокруг них обежал, вокруг себя покружился — хвостом поиграл и в лес с радостным криком побежал:
— Ну-ка, звери, посмотрите, какой у меня большой и красивый хвост! Вы у зайцев таких хвостов и не видели! Звери только смеются. Зайчонок проголодался, листья рвал, ел. Вкусно. Дальше бежит, только хвост между деревьев мелькает. Орёл его сверху увидел, вниз спустился, схватил Снежинку за хвост и потащил его домой, чтобы съесть.
— Ой-ой-ой, что это? Хвост, ты куда меня несёшь? Зайчонок лапами дёргает, на хвосте кружится. Бился-бился, на землю упал. Сидит, больные места потирает и говорит:
— Нет, хоть и маленький хвост, зато мой. Большой хвост, он для других.
Сказки ханты манси читать
Формирование хантов происходило с конца 1 тыс. до н.э. на основе смешения северного, таежного населения, для которого был характерен архаичный охотничье-рыболовческий уклад, и пришедших из южно-таежных и лесостепных районов Западной Сибири кочевых племен, принесших на север элементы коневодческой южной культуры. В русских летописях упоминаются вместе с манси с конца 11 века под названием югра, а с 14 века выделяются как остяки.
Традиционные занятия: рыболовство и охота (пушная охота имела товарное значение), кроме того, оленеводство на севере и скотоводство на юге. Основная пища: рыба, которая перерабатывается практически полностью ( что не идет в пищу, используется для приготовления клея, жира, утвари) и мясо лося, оленя. Традиционным является употребление табака, который жуют, нюхают, курят. Одежду на севере шили из оленьих шкур, на юге из сборного меха в сочетании с тканями. Ткани изготавливались из крапивы, конопли, использовалась и рыбная кожа. Распространены различные украшения из бисера. И одежда и утварь богато орнаментированы.
Ермак
Приехал Ермак на земли обские и стал там жить. Живет полгода, живет год, а может быть и два. И вот узнает Ермак:живет где-то в лесах хантыйский князь, и имеет этот князь большую силу, богатую землю. Мало-помалу стал Ермак с двадцатью пятью людьми пробираться туда. Приехал в землю хантыйского князя и стал там жить. Мало-помалу, подружился Ермак с князем. Стали жить и есть вместе с князем и так подружились, что ночь не проведут друг без друга и дня не проведут друг без друга. Так однажды за питьем, за едой, за дружеской беседой Ермак Тимофеевич и говорит:
– Князь, у меня есть один разговор; не знаю, понравится тебе или нет, если рассказать.
– Если понравится – рассудим, не понравится – отклоним.
– О урус, я никому поклоняться не желаю. Мы не испытываем пока нужды в питье и в еде и царя просить об этом не собираемся. Поэтому мы и не касаемся царя, и царь пусть нас не касается.
Тут друзья заспорили. Ермак говорит:
– Если по-доброму не согласишься принять царскую веру, – то примешь ее по-худому. Мы можем заставить тебя войной.
– О урус, – говорит князь, – я с тобой воевать не желаю. Не желаю воевать с тобой потому, что у тебя силы не хватит, хотя ты и русский. Мой народ тебя не боится. Ты даже не справишься с одним моим шаманом, не только со всем моим народом.
– М-м, что за шамана ты имеешь, показал бы мне его. Привели шамана. Оказывается-обыкновенный человек, – Каким волшебством обладает этот твой человек?
– А вот каким волшебством. Вот разрубите его всего. Если он не оживет после этого, то мое дело будет проиграно, я буду побежден вами. Если он оживет, то проиграете вы.
– Нет, – говорит. – Как можно понапрасну изрубить человека. Дело у нас с вами далеко зашло. По-моему, нам надо поклясться. Вот твоя сабля, и вот моя сабля. Положим их крест-накрест на стол. Кто из нас выиграет спор, саблю того должен поцеловать проигравший.
Так и условились. Положили сабли на стол. Ермак Тимофеевич вывел на улицу шамана и приказал своим изрубить его.
Начали рубить. Изрубили на мелкие куски. Только отвернулись те, кто рубил, – шаман вскочил и рассмеялся.
Ермак снова приказал изрубить его. Опять схватили шамана, опять изрубили. И только отвернулись те, кто рубил. его, – он снова вскочил и рассмеялся.
– И в самом деле, он у вас бессмертен. Два раза пробовали его изрубить, он все оживал. На третий раз придумаем что-нибудь другое.
И приказал Ермак развести такой костер,что пламя его поднималось до вершин лиственниц, до вершин больших елок. Когда костер разгорелся большим пламенем, связали шаману руки и ноги и бросили на костер, а костер оцепили кругом.
И сгорел шаман, не оставив ни пепла, ни уголька.
– Ну вот и вся мудрость вашего шамана, было ли чем хвастаться!
– Хотя и не хватило мудрости у моего шамана, но народ. мой, пока он живет, тебе не поддастся.
– Но, князь, хотя ты и хвастаешься, а моего шамана ты еще не слышал и не видал.
– Ну, похвастайся, какого шамана ты имеешь, – говорит князь.
– Вот я выйду на улицу, – говорит Ермак, – и пойду куда-нибудь в сторону.
– Ого, ребята, как будто бы небо свалилось. Что теперь нам делать? – спрашивает князь. – Видимо, придется мне поцеловать саблю русского богатыря.
Те, что постарше, поумнее, говорят:
– Князь, ты зря не целуй его саблю. Надо подумать, что да как.
– Вот, князь, каков мой шаман, слышал или нет?
– Да, урус, слышал. Подумал князь и говорит:
– Теперь будем совершать клятву. Но прежде чем поцеловать твою саблю, мне нужно условиться с тобой еще кое о чем.
Ермак говорит: – Ну, говори, говори, князь!
– Я так думаю, урус: твою саблю я поцелую, но только с таким условием: пусть мой народ будет жить и впредь также вольно в здешних местах, как жил до сих пор; пусть будет так, чтобы его не призывали в солдаты. Вот что я хотел сказать. При этом условии я приму клятву. Но чтобы не было никакого обмана ни с моей, ни с твоей стороны.
Ермак Тимофеевич сел писать договор. Написал все так, как они договорились с князем. Оба подписали договор. Затем Ермак поцеловал саблю князя в знак того, что он исполнит все условия договора, а князь поцеловал саблю Ермака в знак того, что он побежден.
Карты с золотом
Собрались три охотника на охоту. Долго ли, коротко шли, до ночлега дошли. Стали искать спички, а спичек ни у кого не оказалось.
Один из них говорит:
– Влезайте на. деревья; где огонь увидите, туда и пойдем. Влез один из них, смотрит – в одном месте огонь виднеется.
– Ну, сходи, принеси оттуда огня. Другой пошел к тому месту, где огонь был виден. Пришел туда; оказывается, какой-то старик огонь развел.
– Ну, дедушка, здравствуй!
– Здравствуй, здравствуй, внучек! Ты с какой нуждой-бедой ходишь?
– С какой нуждой-бедой хожу? Наши жены не позаботились об огне для нас, я пришел огня просить.
– Внучек, мой огонь дорогой, бесплатно не дам: расскажи семь веселых сказок – дам огня.
Постоял-постоял охотник и ушел к своим товарищам. Пришел туда и говорит:
– Дед своего огня бесплатно и дешево не дает. Говорит другому охотнику:
– Пойди ты, может-тебе даст.
Вот человек этот пошел, пришел туда. Старик стоит.
– Здравствуй, здравствуй, внучек!
– Дедушка, я огня попросить пришел. Дашь или нет огня?
– Мой огонь дорогой и платный, так не дам. Расскажешь семь веселых сказок дам.
– Я не умею рассказывать. Да где мне взять семь веселых сказок?!
Пошел к ночевью. Говорит двум своим товарищам:
– Дед говорит: если расскажу семь веселых сказок, даст огня; не расскажу – не даст. Младший из них говорит:
– А ну, я пойду! Пришел туда, старик сидит и подтапливает.
– Дедушка, наши жены не позаботились об огне для нас. Дай нам огня.
– Мой огонь дорогой, платный. Если расскажешь семь веселых сказок – дам.
– За все лето я набил полный мешок комаров и полный мешок мошкары, потом набил полный мешок оводов. И стал я их продавать. Один комар-лошадь и корова, одна мошка-лошадь и корова, один овод-лошадь и корова.
Потом стал убивать коров. Сколько убью – кожи их на ремни режу.
Резал-резал, стал обдирать шкуру с последней коровы, а она вскочила и побежала.
– Дедушка. Смотри, небо сейчас свалится.
Тут старик превратился в кучу золота.
Привел младший охотник туда своих товарищей, наполнили свои нарты золотом и уехали.
Ими-Хиты и Вошинг Урт
Живут бабушка с внуком. Бабушка сидит дома, прядет нитки, внук бегает на улице и играет. Долго ли, коротко ли так жили, внук подрос, стал ходить на охоту и на рыбалку.
Так они жили. Вот однажды внук говорит бабушке:
– Бабушка, пойду-ка я к Вошинг Урту сватать его младшую дочь.
– Не ходи, внучек, у тебя еще руки не окрепли, ноги не окрепли как следует.
– Нет, все равно пойду.
Уговорил бабушку. Собрался. Вышел на улицу, бросил свои подволожные лыжи и, куда они носами встали, туда и пошел.
Долго ли, коротко ли шел, вышел к огромному городу.
Оглядел город кругом. Богатый дом всегда выделяется. Ими-Хиты вошел в этот приметный дом. Видит, Вошинг Урт сидит. Вошел, поздоровался:
– Здравствуй, дедушка Вошинг Урт!
– Здравствуй, здравствуй, внучек! Какими судьбами тебя сюда занесло, какими судьбами тебя сюда привело?
– А-а, я, несчастный, так себе брожу. Устроили пир по случаю прихода гостя. Долго ли, коротко ли пировали, Ими-Хиты говорит Вошинг Урту:
– Я пришел к тебе торговаться-рядиться. Пришел свататься к твоей младшей дочери, которую ты держишь в богато убранной горнице. Может быть, надумаешь выдать ее за меня?
Вошинг Урт опустил свою голову и. держал ее так ровно столько времени, сколько варится котел. Затем поднял голову и говорит:
– Что плохого в том, чтобы дочь замуж отдать? Отдам. Но ты сделай мне одно дело. У нас на краю города прижился летающий великан Тунгх с женой. Они уже семь лет ежедневно похищают людей из моего города и кормят своих детей. Так они будут похищать людей до тех пор, пока не будут летать их дети. Вот если ты сумеешь увести прочь Тунгхов, тогда я отдам за тебя мою дочь.
Ими-Хиты согласился прогнать летающего великана Тунгха.
Пошел туда. Смотрит-верно, стоит очень высокое дерево, совершенно без сучьев. На самой вершине гнездо летающего Тунгха.
Ими-Хиты достал из кармана шкурку горностая и влез. в нее, обернулся горностаем и стал взбираться на дерево. Лез-лез-устали когти горностая. Снял он шкуру горностая. и оделся в беличью шкуру. Обернулся белкой, опять стал взбираться вверх.
Немного до гнезда не добрался, как вдруг из гнезда навстречу ему выскочила большая противная жаба. Ими-Хиты выхватил топор и разрубил жабу пополам.
Влез Ими-Хиты в гнездо, а в гнезде два детеныша одни сидят. Ими-Хиты говорит детенышам летающего Тунгха:
– Почему не улетаете oтcюдa? Детеныши говорят:
– Мы отращиваем крылья. Только начнут они отрастать, как кто-то приходит и отгрызает у нас их. Потому и не улетаем.
Он вынул-из кармана золотую бутылочку с водой и помазал концы крыльев у детенышей летающего Тунгха. Помазал и велел:
Детеныши Тунгха начали махать крыльями. Чувствуют – так хорошо. Немного погодя опять помазал. Опять они стали махать крыльями: стало еще лучше. Помазал в третий раз и велел лететь. Детеныши Тунгха полетели. Облетели весь белый свет и снова вернулись к гнезду. Ими-Хиты спрашивает:
– Ну как, теперь можете улететь? Детеныши говорят:
– Можем. Скоро наш отец и наша мать, прилетят. Они могут тебя съесть. Мы тебя спрячем.
Спрятали детеныши Ими-Хиты на дне гнезда. Немного погодя прилетает летающий Тунгх и приносит красивого юношу.
Прилетает мать и приносит красивую девушку.
– Мы уже поправились, теперь можем летать.
– Кто же вас излечил?
– Того, кто излечил нас, мы здесь прячем. Отец и мать говорят:
– А вы его не съедите?
– Зачем же мы его съедим? Мы ему спасибо скажем. Дети великана вынули Ими-Хиты из гнезда.
– Вот кто нас излечил. Если бы не он, мы никогда бы не стали летать.
Летающий Тунгх с женой говорят:
– Здравствуй, Ими-Хиты! Как тебя сюда занесло?
– Я, несчастный, просто так брожу; – и рассказал, зачем пришел сюда.
– Спасибо тебе за то, что излечил наших Детей. Летающий Тунгх говорит жене:
– Ты теперь улетай с детьми; где найдешь хорошее место, там и сделайте себе гнездо. Я останусь здесь, буду помогать Ими-Хиты. А ты, Ими-Хиты, садись теперь мне на спину, и я понесу тебя, куда тебе нужно.
Отпустили великаны юношу и девушку домой. Ими-Хиты сел на спину летающего Тунгха, и полетели они к городу Вошинг Урта.
– Теперь иди к Вошинг Урту, – говорит Тунгх, – спроси, наверно он еще задачу даст. Спроси и приходи ко мне. Ими-Хиты пошел к Вошинг Урту, говорит:
– Твое приказание я исполнил: летающего Тунгха с женой прогнал.
Вошинг Урт говорит:
– Прогнать-то ты прогнал их, да теперь для пира хорошее угощение нужно. Где найдешь его? Здесь поблизости ничего подходящего нет. Хорошую еду, хорошее питье поискать надо. В старое время я слышал, что за неизвестными землями, за неизвестными морями есть тридцатиголосые птички. Если принесешь этих птичек, отдам за тебя дочь. Ими-Хиты пошел к летающему Тунгху, говорит:
– Вошинг Урт говорит, что за неизвестными землями, за неизвестными морями есть море. На берегу этого моря есть тридцатиголосые птички. Если принесу этих птичек, тогда, говорит, отдаст свою дочь. Летающий Тунгх говорит:
– Сходи к городским кузнецам, вели сделать железный перевес.
Ими-Хиты сходил к кузнецам. Велел сделать ловушку (железный перевес). Сделали перевес. Он принес его к летаюющему Тунгху. Летающий Тунгх говорит:
– Положи свой перевес мне на спину и садись сам. Ими-Хиты положил перевес, сел сам, и летающий Тунгх полетел. Летели-летели, наконец опустились. Летающий Тунгх говорит:
– Ими-Хиты, сходи наруби шесты для перевеса. Ими-Хиты сходил, нарубил шестов и погрузил их на спину летающего Тунгха и полетели дальше. Долго ли, ко-ротко ли летели, вышли к водоразделу двух морей. Приле-тели, сели.
Летающий Тунгх говорит:
– Поставь шесты перевеса и растяни перевес, а я пойду загонять тридцатиголосых птичек.
Летающий Тунгх улетел.
Немного времени спустя Ими-Хиты видит: Тунгх гонит тридцатиголосых птичек. Птички вверх – и летающий Тунгх вверх кидается. Так он гонит их на перевес. Когда подлетели к перевесу, птички хотели взвиться вверх, но летающий Тунгх преградил им путь, и все птички попали в перевес. Ими-Хнты быстро спустил перевес. Птички все попались.
Летающий Тунгх говорит:
– Теперь погрузи их ко мне на спину, и полетим обратно. Ими-Хиты погрузил птичек на Тунгха и сам сел. Летаю-щий Тунгх стал взлетать. Махал-махал крыльями, никак не мог взлететь. Поднатужился еще раз; помахал-помахал крыльями, еле взлетел. Долго ли, коротко ли летели, наконец долетели до города Вошинг Урта и сели. Летающий Тунгх говорит:
– Теперь, Ими-Хиты, сходи к Вошинг Урту и попроси у него тридцать лошадей.
– Я исполнил твое приказание.
Вошинг Урт долго сидел молча, затем сказал:
– Мясо-то привез, а рыбы нет, на пиру нужна и рыба. Если ты не знаешь, где искать хорошую рыбу, я скажу. В неизвестной стороне, в неизвестном направлении есть море. В этом море есть златоперый окунь. Если поймаешь этого окуня, тогда дочь отдам и большой пир устрою.
Ими-Хиты пошел к летающему Тунгху и говорит:
– Вошинг Урт так говорит: В неизвестной стороне, в неизвестном направлении есть море. В этом море есть златоперый окунь. Если поймаю этого окуня, тогда, говорит, отдаст свою дочь.
– Ну, внучек, – говорит Тунгх, – садись на мою спину.
Ими-Хиты сел на его спину, и они полетели.
Долго ли, коротко ли летели, сели. Летающий Тунгх говорит:
– Сходи, внучек, наруби тридцать толстых кольев для запора.
Ими-Хиты нарубил кольев, погрузил на спину летающего Тунгха. Погрузил, и полетели дальше. Долго ли, коротко ли летели, прилетели к водоразделу двух морей, сели на землю.
Летающий Тунгх говорит:
– Теперь, внучек, сделай запор, колья поставь против течения. В середине запора выдолби большую прорубь.
Ими-Хиты сделал запор, выдолбил большую прорубь, а сам отошел в сторонку и сел поблизости. Немного погодя из проруби выпрыгнули на лед, два чебака. Чебаки говорят:
– Ими-Хиты, сделай доброе дело, отпусти нас в воду.
Ими-Хиты говорит им:
– Я вас отпущу, если вы пригоните ко мне в запор златоперого окуня.
– Мы боимся златоперых окуней, они нас съедят.
– Ну, не хотите, подыхайте здесь, мне не жалко.
– Смилуйся, Ими-Хиты, отпусти нас, мы совсем замерзаем.
– Сходите, приведите златоперого окуня, тогда отпущу.
– Мы очень боимся златоперого окуня, не пойдем мы туда.
– Если боитесь, мерзните, мне дела нет.
– Пожалуйста, собери всю свою доброту, отпусти нас. Так и быть уж, сходим, приведем сюда златоперого окуня. Ими-Хиты взял их и отпустил в воду. Немного времени прошло, заходила, заволновалась вода подо льдом. Видит, чебаки его плывут, а за ними громадный окунь гонится. Рыбки выпрыгнули на лед, а за ними и окунь выпрыгнул. Ими-Хиты принялся рубить окуня своим топором. Чебаков снова отпустил в воду, а сам разрубил окуня на тридцать частей и погрузил на спину летающему Тунгху.
Стал Тунгх взлетать: махал-махал крыльями, не взлетел. Второй раз собрался с силами, махал-махал крыльями, насилу взлетел. И полетели. Прилетели в город Вошинг У рта.
Летающий Тунгх говорит:
– Иди быстро, проси тридцать лошадей, запряженных в сани.
Ими-Хиты сходил, попросил лошадей, погрузил рыбу, повез в амбар Вошинг Урта.
Пошел Ими-Хиты к Вошинг Урту и говорит:
– Что приказано было, я сделал.
– Теперь можно настоящий пир устроить, – говорит Вошинг Урт.
На весь город, на все юрты пир устроили. Месяц пировали, неделю пировали. Праздник кончился, теперь счастливо живут.
Ими-Хиты
Ими-Хиты с бабушкой живут на краю земли. Сделал однажды Ими-Хиты себе ледяную горку и катается целыми днями. Как-то раз прибегает Ими-Хиты домой и спрашивает бабушку:
– Бабушка, я видел зверька: хвост черный, а сам серый. Что это за зверек?
– Это белка, внучек. Раньше твой отец добывал этого зверька.
– Я пойду догоню его, – говорит Ими-Хиты.
– О внучек, ты еще мал за белкой гоняться. Ты ее погонишь – она на дерево залезет; что ты с ней сделаешь?
И пошел Ими-Хиты снова кататься. Долго ли, коротко ли катался, опять прибежал к бабушке:
– Бабушка, я опять видел зверька: кончик хвоста Черный, а сам весь белый. Что это за зверек?
– Это горностай, внучек. Раньше твой отец добывал этого зверька.
– Я пойду, бабушка, догоню его, – говорит Ими-Хиты.
– О внучек, ты еще мал за горностаем гоняться. Ты его догонишь – он под корень дерева залезет; что ты с ним сделаешь?
Опять пошел кататься Ими-Хиты. Долго ли, коротко ли катался, прибежал к бабушке и говорит:
– Бабушка, я в этот раз видел такого зверька. Он весь целиком черный. Что за зверек?
– Это соболь, внучек. Раньше твой отец этого зверька добывал.
– Пойду я, бабушка, догоню его.
– О внучек, где тебе догнать соболя. Соболь – это зверь с длинным следом.
– А чем же добывают, бабушка, этих зверей?
– Чем их добывают? Луком и стрелами.
– А какие бывают лук и стрела? Как их делают? Сделай мне лук и стрелы, бабушка.
Бабушке очень не хотелось мастерить, да что поделаешь, если ребенок просит. Взяла она полено, выстругала что-то вроде стрелы. Затем нашла какой-то обрубок палки и сделала внуку лук.
На следующий день утром проснулась бабушка, взглянула – а внука уже и след простыл.
Долго ли, коротко ли ходил Ими-Хиты, пришел домой уже под вечер. Принес всякого зверя целую кучу. Бабушка накормила внука, напоила, и сели они вдвоем свежевать добытых зверей. Бабушка учит:
– Отец твой вот так свежевал, вот так правил шкурки. С тех пор каждый день стал ходить Ими-Хиты на охоту. Всегда уходил, когда бабушка еще спала.
Так он ходил, охотился, а однажды вечером за едой сказал бабушке:
– Бабушка, теперь я подальше уходить буду, там больше зверя. Сделала бы ты мне какой-нибудь кузовок, чтоб можно было брать с собой еду. Ходить в лесу я еще не умею как следует, может случиться, что я еще заблужусь где-нибудь.
– Да, это верно, внучек.
Бабушка села и мигом сшила кузовок, чтобы класть еду.
На следующий день Ими-Хиты надел свой кузовок с едой и пошел опять на охоту. Какой след ни попадется, по тому следу и идет: попадется след мышки – идет по следу мышки. попадется след ласки-идет по следу ласки. Так он шел, шел. вдруг слышит: кто-то кричит, надрывается.
Стал подкрадываться. Осмотрелся, оказывается на берегу реки высокая гора. Видит: мальчишка Менгк-поших катается на железных санках с высокой горы. Покатится, закричит и засмеется, покатится, закричит и засмеется. Ими-Хиты стоит и глаз с него не сводит. Долго ли, коротко ли так смотрел Ими-Хиты, наконец Менгк-поших его заметил.
– Эй, дружок, ты здесь? – говорит ему Менгк-поших. Иди, покатаемся со мной!
– Нет, – отвечает Ими-Хиты, – я пошел на охоту, мне некогда кататься.
– Ну, иди, иди, разок скатимся, что там! Но разве отвяжешься от Менгка-пошиха?
– Иди, садись на передок, – говорит Менгк-поших.
– Нет, на передок не сяду. Я сзади заскочу. Я с тобой не удержусь, ты уж очень громко кричишь и смеешься.
– Нет, я не буду очень громко кричать и смеяться. Вскочил Ими-Хиты сзади и покатились. Когда покатились, Менгк-поших так закричал, что Ими-Хиты упал без чувств.
Долго ли, коротко ли лежал, очнулся, видит: Менгк-поших. поднимается на гору с санками.
– Эй, дружок, почему ты упал?
– Я же говорю, что не могу кататься с тобой. Ты очень громко кричишь и смеешься.
– Ну, – говорит Менгк-поших, – теперь я потише, буду смеяться.
– Нет, я больше с тобой не буду кататься; у меня день проходит, охотиться надо.
– Ну, скатимся, скатимся еще разок. Садись ко мне на колени, не выпадешь.
Отговаривался, отговаривался Ими-Хиты, да разве отговоришься от Менгка?
– Ну, садись, садись, – говорит Ими-Хиты, – я опять сзади заскочу.
Покатились. Менгк-поших опять закричал, засмеялся во все горло. У Ими-Хиты белый свет из глаз скрылся. Долго ли, коротко ли лежал, очнулся, смотрит: Менгк-поших с улыбкой к нему подходит.
– Что, дружок, опять ты остался?
– Ты так орешь, разве можно с тобой кататься!
– Ну, давай еще разок скатимся, да как следует, по-хорошему. Ты садись теперь в санки. Ими-Хиты говорит:
– Нет, уж с тобой вместе я больше не покачусь. Я сам сделаю себе санки, а ты один катайся.
Ими-Хиты взял свой топоришко, срубил понравившуюся березу, расколол ее пополам и стал обтесывать. Менгк-поших смотрит: Ими-Хиты теснет-топор соскользнет, теснет – топор соскользнет.
– Когда твои санки будут готовы, если ты так будешь тесать?
– А дома ты разве на особом месте тешешь?
– Дома я на бабушкином языке тешу.
– Как же это ты на языке тешешь? – говорит Менгк-поших.
– А я привык к этому. Вот ты привык же кричать и смеяться, – говорит Ими-Хиты Ментк-пошиху, – ты вот ляг, я на твоем языке быстро вытешу.
– Ну, ты еще мне язык отрубишь.
– Ну что ты, разве у меня руки без жил, что я топор не сдержу?
Менгк-поших согласился, лег навзничь и высунул свой длинный, как шкура зверя, язык; Ими-Хиты положил ему на язык обрубок дерева и стал легонечко тесать тонкими щепками.
Тешет и приговаривает:
– Когда я был дома, вот так, вот так, бывало, тесал.
Тесал-тесал, стал дотесывать до конца, приловчился и отрубил топором кончик языка у Менгк-пошиха.
Закричал Менгк-поших страшным голосом, и Ими-Хиты упал без памяти.
Долго ли, коротко ли лежал, очнулся; совсем замерз. Смотрит, Менгка-пошиха нет, только отрубленный кусочек языка остался.
Ими-Хиты встал, взял кусок языка и, пошел по окровавленному следу Менгк-пошиха.
Шел-шел, пришел к огромному городу. Дома здесь все сложены из лиственниц и елей. Там, где не хватило лиственницы, там доложили елкой, там, где не хватило елки, – доложили лиственницей.
Как шел он по следу, так и пришел к дому, стоявшему на другом краю города.
Подошел Ими-Хиты к этому дому, залез на крышу и приложил ухо к дымоходу, стал прислушиваться. Слышит, Менгк-поших стонет и вздыхает. Домашние спрашивают его:
– Что случилось с тобой?
Он показывает на рот и что-то бормочет. Спрашивали-спрашивали, так ничего от него и не добились.
– М-м, что с ним могло случиться? – сказал кто-то со вздохом.
– Иди, – сказал тот же голос. – сходи к дедушке из соседнего дома.
Кто-то вскочил, открыл дверь. Вышел, оказывается, маленький Менгк. Выбежал и начал плясать. То одну ногу вскинет, то руку вскинет. Пляшет, а сам напевает:
Бежал-бежал, приплясывая, и зашел в один из соседних домов. Только Менгк-поших скрылся в доме, Ими-Хиты спрыгнул вниз, подбежал к тому дому, куда вошел Менгк-поших, и опять стал прислушиваться через дымоход.
Менгк-пошиха кто-то спрашивает:
– Что скажешь? Тебя, наверно, за делом прислали сюда?
А Менг-поших все свое продолжает: то ногу вскинет, то руку вскинет, и сам напевает:
Плясал-плясал, да так и убежал, вскидывая то руку, то ногу.
Кто-то в доме говорит: – Этого беспутного мальчишку, наверно, за каким-нибудь делом посылали.
Как только Менгк-поших вошел в свой дом, Ими-Хиты спрыгнул с крыши и побежал туда же, вниз на крышу, к отверстию дымохода.
– Ну что казал тебе дедушка?
А Менг-поших все свое пляшет и поет:
– Этот мальчишка, видимо, ничего там не сказал. Иди, дочка, помоги своему брату.
Слышит Ими-Хиты, девушка встала со звоном серебра, со звоном золота. Вышла на улицу. Видит Ими-Хиты – перед ним красавица из красавиц, девица из девиц. Вышла, посмотрела вокруг и вошла в соседний дом. Ими-Хиты спрыгнул и тоже побежал туда. Залез наверх, стал слушать через. дымоход, а внутри кто-то говорит:
– Ну, внучка, с какими вестями и новостями пришла?
– Отец, тебя зовет дедушка. С братом что-то случилось. На рот показывает, что-то бормочет, а толком ничего не может рассказать. Вдохнет-захлебнется.
– Что могло случиться? Наверно, к Ими-Хиты он приставал. Ну, иди, иди, я приду.
Девушка вышла и пошла домой. Только вошла она в дом, Ими-Хиты спрыгнул с крыши и побежал за нею. Влез на крышу дома, куда вошла красавица, видит-идет старик, весь седой. Подошел к этому дому и вошел.
– Ну что случилось? – спрашивает.
– Да вот, просто ходил кататься, и что-то с ним случилось.
– Да, случилось, случилось. – Противный он мальчишка, приставал к Ими-Хиты, и вот получил. Надо теперь как-то упросить Ими-Хиты.
– Откуда мы возьмем Ими-Хиты, чтобы упросить его?
– Куда денется Ими-Хиты, вон он на крыше, подслушивает в дымоход чувала.
– А как его упросить?
– Что же делать, придется просватать ему нашу дочь из-за противного мальчишки. Иди, внучка, если тебе жалко брата-пойди, обещайся быть Ими-Хиты невестой и упроси его, чтобы он излечил твоего брата.
Девица, опечаленная, невеселая, вышла на улицу и говорит:
– Ну, иди, Ими-Хиты, спаси моего брата. Немного повертелась и пошла домой.
– Ну, позвала? – спрашивает дед.
– Как ты звала? Иди, не стесняйся, скажи, что будешь. ему невестой.
Девица опять вышла. Повертелась, постояла и говорит:
– Ну что поделаешь, Ими-Хиты, брат уже совсем умирает, я обещаю быть тебе невестой, только вылечи его.
– Ну, иди, иди, я приду сейчас, – говорит Ими-Хиты. Ими-Хиты взял свой кузовок и вошел в дом.
– Ну, Ими-Хиты, этот противный мальчишка, наверно, к тебе приставал?
– Я пошел на охоту, – говорит Ими-Хиты. – Слышу, кто-то кричит. Стал подходить, смотрю – он катается. Тут я на него засмотрелся и стою. Он меня заметил и стал приставать: давай кататься. Я ему говорю, что мне некогда, у меня проходит день, мне надо охотиться, а он все свое – знай пристает. Раз покатились, он так закричал, что я от его крика без чувств упал. Он второй раз пристал. Второй – раз покатились, то же самое, я без чувств упал от его крика. На третий раз, чтобы отделаться от него, я и придумал, как: от него отвязаться.
– Ими-Хиты, удвой свою доброту, вылечи этого мальчонку. Мы отдадим тебе вот эту красавицу, что носит косы живые как птица, что ходит в звоне серебра и золота.
Ими-Хиты достал обрубок языка из своего кузовка и приставил к языку мальчишки. Язык тут же стал прирастать. Затем Ими-Хиты дал ему выпить теплой воды. Когда в третий раз напился, мальчишка вздохнул и сказал:
– Ан-на, наконец от сердца отлегло. Дед и отец принялись его ругать:
– Скверный ты парень, счастье твое, что пришел сюда Ими-Хиты. Хорошо, что он добрый человек. Если бы не он, то пропал бы ты без языка.
Затем устроили свадебный пир на весь город, на все село.
Мышка и лось
Бегала мышка по лугу и ела свежую сочную травку, Вдруг налетел ветер, пошел дождь, мышка промокла и спряталась в траве. Вышел из леса полакомиться чистой травкой огромный лось с ветвистыми рогами. Бродил, бродил по лугу, щипал травку и. нечаянно вместе с травкой проглотил и мышку.
Сидя у лося в животе, мышка говорит:
– Не режь мне горла, – лось говорит, – выйди через мой рот.
– Не режь мне горла, выйди через мой нос, – попросил лось.
Так и перерезала, вышла на волю, содрала шкуру с лося.
Мясом лося наполнила семь амбаров, наполнила семь лабазов.
Мясо этого лося ел я, и ты, может быть, попробовал.
Жили старик со старухой. Был у них кот. Однажды кот убежал в лес. Бродил-бродил кот по лесу, – наступила осень, стало холодно, а он все бродит по лесу, ищет теплый уголок, куда можно было бы спрятаться. Так, бродя по лесу, встретил он петуха и говорит ему:
– Осень наступила, холодно стало, построим себе дом.
– Не буду. Что я с домом буду делать? – отвечает петух. Я в любом месте укроюсь.
Побрел кот дальше. Долго ли, коротко ли бродил по лесу, встретил теленка и говорит ему:
– Эй, приятель, давай выстроим дом.
– Ну что я с домом буду делать? – говорит теленок. – Я сделаю какое-нибудь гнездышко из сена и лягу в него. Опять кот пошел бродить. Долго ли, коротко бродил, встретил жеребенка.
– Давай-ка, приятель, построим дом.
– Что я буду делать с домом? Я в любом месте простою, – ответил ему жеребенок.
– Коли так, – сказал кот, – пойду и построю дом один. Стал строить дом. Дом построил, вошел внутрь, забрался на печку и лег там.
Пришла зима. Лежит кот на печке, кости греет. Однажды, слышит он чьи-то шаги. Подошел к двери, стал окликать, – оказывается, петух пришел.
– Я замерзаю! – кричит петух. – Впусти меня в дом. Если на тебя нападут, я буду кричать и клеваться.
– А когда я звал тебя вместе дом строить, ты не шел.
Так они разговаривают, вдруг теленок бежит с криком.
– Впусти меня! – говорит теленок. – Если на тебя нападут, я буду кричать и бодаться. Кот говорит:
– Я тебя звал дом строить, ты не шел!
В это время пришел жеребенок:
– Впусти меня! Если на тебя нападут, я буду лягаться и кусаться. Кот говорит:
– Ну-ну, входите, входите. Вошли они.
Долго ли, коротко ли жили, однажды стала их дверь открываться.
– Я, росомаха! Впустите меня.
– Тише, тише, хозяин спит. Если проснется, убьет тебя. Испугалась росомаха и побежала к медведю. Медведь послал волка.
– Сходи, узнай, как зовут хозяина.
Петух, жеребенок и теленок-все бросились к дверям.
– Не входи, не входи, убьет тебя наш хозяин.
– Да скажите, как зовут вашего хозяина?
Волк прибежал домой, говорит медведю:
– Имя их хозяина – кот.
– Теперь пойдемте-ка, добудем оленей, – говорит медведь, – оленя убьем и позовем кота в гости. Пошли. Добыли четырех оленей. Медведь говорит росомахе:
– Сходи, позови кота сюда в гости.
Пошла росомаха. Пришла, открыла дверь и говорит:
– Пусть приходит ваш хозяин погостить к нам. Теленок разбудил кота.
– Медведь зовет тебя в гости.
Кот встал, оделся и пошел потихонечку.
Пришел. А медведь забрался на дерево, боится кота.
Кот стал есть. Ест и мяукает:
Медведь спрашивает росомаху:
– Ты знаешь ведь русский язык, ты понимаешь, что он говорит? Росомаха отвечает:
– Мало, мало! – он говорит.
Кот поднялся. Медведь испугался и свалился с верхушки дерева прямо на сук. Сук вонзился в медведя, и медведь сдох.
А волк с росомахой убежали в лес и теперь ходят они в лесу.
Три снохи
В Малой Сосьве жили старик со старухой. Был у них сын.Все, живущие на Малой Сосьве, – охотники на красного и черного зверя. Малыш вырос и начал тоже охотиться.
Однажды сели они обедать. Старуха завела разговор:
– Старик, мы с тобой состарились. Сын наш вырос и начал охотиться, ходить по лесам, ездить по водам. Надо искать ему жену.
Старик говорит: – Здесь нет подходящих невест. Ты ведь сама знаешь,. что мы живем на людной дороге, у нас много бывает проезжих снизу и сверху. Приедет хороший гость, плохая невестка ни еду приготовить, ни питья запасти не сумеет. Я так думаю: в Шеркалах живет один купец, у него есть дочь. Его дочь и сосватаем.
– И правда, так ладно будет, – говорит старуха. Как сказали, так и сделали. Съездили в Шеркалы, сосватали купеческую дочь. Приехали домой и стали жить-поживать.
Купеческая дочь готовит еду, приготовляет питье. Долго ли, коротко ли так жили, однажды после обеда старик говорит снохе:
– Ну, сношенька, дочь купеческая, приготовила бы ты мне деревянный котел.
Задумалась купеческая дочь: что за деревянный котел, и как его делают?
Старик сидел-сидел и говорит:
– Сноха, дочь купеческая, слышишь или нет? Приготовь мне деревянный котел.
Сноха, дочь купеческая, говорит:
– Откуда мне знать, как делается этот деревянный котел? Рассердился старик, вскочил и говорит:
– Не надо мне такую сноху, которая не умеет ничего делать!
И прогнал свою сноху, дочь купеческую. Опять стали жить втроем.
Много ли, мало ли жили, однажды сели обедать. За обедом старуха говорит:
– До каких же пор сын наш будет так ходить? Мы скоро совсем состаримся, надо подыскать ему жену. Старик рассуждает:
– Что пользы взять плохую? Брали купеческую дочь. купеческая дочь не сумела ужиться. Я думаю, надо посватать дочь городского боярина.
Поехали опять в Шеркалы, сосватали боярскую дочь. Приехали домой, стали жить-поживать. Боярская дочь еду готовит, питье припасает.
Долго ли, коротко ли так жили, однажды после еды старик и говорит:
– Ну, сношенька, дочь боярская, сделай-ка мне деревянный котел.
Боярская дочь задумалась: как сделать деревянный котел? А старик сидел-сидел и говорит:
– Сноха, дочь боярская, я тебе по-хантыйски говорю, сделай мне деревянный котел.
– Да откуда мне знать, как этот деревянный котел делается? Вскочил старик и говорит:
– Не надо мне такую сноху, которая не умеет ничего делать!
И прогнал свою сноху, дочь боярскую. Много ли, мало ли времени прошло после этого, однажды старуха говорит старику:
– Ну как, старик, до каких пор наш сын будет без жёны ходить? Мы умрем, – как он один будет жить? Старик говорит:
– Э, старуха, как хочешь, я теперь в окрестности не знаю, кого взять. Сосватали купеческую дочь, не смогла ужиться, взяли боярскую дочь, тоже не вытерпела.
– Нечего нам искать невест из богатых мест. Вот, здесь у нас, на берегу, у спуска к охотничьему амбару, живет девушка-сиротка.
– Как хочешь, как тебе нравится.
– Если захотят прожить свой век по-хорошему, то и так проживут, – говорит старуха.
Поговорили, посудили, позвали сына.
– Сынок, – говорит мать, – мы опять задумали искать тебе жену. Решили теперь взять местную. Подойдет тебе сиротка-девушка, которая живет у спуска к амбару?
– Вам лучше знать, какая сиротка у вас уживется. – Мать сходила, уговорила сиротку-девушку, – и мигом справили свадьбу.
Отпировали и стали жить-поживать. Сиротка готовит еду, запасает питье. Долго ли, коротко ли жили, вот старик после обеда сел на нары и сказал:
– Ну, сношенька-сиротка, сделай мне деревянный котел. Сноха вскочила, достала из-под подушки кисет и трубку с табаком, прикурила ее и поднесла старику.
Старик стал покуривать. Выкурил трубку и говорит:
– Ну, сношенька моя, сиротка, будь всегда такой мудрой, такой смышленой. Пусть у вас с мужем никогда не выводится ни еда, ни питье.
Стали жить, поживать. Долго ли, коротко ли живут, настала осень.
– Ну, сынок, надо приготавливать нам с тобой охотничье-снаряжение.
Неделю, две ли недели собирались, готовились, наконец погрузились и тронулись в урман. Стали тащить нарты. Долго ли, коротко ли тащили, наконец дошли до охотничьей избушки.
Начали кружить по лесам и водам; каждый день черного и красного зверя приносили.
Однажды они охотились далеко от избушки. Старик устал, идти ему тяжело.
– Сынок, – говорит старик, – сделай короткой длинную дорогу. Так, усталые, когда мы дойдем?
– Сынок, – снова говорит старик, – я тебе по-хантыйски говорю: сделай короткой длинную дорогу!
– Да откуда мне знать, как длинную дорогу делать короткой?
– Такой-сякой, если будешь таким неповоротливым, пропадешь совсем.
Сердито бормоча, старик ушел. Сын, морщась от боли, пошагал до избушки. Долго ли, коротко ли охотились после этого, осень прошла, отправились они домой.
Пришли домой. После долгой охоты лежат, отдыхают. Говорит сын своей жене-сиротке:
– Когда мы охотимся, отец заставляет меня сделать длинную дорогу короткой. Я не знаю, как это сделать, он меня бьет за это.
– Эх ты, родился мужчиной и не знаешь такого пустяка. Это он тебя петь заставляет, чтобы путь коротким казался.
Долго ли, коротко ли жили, пришла другая осень. Опять собрались идти в урман. Подготовились, собрались, погрузили нарты и потащили. Пришли к охотничьей избушке, начали охотиться: черного и красного зверя приносят каждый день.
Однажды очень далеко зашли. Вечером стали возвращаться домой, старик так устал, что еле ноги тащит.
– Ну, сынок, – говорит старик, – сделай короткой длинную дорогу!
Сын запел: кончится короткая песня, начинает длинную, кончится длинная песня, начинает короткую. Так с песнями, смеясь и шутя, сын и отец не заметили, как к избушке пришли, – ни усталости, ни голода не чувствовали.
Приготовили поесть. За едой отец говорит:
– Вот, сынок, так и надо жить. Придут мрачные мысли, мрачные думы, шаг твой начнет сбавляться, и глаза твои не будут видеть, между каких деревьев тебе надо пройти. Чтобы сбросить с себя мрачные мысли, нужно песней развеселить себя. Начнешь веселую песню, не заметишь с нею, как время пройдет, не заметишь, как дело сделается.
Хороший охотник всегда веселит себя песней.
Мальчик Идэ
Жил-был мальчик Идэ. Рано остался он круглым сиротой. Отец его, охотник, ушел однажды в тайгу на промысел и не вернулся. А вскоре умерла и мать. Взяла мальчика к себе старая бабушка.
Любила бабушка внука, и Идэ тоже любил бабушку. Целый день бегал за ней по пятам: бабушка к речке – и Идэ за ней, бабушка в лес – и Идэ с нею. А один никуда от избушки не отходил: боялся.
– Стыдно таким трусом быть, – говорила ему бабушка. – Ведь ты уже большой мальчик, а всего боишься.
Молчит Идэ. А бабушка думает:
«Как бы его храбрым вырастить? Другие в его годы и за рыбой, и за птицей в лес одни ходят, а мой Идэ ни шагу без бабушки.»
В тот год в тайге много кедровых орехов уродилось. Вот бабушка как-то и говорит:
– Пойдем, Идэ, орехи собирать.
А в лес надо было плыть по реке.
Собрала бабушка берестяные корзинки и села в челнок. Идэ рядом с ней пристроился.
Оттолкнулись веслом от берега и поплыли.
День выдался ясный, теплый.
Проплыли бабушка с Идэ две песчаные косы, миновали и третью. К четвертой косе причалили.
Вытащили челнок на берег, сами на горку поднялись, в тайгу вошли.
Стали бабушка и Идэ орехи собирать.
Высокие кедры прячут в ветвях зрелые шишки. Бабушка ударит по сучку колотушкой – шишки сами на землю и падают.
– Ой, Идэ, забыла я на горке еще одну полную корзинку. Сбегай, внучек, принеси.
Побежал Идэ на горку. А бабушка села в челнок, оттолкнулась от берега и поплыла.
Глядит Идэ с горы: уплывает бабушка, все дальше и дальше уносит ее река.
Закричал Идэ с горы, заплакал:
– Бабушка! Бабушка! Что же ты меня одного оставила?
А бабушка с лодки отвечает:
– Побудь здесь ночку, внучек, а я утром приеду за тобой.
Так и уплыла. Идэ один на берегу остался.
«Что же теперь со мной будет? – думает он. – Пропаду я тут один, конец мне пришел.»
А солнышко тем временем уже низко за тайгу опустилось. Вечереет, скоро ночь наступит.
Стал Идэ над рекой от дерева к дереву бродить – ищет, где бы на ночлег устроиться. В большом старом кедре увидел он глубокое дупло. Залез туда, свернулся клубочком и лежит тихонько. Сам ни жив ни мертв от страха.
Потемнела тайга, нахмурилась. Ветер поднялся, дождь пошел. Падают шишки на землю, стучат по стволу. Совсем испугался Идэ. Спрятался он еще глубже в дупло, дрожит, боится, как бы звери не пришли. А его никто и не думает есть. Только кедры шумят под дождем. Как ни трусил Идэ, все-таки понемножку засыпать начал. Всю ночь и провел в дупле.
Утром просыпается, смотрит: светло, небо ясное, день жаркий, солнечный. Шумят над ним свежие зеленые ветки, а птицы так и заливаются.
«Жив ли я? – думает Идэ со страхом.»
Стал он сам себя ощупывать: правую руку протянул – тут рука, левую протянул – и левая тут. Голова на месте и ноги целы. Никто не съел.
Вылез Идэ из дупла. Смотрит: кругом на земле шишек видимо-невидимо. Ночью насыпались. Вот хорошо-то!
Стал он шишки в кучу собирать.
Большую кучу набрал. Глянул на реку, а у берега на песке знакомый челнок лежит и бабушка, кряхтя, в гору поднимается.
Закричал Идэ бабушке издали:
– Ты что же меня вчера одного оставила? А бабушка и отвечает:
– Это я нарочно, Идэ. Я хочу, чтобы ты храбрым вырос. Ты – человек, а человек над всем на свете хозяин. А разве ты не хочешь храбрым быть?
– Хочу, – тихонько говорит Идэ.
Помирились Идэ с бабушкой. Пошли вместе орехи собирать. Опять целый челнок шишек набрали. Домой поехали.
С тех пор перестал Идэ всего бояться. И в лес, и на реку-всюду один ходит. Нигде ему не страшно.
Мышка
Жила мышка. Настала весна, задумала мышка поехать осетров и нельм ловить. Вместо лодки ореховую скорлупку взяла, вместо весла-лопаточку для шпаклевки лодки серой.
– Ореховая скорлупка-лодка моя: тел, тел, тел, лопаточка-весёлко мое: пол, пол, пол. У одной деревни ребята кричат с берега:
– Эй, мышка-норушка, подъезжай сладости поесть!
– Нет, со щукой не ем.
И опять едет дальше, напевая:
– Скорлупка-лодка моя: тел, тел, тел, лопатка-весёлко мое: пол, пол, пол.
И опять у одной деревни ребята с берега кричат:
– Эй, мышка-норушка, приставай сладости поесть!
– Какие сладости? – С утиным мясом!
– Нет, с утиным мясом не стану есть.
И опять едет дальше, напевая:
– Скорлупка-лодка моя: тел, тел, тел, лопатка-весёлке мое: пол, пол, пол.
Долго или коротко ехала, снова в одной деревне ребята кричат:
– Эй, мышка-норушка, приставай сладости с икрой поесть.
– Ням, ням, ням, ням, еду отцов моих-с осетровой икрой буду, буду есть.
К берегу пристала, наставили ей еды с осетровой икрой.
И принялась мышка есть.
Ела, ела, ела, ела, даже живот круглым стал.
Тут закричали дети с улицы:
– Мышка, мышка-норушка, весло твое и лодку твою водой смыло.
Мышка вскочила, побежала на берег, споткнулась, упала в собачью яму, и лопнул ее живот.
– Девочки, девочки, – закричала мышка, – принесите иголку с жилами, принесите иголку с дратвой, живот мой лопнул!
Девочки прибежали быстро и зашили мышке-норушке дратвой и жилами живот. Поставили ее на ноги.
