Сказки матери цветаева главная мысль

Краткое содержание Цветаева Сказки матери

Ася спрашивает у своей матери, кого она больше любит, ее или Мусю. Если та любит Мусю больше то героиня ни в коем случае не обидится, но тонко намекает на себя. Муся – это лирический герой. Муся прекрасно знала, что все вокруг лицемерие и ей не дождаться никогда нужных слов от своей матери. Мать всячески пытается оттянуть момент ответа, потому что она любит дочерей одинаково, но Ася не дает ей спокойствия.

Ася всячески пытается подчеркнуть свои достоинства и указать на недостатки Муси. Мать неосознанно со всем соглашается. Ася придумала историю о том, что она выйдет замуж за богатого человека, о том, что она может свернуть язык трубочкой, что она чуть не умерла во время операции, а вот у Муси такого не было. Ася акцентировала внимание на том, что она младшая, поэтому она состарится позже.

В семье не было отца. Он умер от диабета, поэтому дети жили лишь с матерью. Ася сказала, что доктора же запретили ему употреблять сладкое, но он продолжал. Мать не реагировала на высказывания дочери, но после этой фразы словно очнулась и сказала, что в то время даже докторов не было.

Муся начала рассказывать сказку, которую рассказывала мама, Ася агрессивно ее перебила и сказала, что она не имеет права пересказывать эту сказку. Девочки цитируют строки Пушкина, что говорит об их образованности и интеллекте. Ася очень любила, когда ее жалели, поэтому это был еще один плюс в пользу ее как любимицы. Девочки рассуждают о том, кто будет лечить доктора, если тот заболеет. Во время разговора сестры придумывают различные продолжения истории, начатой мамой.

Девочки не перестают ревновать друг друга в маме, поэтому мама, сначала погруженная в свои мысли, никак не реагирует, а потом говорит, что она любит своих дочерей так же сильно и одинаково, как и две свечи горят одинаково, ровно и постоянно. В рассказе любовь матери сравнивается с такой стихией, как огонь, потому что она бесконечна.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Цветаева. Все произведения

Сказки матери. Картинка к рассказу

Сейчас читают

В основе повествования – серия на первый взгляд случайных убийств, совершаемых главным героем Федором Сонновым, одержимым целью разгадывания извечной тайны смерти «эмпирическим» способом. Реальность воспринимается им иллюзорно

Собранные короткие рассказы включают в себя множество интересных фактов из жизни животных и птиц, сезонное временное изменение в лесном хозяйстве. Описание ведётся в форме дневника. Каждое время прекрасно и привлекательно

Русский писатель Василий Иванович Белов родился в октябре 30-х годах прошлого столетия, в деревушке Тимониха. Его батюшка Иван Фёдорович Белов, сражался на Великой Отечественной войне и трагически погиб

Мальчик Алик в своей жизни сильно боялся милиционеров. Мальчика дома часто запугивали милиционером, когда он вел себя плохо.

Источник

Рецензия на рассказ Марины Цветаевой «Сказка матери»

Автор:
Юлия Куликова

Однако «Сказка матери» пролежала в редакции газеты «Последние новости» почти три месяца, после чего была опубликована с сокращениями. «Сокращено в сорока местах, — негодовала Цветаева, — из к — в 25-ти — среди фразы. Просто — изъяты эпитеты, придаточные предложения, и т. д. Без спросу. Даже — с запретом, ибо я сократить рукопись — отказалась. Потому и лежала 3 месяца. И вдруг — без меня. Я, читая, — плакала».

По воспоминаниям А. И. Цветаевой, свою сказку М. А. Мейн рассказывала дочерям летом 1904 г., в Шварцвальде, куда семья вынуждена была поехать из-за своей болезни.

«Сказка матери» — это рассказ о людях, с которыми пришлось повстречаться Марине Ивановне в течение жизни, а конкретнее — в детстве. Это говорит об излишней, на момент создания, открытости, одомашненности и эмоциональности, которые не были приняты в литературе того времени и, соответственно, осуждались, как все инородное и выделяющееся.

Под ее пером и быт дома и образы матери и сестры обретают емкость и значительность. Опыт личной судьбы, личная истина в глазах Цветаевой обладает высшей ценностью и достоверностью. Именно простая человеческая правда, которую Цветаева и стремится передать в своем творчестве, способна глубоко потрясти читателя. Страсть к осмыслению передана Цветаевой обнаженнее именно в прозе, позволяя выразить всю полноту чувств, размахнуться словами и словосочетаниями, передать действительность через свое собственное восприятие и переживание.

Так, наряду со сказкой матери разворачивается, как бы негласно, внутрисемейный конфликт, когда младшая сестра Ася, пытаясь привлечь к себе внимание, задается вопросом:

— Мама, кого ты больше любишь: Мусю или меня?

Вероятно, что подобное воспоминание имело место быть вследствие постоянного Марининого чувства недолюбленности и недопонятости матерью и сестрой с раннего детства. Ощущение особости, невхождения в границы допустимого бытия и понятия «нормальности», видимо, наложило на Цветаеву свой отпечаток, что и было выражено в рассказе «Сказка матери».

Можно заметить, что описываемое поведение сестры Цветаевой (Аси) свойственно младшим детям в семьях по той или иной причине, поэтому зачастую кажется «всегда обоснованным». В данном случае, желая доказательно подтвердить свое преимущество и положение, даже место в сердце матери, Ася пытается уверенно вызвать мать к ответу, что, соответственно, вызвало бы реакцию у старшей сестры, т.е. у самой Марины. Этот эпизод в повести говорит не о желании автора показать чью-либо несостоятельность и ущербность или наоборот – превосходство. В нем обнаруживается яркий пример цветаевского психологизма, когда не собственно отношения между действующими лицами выступают предметом осмысления, а душевные реакции, переживания и рефлексии повествующего «я». Запас наблюдений Цветаевой — неисчерпаем, потому самая подходящая формула ее лирики и лирической прозы — это обреченность на неисчерпаемость.

Так, например, образ матери в «Сказке матери» предстает читателю в образе женщины, пытающейся примирить своим участием два противоположных полюса: Мусю и Асю. Асю — такую «обычную», из разряда «как все», и Мусю, которая не понималась материнским умом и сердцем не по нежеланию понять, а по немогуществу это сделать. Поэтому проще было уравнять эти два полюса, эти две свечи, которые вечно горели ровно, тихо.

Цветаевская манера создания образа двух свечей — показатель внепространственности и вневременности континуума произведения, когда происходит некое сдвижение и соединение событий внутри текста и пространство раздается вширь, раздается настолько, насколько способно вместить сознание автора. А сознание Цветаевой масштабно сопоставимо со всем бытием.

Никакие каноны прозаической формы Цветаеву не сдерживали и не интересовали — ни завязки, ни нарастания событий, ни кульминации нельзя найти в ее произведении. Невозможно из главного вычленить главное: всё — весомо, всё — имеет значение; большие и малые сюжеты всегда крупны и осмыслены, переосмыслены, и именно в таком виде представлены читателю. Такой тип сюжета можно сравнить с потоком мыслей и воспоминаний, которые выливаются широким руслом. «Странность» цветаевской прозы обусловлена именно «трудной сутью», стремлением воплотить и уловить сам процесс постижения жизни.

В развитии сюжета рассказа «Сказка матери» – своего рода «поиски утраченного времени», попытка воскресить, осмыслить прошлое с помощью искусства слова. Личный жизненный материал в произведении – главная основа, но он преобразован постольку, поскольку на него направлена напряженно анализирующая мысль автора: каждый конкретный факт соединен со всем авторским опытом — и записан средствами, выработанными в художественной литературе.

Источник

Марина Ивановна Цветаева является известной поэтессой двадцатого века. Ее творчество поражает теми чувствами, которые она пыталась донести, и тем, как она это делала. Но также Марина Ивановна была замечательнейшим прозаиком. Это подтверждает ее произведение, которое называется «Сказки матери». Краткое содержание этой литературной работы представлено в данной статье.

В центре внимания читателя находятся две сестрички – Муся и Ася. Муся – это старшая дочь, а Ася – младшая.

Младшая дочка постоянно донимает мать вопросом, кого та больше любит: ее или старшую сестру? Она старается привести как можно больше примеров в свою пользу и выставить сестру в свете похуже. Ася не хочет слышать горькую для нее правду, что мама любит абсолютно одинаков своих девочек, ведь они ее дети. Ася думает, что все кругом лицемерят. Она вспоминает много ситуаций, в которых мать искренне проявляла ей свою любовь. Например, однажды девочка чуть ли не скончалась во время операции, а с Мусей такого не происходило. Ася обещает, что, когда вырастит станет непременно во всем лучше своей сестры и она научиться делать трюки с языком, которые сейчас не может осилить. Еще она клянется, что будет женой богача. Ася старается привести в свою пользу как можно больше фактов. Она не давала матери спокойствия. Еще младшая сестра вспомнила, что когда она болела, то мама постоянно сидела возле нее и уделяла ей внимания больше, чем сестре. Не это ли есть подтверждение материнской любви?

Тут Ася задевает маму за живое, говоря, что их папа умер от диабета, так как много ел сладкого, что противоречило предписаниям врача. Мама зло говорит ей, что это из-за того, что тогда не было нужного врача.

Скоро на кухне появляется Муся. Она начинает рассказывать сказку, которую когда-то девочкам рассказывала мама. Ася кричит на нее и запрещает ей это делать. Она говорит, что та недостойна повторять это.

Потом девочки цитируют стихи Александра Сергеевича Пушкина, что показывает их детьми начитанными и образованными даже в таком юном возрасте.

Произведение оканчивается тем, что мама обнимает дочек, и говорит им, что любила и любит их одинаково.

Также читают:

Рассказ Сказки матери (читательский дневник)

«Сказка матери»: краткое содержание, главная мысль, кто главные герои?

Какое краткое содержание для читательского дневника написать по произведению Марины Цветаевой «Сказка матери»?

Какая главная мысль произведения «Сказка матери»?

Кто главные герои? Какая характеристика главных героев?

В читательский дневник можно написать следующее:

Она шла и плакала. Но тут Иеро сказал, что любит ее, и позвал в жены.

Главная мысль сказки:

Любовь не должна проявляться из-за богатства. Обманом нельзя завоевать любовь. Искренние чувства не зависят от богатства. Человек должен ценить то, что он имеет.

Пословицы к данной сказке:

Мне сказка понравилась, она поучительная. Мы прочитаем ее с друзьями вслух.

Баллада «Мщение» была написана Василием Андреевичем Жуковским в 1816 году. Произведение является вольным переложением стихотворения немецкого поэта Людвига Уланда.

В балладе Жуковский описывает убийство паладина: слуга, одержимый завистью к высокому званию и благородному происхождению, темной ночью лишает жизни господина и топит тело в реке. Затем он облачается в рыцарские доспехи и садится на скакуна своей жертвы. Но конь не желает терпеть такого низкого и жестокого всадника. Пытаясь пересечь мост, убийца вонзает шпоры в бока скакуна. Вместо того, чтобы подчиниться воле седока, непокорное животное сбрасывает его в воду. Тяжелый доспех тянет убийц на дно, и он тонет.

Главная идея баллады: любое зло будет наказано. В данном случае роль вершителей правосудия возложена на силы природы: на коня и реку. Убийца получает по заслугам: так желая признания, он бесславно погибает.

Солдат Василий Плотников вместе с наступающими войсками оказался в родных краях. Командир отпустил его на четыре часа в родную деревню. Солдат не видал семью два года. Ничего не знал о судьбе близких. Он вспоминал, какой красивой была деревня, утопавшая в яблоневых садах.

Но, добравшись до места, увидел, что деревня сгорела. Остались лишь печные трубы. Солдат сидел на пепелище, думая о родных. И вдруг к нему подошла их кошка Дунюшка. Под мурлыканье кошки Плотников думал, что мать, жена и дочка живы, спрятались в лесу, но теперь, после ухода немцев, вернутся, выроют землянку и перезимуют. А потом придут с войны солдаты, построят дома и вырастят новые сады. Солдат покормил кошку, оставил в печи вещмешок с продуктами и нацарапал на печке записку с номером своей полевой почты.

Кошка долго его провожала.

Наши войска продолжали наступать, а спустя время Плотникову пришло письмо от родных.

В коротеньком рассказе Митяев показал весь ужас войны. Уничтоженные деревни и села на оккупированных территориях. Разлуку солдат с семьями, и невозможность узнать, живы ли родственники, что с ними, очутившимися в тылу врага. И надежду на то, что они живы, на то, что после войны все наладится.

В рассказе «Васюткино озеро» мы встречаемся с мальчиком, отец которого занимался рыбным промыслом. Но этим летом рыбы не было, а в конце августа Васютка начал готовиться к новому учебному году.

Один раз Вася собрался в лес за орехами, а его предусмотрительная мама надоумила мальчика прихватить с собой хлеб и спички. Васютка собирал кедровые шишки и углублялся в лес, а затем он увидел глухаря. Мальчик выстрелил в него и побежал по его следам. Глухаря он нашел, но понял, что заблудился.

Васютка побродил по лесу, но все-таки пришлось ему заночевать в лесу. На следующий день он искал дорогу домой, но не обнаружил. Все это время мальчик ловил уток и питался орехами, что его и спасло от голода. Однажды Вася вышел к незнакомому озеру с огромным количеством рыбы, которая плавала в чистой воде.

Васютку доставили домой и он рассказал рыбакам о необыкновенном озере, с рыбами и утками. А вскоре он показал мужчинам это озеро, которое с этого момента получило название Васюткино.

Главная мысль произведения Астафьева заключается в том, что в экстремальных ситуациях нельзя паниковать и теряться. Нужно сосредоточиться на главном и спокойно найти решение проблемы. Мальчик не отчаялся и упрямо продолжал свой путь к дому, и верно принятое решение позволило вернуться.

Рассказ «Васюткино озеро» учит нас, что лишних знаний не бывает. Все, что вы знаете, может вам пригодиться, а потому нужно хорошо учиться.

Главные герои

Когда Муравей приземлился на землю, он увидел Гусеницу-Землемера, которая откликнулась на просьбу муравья и пронесла его, сколько могла.

Потом Паук помогал Муравью добираться до дома.

После Паука шестиногая Жужелица понесла Муравья домой.

Потом несли маленький Блошак и Кузнечик

Потом Водомерка и Майский Хрущ помогли перебраться через воду и пролететь над лесом.

И когда дом Муравья был уже рядом, Гусеница Листовертка отказалась Муравью помочь и Муравей укусил Гусеницу. А потом падая Муравей успел попасть в свой муравейник, если бы опоздал немного, то остался бы на улице, где его бы съели.

Сказка Бианки «Как муравьишка домой спешил» учит помогать, если в помощи отказать, то может случиться беда. Пословица, которая подходит к сказке

И комар лошадь свалит, если волк пособит

маленький Муравей преодолел огромное расстояние, но он бы не смог вообще за всю свою жизнь столько пройти, а вот с помощью у него получилось.

Источник

Сказки матери цветаева главная мысль.

Данный рассказ является автобиографичным. Рассказ был написан Мариной Цветаевой спустя три десятка лет после описываемых событий, в то время, когда она была на отдыхе в Германии вместе со своей нуждавшейся мамой. Марине или как она называет себя в рассказе Мусе, было в те времена 12 лет, а ее сестре Анастасии было 10 лет. Мало того, что девочки постоянно ругались так еще и постоянно дрались между собой. После смерти матери в 1906 сестры сплотились и больше не ссорились между собой и стали буквально неразлучны.

Другие пересказы для читательского дневника

Один мальчик жил вместе с бабушкой. У нее в доме на полке стоял пароходик совсем как настоящий, с желтой трубой и мачтами, от которых к бортикам шли белоснежные миниатюрные лестницы

Находясь в городе Одесса, писатель Куприн наблюдает диковинные полёты на фанерном аэроплане. Его знакомый Заикин, уже сделав несколько удачных кругов, предлагает писателю полетать вместе с ним.

Произведения Ганса Храстиана Андерсена

В большом лесу жил да был заведующий лесничеством, которого прозвали Чернобородый, и было у него 2 сына. Старшему исполнилось 12 лет, младшему – 9. Но не было мира между братьями, все ссоры да конфликты. И вот, незадолго до нового года

Роман «Тошнота» написан в стиле дневника, записи делает Антуан Рокантен, который является главным героем произведения. Он делает историческую работу, которая рассказывает о жизни маркиза де Рольбона.

Марина Ивановна Цветаева

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась только всего я, мать, самолюбиво проглотив вздох, сказала: «По крайней мере, будет музыкантша».

Когда же моим первым, явно-бессмысленным и вполне отчетливым догодовалым словом оказалась «гамма», мать только подтвердила: «Я так и знала», – и тут же принялась учить меня музыке, без конца напевая мне эту самую гамму: «До, Муся, до, а это – ре, до – ре…» Это до – ре вскоре обернулось у меня огромной, в половину всей меня, книгой – «кингой», как я говорила, пока что только ее «кинги», крышкой, но с такой силы и жути прорезающимся из этой лиловизны золотом, что у меня до сих пор в каком-то определенном уединенном ундинном месте сердца – жар и жуть, точно это мрачное золото, растопившись, осело на самое сердечное дно и оттуда, при малейшем прикосновении, встает и меня всю заливает по край глаз, выжигая – слезы. Это до – ре (Дорэ), а ре – ми – Реми, мальчик Реми из «Sans Famille», счастливый мальчик, которого злой муж кормилицы (estopie, с точно спиленной ногой: pied) калека Pere Barberin сразу превращает в несчастного, сначала не дав блинам стать блинами, а на другой день продав самого Реми бродячему музыканту Виталису, ему и его трем собакам: Капи, Зербино и Дольче, единственной его обезьяне – Жоли Кер, ужасной пьянице, потом умирающей у Реми за пазухой от чахотки. Это ре-ми. Взятые же отдельно: до – явно белое, пустое, до всего, ре – голубое, ми – желтое (может быть – midi?), фа – коричневое (может быть, фаевое выходное платье матери, а ре – голубое – река?) – и так далее, и все эти «далее» – есть, я только не хочу загромождать читателя, у которого свои цвета и свои, на них резоны.

Слуху моему мать радовалась и невольно за него хвалила, тут же, после каждого сорвавшегося «молодец!», холодно прибавляла: «Впрочем, ты ни при чем. Слух – от Бога». Так это у меня навсегда и осталось, что я – ни при чем, что слух – от Бога. Это меня охранило и от самомнения, и от само-сомнения, со всякого, в искусстве, самолюбия, – раз слух от Бога. «Твое – только старание, потому что каждый Божий дар можно загубить», – говорила мать поверх моей четырехлетней головы, явно не понимающей и уже из-за этого запоминающей так, что потом уже ничем не выбьешь. И если я этого своего слуха не загубила, не только сама не загубила, но и жизни не дала загубить и забить (а как старалась!), этим опять-таки обязана матери. Если бы матери почаще говорили своим детям непонятные вещи, эти дети, выросши, не только бы больше понимали, но и тверже поступали. Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно – заклясть. И чем темнее слова заклятия – тем глубже они в ребенка врастают, тем непреложнее в нем действуют: «Отче наш, иже еси на небесех…»

С роялем – до-ре-ми – клавишным – я тоже сошлась сразу. У меня оказалась на удивительность растяжимая рука. «Пять лет, а уже почти берет октаву, чу-уточку дотянуться! – говорила мать, голосом вытягивая недостающее расстояние, и, чтобы я не возомнила: – Впрочем, у нее и ноги такие!» – вызывая у меня этими «ногами» смутный и острый соблазн когда-нибудь и ногой попытаться взять октаву (тем более что я одна из всех детей умею расставлять на ней пальцы веером!), чего, однако, никогда не посмела не только сделать, но даже додумать, ибо «рояль – святыня», и на него ничего нельзя класть, не только ног, но и книг. Газеты же мать, с каким-то высокомерным упорством мученика, ежеутренне, ни слова не говоря отцу, неизменно и невинно туда их клавшему, с рояля снимала – сметала – и, кто знает, не из этого ли сопоставления рояльной зеркальной предельной чистоты и черноты с беспорядочным и бесцветным газетным ворохом, и не из этого ли одновременно широкого и педантического материнского жеста расправы и выросла моя ничем не вытравимая, аксиомная во мне убежденность: газеты – нечисть, и вся моя к ним ненависть, и вся мне газетного мира – месть. И если я когда-нибудь умру под забором, я, по крайней мере, буду знать отчего.

– Мама, кого ты больше любишь: меня или Мусю? Нет, не говори, что все равно, все равно не бывает, кого-нибудь всегда чу-уточку больше, другого не меньше, но этого чу-уточку больше! Даю тебе честное слово, что я не обижусь (с победоносным взглядом на меня), – если – Мусю.

Всё, кроме взгляда, было чистейшее лицемерие, ибо и она, и мать, и, главное, я отлично знали – кого, и она только ждала убийственного для меня слова , которого я, покраснев, с не меньшим напряжением ждала, хотя и знала, что не дождусь.

– Кого – больше? Зачем же непременно кого-нибудь больше? – с явным замешательством (и явно оттягивая) – мать. – Как же я могу больше любить тебя или Мусю, раз вы обе мои дочери. Ведь это было бы несправедливо.

– Да, – неуверенно и разочарованно Ася, проглотив уже мой победоносный взгляд. – А все-таки – кого? Ну, хоть чу-уточку, капельку, крошечку, точечку – больше?

– Жила-была мать, у нее были две дочки.

– Муся и я! – быстро перебила Ася. – Муся лучше играла на рояле и лучше ела, а зато Ася. Асе зато вырезали слепую кишку, и она чуть не умерла. и она, как мама, умела свертывать язык трубочкой, а Муся не умела, и вообще она была (с трудом и с апломбом) ми-ни-а-тюрная.

– Да, – подтвердила мать, очевидно не слышавшая и сочинявшая свою сказку дальше, а может быть, думавшая совсем о другом, о сыновьях например, – две дочери, старшая и младшая.

– Да, – подтвердила мать.

– А младшая потом еще вышла замуж за князя и за графа, и у нее было четыре лошади: Сахар, Огурчик и Мальчик – одна рыжая, другая белая, другая черная. А старшая – в это время – так состарилась, стала такая грязная и бедная, что Осип ее из богадельни выгнал: взял палку и выгнал. И она стала жить на помойке, и столько ела помойки, что обратилась в желтую собаку, и вот раз младшая едет в ландо и видит: такая бедная, гадкая, желтая собака ест на помойке пустую кость, и – она была очень, очень добра! – ее пожалела: “Садись, собачка, в экипаж!”, а та (с ненавистным на меня взглядом) – сразу влезла – и лошади поехали. Но вдруг графиня поглядела на собаку и нечаянно увидела, что у нее глаза не собачьи, а такие гадкие, зеленые, старые, особенно – и вдруг узнала, что это ее старшая, старая сестра, и разом выкинула ее из экипажа – и та разбилась на четыре части вдребезги!

– Да, – снова подтвердила мать. – Отца у них не было, только мать.

– А отец умер – от диабета? Потому что слишком много ел сахару, да и вообще пирожных, разных тортов, кремов, пломбиров, шоколадов, ирисов и таких серебряных конфет со щипчиками, да, мама? Хотя Захарьин ему запретил, потому что это вас сведет в могилу!

– При чем Захарьин, – внезапно очнулась мать, – это было давно, когда еще никакого Захарьина не было, и вообще никаких докторов.

– Врешь! – от негодования и изумления прохрипела я. Я тебя ущипнула за то, что ты при мне объедала мой карандаш, с “Муся” чернилом.

– Ма-ама! – заныла Ася, но, по невыгодности дела, тут же меняя рейс. – А когда человек сказал да, а во рту – нет, то что же он сказал? Он ведь два сказал, да, мама? Он пополам сказал? Но если он в эту минуту умрет, то куда же он пойдет?

– Кто куда пойдет? – спросила мать.

– В ад или в рай? Человек. Наполовину враный. В рай?

– Гм. – задумалась мать. – У нас – не знаю. У католиков на это есть чистилище.

– Я знаю! – торжествующе Ася. – Чистильщик Дик, который маленькому Лорду подарил красный футляр с подковами и лошадиными головами.

– И вот, когда тот разбойник потребовал, чтобы она выбрала, она, обняв их обеих сразу, сказала.

– Жила-была мать, у нее были две дочки.

– Да, – подтвердила мать.

– Да, – снова подтвердила мать. – Отца у них не было, только мать.

– Кто куда пойдет? – спросила мать.

– В ад или в рай? Человек. Наполовину враный. В рай?

– Гм. – задумалась мать. – У нас – не знаю. У католиков на это есть чистилище.

– И вот, когда тот разбойник потребовал, чтобы она выбрала, она, обняв их обеих сразу, сказала.

– Ма-ама! Как Муся смеет рассказывать твою сказку?

– Сначала двух, но Бог ему запретил, тогда – одну.

– И я знаю какую ! – Ася.

– Не знаешь, потому что он сам не знал, потому что ему было все равно какую, и он только хотел сделать неприятность той даме – потому что она за него не вышла замуж. Да, мама?

– Может быть, – сказала мать, прислушиваясь, – но я этого и сама не знала.

– Потому что он был в нее влюблен ! – торжествовала я, и уже безудержно: – И ему лучше было ее видеть в могиле, чем.

– Какие африканские страсти! – сказала мать. – Откуда это у тебя?

– Из Пушкина. Но я другому отдана, но буду век ему верна. (И после краткой проверки.) Нет, кажется, из “Цыган”.

– А по-моему, из “Курьера”, который я тебе запретила читать.

– Нет, мама, в “Курьере” – совсем другое. В “Курьере” были эльфы, то есть сильфы, и они кружились на поляне, а молодой человек, который ночевал в копне сена, потому что его проклял отец, вдруг влюбился в самую главную сильфиду, потому что она походила на молочную сестру, которая утонула.

– Мама, что такое молочная сестра? – спросила присмиревшая, подавленная моим превосходством Ася.

– А у меня есть молочная сестра?

– А она, Ася, мама, не моя, правда, мама?

– Не твоя, – подтвердила мать. – Потому что Асю кормила я, а тебя – кормилица. Твоя молочная сестра – дочь твоей кормилицы. Только у твоей кормилицы – был сын. Она была цыганка и очень злая и страшно жадная, до того жадная, что, когда дедушка ей однажды вместо золотых серег подарил позолоченные, она вырвала их из ушей и так втоптала в паркет, что потом ничего не могли найти.

– А у тех девочек, которых потом убили, сколько было кормилиц? – спросила Ася.

Всё, кроме взгляда, было чистейшее лицемерие, ибо и она, и мать, и, главное, я отлично знали – кого, и она только ждала убийственного для меняслова, которого я, покраснев, с не меньшим напряжением ждала, хотя и знала, что не дождусь.

– Жила-была мать, у нее были две дочки.

– Да, – подтвердила мать.

– А младшая потом еще вышла замуж за князя и за графа, и у нее было четыре лошади: Сахар, Огурчик и Мальчик – одна рыжая, другая белая, другая черная. А старшая – в это время – так состарилась, стала такая грязная и бедная, что Осип ее из богадельни выгнал: взял палку и выгнал. И она стала жить на помойке, и столько ела помойки, что обратилась в желтую собаку, и вот раз младшая едет в ландои видит: такая бедная, гадкая, желтая собака ест на помойке пустую кость, и – она была очень, очень добра! – ее пожалела: “Садись, собачка, в экипаж!”, а та (с ненавистным на меня взглядом) – сразу влезла – и лошади поехали. Но вдруг графиня поглядела на собаку и нечаянно увидела, что у нее глаза не собачьи, а такие гадкие, зеленые, старые, особенно – и вдруг узнала, что это ее старшая, старая сестра, и разом выкинула ее из экипажа – и та разбилась на четыре части вдребезги!

– Да, – снова подтвердила мать. – Отца у них не было, только мать.

– Ма-ама! – заныла Ася, но, по невыгодности дела, тут же меняя рейс. – А когда человек сказал да, а во рту – нет, то что же он сказал? Он ведь два сказал, да, мама? Он пополам сказал? Но если он в эту минуту умрет, то куда же он пойдет?

– Кто куда пойдет? – спросила мать.

– В ад или в рай? Человек. Наполовину враный. В рай?

– Гм. – задумалась мать. – У нас – не знаю. У католиков на это есть чистилище.

– И вот, когда тот разбойник потребовал, чтобы она выбрала, она, обняв их обеих сразу, сказала.

– Ма-ама! Как Муся смеет рассказывать твою сказку?

– Сначала двух, но Бог ему запретил, тогда – одну.

– И я знаю какую! – Ася.

– Может быть, – сказала мать, прислушиваясь, – но я этого и сама не знала.

– Потому что он был в неевлюблен! – торжествовала я, и уже безудержно: – И ему лучше было ее видеть в могиле, чем.

– Какие африканские страсти! – сказала мать. – Откуда это у тебя?

– Из Пушкина. Но я другому отдана, нобуду век ему верна. (И после краткой проверки.) Нет, кажется, из “Цыган”.

– А по-моему, из “Курьера”, который я тебе запретила читать.

– Мама, что такое молочная сестра? – спросила присмиревшая, подавленная моим превосходством Ася.

– А у меня есть молочная сестра?

– А она, Ася, мама, не моя, правда, мама?

– А у тех девочек, которых потом убили, сколько было кормилиц? – спросила Ася.

– А кого, мама, она все-таки больше жалела? – не вытерпела Ася. – Потому что одна была болезненная. плохо ела, и котлет не ела, и бобов не ела, а от наваги ее даже тошнило.

– Да! А когда ей давали икру, она мазала ее под скатерть, а селедку жеваную выплевывала Августе Ивановне в руку. и вообще под ее стулом всегда была помойка, – я, с ненавистью.

– Но чтобы она нечаянно не умерла с голоду, мама становилась перед ней на колени и говорила: “Ну ррради Бога, еще один кусочек: открой, душенька, ротик, я тебе положу этот кусочек!” Значит, мама ее – больше любила!

– Может быть. – честно сказала мать, – то есть больше – жалела, хотя бы за то, что так плохо выкормила.

– Мама, не забудь про аппендицит! – взволнованно, Ася. – Потому что у младшей, когда ей стукнуло четыре года, – тогда она стукнулась об камень, и у нее сделался аппендицит – и она бы, наверное, умерла – но ночью приехал доктор Ярхо – из Москвы – и даже без шапки и без зонтика, – а шел даже град! – и он был совершенно мокрый. Это – правда – мама, святойчеловек?

– Святой, – убежденно сказала мать, – я святее не встречала. И притом – совершенно больной, и мог бы тогда простудиться, ведь какаягроза! И еще, бедный, тогда так упал перед самой дачей.

– Мама! А почему у него не сделалась слепая кишка? Потому что он доктор – да? А когда доктор заболеет – кто его спасет?

– Всегда – Бог. И тогда тебя – Бог. Через доктора Ярхо.

– Мама, – я, устав слушать про Асю, – а почему, если он святой, он всегда говорит вместо живот – пузо? “Что, Муся, опять пузо болит?” Ведь это неприлично?

– Непривычно, – сказала мать. – Может быть, его в детстве так научили. Конечно, странно. Но с таким сердцем и всё позволено. И не то позволено. И я всегда, пока сама жива буду, буду ставить за его здравие свечу.

– Мама, а что же те девочки, так и остались незарезанные? – после долгого общего молчания спросила Ася. – Или ему просто надоело, что она так долго думает, и он тбк – ушел?

– Не ушел, – сказала мать. – Не ушел, а сказал ей следующее:

“Зажжем в церкви две свечи, одна будет. ”

– Муся! А другая – Ася!

– Нет, имен в этой сказке нет. “. левая будет старшая, а правая младшая. Которая скорее догорит, ту и. ” Ну, вот. Взяли две свечи, совершенно одинаковых.

– Мама! Одинаковых не бывает. Одна была все-таки чу-уточку, кро-охотку.

– Нет, Ася, – уже строго сказала мать, – я тебе говорю, совершенно одинаковые. “Сама зажигай”, – сказал разбойник. Мать, перекрестясь, зажгла. И свечи стали гореть – ровно-ровно и даже как будто не уменьшаясь. Уж ночь наступила, а свечи все горят: одна другой не меньше, не больше, две свечи – как два близнеца. Бог их знает, сколько еще времени будут гореть. Тогда разбойник сказал: “Иди к себе, а я пойду к себе, а утром, как только солнце встанет, мы оба придем сюда. Кто первый придет – другого будет ждать”.

Вышли и заперли дверь на огромный замок, а ключ положили под камень.

– А разбойник, мама, конечно, раньше прибежал? – Ася.

– Одна свечка совсем сгорела: че-ерная! А другая еще чу-уточку. – взволнованно, Ася.

– Две черные, – трезво я. – Потому что, конечно, за целую ночь обе-две сгорели, но так как никто не видел, – то все опять сначала.

– Нет. Обе свечи горели ровно, одна другой не меньше, одна другой не больше, нисколько не сгорев, ни на столечко не сгорев. Как вчера поставили – так и стояли. И мать стояла, и разбойник стоял, и сколько они так стояли – неизвестно, но когда она опомнилась – разбойника не было – как и куда ушел – неизвестно. Не дождались его и в его разбойничьем замке. Только через несколько лет в народе пошел слух о каком-то святом отшельнике, живущем в пещере, и.

– Мама! Это был – разбойник! – закричала я. – Это всегда так бывает. Он, конечно, стал самым хорошим на земле, после Бога! Только – ужасно жаль.

– Что – жаль? – спросила мать.

– Разбойника! Потому что когда он так, как побитая соба-ка, – поплелся – ни с чем! – она, конечно. я бы, конечно, его страшно полюбила: взяла бы его в дом, а потом бы непременно на нем женилась.

– Вышла бы за него замуж, – поправила мать. – Женятся – мужчины.

– Потому что она его и впередлюбила, только она уже была замужем, как Татьяна.

– Нет – сказала я. – Ей бы по ночам было бы очень страшно, потому что тот бы стал являться к ней с отрубленной головой. И всякие звуки бы начались. И, может быть, дети бы заболели. Тогда, мама, я бы сама стала отшельником и поселилась в канаве.

– А дети? – спросила мать глубуко-глубуко. – Разве можно бросить детей?

– Ну, тогда, мама, я стала бы писать ему стихи в тетрадку!

Источник

Сказки матери цветаева главная мысль

Краткое содержание Цветаева Сказки матери

Цветаева. Все произведения

Сказки матери. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Рецензия на рассказ Марины Цветаевой «Сказка матери»

Также читают:

Рассказ Сказки матери (читательский дневник)

Популярные сегодня пересказы

«Сказка матери»: краткое содержание, главная мысль, кто главные герои?

Сказки матери цветаева главная мысль.

Сказки матери цветаева главная мысль.

Другие пересказы для читательского дневника