Электронная книга Бурятские сказки
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
Информация о книге
Описание
Бскурятский фольклор состоит из мифов, улигеров, шаманских призываний, легенд, культовых гимнов, сказок, пословиц, поговорок, загадок. Сказки трёхчленные — три сына, три задачи и т. д. Сюжет сказок с градацией: каждый противник сильнее прежнего, каждая задача сложнее предыдущей.
Иллюстрации
Произведение Бурятские сказки полностью
Похожее
In the house of Helios, god of the sun and mightiest of the Titans, a daughter is born. But Circe is a strange child—not powerful, like her father, nor viciously alluring like her mother. Turning to the world of mortals for companionship, she discovers that she does possess power—the power of witchcraft, which can transform rivals into monsters and menace the gods themselves.
Threatened, Zeus banishes her to a deserted island, where she hones her occult craft, tames wild beasts and crosses paths with many of the most famous figures in all of mythology, including the Minotaur, Daedalus and his doomed son Icarus, the murderous Medea, and, of course, wily Odysseus.
But there is danger, too, for a woman who stands alone, and Circe unwittingly draws the wrath of both men and gods, ultimately finding herself pitted against one of the most terrifying and vengeful of the Olympians. To protect what she loves most, Circe must summon all her strength and choose, once and for all, whether she belongs with the gods she is born from, or the mortals she has come to love.
История о девочке Лили, семья которой переезжает из Калифорнии в Вашингтон к ее больной бабушке-кореянке, и там приходит к пониманию прошлого бабушки и своего происхождения.
Среди Великих сподвижников, которые заложили основы современной литературы, ни один не показал себя более универсальным, чем француз Жан Кокто. Поэт, прозаик, критик, художник, актер, режиссер, Кокто показал себя еще и блестящим драматургом. Более десятка его пьес ставились на самых знаменитых площадках по обе стороны Океана с неизбежным успехом у публики.
Сказки
02 марта 2021, 21:29
Хүхы. Аполлон Тороевай онтохонуудһаа
Үдэрэй хэмжээ ута боло болоһоор, наранай гэрэл шангада шангадаһаар, хараб айлшан ерэжэ,орон нютагтамнай бэлэг сэлэргээ түхөөжэ байба ха. Ой модон ногоон торгон пулаадаа хэдэрбэ, хүдөө тала хүхэ ногоон тэрлигээ нэмэрибэ. Дулаанай оронһоо дайр олон шубууд дуу шуу табилдан ерэжэ, забда сүлөөгүйгөөр уургайнуудаа түхеэрнэд. Гансал хүхы шубуун модоной оройдо сүлөөтэйгөөр дабхайжа һуугаад, ой […]
02 марта 2021, 21:26
Хулгайша шаазгай. Аполлон Тороевай онтохонуудһаа
Намарай хара үүлэд хөөрэжэ, нарые халхална, хүйтэн һалхин үлеэнэ. Дулаан орон уруу шубууд ниидэхэеэ сугларба. Шаазгай галуудай хажуугаар эрьелдэнэ. Галуунай сагаан үдэндэ хорхойтоно. Тиигээд, эхэ галуунай нэгэ һайхан үдэ ходолоод, уургай соогоо нюуба. Үдэеэ ходолуулһан галуун уйлажа, удамарша галуундаа мэдүүлбэ. Тэрэнь хамаг галуудаа суглуулаад: — Хэнтнай эхэ галуунай эгээл һайхан үдэ ходолооб?-гэжэ һураба. Балтадаа дуугай […]
05 апреля 2018, 16:09
Үнэгэн гүрөөһэн хоёр. Арадай онтохон
Нэгэ үнэгэн үргэн талаар хулганаашалжа ябатараа, гүрөөһэнтэй уулзаба ха. — Шэлын оройдо тобойжо харагдаһаар, ши үни удаан болоболши. Хүлнүүдшни хубхай утанууд аад, газар хороохогүй амитан хаш, — гэбэ үнэгэн. — Юу хэлэнэ гээшэбши, минии харайн гүйхэдэ, газар эбхэрһэндэл ойро болодог лэ. — Юун тиимэ хурдан хүл шамда байба гээшэб даа. — Тиигээ һаа хурданаа […]
05 апреля 2018, 11:52
Муу баанхи. (Из сказок Аполлона Тороева)
Үнихэн сагта үгытэй ядуу нага хүн ажаhууhан гэхэ. Тэрэ хун ган гэхэ нохойгүй, газар гэшхэхэ малгүй байһан юм ха. Үе наһан соогоо hүхэ барижа, модо сабшажа ами хоолойгоо тэжээһэн ушарhаа ехэ бэрхэ модошо дархан гэжэ холо ойрын нютагуудаар суурхаһан байгаа. Һурагаарынь тайшаа үбгэн тэрээн тухай дуулаад, дуудалгаар татуулжа асарба ха. Муу Баанхи тайшаа үбгэндэ ерээд: — […]
05 апреля 2018, 11:29
Далан худал. Арадай онтохон
Уни үнгэрһэн сагта, нэгэ ехэ шэрүүн,хатуу хуулитай хаан байгаа юм. Нэгэтэ хаанда найр зугаашье, наадан хатаршье, агнууришье, албата зоншье залхуутай болоно. Юушье, хэниишье хараха дурагүй, ехэ уйдхартай болоходоо: хаа хаана айл тииргэн бүри, нютаг орон бүри, иимэ зар гаргуулба: «Хэн хүн хаанда далан худал, нэгэшье үнэн ушар opyyлангүйгөөр, торон норонгүй хэлэхэб, тэрэ хүн тэмээнэй ашаа […]
05 апреля 2018, 10:06
Долоон үбгэд. Арадай онтохон
05 марта 2018, 19:03
Барас хулгана хоёр. Арадай онтохон.
Орьел торгон шулуун байсатай хада хангил уулада нэгэ сагаа эреэн барас байдаг һэн ха. Нэгэтэ барас агнажа ябатараа, хабшуу жалгаар доошоо түргэн урдаһан горхоной эрьедэ согсойн һуугаад, урасхал түргэн уһа хаража һууба. Энэ үедэ нэгэ хулгана горхоной эрьедэ бүмбэрэн гүйжэ ябатараа, ойлгомторгүй гэнтэ халтиран уһан руу унашаба. Эрьедэ гаража шадангүй, урасхалда абтан ураадаһаар барасай урда […]
05 марта 2018, 18:51
Мэхэтэй үнэгэн. Арадай онтохон
07 января 2018, 20:05
Муу хара. А. Тороевай онтохонуудһаа ( на бурятском и на русском языках)
МУУ ХАРА Урдын урда сагта Муу Хара гэдэг алдартай нэгэ үншэн үрөөhэн хүбүүн ажаhууhан юм ха. Бага балшар наhандань эхэ эсэгэнь үхэhэн байгаа. Борьбо дээрээ халта үндыхэдөө тэрэ нэгэ баян хүнэй буруудые харадаг болоhон юм ха. Таба-зургаан жэл соо баянай буруудые харахадаа нэгэшье алдаагүй, нэгыешье үхүүлээгүй байгаа. Хабарай халуун наранай гарахада нэгэтэ баян эзэниинь Муу […]
13 декабря 2017, 18:49
Хэрмэн хулгана хоёр. Белка и мышь. Аполлон Тороевай онтохонуудһаа
Нэгэтэ хэрмэн хулгана хоёр уулзаба. Хулганань хэлэбэ ха: ― Үбэлдөө эдихэ юумэ хир ехие бэлэдхээбши? Хоюулан хамтараябди. ― Хамтархада болохо. Гансал эдихэ юумэмнай ондоо ха юм. Би һамар, һархяаг эдидэгби. Зүгөөр баабгай намайе ходо хооһолдог, нөөсыемни эдижэрхидэг. Тэрэнээ нюухаяа ошохомни, яаранаб, ― гэбэ хэрмэн. ― Ши дэмы гомдонош, ― гэжэ хулгана һанаа алдаба, ― манай […]
13 декабря 2017, 18:40
Могой ба Шоргоолзод. Змея и муравьи. Из сказок Аполлона Тороева
Нэгэ нугаһан нуурай захада ногоон соо үндэгэнүүдээ даража һууба. Тэрээндэ могой мүлхижэ ерээд, уургайень орёожо, нугаһые хазахаяа забдаба. Нугаһан мэгдэжэ, уургай сооһоо ниидээд, уһан дээрэ һууба. Могой хойноһоонь мүлхибэ. Нугаһан дахин ниидэжэ, нуур дээгүүр тойролдоод, уһанай эрьедэ һуужа, айһандаа иишэ тиишээ хараашалба. Тэрэниие шоргоолжон хараад: ― Яагаабши? Юундэ иитэрээ айгаабши? ― гэбэ. ― Могойһоо тэрьелжэ, […]
13 декабря 2017, 18:17
Ажалша тоншуул. Аполлон Тороевай онтохонуудһаа
Нэгэтэ, гэгээн сагаан үдэр дунда, ой тайгын шубууд барандаа суглараад, тоншуулые хараажа оробод. ― Ши, тоншуул, бидэндэ амар заяа үзүүлнэгүйш, тон-тон гэтэр тоншожол байха ямар харалтай амитамши! ― гэжэ хүхы зэмэлбэ. ― Маанадта түбэг татахаһаа ганда ой тайгын мододые гэмтээнэш, ― гэжэ онголо шубуун оролсобо. Тоншуул яаралгүйгөөр тэдэниие хаража, нэгэ һанаа алдаад, иигэжэ харюусаба: ― […]
13 декабря 2017, 18:03
Залхуу Буг баатар. Аполлон Тороевай онтохонуудһаа
Шубууд уурхайнуудаа заһаад, дальбараануудаа дэгжээгээд, жэргэн дуулалдан, хүхюутэй байнад. Тиихэдэ гансал залхуу бүг баатар модоной гэшүүһэн дээрэ һуугаад, наранда игаана. Намар болобо. Шубууд урда зүг уруу нидэхэеэ түхеэрбэд. Харин залхуу бүг баатар гэшүүһэн дээрэ һүүһан зандаа, дууража байба. Үбэл боложо, саһан оробо. Бүг баатар даараһандаа шэшэржэ,хүйтэнһөө хорохоёо хуушан хонги бэдэрбэ. Арайш гэжэ хонги олоод, […]
13 декабря 2017, 17:46
Хоёр хулгана. Два мышонка. Аполлон Тороевай онтохонуудһаа
Һүтэй томо тогоон байба. Хоёр хулгана тэрэниие тойрон гүйлдэнэ: һүнэй амтатайхан үнэр анхилаад, тэрээндээ хүрэжэ ядаа ха юм. ― Нүхэр, ши тогооной захада ерээд бай, би шинии нюрган дээрэ гараад, тогоон уруу орохоб, ши һүүлһээмни зуугаад байхаш. Минии һү уужа садахалаар, һүүлдэнь ши баһа уухаш, ― гэжэ нэгэниинь хэлэбэ. Энэ хэлсэһэн ёһоороо болобод. Нэгэниинь һү […]
17 ноября 2017, 23:45
Шоно, бар, хоёр хүлтэй хүймэлдөөн. Волк, барс и двухногое стращилище
Астай, астай хаяаеын ургаа юмэ — Агтайн бахай дараһан юмэ, Аса хэли эрьюулэһэн юмэ — Онтохоноо сэйи дараха юмэл… (Абай Гэсэрһээ. М. Имегенов.) ШОНО, БАРА, ХОЁР ХҮЛТЭЙ ХҮЙМЭЛДӨӨН Арадай онтохон Нэгэтэ шоно харанхы ехэ тайга соогуур нюдэеэ тэһэ бэлтылгэжэрхёод, ухаа мэдээ табин, гүйжэ ябаба ха. Гүйжэ ябахадань, урдаһаань бара дайралдаба. — Шоно ахай, иихэдээ юунһээ […]
13 ноября 2017, 06:16
Хараасгай. Ласточка
Арадай онтохонууд шогтой энеэдэтэй, сэсэн һургаалтай… ХАДЬХАТАЙХАН ХАРААСГАЙ Хадьхатайхан хараасгайн Хадын бүйлөөһэндэ һуухадань, Бүйлөөһэнэй гэшүүһэн Хадьхынь тэһэ хадхаба ха. Хадхахадань хараасгай Хэмгүй ехэ сухалдаад: «Мүнөө ямаанда ошожо, Мэдүүлэн шамайе хоблоод, Мэрүүлжэрхихэб», — гэһээр Яаралтай түргэнөөр Ямаанда сэхэ ошоод: «Бүйлөөһэн һалаагаараа Хадьхым тэһэ хадхаа, Яаран мэгдэжэ энэ Ямаан тандаа ерэбэб. Мүнөө ошожо, бүйлөөһые Мэрэжэ үгэхыетнай гуйнаб, […]
03 ноября 2017, 22:12
Саһан ба шандаган Снег и заяц (из сказок А. Тороева)
03 ноября 2017, 21:38
Аляадай үбгэн Старик Аляадай (Из сказок А. Тороева)
27 октября 2017, 16:11
Хулгайша Шаазгай Сорока воровка (Из сказок Аполлона Тороева)
Хулгайша шаазгай Намарай хара үүлэд хөөрэжэ, нарые халхална, хүйтэн һалхин үлеэнэ. Дулаан орон уруу шубууд ниидэхэеэ сугларба. Шаазгай галуудай хажуугаар эрьелдэнэ. Галуунай сагаан үдэндэ хорхойтоно. Тиигээд, эхэ галуунай нэгэ һайхан үдэ ходолоод, уургай соогоо нюуба. Үдэеэ ходолуулһан галуун уйлажа, удамарша галуундаа мэдүүлбэ. Тэрэнь хамаг галуудаа суглуулаад: — Хэнтнай эхэ галуунай эгээл һайхан үдэ ходолооб?-гэжэ һураба. […]
Сказки на бурятском языке читать
1 Урда нэгэ сагта нэгэ хүн үдэртөө агнахамни гэжэ ойдо ошодог байжа, нэгэтэшье юушье барижа гэртээ асардаггүй байба. Үбгэнэйнгөө иигэжэ бүхэли үдэрөөрөө ябаад xoohoop ерхэдэ, һамганиинь ехэ гайхадаг болобо. «Намайгаа агнанаб гэжэ энэ хун мэхэлнэ», — гэжэ һамганиинь һанадаг боложо, нэгэ үдэр энэ үбгэнэйнгээ иигээд гарахада, хойноһоонь ошожо гэтэбэ.
Ошоһон харгыгаарань тээ хойноһоон дахажа ябаад, нэгэ болдогой саана орожо хоргодоод һууба. Харахадань, үбгэниинь талын ори ганса модоной хажууда хүрэһөөр буугаа хаяад, модоо гурба тойрожо нара буруу гүйгөөд, баабгай болоод ой руу гүйжэ ябашаба.
2 Намганиинь үдэшэ болотор хараад һууба. Үдэшэ болоходо, баабгай модон coohoo гүйжэ ерээд, тэрэ модо нара зуб гурба эрьеэд, хүн бэеэ бэелээд, буугаа абаад, гэр тээшээ ерэбэ. Һамганиинь үбгэнһеен үрдэжэ, түрүүлжэ ерээд. мэдэгшэгүй болон һурана:
— Мүнөөдэр юу асарбаш?
— Мүнөөдэр юушье хараагүйб, баряашьегүйб. Ганса улаагана түүжэ эдеэд ерэбэб, — гэбэ.
Хойто үдэрынь үбгэнөө дахаад, баһа ойдо хойноһоонь дахалдаад гараба. Харахадань, үбгэниинь 6aha тэрэ модонойнгоо хажууда хүрэжэ модоо гурба тойроод, баабгай болоод ой руугаа гүйшэбэ. Үдэшэниинь баһа модонойнгоо хажууда ерэжэ, тойрожо гүйгөөд, хүн болоод гэртээ ерэбэ.
3 Гурбадахи үдэртөө һамганиин дахажа ошоод, үбгэнэйнгөө баабгай болоод модон соогоо ябашхадань, тэрэ модыень таһа сабшажа унагаажархиба.
«Үбгэмни яагаад хүн бэеэ бэелэгшэ ааб?» — гэжэ хараад үдэшэ болотор һууба.
Үдэшэ болоходо, ой coohoo баабгай гүйжэ ерээд харахадань, талын ганса модон таһа сабшаатай хэбтэбэ. Баабгай тэрэ модоёо тойроод хэдышье гүйбэшье, хүн бэеэ бэелжэ шадабагүй. Харанхы болотор гүйгөөд, юушье ядаад, бархирһаар баабгай ой тээшээ гүйшэһээр ерэбэгүй тэрэ гэһээр.
Тиигээд баабгай хүн шэнги байдаг (үбшэгдөөд байхадаа, илангаяа), мяханиинь хүнэй бэедэ эм болодог гэлсэдэг.
— Что сегодня принес?
Назавтра она опять пошла в лес за мужем. Смотрит, муж ее опять подошел к тому же дереву, обежал его три раза и, превратившись в медведя, убежал в лес Вечером прибежал к дереву, обежал его три раза и, снова превратившись в человека, пошел домой.
3 И на третий день жена пошла за мужем, а когда он превратился в медведя и убежал в лес, [она] срубила то дерево.
Вечером медведь выбежал из леса, подбежал к одинокому дереву, смотрит, а оно срублено. Сколько ни бегал медведь вокруг дерева, так и не смог превратиться в человека. Бегал он до темноты, ничего не смог сделать. Тогда с ревом побежал в лес. С тех пор он не возвращался.
Потому медведь и похож на человека (особенно, когда с него шкуру снимут), а мясо его, говорят, служит человеку лекарством.
Сказки на бурятском языке читать
Уһан далайн дулаанда
Холын нэгэ гүрэндэ,
Хонгор уужам орондо
Алдар суута Дадон хаан
Ажаһуугаа юм hэн xa.
Эзэн хаанда һарбайба.
Эгээл үндэр гэнжартаа
Агуу харуулда байлгагты! —
Гэһэн аба рал хубилгаан
Гэмгүй зохидоор буулгаал,—
Оршон тойрон тайбан һаань,
Орон түрынш гайгүй haaнь,
Алтан тагтаам һууридаа
Абяагүйгөөр һуухал даа.
Хэсүү зэбсэг далайгаад.
Хэн нэгэнэй гал дайгаар
Наашаа гэнтэ халдаг даа,
Нангин хилыш алхаг даа —
Алтан тагтаам тухайлхал,
Түйтэ зүг руу сэб сэхэ
Түргэн дундаа эрьехэ».
Эзэн хаан тиин хүхибэ,
«Һайхан туһыш мартахагүйб,
Һaнahaн юумыш арсахагүйб».
Аяар дээрэһээ эрэ тахяа
Агуу хаанай хилэ сахяа.
Харата аюулай болоо һаань,
Халдан дайсанай ороо һаань.
Эрэ тахяа сэб сэхэ
Эгээл тиишээ эрьехэ,
Хүсэтэ шангаар хашхарха:
Хажуулдижа хэбтээд, ши
Хан түрэеэ хүтэлыши!»
Хүршэнэрынь тэрэ дороо
Хүсэ ядан номгороо.
Халдан орохоо айгаа лэ —
Хамха сохюулха байгаа лэ.
Харин тэдээндэ Дадон хаан
Харюу үгэжэ шадаал ха.
Тахяа дуугай болоодхёо,
Дохёо үгэхөө болёодхёо.
Арбаад хоноо тэрэ гэһээр,
Агуу хаанай сэрэгһээ
Мэдээн үгы, жэгтэйлэ,
Мэгдээд, хүн зон жэгшээ лэ.
Дахяад тахяа булайгаар
Даляа сохин хуугайлаа.
Бүхы сэрэгээ Дадон хаан
Зальбаржа тиин бурхандаа
Залан өөрөө ябабал даа.
Сэрэгээ хаан хүтэлжэ,
Сэхэ зүүлжээ шэглэжэ,
Үдэр һуни хамаагүй.
Дайнай болоһоор мур сараа,
Дайсадай хараа бараа
Харгы замдань дайралдаагүй.
Хаанаш бури харагдаагүй.
«Жэгтэй юм даа!» — гэжэ хаан
Жэхын, гайхан бодоно ха.
Долоо хоноод байхадань,
Холо бэшэ — бараг даа —
Хоёр хада харагдаа.
Сэрэгээрээ агуу хаан
Сэхэ гүйлгэн ошоба ха.
Тойроод хон-жэн. Сайбалзаад,
Торгон майхан байбал даа,
Хадын хүмэг хабшалда
Хаанай сэрэг барандаа
Гайхал болоһон Дадон хаан
Майхан тээшэ ошоол ха.
Халаг! Халаг! Аюул лэ!
Хаанай хүбүүд хоюулаа
Хурса һэлмээр бэе бэеэ
Эрхэ мэдэлдэнь орожо,
Домог сууень һайрхаба,
Долоон хоног найрлаба.
Одоош юумэн элиржэ,
Дадон хаамнай тэлэржэ,
Сэбэр гоохоноо абанхай,
Сэрэг суураа дахууланхай,
Гэр тээшээ гэшхүүлбэ,
Газар тээшээ галгюулба.
Хаанай бусажа ябаһые,
Хатантай юутэй болоһые
Улад зониинь дохёолын
Урид мэдээд орхёо лэ.
Ниислэл хотынь арад зон
Ниитэ дээрээ дохилзон,
Хаалгын тэндэ үймэлдэн,
Хаанаа угтаал шууялдан.
Хаанай hyyhaн тэргэһээ
Халташ гээгдэн, тамарангүй
Харайлдаа лэ баран зон.
Хаан гараа арбагашуулаа,
Хамаг зоноо амаршалаа.
Олон зоной зэргэдэ
Сагаан тоорсог малгайтай,
Хун шубуундал саб сагаан
Хубилгаанаа хаан хараал.
Амаршалбал хаан угтан.—
Ямар юумэн хэрэгтэйб?
«Үндэр ехэ Дадон хаан,
Үгэдөө хүрэхэ болоол хаш.
Аюулта сагта, тиихэдэ.
Алтан, зөөри, зиндаа гү,
Али хүлэг мундаа гү,
Энэ гүрэнэйм хахадые ши
Эзэлэн абаад, эдлыши».
«Намда юунш хэрэггүй,— гэн,
Шамахаан хатанаа намда
Шагнал болгон үгыш даа».
«Эды нэтэрүү яндан, ши
Эгтээ һула һалахалши! —
Хаан ехээр сухалдаад,
Хараал шэрээл табибал даа.—
Амиды дээрээ түргэнөөр
Арил саашаа, үбгэжөөл!
Хайра гамгүй намнагты!»
Үбгэн хаанда гэдэргэ
Үrэ хэлээл эсэргүү.
Һайтай бэшэ —эли һэмнэй:
Дадон алда һорьбоёо
Дары абаад. борбогор
Халзан духа руу буулгалай.
Үбгэн тэндээ унаба,
Үхал тэрээниие абаба.
Эзэн хото дорьбошао.
Харин дүүхэй жэгшэжэ:
Нэгэл тиимээр энеэгээ.
Хэрэггүй юумэн хэгдээ гэн,
Хэдыш Дадон мэгдээ haa,
Хатан тээшээ хараба,
Халта миһэрээд абаба —
Хамаг олон зоноороо
Хан хотодоо ороо лэ.
Аяар дээрэ түмэрэй
Абяан гэнтэ жэнгирээд,
Харан байтар гэлыжэ,
Эрэ тахяа ганжарһаа
Элин буугаад намжараар
Тэргэ соогоо налайһан
Мэргэн хаанай зулай дээр
Эгсэ ерээд һуушалай,
Эгээл духынь тоншолой.
Тэрэ дороол эрэ тахяа
Агуу хаан мэдээ алдаба,
Ара хойшоо алдалжа,
Тэргэ дээрэһээ унаба ха,
Тэндээ ами табиба ха.
Хатан хараа бараагаа
Худалшье haa, онтохон
Хурсаар хадхаад орхихол!
Залуушуулнай омог лэ —
Захяа, һургаал бологлэ.
Гута Чимитав буряадшалбй.
Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело;
Но под старость захотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить.
Тут соседи беспокоить
Стали старого царя,
Страшный вред ему творя.
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Ждут, бывало, с юга, глядь, —
Ан с востока лезет рать.
Справят здесь, — лихие гости
Идут от моря. Со злости
Инда плакал царь Дадон,
Инда забывал и сон.
Что и жизнь в такой тревоге!
Вот он с просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочету и скопцу.
Шлет за ним гонца с поклоном.
Вот мудрец перед Дадоном
Стал и вынул из мешка
Золотого петушка.
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он царю, — на спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Коль кругом всё будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место обернется».
Царь скопца благодарит,
Горы золота сулит.
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как мою».
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Год, другой проходит мирно;
Петушок сидит всё смирно.
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! отец народа! —
Возглашает воевода, —
Государь! проснись! беда!»
— Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая: —
А. Кто там. беда какая? —
Воевода говорит:
«Петушок опять кричит;
Страх и шум во всей столице».
Царь к окошку, — ан на спице,
Видит, бьется петушок,
Обратившись на восток.
Медлить нечего: «Скорее!
Люди, на́ конь! Эй, живее!»
Царь к востоку войско шлет,
Старший сын его ведет.
Петушок угомонился,
Шум утих, и царь забылся.
Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей;
Было ль, не было ль сраженья, —
Нет Дадону донесенья.
Петушок кричит опять.
Кличет царь другую рать;
Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого;
Петушок опять утих.
Снова вести нет от них!
Снова восемь дней проходят;
Люди в страхе дни проводят;
Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку, —
Сам не зная, быть ли проку.
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала;
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Пировал у ней Дадон
Наконец и в путь обратный
Со своею силой ратной
И с девицей молодой
Царь отправился домой.
Перед ним молва бежала,
Быль и небыль разглашала.
Под столицей, близ ворот,
С шумом встретил их народ, —
Все бегут за колесницей,
За Дадоном и царицей;
Всех приветствует Дадон.
Вдруг в толпе увидел он,
В сарачинской шапке белой,
Весь как лебедь поседелый,
Старый друг его, скопец.
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
Подь поближе! Что прикажешь?»
— Царь! — ответствует мудрец, —
Разочтемся наконец.
Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу. —
Крайне царь был изумлён.
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся?
Сказки. Рассказы. Стихи
Бурятские народные сказки на русском языке для детей.Полный список.
Бурятские сказки (онтохонууд) — один из богатейших разделов устно-поэтического наследия народа. К ним вполне применимо общепринятое в фольклористике деление на три основных вида — волшебные, о животных, бытовые или новеллистические. Но больше всего зафиксировано бытовых и волшебных сказок.
По своей форме бурятские сказки — произведения в основном прозаические, повествующие о приключениях или богатырских подвигах героев.
Наряду с необычными, чисто «сказочными» явлениями в них рисуются вполне реальные картины, которые могли иметь место и в повседневной жизни народа. Бурятские сказители в своих многочисленных сказках отобразили самые различные стороны материальной и духовной жизни народа, начиная с древнейших времен до настоящего времени.
Выдумка, фантазия подчиняются основной идее сказки, воплощению высоких мыслей, поэтизации героев и их поступков. Сказочный вымысел, волшебство, которые являются основными элементами сюжетостроения, возникают на основе реальной жизни и отражают вполне земные дела, встречавшиеся в повседневном быту.
Отличительной особенностью сказок является то, что их рассказывать могут не только признанные сказители — онтохошины, но и те, кому близко и дорого словесное искусство народа, люди разные по возрасту и роду занятий. Этому способствуют также относительная подвижность жанра сказок и по сравнению с улигерами их небольшой размер.
Богатое и самобытное сказочное творчество бурят давно привлекало путешественников, собирателей и любителей фольклора.
В числе зачинателей собирания и публикации бурятских народных сказок были Ф. Миллер, П.С. Паллас, А. Паршин, М. Кастрен, декабрист Н.А. Бестужев, революционер-демократ А.П. Щапов, ученые Г.Н. Потанин, А.Д. Руднев и др.
Три крупных сборника бурятских сказок, изданные в конце XIX — начале XX в. Восточно-Сибирским отделом Русского Географического общества, связаны с именем бурятского этнографа и фольклориста М.Н. Хангалова. В первые два сборника, составленные им и Н.И. Затопляевым, вошли сказки прибайкальских и забайкальских бурят. По числу сказочных текстов самым большим был третий — «Балаганский сборник» М.Н. Хангалова под редакцией Г.Н. Потанина. В данных сборниках широко представлены волшебные сказки, богатырские, сказки о животных. В связи с тем, что публикации бурятского повествовательного фольклора на языке оригинала в то время еще не осуществлялись, сказочные произведения в этих изданиях давались в русском переводе. Отдельные сказки в этих сборниках представлены в разных вариантах, что является несомненной заслугой издателей.
Впервые публикацию бурятских сказок в оригинале и русском переводе осуществил А.Д. Руднев в книге «Хори-бурятский говор», куда вошли 20 сказок и 3 улигера. Записи А.Д. Руднева характеризуются точностью, при переводе которых ученый сумел максимально сохранить своеобразие бурятской сказки, что существенно повышает ценность этого издания (Руднев. 1913-1914). Тексты сказок были записаны А.Д. Рудневым от 14-летнего мальчика Галана Ниндакова.
Ценный вклад в собирание бурятских сказок внес известный монголовед Ц. Жамцарано. Материалы, собранные ученым в экспедициях 1903, 1906, 1913 гг. по Прибайкалью, раскрыли богатство сказочного и эпического творчества бурят, выявили таких одаренных улигершинов и онтохошинов, как Маншуд Имегенов, Елбон Шалбыков, Лазарь Бардаханов и др.
Следует отметить, что Ц. Жамцарано впервые применил в своей работе академическую транскрипцию бурятских текстов, что позволило более точно фиксировать тексты, сохранять диалектные особенности и исполнительский стиль сказочников.
Однако тексты, записанные и частично опубликованные в дореволюционное время, далеко не полно отражали сказочный репертуар бурят. Собиратели и исследователи устного народного творчества в этих изданиях не всегда давали необходимые сведения об исполнителях, что является важным при записи фольклорных произведений. При переводе сказок больше внимания уделялось их сюжетной линии, содержанию. И все же эти пробелы не умаляют огромного значения таких публикаций в деле популяризации бурятских народных сказок, знакомства широкого круга читателей с образцами сказочного эпоса бурят.
Богатые фонды сказок созданы благодаря усилиям нескольких поколений собирателей, среди которых были учителя, ученые, писатели — К.В. Багинов, Н. Норбоев, Ш. Базаров, Х.Н. Намсараев, А.И. Шадаев, К.А. Хадахнэ, С.П. Балдаев, Г.Д. Санжеев, А.К. Богданов, Н.О. Шаракшинова, И.Н. Мадасон и др.
Среди них особо следует отметить собирательскую и научную деятельность ученого фольклориста, этнографа С.П. Балдаева. В его богатейшем фонде имеется более 110 оригинальных текстов бурятских народных сказок, записанных им в разных районах Бурятии, Иркутской области.
Значительная работа в собирании, публикации и систематизации бурятских сказок была проделана учеными-фольклористами А.И. Улановым, М.П. Хомоновым, Г.О. Туденовым, М.И. Тулохоновым, Н.О. Шаракшиновой, Е.В. Баранниковой, С.С. Бардахановой, Д.А. Бурчиной, В.Ш. Гунгаровым, Б.-Х.Б. Цыбиковой.
В ряду изданных сборников бурятских сказок особую значимость представляет академическое двуязычное издание, включающее 3 тома «Бурятских народных сказок» (1973, 1976, 1981).
В серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» бурятские сказки представлены двумя томами (1993, 2000). В первый том включены волшебные сказки, во второй — сказки о животных и бытовые.
В сказочном репертуаре забайкальских бурят заметное место занимают сюжеты, основные мотивы которых восходят к древнеиндийским и древнемонгольским памятникам «Панчатантра», «Шэдитэ хэгур» (Волшебный мертвец), «Улигэрун далай» (Море притч). Сюжеты индийского происхождения, включенные в письменные памятники, способствовали обновлению и расширению сказочного репертуара, влияли на обогащение стиля бурятских народных сказок. Особенно заметно влияние сказок из «Волшебного мертвеца» на бурятский репертуар. К этому сборнику генетически восходят многочисленные версии сюжета о «знахаре» (Гахай багша), который обладает волшебным свойством находить спрятанные драгоценности. Один из вариантов — «О старике со старухой» — был опубликован еще Н.А. Бестужевым.
Сюжеты сказок «Волшебные гадальные косточки», «Грозный черный амбань» также заимствованы из сборника «Волшебный мертвец». Но они переосмыслены по-новому. Так, если в сказках письменного первоисточника функции доброго советчика выполняет лама Шадургу Арши, то в устных версиях он заменяется традиционным мудрым белоголовым старцем с березовой тростью.
Таким образом, сказки из древнеиндийских и древнемонгольских письменных источников, зафиксированные в основном в районах Бурятии и Читинской области, в процессе устного бытования подверглись существенной трансформации.
Следует отметить, что сказочная традиция бурят, проживающих в Иркутской области, не испытала влияния письменных сборников. Она больше сохранила оригинальные сюжеты, архаические, этиологические сказки, генетически связанные с народными мифологическими воззрениями. Большую популярность в этом регионе обрели богатырские сказки, активное бытование которых в наше время свидетельствует о богатой в прошлом унгинской, эхирит-булагат-ской эпической традиции.
Исследователь сказочного эпоса бурят Е.В. Баранникова отмечала, что «В исторически сложившемся сюжетном репертуаре бурятских волшебных сказок есть произведения на оригинальные, собственно бурятские сюжеты (к ним относится цикл богатырских сказок о баторах и мэргэнах), а также сказки, основой которых стали сюжеты и мотивы, пришедшие из рукописных старомонгольских сборников различного происхождения» (Памятники фольклора… 1993. С. 14).
Главными героями бурятских сказок на оригинальные сюжеты часто выступают обездоленные сироты, невинно гонимые юноши и девушки, которые борются за восстановление справедливости, противостоят чудовищам — шолмосам, мангадхаям, а также ханам, нойонам. Эти сказочные герои чаще всего одерживают победу над противниками благодаря находчивости и бесстрашию в различных видах состязаний.
Популярностью в народе всегда пользовались сказки о таких смекалистых и отважных героях, как старик Хээрхэн, Тенохен, Тээсхэн, о маленьком храбреце Торсогин-хубуне.
К числу излюбленных принадлежат сказочные персонажи, у которых вместо имен прозвища: Найденыш — Олзо хубуун, Бедный Боролзой, Соплячок – Нюпата Нюсхай, Чернявый дурачок — Муу Хара, Дурачок Монто — Муу Монто, Сирота Боро — Yhitoh Боро. Под видом неказистых и жалких персонажей скрываются истинные герои сказки, подлинная сущность которых раскрывается лишь по мере развития сюжета.
Глубокий смысл и оригинальность присущи циклу сказок, повествующих об искусстве сказочников и улигершинов, талантливых певцов и музыкантов. К примеру, сказки «Хурша-парень» (Памятники фольклора… 1993. С. 214) и «Охотник-сказочник» (Памятники фольклора… 1993. С. 218) В первой из них поэтично рассказывается о том, как искусство игры на хуре (музыкальный инструмент) помогло бедному парню победить жизненные невзгоды и благодаря покровительству хозяина тайги Лээхэя обрести счастье. Во второй сказке, наоборот, непочтительное отношение к сказыванию сказок наказывается. В некоторых вариантах этого сюжета хозяин тайги дарует огонь онтохошину, оставшемуся без огня, за его веселые и остроумные сказки.
По представлениям бурят, сказывание сказок и улигеров являлось одним из условий успеха в охотничьем промысле. Известно, что охотники специально брали в тайгу сказителей, которые за исполнение сказок и улигеров наравне с охотниками получали долю добычи. Нередко сами охотники были искусными сказочниками. В сказках повествуется о том, что владыки гор, вершин, тайги щедро одаривают сказочников-охотников, а тех, кто мешает сказыванию сказок, наказывают, оставляя их без добычи.
Среди волшебных сказок имеется цикл, в которых один из родителей выступает в облике зверя. Сказки этого цикла характеризуются тотемическими воззрениями, животные-тотемы представлялись предками-покровителями, от которых зависит не только удачная охота, но и благополучие в жизни.
Персонажи из мира животных в волшебных сказках выполняют также функции мудрых советчиков и дарителей. И чаще всего это животные, спасенные героем от гибели. Так, Бедный Боролзой поочередно выпускает из капканов различных животных, а те в благодарность за спасение снабжают героя волшебным камнем, при помощи которого тот становится не только богатым, но и занимает ханский трон.
Многочисленны древние мотивы об оборотничестве, когда сказочные персонажи легко превращаются в различных зверей и с такой же легкостью снова обретают человеческий облик. Наибольшее распространение имеют сказки о медведе-оборотне.
Идеи тесной связи и общности человека с представителями животного мира находят соответствия в древних повествованиях многих народов.
Для членов родового общества была особенно важна забота о его увеличении и укреплении. Многочисленность рода обеспечивала им спокойную жизнь. Но женитьба, создание семьи было не простым делом: у монгольских племен в эпоху родового общества допускались только экзогамные браки. Поэтому в устойчивом мотиве бурятских сказок о поисках невесты борьба за нее всегда сопряжена с большими трудностями и опасностью, поскольку жениху приходится отправляться за невестой далеко за пределы своих земель. Зачастую борьба за невесту в сказках представлена тремя видами единоборств: национальная борьба (барилдаан), конные скачки (мори урилдаан) и стрельба из лука (сур харбаан). При этом большая роль в благополучном исходе всех трудностей и испытаний, связанных со сватовством и женитьбой, в сказках отводится невесте. Именно ее находчивость и мудрость обеспечивают успех в богатырской поездке ее избранника.
Сказочные героини — искусницы в любом домашнем труде. Умение шить быстро красивую одежду передается традиционной формулой — например, в сказке о девушке Башалай: «…из шелка с ладонь умела сшить десять шуб, а из шелка с подол — двадцать шуб» (…альганай шэнээн торгоор арбан захатые бутээдэг, хормойн шэнээн торгоор хорин захатые бутээдэг) (Памятники фольклора… 1993. С. 109) или «…дочь Усан Далай хана шьет одежду так искусно, что швов не видать» (…Уhан Далай хаани басаган оёдолбой хубсаhа оёжо hyyба) (Бурятские народные сказки… 1976. С. 201).
Особое место в ряду сказочных героинь занимает образ матери, вобравший в себя самые разные представления. Когда сын становится взрослым («руки достают до тороков, а ноги до стремени»), роль матери в его судьбе приобретает особую значимость в сказке. Мать сама изготовляет для сына снаряжение: «мать смастерила из ветки кустарника лук, а из прутьев стрелы» (…эхэн Гуун Сээжэ гэ-жэ хубуундээ харганаар номо, хабшалгаар годли хэжэ угэбэ) (Памятники фольклора… 1993. С. 166). Отправляя сына в дальнюю дорогу, мать снабжает его чудодейственной пищей, утоляющей голод. Лепешки, сушеный творог, приготовленный матерью на своем грудном молоке, обладают волшебной силой. Эта пища не убывает в пути, дает ему силы.
В богатом сказочном фонде бурят имеется также цикл сказок, сюжетом которых является легенда о девушке-лебеде. В одной из ранних публикаций варианта данной легенды, принадлежащей Г.Н. Потанину, отчетливо проступают черты и мотивы, свойственные поэтике сказочного жанра: осложняется сюжетная разработка. В процессе трансформации генеалогической легенды в сказочное повествование сюжет переосмысляется. В этом случае персонажем сказки является не Хоредой из легенды, а чаще всего обездоленный парень или юноша-сирота. Таковы, к примеру, сказки «Молодец и его жена-лебедь» (Памятники фольклора… 1993. С. 45), «Лебедь и Гаруди» (ХВРК ИМБиТ, Инв. 3349). В сказочной трактовке жена-лебедь навсегда принимает облик земной женщины, является хранительницей домашнего очага и заботливой матерью.
В составе бурятских волшебных сказок на оригинальные сюжеты широко представлены произведения, воспевающие подвиги мэргэнов и баторов. Это богатырские сказки о Гэсэре, Алтан Шагае, Харасгай Мэргэне и других героях. Возникновение и формирование таких сказок в определенной мере связано с угасанием улигеров, их жанровой трансформацией. Происходил процесс постепенного перехода части улигерных сюжетов в сказочный жанр. Е.В. Баранникова считает, что богатырские повествования — издавна существующая традиционная разновидность бурятских сказок. У них во многом общий с улигерами арсенал художественно-изобразительных приемов и мотивов. Прежде всего это устойчивые эпические формулы, например зачины, указывающие на отдаленность времени, о котором повествуется в произведении. В некоторых вариантах бурятских сказок говорится, что в те давние времена «Земля была теплая… молочное море с лужицу было, а гора Сумбэр с кочку была, дерево на опушке маленьким было, могучий гуран козленком был» (Газарай гэдхэн… hɵн далайн шалбааг байхада, hɵмбɵр уулын болдог байхада, захын модоной загзар байхада, загал улаан гура-най инзаган байхын сагта hан ха) (Бурятские народные сказки… 1973. С. 409).
Подобно баторам и мэргэнам, в улигерах сказочным героям коня даруют небесные силы. Народная фантазия наделила сказочного коня волшебными крыльями, которые способны поднять его в воздух «ниже облачного неба, выше верхушек деревьев».
Однако сюжетный состав волшебных сказок претерпевал изменения. Бурятские сказки в силу тесной исторической взаимосвязи с другими сибирскими народами, а также с русским народом испытали влияние их сказочных традиций.
В бурятской сказке о Хулмадай Мэргэне центральным мотивом является дежурство сыновей у тела умершего отца. Этот мотив представлен в русских сказках типа «Сивка-Бурка». В отличие от русских сказок, где согласно исконно народному обычаю, тело отца трех братьев погребено в земле, в бурятских сказках нет могилы и погребальных сооружений. И три сына по воле отца должны караулить не его тело, как в бурятских сказках, а могилу. В бурятских волшебных сказках в подобных эпизодах отразились свои древние обычаи народа: забивают коня, переламывают лук и стрелы, принадлежащие умершему, чтобы положить в могилу вместе с их владельцем.
Наряду с чертами, присущими сказкам и других народов, бурятские волшебные сказки имеют свои особенности. Так, из традиционных формул — инициальных, медиальных и финальных — в них представлены только первые две. Финальные формулы в том значении, в каком они употребляются в сказках других народов, у бурят не встречаются. Конец сказки обычно звучит лаконично: «…Зажил счастливо» (…ян бун жаргаба) (Памятники фольклора… 1993. С. 116.); «Зажили они, говорят, спокойной счастливой жизнью» (Амар жаргалаа оложо байhан hyyhau юм hэн гэлсэгшэ) (Памятники фольклора… 1993. С. 106).
Зато инициальные и медиальные формулы отмечены разнообразием и красочностью. Начальные обычно указывают на отдаленность времени действия сказки, рисуя картину «возникновения» земли и ландшафта.
В бурятских волшебных сказках широко используются такие оригинальные жанры фольклора, как благопожелания, пословицы, поговорки, загадки.
Мотивировка выезда героя на поиск невесты обычно передается развернутой формулой: «Из одной головешки костер не разгорится, из одного человека семьи не будет» (Ганса сусал гал болодоггуй, ганса хун хун болодоггуй) (Памятники фольклора… 1993. С. 224.). Сказочно быстрое взросление и мужание героя передается обычно такими словами: «…к утру в шкуре барана не вмещаются, через сутки в шкуре овцы не вмещаются» (…эртээр бэри эрьеын арhанда багтахаяа болино, хоног бэри хонни арканда багтахаяа болино) (Памятники фольклора… 1993. С. 142).
Перед единоборством соперники обговаривают условия борьбы, которые представлены в бурятских сказках в виде стабильных фраз: «Силой больших пальцев померяемся или остриями стрел?» (Эрхэйн эршээр болохомнай гу, али hомоной хурсаар болохомнай гу?) (Памятники фольклора… 1993. С. 214). Отец невесты зачастую спрашивает у жениха: «Чей будешь сын? Куда путь держишь?» (Хэнэй хубуун гээшэбши? Хаа хурхэеэ ябанаш?), на что тот отвечает устойчивым иносказанием: «Сам я ехал дорогой жениха, кушак мой — дорогой свата» (Бэемни хургэни мурɵɵр, бэhэмни худайн мурɵɵр ябана) (Памятники фольклора… 1993. С. 172). Здесь имеется в виду традиционный свадебный обычай бурят, по которому родители жениха и невесты при сватовстве обменивались поясами (кушаками). Финальная формула, выражающая намек на вознаграждение сказочнику, в бурятской сказке практически не встречается. Она является завершением сказочного сюжета.
В целом, основой поэтики традиционных формул волшебной сказки является свойственная бурятскому стихосложению аллитерация и четко выраженный, ритмически организованный характер. Своеобразию сказочной речи способствуют и малые фольклорные жанры: пословицы, поговорки, загадки, которые выполняют определенные функции. Таким образом, художественное совершенство и устойчивость формул позволяют одаренных сказочников свободно переносить их из одной сказки в другую. Волшебные сказки, как и весь классический фольклор, переживают естественный, необратимый процесс угасания. Тем примечательнее, что в наши дни еще встречаются талантливые знатоки и исполнители сказок.
Ко второй группе большого сказочного фонда относятся сказки о животных, в которых «животное является основным объектом или субъектом повествования» (Пропп. 1984. С. 301). В этой разновидности сказок основными действующими персонажами выступают звери, птицы, домашние животные. Однако во многих сюжетах вместе с животными действуют и люди. Но животные играют в этих сюжетах наиболее активную роль, и повествование ведется в основном с их позиций.
По определяющему смыслу повествования, стержневой мотивации и функциональной направленности сказки о животных условно можно разделить на этиологические и аллегорические.
Этиологические сказки, объясняющие происхождение зверей или птиц, особенности отдельных их черт, органически связаны с мифами, к которым генетически восходят многие сказки. Они древнее аллегорических сказок, которые возникли, на наш взгляд, на более позднем этапе развития человеческого общества.
В силу живого бытования фольклора до нас дошли многие архаические сюжеты и мотивы, характеризующие отношение наших далеких предков к миру тайги, интерес к которому был вызван прежде всего главным видом их деятельности — охотой. Поэтому абсолютное большинство этиологических сказок объясняет происхождение диких животных и птиц. В сказках этой группы в своеобразной художественно-поэтической форме дается объяснение, почему у зайца «разорванные» губы, отчего у ласточки раздвоенный хвост, почему комар и пчела жужжат и т.д.
В мифологических сюжетах и этиологических сказках тюрко-монгольских народов немало совпадений в объяснении происхождения тех или иных зверей и птиц, некоторых их особенностей. Например, в архаическом эпосе алтайцев, бурят, тувинцев, калмыков, хакасов сходны в своей основе мотивы, связывающие происхождение медведя с человеком. Мотив превращения человека в животное или, наоборот, животного в человека, связанный с верой древних людей в оборотничество, становится определяющим в некоторых этиологических сказках.
Происхождение сказочных персонажей нередко связывается с мотивом совместной жизни человека и медведя, причем герои, рожденные от такого «брака», обладают огромной, сверхъестественной фантастической силой, что позволяет им вступать в единоборство с очень сильными противниками и побеждать их. В таких сказочных сюжетах, по-видимому, находят выражение тотемистические представления.
Идентичны хакасско-бурятские мифы и сказки о ласточке — спасительнице человека. Пчеле (в некоторых вариантах комару, оводу), 12-головый змей Гаруди (Айна — хак.) велит узнать, чья кровь слаще. Она попробовала, и ей понравилась человеческая кровь. Она спешит сообщить об этом своим повелителям. Но ласточка, чтобы спасти человека, по пути вырывает язык пчеле (комару, оводу), чтобы та не смогла сказать, чья кровь слаще. С тех пор пчела (комар, овод) лишилась дара речи и стала жужжать.
Этиологические мотивы во многих сказках переплетаются с аллегорическими. К примеру, перекликаются сказки, объясняющие, почему у некоторых птиц нет ноздрей: «Мудрый филин» (тув.), «Буксэргэнэ» (бурят.), «Почему у совы нет ноздрей» (калм.). В них наряду со сходными этиологическими моментами совпадают эпизоды, когда мудрые птицы своей находчивостью и остроумными ответами приводят в замешательство птичьего хана и спасают своих сородичей.
Образы животных персонажей героического и сказочного эпоса многослойны. Для животных — тотемов в историческом аспекте характерен постепенный переход от родоначальников, покровителей, помощников человека к сказочным образам любимых зверей и птиц.
Нередко почитаемые животные в преломлении художественной специфики сказок переходят в свою противоположность. Например, медведь, окруженный ранее ореолом почитания в мифологических, сказочных сюжетах, нередко оказывается в роли, явно не соответствующей его прежнему положению в звериной иерархии. Его, как и волка, жестоко обманывают другие животные. В сказках о животных немало эпизодов, в которых медведь, представленный «тугодумом», а волк — «дурнем», попадают в несуразные ситуации. Например, в сказке «Лиса, обманувшая смерть» (Памятники фольклора… 2000. С. 32) медведь с волком становятся жертвами своей же глупости и ограниченности. Лиса хитростью и обманом доводит их до гибели.
Медведь и волк — комические персонажи сказок более позднего периода, имеющих аллегорическое звучание, где они становятся воплощением ограниченности и тупости.
Наиболее активными персонажами сказок о животных являются медведь, волк и лиса. По основным действующим лицам публикуемые бурятские сказки о животных можно условно разделить на следующие группы: 1) о диких животных; 2) о диких и домашних животных; 3) о зверях, птицах и насекомых; 4) о людях и животных.
Особую группу в богатом сказочном наследии составляют контаминированные сказки, где контаминация сюжетов является одной из характерных черт современного бытования сказок всех разновидностей — волшебных, бытовых и о животных. В контаминированных сказочных повествованиях значительное место занимают сюжеты, мотивы, персонажи сказок о животных. Так, например, сюжет сказки о поющем волке встречается у бурят чаще в контаминации с сюжетом бытовой сказки о ловком старике Табхалайхане, что является одной из особенностей его современного бытования. Волк пением выманивает у старика быка, корову, сына, дочь. Это завязка, начало второй части контаминированного повествования — новеллистического сюжета о старике Табхалайхане, который путем обмана и различных уловок разбогател и взял себе двух жен.
Другая контаминированная сказка «Баян Бадма» (Памятники фольклора… 2000. № 28. С. 102) состоит из трех частей, каждая из которых представляет собой самостоятельный сюжет. В первой из них главную роль играет представительница животного мира лиса-сваха, которая обманом и хитростью женит героя на ханской дочери. Во второй части разговор птиц — сороки и вороны — становится завязкой повествования. Третья часть включает в себя сюжет о глупом муже и умной жене.
Следует отметить, что иногда один и тот же мотив прослеживается в разных видах современных бурятских сказок. Однако разработка сюжетов, реализующих идентичные мотивы, определяется художественно-поэтической спецификой каждой из этих разновидностей. Например, мотив добывания волшебного камня присутствует не только в сказке о животных «Мышь, лев и человек» (Памятники фольклора… 2000. № 13. С. 68), но и в волшебной сказке «Бедный Боролзой» (ХВРК ИМБиТ СО РАН, Инв. № 3438). В обеих сказках действуют персонажи из животного мира и человек. Если в первой сказке «Мышь, лев и человек» животные активны с самого начала повествования, то во второй — повествование ведется с позиции главного героя — парня Боролзоя, который в начале спасает медведя, лису, кошку и мышку. Благодарные животные в свою очередь оказывают услугу — добывают волшебный камень. Однако функция волшебного камня предыдущей сказки несколько иная, чем в сказке «Бедный Боролзой».
Добывание его в сказке «Мышь, лев и человек» — одно из средств проверки их дружбы, которая не выдерживает испытания.
В богатом арсенале бурятских сказок немало примеров, свидетельствующих о взаимовлиянии и взаимопроникновении сказочных мотивов, сюжетов, о разных пересечениях персонажей и их функций.
В бурятских сказках о животных используются отдельные художественно-поэтические приемы, характерные для других разновидностей сказок. К примеру, поединок героев волшебных, а иногда и бытовых сказок начинается с выбора испытаний: «Силой плеч или силой пальцев померяемся?» (Ээмын хусээр болохомнай гу али эрхэйн хусээр болохомнай гу?).
В волшебных и бытовых сказках, когда герою дают задание, персонажи нередко прибегают к устойчивому выражению, начинающемуся со слов: «Если ты настоящий мужчина…» (hайн эрэ haa) (Памятники фольклора… 2000. № 16. С. 78).
В сказке «Глупый волк» есть выражение, которое часто употребляется в улигерных и сказочных повествованиях при описании многочисленного скота героя: «Идущие впереди чистую воду пьют, сзади идущие грязь слизывают» (…Урда ябаhан адууниинь уhапай тунгалайе уунад, хожом ябаhан адууниинь шабар шабха долёонод) (Памятники фольклора… 2000. С. 78).
Обращение к конкретным текстам разных видов сказок выявляет как общие черты в их художественно-поэтической системе, так и своеобразные, отличительные.
Сюжетная структура сказок о животных по сравнению с бытовыми и особенно волшебными отличается несомненной простотой. Сказки этой группы строятся в основном на неоднократных повторах. Развитие действия в сказочных сюжетах начинается обычно со встречи животных друг с другом или с человеком. Например, в сказке «Лиса, обманувшая смерть» героиня — лиса встречается с зайцем, затем с волком и медведем, которые впоследствии становятся жертвами ее коварства.
В построении сюжета отдельных сказок о животных, в развитии действия решающую роль играют диалоги. К примеру, в сказке «Смерть лисицы» (Памятники фольклора… 2000. № 3. С. 44) диалоги составляют значительную часть текста.
Большинство бурятских сказок о животных начинается так же, как бытовые и волшебные. Например: «Давным-давно жила одна лисица с двумя козлятами» (Урайнай урайнай унэгэн эзы хоёр эшэгэтэеэ байгаа) (Памятники фольклора… 2000. С. 42); «Давным-давно жил резвый козленок…» (Урай урай тангагархан эшэгэн ябана hэн ха…) (Памятники фольклора… 2000. С. 62).
Наряду с таким лаконичным началом в сказках о животных, также как в богатырских сказках, встречается и более сложный зачин: «Давным-давно по подножию южной горы, по окраинам северной горы, по корням лесных деревьев, меж ветвей и таежной листвы бродила одна лисица» (Урай урай хада урда хадын хормойдо, хойто хадын хамарта, ойн модони орбондо, тайга модони таhалал-да нэгэ унэгэн ябаа ха) (Памятники фольклора… 2000. С. 32).
В этиологических сказках фразы, заключающие объяснение отдельных особенностей тех или иных представителей животного мира, нередко становятся концовкой сказки и они идентичны по своему строению: «С тех пор у зайцев «разорванные» губы» или «С тех пор у ласточки раздвоенный хвост» (Памятники фольклора… 2000. С. 93).
В некоторых бурятских сказках о животных заключительная фраза завершается своеобразной характеристикой, раскрывающей, к примеру, натуру волка: «Теперь ни косточки, ни бедренные кости не буду глотать, не хочу еще умирать, — сказал волк… и стал грызть ту же бедренную кость» (Датин яhашье, сэмгэшье урэбтихэбэйб, уигɵɵ ухэхэ дурамни убэй, — гээд тэрэ сэмгэеэ шоно хэрэжэ ороhыма ха) (Памятники фольклора… 2000. С. 60).
Одной из характерных особенностей разговорного бурятского языка является активное употребление парных слов, что находит выражение и в текстах сказок о животных. Например: «Если съесть с водой-снегом, говоря, не почувствовать вкуса-смака, сказал жеребенок волку» (Уhа саhатайгаар холижо эдихэдэ амта шэмтэгуй байдаг гэлсэгжэ); «Птицы-пернатые не стали освобождать из сетей жадного-ненасытного паука» (Шубуу шонхорнууд хумхай харуу абаахайе гульмэ сооhонъ абаабэй) (Памятники фольклора… 2000. С. 78, 88).
В общем бурятском сказочном фонде по количеству сюжетов доминирующее место занимают бытовые или новеллистические сказки. Исследователь бурятских бытовых сказок Б.-Х. Цыбикова отмечает, что «Бурятскую бытовую сказку от других сказочных разновидностей (сказок о животных и волшебных) отличает определенный тематический диапазон изображения действительности, выражающийся в ее сюжетном составе: система образов и персонажей, специфический набор художественно-изобразительных средств» (Цыбикова. 1993. С. 12).
Композиция бурятских бытовых сказок представляет собой определенную последовательность в строении сюжета. В этом отношении бытовые сказки несколько отличаются от волшебных своей лаконичностью, краткостью, динамизмом развития действия. В экспозиции и завязке сказочного сюжета наглядно проявляется бытовой колорит, создаваемый введением специфических для данного народа национальных черт и особенностей. Время в сказочных повествованиях мыслится неопределенное — давнее. В отличие от улигера, бытовая сказка оперирует в основном кратким обозначением: было давно.
Бурятские сказки с бытовым содержанием отличаются глубиной идейной и философской мысли, заключенной в них. Темой, материалом бытовых сюжетов являются ситуации из повседневного быта людей, их взаимоотношения в различных проявлениях.
По сравнению со сказками о животных и волшебными бурятские бытовые сказки являются более поздними по происхождению. Формирование этих сказок, как самостоятельного жанра связано с периодом классового расслоения общества. Именно это и обусловило отличительные особенности бытовых сказок — острое социальное содержание, ярко выраженная сатирическая направленность, тесная связь с жизненными реалиями. Каков бы ни был сказочный сюжет, его персонажи живут и действуют, борются и побеждают во вполне реальных жизненных ситуациях.
В составе бытовых сказок можно выделить отдельные тематические группы: сказки, направленные против злых ханов, нойонов, тайшей, богачей, лам. Однако такая группировка условная, в связи с тем, что часто в одной и той же сказке одновременно присутствуют ханы, нойоны, богачи, ламы. В сатирических сказках они показаны как враждебные представители правящих классов. Им противостоят герои из неимущих слоев народа.
Бурятские бытовые сказки по основным персонажам, с учетом конкретных мотивов, сюжетов, их вариантов условно подразделяются на ряд сюжетно-тематических групп. Можно выделить следующие типы сюжетов: о мудрецах (56 вариантов), представляющие обширный сюжетный комплекс, состоящий из нескольких подтипов — а) о трех умных братьях (11 вариантов), б) мудром старике, находчивом, умном мальчике (17 вариантов), в) мудрой девушке (21 вариант); о проделках хитрецов (40 вариантов); ловком воре (25 вариантов); глупцах (26 вариантов); рассказчиках небылиц — «70 небылиц» (20 вариантов); сказки-миниатюры; промежуточные сюжеты.
Одной из жанровых особенностей бытовых сказок является своеобразие использования в них мотивов волшебства и фантастики, выполняющих в бытовых сказках иную функцию, чем в волшебных. Если природа волшебных сказок целиком связана с чудесами, фантастическими действиями героев, то в бытовых сказках чудеса и волшебство практически используются в качестве приема для обмана глупых и жадных сыновей богачей, незадачливых шаманов и других социальных противников героя.
Вместе с тем наряду с реальными образами людей в бытовых сказках присутствуют символические образы Счастья и Несчастья (Памятники фольклора… 2000. С. 256), используются магические слова и выражения, например, няалд-няалд (от глагола — няахя-«приклеивать»), бор-бор, с помощью которых бедняк в сказке наказывает своего обидчика — богатого хозяина вместе с его слугами. В конечном итоге бедняк добивается жизненного благополучия.
Одним из наиболее часто используемых в бытовых сказках художественных приемов является диалог, в ходе которого убедительно раскрываются недюжинные ум и находчивость положительных героев. Основой сюжета являются состязание в мудрости, словесный турнир персонажей. Здесь определяющее значение придается не поступкам героев, а показу умения дать достойный ответ, заключающий мудрость, красноречие, острословие. Например, в сюжете сказки «Умный кучер» (Памятники фольклора… 2000. С. 162) диалог персонажей построен на одних пословицах. Самобытные сказки бурят, построенные исключительно на игре слов, выявляющие лаконичность, меткость языка положительного персонажа, не имеют аналогов в сказочных вариантах других этносов. Язык сказок, выразительный и емкий, красочно и точно передает стремительность и ловкость героев, с какими они действуют в сложных и безвыходных ситуациях.
Изобретательность и находчивость героев — представителей народа не знают предела. Кажется, для них нет ничего невозможного. Самые трудные задачи они решают хитроумно и ловко, а на все замысловатые вопросы своих противников — ханов, богачей и их приближенных — дают неопровержимые ответы, ставя их этим в не только смешное, но и глупое положение.
Следует отметить такую особенность бурятских бытовых сказок: в самих их названиях определяется классовая принадлежность основных персонажей: «Батрак», «Бедняк», «Тайша и бедняк», «Крестьянин Тархас». В сказке «Молчун» на классовую принадлежность указывают уже первые ее фразы: «Жили очень бедные муж и жена. Скота у них не было, охотились на ласок — этим и кормились» (Узэлэй угытэй, мал гэжэ угы, охотноо алажа эдеэд лэ ябадаг нэгэ убгэ hамган хоёр байгаа) (Памятники фольклора… 2000. С. 258). А в другой сказке говорится так о бедственном положении героя: «Не было у него ни собаки, которая бы лаяла, ни скота, который бы по земле бродил» (Ган гэхэ нохой убэй, газар гэшхэхэ адуу убэй) (Памятники фольклора… 2000. С. 196). Эта фраза является традиционной эпической формулой, которая часто используется в сказках с разнообразными сюжетами, она всегда выполняет одну и ту же функцию, определяя социальное положение сказочных персонажей.
В составе бытовых имеются сказки, обличающие людские пороки: жадность, лень, глупость, болтливость и другие. Сходство реальных исторических условий, территориальная общность бурят с русским населением Сибири и их близкие контакты, общая идейная направленность антипоповских и антилам-ских сказок обусловили наличие в репертуаре бурятских бытовых сказок текстов, близких по содержанию к широко известной русской сказке «Беспечальный монастырь».
Популярными и любимыми героями бытовых сказок являются Будамшу, Балан Сэнгэ, Балдан Сэнгэ. Главный герой сказки «Будамшуу Даа» представлен веселым и озорным, ловким и находчивым пареньком. Будамшу удается ловко и остроумно выставить святейшего Богдо ламу на посмешище перед простым народом: он сумел заставить Богдо ламу не только лаять по-собачьи, но и съесть вместо лекарства помет. В сказке намеренно создаются самые сложные и запутанные ситуации, для того чтобы показать, какие неожиданные и остроумные решения придумывает Будамшу и как ловко он одерживает победу над своими противниками.
Особо следует выделить в бытовых сказках женские образы. Это широко известные Золотые Ножницы — Алтан Хайша, Золотой Наперсток — Алтан Хурабша, мудрая Уен из сказки «Старик Уенэхэн и его мудрая дочь Уен», Шурэл-дэхэн из сказки «Девушка Шурэлдэхэн», красавица Гунжэ Ногон из сказки «Уран Тангарик» (Памятники фольклора… 2000. С. 96, 128, 198) и др. Воспевая достоинства героинь, в сказках отмечаются и такие их качества, как деятельность и активность. Например, девушка Шурэлдэхэн выступает первооткрывательницей злаковых культур и снабжает бедняка зернами риса и проса. И таких сюжетов достаточно много.
В сюжетной системе бытовых сказок бурят в контексте со сказками других народов имеются оригинальные, специфически национальные сюжеты, не имеющие аналогичных вариантов в международном сказочном фонде. «В бурятском материале «международные» сказочные сюжеты приобретают специфическую, национальную интерпретацию, обусловленную своеобразием исторической жизни бурятского народа, его быта, нравов, художественных традиций» (Цыбикова. 1993. С. 99).
Ценность бурятских народных сказок непреходяща. И заключена она в том, что они выражают идеалы мирной жизни, взаимопонимания между людьми, их единство в борьбе со злом и несправедливостью, глубокую веру в победу добра.
