Сказки на тюремный лад

Сказки

Блатная сказка

Тарахтеть я вам не буду,
Расскажу, что сам слыхал.
Сказку эту не забуду,
В детстве с нею засыпал.

Жили дед и баба в хате,
Как на зоне фраера.
Покурить осталось в доме,
Эх, дожить бы до утра.

У порога возле дома,
Бабка старая сидит.
У разбитого корыта,
На обломки не глядит.

Море синее без края,
Рыбу дед пошёл ловить.
Невод бросил раз, пустая.
И второй раз, не фартит.

Ну, ведь с голоду подохнем,
Со старухой мне не жить.
И совсем разбитый горем,
Третий раз он стал удить.

Тянет сеть, глазам не верит,
Рыбку в золоте словил.
Человечим словом молит,
Ты меня бы отпустил.

Всё что хочешь, я исполню,
К детям родным отпусти.
И втирала ему феню,
Мол, волшебная учти.

Только дед был добрый малый,
Пожалел морскую тварь.
Знаешь я не падла старый,
Отпустил её как встарь.

Дед пришёл домой без рыбы,
Всё старухе растриндел.
А она ему со злобы,
Учинила, беспредел.

Возвратись туда горбатый,
Попроси у рыбки той.
Мне корыто нужно, старый.
Поклонись седой башкой.

Дед вернулся, море плещет,
Рыбку кликал три раза.
Ей сказал, корыто хочет,
Бабка драная, коза.

Ты ступай домой, исполню,
Я желание твоё.
Будет новое корыто,
В чём проблема ё моё.

Он вернулся, бабка пуще.
Разоралась на него.
Простофиля, ты бы лучше,
Новый дом слупил с неё.

И опять дедок у моря,
Рыбку кликает к себе.
Я стерпел так много горя,
Помоги ещё беде.

Ну, ступай ты старче с Богом,
Будет новый дом тебе.
И с забором, с огородом,
С туалетом во дворе.

Дед ни жив ни мёртв приходит,
Только бабка, ни в себе.
Через зубы ему молвит,
Ты дурак по голове.

И с мольбою дед уходит,
Прихоть цацы исполнять.
Столбовой дворянкой хочет,
То царицей твою мать.

Но однажды разметала,
Перед дедушкой икру.
Так ему она сказала,
Сходишь, завтра поутру.

Рыбке той повелеваю,
Что я завтра же хочу.
Быть владычицей морскою,
А то голову скручу.

На понтах старуха ходит,
Пальцы веером, в болтах.
Дед идёт, у рыбки просит,
Но её нет на волнах.

Не пришла она на стрелку,
Западло ей кентовать.
С тем, кто может вилку,
Насадить и блатовать.

Старикан пришёл унылый,
Видит, старый дом стоит.
У корыта, той разбитой,
Бабка плачет и молчит.

В сказке этой много проку,
Чтобы козырь был, и масть.
Не решать вопрос с наскоку,
Ну и трассу понимать.

Источник

Сказки на тюремный лад

Главная страница
Последние комментарии
Рейтинг модераторов
Реклама на сайте
Обратная связь
Как загрузить видео
Авто
Вкуснятина. Готовим сами
Игры
Интересно
Кино и ТВ
Конкурсы
Красотки Якутии New!
Креатив
Мобильная связь
Музыка
Новости сайта
Новости Якутии
Политика
Приколы
Прикольные истории
Происшествия и криминал
Прочее
Спорт
Якутские блогеры
Якутская музыка
Якутские приколы
Якутское кино

ZTCH 244
FastEast. 194
Japaneese 53
4 rab 14
5 horoscope 14
6 motoyo49 13
7 0989 13
8 сториз 9
9 Appos 9
10 11 8
FastEast. 409
ZTCH 244
Japaneese 134
4 КРАСАВЧИК888 50
5 EgoRRys 37
6 rab 30
7 horoscope 29
8 motoyo49 28
9 обыватель777 21
10 0989 19
Сказка про колобка в переводе на блатной язык Категория: Приколы

Надо заметить, что их язык является продуктом исключительно устного творчества, которое не признаёт никаких законов и, вследствии того, одни и те же слова в разных источниках могут различаться по написанию, по смыслу, а также по стилистике (криминальный или бытовой), кроме того некоторые слова от частого употребления девальвируются и переходят во второй разряд (например, слово «прикалываться», которое пацаны в юном возрасте используют по поводу любой ерунды).

(помудрушка в 5 частях).

Было это в стародавние времена, когда наводнили землю шары ментовские и дрожали чесноки в стрему о дерзких их стингарей.

Не на море, не на небе, а в городе Питере стояла посреди платца юрса, и было в ней легавых всего полкан жирный да в подчинении у него кум-фитиль и танков десяток. И вот как-то вызывает полкан свих штымпов на сборку и ботает: «Что-то вы, вашу мать, совсем нюх потеряли, по всем хатам пара щипачей да мокрушник. Так что завтра их напряжём, по гопам пошершерим, авось кого-нибудь и вывинтим».

И пофартило в тот день ментарям поганым, в первом же стингаре попался им на поличняк на бану вор в законе, крест-майданщик Колобок, который, кося под кондюка, в коробках у фраеров углы сбивал. Ну менты, конечно, припухли и давай его травить: «Эй, ты, падла уголовная, сявка, мы сейчас иебя на скоряк в пресс-хату загоним, там тебя печники живо в угол поставят и шнифты на фуфло накропят, понял?». В предбаннике сняли с Колобка вертухаи шнурки с исперов и ремень со шкаров, выдали на сменку робу крытную, в кису с легонца насыпали и в мешок сунули.

Хряет Колобок дальше, рвёт к знакомому шалману, и вдруг из-за дерева вываливается железный блатарь, урка-гопстопорщик Медведь.

Загнал тут колобок, пену пустил:

— Зырь сюда, хобот, мы все тоже ребята ёжики!

Хряет Колобок, хряет, и вот вдали уже виднеется знакомый шалман. Залетает Колобок и только на катран нацелился местных сбоить, как подходит к нему хипесница залётная, Лиса, и косяк забить предлагает. Дыбнул Колобок, ништяк клюшка, и повёлся, как олень. Повела Лиса к себе Колобка, но только на ховирку захряли, Лиса ему перо в лопатки вставила, лапотник из окна вынула, да и слиняла.

Так погиб железный блатарь, вор в законе, крест-майданшик Колобок.

Словарь малоизвестных слов в сказке:

В заключении хочется сказать, что так как каждый из нас не застрахован от перспективы общения с «кашемировой кепкой», всем полезно знать какое-то количество выражений, чтобы хотя бы понимать то, что они говорят, может быть, кто знает, это вам поможет избежать определённых последствий.

Источник

Воровская сказка. Двенадцать месяцев

Н. Рерих: «ПАРТИЗАНЫ» картина маслом.

Следователь:
— Знаешь ли ты, сколько отморозков в лесу?

— Яшка, Франтишек, Марат, Арност, Мстислав, Иван, Игнас, Августин, Собеслав, Ондрий, Николка, Джакуб.

— Давай, рассказывай, о погубленной в лесу дочке и её мамаше!

-Слушайте, я ведь не виновен. Это мне люди рассказывали.

-Прокурор решит. Давай, выкладывай как дело было.

— Ну так вот, будто в горной стране Богемии была девочка которая видела всех отморозков в лесу сразу.

— Как же это случилось?

. В одной маленькой деревушке, вдали от больших дорог в непролазной глубинке жила злая женщина с дочкой и падчерицей. Дочу родненькую любила а падчерицу как могла гнобила: то дров принеси, то воды, стирать и убирать да готовить заставляла да так, что некогда было бедняжке прилечь. Родненькую дочку лелеяла да берегла.

Однажды зимой, когда люди дома сидят и у печек греются, мачеха, будь она неладна, говорит падчерице:

Посмотрела на мачеху девочка, шутит она или в правду посылает куда подальше. Страшно теперь в лесу! Да и как найти-то подснежников. раньше весны не появятся, сколько ни ищи.

А мачеха-то догадывалась о шашнях падчерицы и говорит ей:

— Если пропадёшь, то плакать о тебе никто не станет. Вот тебе котомка.

Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей. Идёт она, еле ноги вытягивает из сугробов, пока не вышла на лесную дорогу. Села на поваленное разбойниками дерево, перекрывшее проезд, сидит на руки дышит. Стало темнеть. Вдруг далеко, меж деревьев, сверкнул огонёк. Собралась она с последними силами да и пошла.

Тонет в сугробах, перелезает через бурелом, только бы думает огонёк не погас. Девочка-то она была бесстрашная. Уже запахло дымком, вышла она на яркий свет костра да так и замерла. Открылась перед ней. воровская поляна.

Смотрит она на них и думает:

— Вот они какие, разбойники, авторитеты лесные. Кто в серебре, кто в бархате а особо важные в золоте. Трое молодых, среди них и Марат а остальные все постарше.

Как вдруг обернулся один бородатый и поглядел в сторону где меж деревьев стояла девочка. Хотела она убежать да поздно было. Спрашивает её бородатый, да громко:

— Ты откуда нарисовалась? Ягодка. Чем промышляешь?

Девочка ему всё и поведала. Засмеялся бородатый:

— Это в январе-то? Вот чего выдумала!

— Да и наказала, пустой без подарочка домой не возвращаться.

Тут вся шайка поглядела в её сторону, стали между собой на мове тереть да боцать.

Стоит девочка на мальчиков молоденьких посматривает. Слушает, слов не понимает, будто это не люди а урки недоношенные да и как ей понять воровскую феню.

Высокий один, обернулся к девочке, спрашивает:

— Что делать будешь, красава если не выполнишь наказ мачехи?

— В лесу останусь, буду весны ждать.

Взглянула на Марата – месяца своего ясного* и заплакала.

Увидел это отмороженный Марат, самый молодой, весёлый, в шубке на одном плече, подошёл к пахану да и говорит :

— Яша, братан, уступи мне девочку.

Погладил свою бороду Яшка и пробурчал:

— Я бы уступил да не бывать тебе Марат первым, прежде Франтишека.

— Ладно уж,- проворчал Франтишек, весь лохматый, с бородой – уступи, я спорить не стану. Все мы её хорошо знаем, она нам как сестра своя, надо ей помочь.

— Теперь, Марат, она твоя.

Усмехнулся Марат да и говорит:

— Она всегда была моя, она любовь моя, одному мне и ни кому другому не достанется.

Девочка даже руками всплеснула. Яшка, яхонтовые сережки подарил, Франтишек фуфайку расшитую узорами, Марат полную котомку яиц да окорочок копчённый.

— Что ж ты стоишь, – говорит Марат, – торопись с ответом, мне братки с тобой только час подарили.

Очнулась девочка, поцеловала Марата крепко-крепко, сладко-сладко. Открыла глаза а уж нет никого.

Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей.

— Ну что? Спросили ее мачеха и сестра, уже домой вернулась? Показывай, что добыла.

Ничего не ответила девочка только достала серёжки яхонтовые и поставила рядом котомку. Мачеха и сестра так и ахнули, да где ж ты их взяла? Рассказала им падчерица всё как было.

Выбежала сестрица из дверей, да и сиганула в лес а сугробы высокие, бурелом стеной стоит. Ох, думает, зачем я только пошла, лежала бы дома в теплой постельке а теперь ходи да мёрзни, ещё пропадёшь тут! А ведь как подумаешь так и станется. И только подумала как увидела огонёк, точно звёздочка в ветвях запуталась, пошла она на огонёк, вышла к поляне а там двенадцать отмороженных*, все на нервах, бушуют, воровской общак* сводят, планы на год строят. Да то ли не сходится, то ли ещё что.

Видать завела их сестрица её, ан нет ягодки вот и волнуется народец.

Вышла деваха к братве, не поклонилась а сразу наезд учинила…

Да. такой борзоты, давненько уркаганы не видывали, со всех мзду требовать начала.

Отморозки пустили красаву по кругу да так завьюжили да заметелили, взгрели её по полной Иван с Игнасом, не видно стало девахе ни огня ни костра.

Испугалась мачехина дочка, криком кричит:

— Перестаньте, хватит, хватит!

. А мачеха ждала ждала, смотрела смотрела, не дождалась, закуталась потеплее и в темень и метель, пошла по стёжке-дорожке, в надежде найти. Шла-шла, упала в сугроб, да так и осталась в лесу.

Слышал, люди сказывали, во все времена года был в её доме-притоне достаток, так не спроста, держала она в цепких своих руках всю окружную воровскую малину и так уж случалось, что все двенадцать отморозков* разом в её хате гостили.

Ну откуда мне знать? Может, так оно и было.

Следователь:
— Вот ты и попался.

— Когда повёлся на мамашу и дочь.

Вот и вам ребята урок, не свистите, не то нарвётесь на срок.

Да помните: Сколько вору не воровать, а тюрьмы не миновать.

Законы разные везде, на Родине не попадётся, так загремит в другой стране.

А чтобы этого не случилось, не забывай мудрости Бернара Вербера:

«Никогда не объясняйся. Никогда не оправдывайся.
Как только ты попытаешься объяснить свои поступки,
тебя тут же сочтут виноватым»

«Можно говорить о чём угодно, но, не с кем попало».

Источник

Сказка (тюремная). Зона домика

Высшие силы забросили своих подопечных, и пустились те во все тяжкие. Нет больше на полянке правил, никто не следит, соблюдаются ли, да и народец лихой подбирается. Как заявится молодец – то долгов на нем, как на бродячей собаке блох, то статьи уголовные числятся, то девицу за воротцами бросил, а она плачет, убивается, тоже на полянку просится. Холодно всем, бывшим и нынешним, голодно, заботиться даже о самих себе не приучены, уму-разуму не научены, Халявой-то обласканы. Вот и тянутся вереницей, аки птицы певчие в края теплые, в жизнь подневольную, тюремную.

И чем больше их возвращается, тем больше наша полянка на зону похожей становится, да так, что и не отличить. Забором высоким обнесена, собаки злющие и стерегущие снаружи бегают, чтоб зрители обитателей, невзначай, за дела их лихие не пришибли. Ну а внутри периметра (слово-то какое, символичное, тоже тюремные порядки напоминающее) вместо собак сами обитатели – то Петух благим матом орет, то Крыса ржет так, что птицы с веток падают, (кроме одной, Обломинго которая, та Крысе верна, покидать отказывается).

А за главную сторожевую у них – Королева Нефтевышек. Та в своей конуре таится до поры до времени, но как выскочит, как зарычит, как в жертву вопьется, понтами как забросает – и ломик не понадобится, одного «Загрызу» хватает слабонервным (зрителям), местные- то ко всему привычные, их криком не возьмешь, да и в шестерках большей частью ходят.

Мигом выстроились курицы, да разбойнички, быстро жертву нашли, Иванушку-дурачка, да недолго глумились, или силы высшие вмешались, или зрители, сроки отсидки сократить потребовали. Странное какое-то заключение – не для исправления, а заработка ради и унижения всех и вся вокруг. А провинившихся, в дальнюю колонию отправляют – за моря-океаны, на остров Невезения, да вот там им трава способствует не исправляться, а новые гадости да мерзости чинить.

Так и живут – во главе Пахан (кликуха Боров), в его гареме Марьяна (кликуха Африка), первый заместитель Пахана – Петух (кликуха Ебанько), Пахан курятника Крыса (кликуха Дырявина), замом Пахана курятника сама назначила шестерка Шехрезада (кликуха 1300), обиженные – Иванушка-дурачок (кликуха Шестизубый), его жена белошвейка в телогрейке (кликуха Швея-мотористка), самый низ тюремного табеля о рангах – кукушка Гозя (кликуха Годзилла).

Все сидят, амнистии не просят, чего-то ждут. Видать, весны, но век им воли не видать от этого тюремного рая.

Источник

Сказки на тюремный лад

Не веришь – прими за сказку, или Прогулки с Фимой по зоне

Любезный друг читатель, уверяем тебя: такой книги о российских «зонах» ты до сих пор не читал. Конечно, ты можешь возразить: такая ещё не значит – хорошая. Но ведь это, брат (или, скажем, сестра), твоё дело, что ты вкладываешь в понятия «хороший» или «плохой». Как говорят мастера ритуальных услуг: за нами – гроб, за вами – покойничек.

Автор расскажет тебе о жизни за «колючкой» так, как видел её, как её понимает и воспринимает. А воспринимает он её зачастую с иронией, сарказмом и жизнеутверждающим цинизмом. В отличие от подавляющего большинства щелкопёров, у Фимы свой взгляд на вещи. Точь-в-точь как у поэта Коли Гумилёва, который, говоря о своих читателях, гордо заявлял:

Я не оскорбляю их неврастенией,

Не унижаю душевной теплотой,

Не надоедаю многозначительными намёками

На содержимое выеденного яйца.

Одни сочинители, повествуя о тяжкой арестантской жизни, стращают публику такими ужасами, что в конце концов вносят весомый вклад в повышение процента заик на душу населения. Обитатели тюремного мира в их рассказах предстают как гнусные и кровожадные животные из семейства крокодиловых или, в лучшем случае, как спившиеся вурдалаки.

Другие в безграничной жалости к несчастненьким зэкам извергают из себя столько слёз и соплей, что эти потоки сострадания способны поглотить архипелаг ГУЛАГ, как океан – Атлантиду.

Третьи, вместо того чтобы по совету Саши Пушкина с учёным видом знатока хранить молчанье в трудном споре, упорно пытаются корчить из себя «бывалых» и «жуют за понятия» – то есть объясняют лоховатым вахлакам то, о чём и сами-то не имеют представления.

Самая тупая категория рассказчиков – сочинители детективных романов. Живого уголовника они видели разве что в программе «Криминальные хроники» или в подворотне, где кодла малолеток, отпустив перепуганному бумагомараке подзатыльник, общипала его, как рождественскую индюшку.

Разумеется, встречаются достойные бытописатели зон и лагерей, которые сами чалились не один год – Андрей Синявский, Игорь Губерман, Феликс Светов и другие. Правда, часто такие произведения более мемуарные, нежели художественные.

Я же попытался совместить в своих байках подлинность, художественность и увлекательность. Не забывая об арестантском жаргоне, уголовных традициях и «понятиях», тюремно-лагерной обстановке… Большинство рассказанных историй в основе своей – подлинные. Нечто подобное действительно когда-то и где-то случилось. Но Фиме не по душе роль холодного фотографа. Скупую документальную прозу он дополняет колоритными подробностями и деталями, передавая особенности речи персонажей, их характера, внешнего вида, вставляя свои замечания и мысли по поводу и без повода. Кто-то скажет, что при этом автора заносит, в его историях что-то преувеличено, что-то слишком густо замешано… Но дорогие мои – это же байки, а не отчёт с профсоюзного собрания!

А в общем-то, как говорят на «зоне»: «Не веришь – прими за сказку».

Рафик геворкян, невысокий ушастый армянин из нахичеванского предместья Ростова, как и многие кавказцы, отличался необыкновенной вспыльчивостью и горячностью. Вот, кстати, назови его «кавказцем» – он тут же бросится устраивать качки 1 :

– Ты совсем тупой, да? Я тебе не кавказец, я ростовский пацан! Да хоть и армянин, всё равно на карту погляди! Армения – не Кавказ, Армения – Закавказье!

Одному из «приблатнённых» во время завтрака в столовой он надел на голову тарелку с овсянкой, когда тот с пренебрежением процедил, отодвигая «зверька» 2 с насиженного места:

Блатарь 4 был по-своему прав: молодой армянский парень в колонию попал случайно, к тому же по «бакланке» – статье, не очень уважаемой в зэковской среде (в 91-м году, о котором идёт речь, статья 206 УК РСФСР – «Хулиганство»). Банальная драка в ресторане с нанесением телесных повреждений. В общем, как ни верти, а Геворкян относился к числу «случайных пассажиров» 5 (первый свой срок он получил условно – за пьяное оскорбление народного депутата).

Не добавило осуждённому авторитета и то, что на зоне Рафик попал в число так называемых «бедолаг» – зэков, которые забрасывали всевозможные инстанции жалобами на несправедливость вынесенного приговора. Оно, положим, девяносто девять процентов арестантов уверены, что их осудили «ни за что». Многие обжалуют решение суда. Но только «бедолага» фанатично штурмует судебные высоты, пытаясь доказать, что чист, как тургеневская девушка. Он будет слать свои эпистолы до самого последнего дня пребывания за «колючкой» – если, конечно, кто-то там, на Олимпе, раньше не дрогнет под натиском назойливого зэка…

При этом сам Рафик активно презирал большую часть борцов за справедливость – подлинную и мнимую.

Мудрость дедушки Мичурина согревала Рафику душу, как спившемуся пролетарию – фраза об экспроприации экспроприаторов. Самый гуманный суд в мире щедро отмерил ушастому армянину сроку на всю пятилетку, но Рафик принял встречный план и решил отсидеть эту пятилетку в два года. С первых же дней своего пребывания в колонии Рафаэл Геворкян бросился в омут сочинительства жалоб, прошений и требований.

На первых порах вдохновение Рафика всеми силами пытались сдержать его близкие. Видимо, хорошо зная буйный темперамент своего сына, внука, племянника и брата, родичи не без оснований полагали, что темперамент этот лучше держать на привязи.

«Рафик, дорогой, – умолял сына папа Самвэл, – я тебя очень прошу: не надо никаких глупостей. Рафик, папа делает всё, чтобы уладить это дело. У папы уже есть хороший адвокат. Ещё раз тебе говорю: никуда не пиши! Забудь на время русский алфавит! Армянского ты, слава богу, не знаешь…».

Лопоухий только пожимал плечами. И продолжал творческий процесс. Жанр его сочинений представлял собой нечто среднее между ультиматумом и письмом армянского запорожца турецкому султану.

Послания Геворкяна летели на волю стаями, косяками и эскадрильями. Ковровые бомбардировки накрывали прокуроров, суды всех инстанций, министерство юстиции, МВД, правительство, Организацию Объединённых Наций, Комитет против пыток и отдалённые окраины Вселенной. Неистовый кавказец глаголом жёг сердца людей, как когда-то американские стервятники напалмом жгли вьетнамских партизан. При этом для каждого адресата Геворкян находил свои проникновенные выражения:

Источник

Читайте также:  Рассказ про двух лягушек в молоке
Познавательное и интересное