Змей Горыныч СКАЗКА русская народная
Давно это было. В те времена, когда люди своим трудом жили. Руками себе пропитание добывали. С утра до поздней ночи в работах свой досуг коротали…
Разводили скот, землю обрабатывали. А лишки меняли, так недостающее получали.
На Русь-Матушку тогда со всех сторон враги ходить повадились. Что ни год – набегут орды да полчища неприятелей, разорят, разворуют все что хорошо ли, плохо ли лежит. А простым труженикам потом одна забота – восстановить бы утраченное, да с голоду от неурожая не помереть.
Но голод, хоть и не тетка, а все ж, не так страшен. Во сто крат хуже другая напасть. О трех головах огнедышащих, да со стрелой вострой на хвосте. И имя ей – Змей Горыныч, Гадина Подколодная.
Как повадился Змей девиц воровать – никакого спасения нету. Каждый год по весне облетает он деревни да села. Смотрит, и будто насквозь все видит. Не скрыть, не обмануть. Как есть, самых красивых молодых дев распознает, да с собой уносит. А что дальше, одному Богу ведомо.
В одном селе, в том, что по правую руку от реки Уперты, в старом покосившемся доме, жил бедный человек, по имени Прохор. Жена его давно умерла, оставив ему на попечении трех дочерей – погодок. Все они были красавицы и умницы, каких мало.
Весной, как зацвело все вокруг, прилетел Змей Горыныч и стал рыскать, свое спрашивать. А Прохор, хоть и заранее заготовил для дочерей погреб, глухой да глубокий, страшился Змея так, что слова не мог вымолвить.
— Где твои дочери? – спрашивает его Змей.
Прохор молчит. Хотел сказать, что подались они в город, далеко от этих краев.
Но дрожь его взяла, так что у него зубы стучат, а слова с языка не слетают.
Принюхался тогда Змей и обнаружил погреб потайной вместе с дочками.
Случилось так, что на ту пору, как раз проходили через село богатыри отважные – отрада земель русских: Добрыня Никитич, Алеша Попович и Илья Муромец.
Увидали они, как Змей из-под земли девиц вынимает, и с первого взгляда полюбили их. Захотелось им спасти красавиц, да только поздно – унесла их Гадина Проклятущая в поднебесье.
И положили тогда себе богатыри – век чести молодецкой не видать, а девиц из неволи вызволить. Только где же искать злодея? Кто подскажет?
Погода тогда стояла теплая, ясная. Солнце с неба не палило еще, но ласково, мягко отогревало мерзлую после зимы землю. Обратились к Солнцу богатыри – молодцы:
Луна скрылась за горой, оставляя иссиня-черное небо, полное мерцающих звезд. Горделивая полоска Млечного Пути ясно проступала на фоне остальных созвездий:
— Скажи, Млечный Путь, соглядатай этого и того света, не видал ли ты Гадину Лютую, Горыныча Трехголового?
Ободрились богатыри:
— Брат Млечный Путь, укажи нам дорогу туда. Мы тотчас за девицами отправимся.
Протянул Млечный Путь свою серебристую руку и указал богатырям на одну яркую звезду:
— Вот, за ней следуйте. Она приведет. А как на Калинов мост выйдете, помните, что из Сорокового Царства обратного ходу нет. Что угодно делайте, да только на ту сторону не переходите. Иначе сгинете без следа. Поблагодарили богатыри своего помощника и пошли за звездой.
Все ночи напролет они шли без устали, а как день наступал, и звезда скрывалась на светлом небе, они отдыхали, до наступления следующей темноты.
Вскоре, миновав крутые горы, вышли богатыри к Калиновому мосту. Небо тут, низко – низко свешивало до земли свои рваные края, так что, в некоторых местах до них можно было рукой достать.
Видят богатыри – стоит на мосту огромный дворец с расписными оконцами, и кручеными лесенками. А вкруг дворца того, озеро чистое, будто зеркало. И ходят по нему лебеди – по одну сторону черные, по другую – белые.
Подошли богатыри ко дворцу тому, а как внутрь попасть не знают. Вдруг, видят из окна девичья головка показалась. Распознали в ней богатыри одну из дочерей Прохоровых. Ту, что Алеше Поповичу больше всех приглянулась.
Позвал ее Алеша. Говорит:
— Девица-красавица, мы вам на подмогу прибыли. Как во дворец попасть?
А она ему отвечает:
— Нету здесь входа. И выхода нету. А только когда прилетает Змей, он в озеро ныряет, и оттуда уже во дворце оказывается.
Осмотрели богатыри озеро со всех сторон. Вода как вода. Лебеди как лебеди. Ничего примечательного. Только дворец как в зеркале отражается. Поразмыслили они тогда и решили – надо нырять.
Помолились усердно, зашли с той сторонки, где белые лебеди плавали и пошли под воду.
Едва только смокнулась над их головами зеркальная пелена, богатыри разом во дворце очутились. Палаты перед ними золоченые, убранство драгоценное. И сидят у окошечка девицы-красавицы, Прохоровы дочери.
Вдруг задрожало все вокруг, потемнело за окнами. Змей летит, из пасти огонь извергает. Богатыри за шторку стали, девицы полы ее расправили, и снова на прежнее место уселись, словно не видали ничего.
Входит Змей Горыныч. Головами по сторонам вертит, ноздри раздувает:
— Чую-чую, чужой дух! – кричит грозным голосом. – Покажись, али сам найду. Хуже будет!
Вышли тогда богатыри из-за шторки. Негоже бравым молодцам от Гадин Подколодных прятаться. И вступились в бой, не на жизнь, а насмерть.
День бьются богатыри с Горынычем. Ночь бьются. Вышли уже из дворца. На Калиновом мосту близ озера бьются. Они ему головы рубят, а головы обратно отрастают. Отсекут одну – на ее месте две новых. Отсекут другую – три новых появятся.
Силы у Горыныча прибывают, а у богатырей исходят.
Кажется, уже конец этой битвы близится.
Вдруг, упал Добрыня Никитич. Лицом к воде припал и видит диво – на озере лебеди бьются, белые с черными. Черных уже тьма-тьмущая, а белых – только трое.
Вытащил он тогда из-за пазухи свой лук, и начал стрелы выпускать. Всех черных лебедей перебил. Обернулся – а у Горыныча только одна голова осталась. Да и ту Илья Муромец обрубить грозится.
Взмолился тогда Змей:
— Не губите меня, добры молодцы. Век на Русь нападать не буду. Здесь останусь, Калинов мост стеречь да Сороковое Царство охранять.
Думали богатыри, думали, и решили оставить Змея. Не стань его, кто ж и в самом деле проход в Сороковое Царство сторожить будет?
Положили так: посадить Змея на цепь длинную. Такую, чтоб на весь мост хватило. Но крепкую, чтоб не вырвался. А когда задуманное свершили, отправились во дворец, девиц вызволять.
По пути слышат – стон и плач доносится откуда-то. Спустились в подвалы дворцовые, а там люда честного – видимо-невидимо. И стар, и млад. Срубили тогда богатыри замки тяжелые и выпустили всех на свободу.
А дочек Прохоровых отвезли к отцу и испросили его родительского благословения, чтобы в жены их взять.
На том и сказка кончилась. А жизнь на Руси и по сей день продолжается, в довольстве, мире и благоденствии.
Добрыня и Змей — русская народная сказка
Сказка о том, как молодой богатырь Добрыня Никитич воевал со Змей свирепой и жадной, которая часто русских людей утаскивала к себе на гору в пещеру.
Добрыня и Змей читать
Случилось богатырю молодому, Добрыне Никитичу, в жаркий день возле Пучай-реки в поле гулять. А неподалеку оттуда на горе Сорочинской жила Змея свирепая, жадная. Ненавидела Змея Добрыню за то, что не раз богатырь ее змеёнышей ядовитых топтал, не раз спасал от плена змеиного людей русских, которых Змея к себе на гору в пещеру утаскивала. Много раз уговаривала Добрыню матушка родимая:
— Берегись, дитятко, Пучай-реки, не купайся в ней. Налетит на тебя Змея, как безоружный с ней справишься?
Помнил Добрыня наказы матушкины. Да очень уж жарко в тот день богатырю в поле было. Сбросил платье, в воду кинулся.
А Змея тут как тут. Поднялась над рекою, вьется над Добрынею, броситься на него готова. Издевается:
— Захочу – Добрыню целиком сожру! Захочу – Добрыню в хоботы возьму! Захочу – Добрыню в плен унесу!
— Не бей, не губи меня, Добрынюшка! Не буду больше на Русь летать, людей русских в плен уносить! Помиримся! И ты моих детенышей не трогай впредь.
Поверил ей Добрыня. Согласился. Отпустил Змею на волю. Мигом скрылась, улетела змея лютая. А Добрыня домой пошел.
Приходит домой, а Киев-град печален стоит.
— Что за горе приключилось? – Добрыня спрашивает.
Отвечают ему люди киевские:
— Одна была у князя Владимира племянница любимая, Забава дочь Путятична. Пошла она в зеленом саду прогуляться. Пролетала тут над Киевом Змея проклятая. Подхватила, унесла княжну в свою пещеру змеиную!
Идет Добрыня к Владимиру, а там богатыри сидят в горнице, думу думают: как освободить Забаву Путятичну? Кого послать? Все на Добрыню кивают: он, мол, с таким делом лучше всех справится.
Сел Добрынюшка на своего добра коня. Дала ему мать в руки плёточку шелковую:
— Как приедешь, дитятко, на гору Сорочинскую, покрепче коня хлещи, чтобы крепко топтал он злых змеёнышей.
Помчался Добрыня к пещере змеиной. До пещеры доехал. Начал он тут коня плеткой стегать. Начал конь копытами змеёнышей топтать. А из пещеры навстречу Добрыне вылетает Змея лютая, свирепая.
— Это что же ты, Добрыня, делаешь? А не ты ли обещался не топтать больше моих змеёнышей?
Отвечал ей Добрынюшка:
— А не ты ли обещала людей русских не носить к себе? Зачем похитила Забаву Путятичну? Не спущу тебе этого!
И пошла тут у Добрыни со Змеёй битва жестокая. Трое суток они бились да еще три часа. Не вынесла Змея, сдохла. Прикончил ее Добрынюшка.
Побежал он в пещеру змеиную, стал на свет выводить пленников.
— Выходите, — кричит, — люди русские! Убита Змея Добрынею!
Ищет он Забаву Путятичну среди пленников, отыскать не может. В самой последней пещере запрятанную нашел.
Садился он на своего добра коня, княжну перед собой посадил. И повез ее в Киев к дядюшке, князю Владимиру.
Вышел князь Владимир на высокое крыльцо, встретил Добрыню с поклоном, с великой благодарностью:
Спасибо тебе, Добрынюшка, — один ты из всех богатырей сослужил нам такую службу важную!
И наградил он Добрыню золотой казной, платьем праздничным.
Добрыня Никитич и Змей — русская народная сказка
Сказ про главный подвиг Добрыни, когда он победил семиглавого дракона, который похищал из Киева молодых девушек и уносил их в свою пещеру.
Добрыня Никитич и Змей читать
В славном городе было, во Рязани, жил муж честной Никита Романович со своей верной женой Афимьей Александровной. И на радость отцу с матерью у них рос-подрастал единый сын, молодешенький Добрыня Никитович.
Вот жил Никита Романович девяносто лет, жил-поживал, да и преставился. Сиротой остался Добрыня шести годов. А семи годов посадила сына Афимья Александровна грамоту учить.
И скорым-скоро научился Добрыня бойко книги читать и орлиным пером того бойчее владеть. А двенадцати годов он на гуслях играл. На гуслях играл, песни складывал.
Честная вдова Афимья Александровна на сына глядит, не нарадуется. Растет Добрыня в плечах широк, тонок в поясе, брови черные вразлет соболиные, глаза зоркие соколиные, кудри русые вьются кольцами, с лица бел да румян, ровно маков цвет, а силой да ухваткой ему равных нет, и сам ласковый, обходительный.
И вот вырос Добрыня до полного возраста. Пробудились в нем ухватки богатырские. Стал Добрыня на добром коне в чисто поле поезживать да змеев резвым конем потаптывать.
Говорила ему родна матушка:
—Дитятко мое, Добрынюшка, не надо тебе купаться в Почай- реке. Почай-река сердитая, сердитая она, свирепая. И не надобно тебе ездить на дальнюю гору Сорочинскую да ходить там в норы-пещеры змеиные.
Молоденький Добрыня Никитович своей матушки не послушался. Выходил он из палат белокаменных на широкий, на просторный двор, заходил в конюшню стоялую, выводил коня богатырского да стал заседлывать.
Потом приладил к седлу колчан со стрелами, взял тугой богатырский лук. Зычным голосом кликнул паробка, велел ему в провожатых быть.
Ездил Добрыня с паробком по чисту полю. Ни гусей, ни лебедей, ни серых утушек им не встретилось. Тут подъехал богатырь ко Почай-реке. Конь под Добрыней изнурился, и сам он под пекучим солнцем приумаялся. Захотелось добру молодцу искупатися.
Заплыл он далече от берега и совсем забыл, что матушка наказывала… А в ту пору как раз с восточной стороны лихая беда накатилася: налетел Змеинище-Горынище о трех головах, о двенадцати хоботах, погаными крыльями солнце затмил.
Углядел в реке безоружного, кинулся вниз, ощерился: „Ты теперь, Добрыня, у меня в руках. Захочу —тебя огнем спалю, захочу— в полон живьем возьму, унесу тебя в горы Сорочинские, во глубокие норы во змеиные!» Сыплет искры, огнем палит, ладится хоботами добра молодца ухватить.
А Добрыня проворен, увертливый, увернулся от хоботов змеиных да вглубь нырнул, а вынырнул у самого берега. Повыскочил на желтый песок, а Змей за ним по пятам летит.
Ищет молодец доспехи богатырские, чем ему со Змеем-чудовищем ратиться, и не нашел ни паробка, ни коня, ни боевого снаряжения.
Напугался паробок Змеища-Горынища, сам убежал и коня с доспехами прочь угнал.
Видит Добрыня: дело неладное, и некогда ему думать да гадать… Заметил на песке шляпу-колпак земли греческой да скорым-скоро набил шляпу желтым песком и метнул тот трехпудовый колпак в супротивника.
Упал Змей на сыру землю. Вскочил богатырь Змею на белу грудь, хочет порешить его жизни. Тут поганое чудовище взмолилося.
—Ты не бей, не казни меня, молоденький Добрынюшка Никитович! Мы напишем с тобой записи промеж себя: не драться веки вечные, не ратиться. Не стану я на Русь летать, разорять села с приселками, во полон людей не стану брать. А ты, мой старший брат, не езди в горы Сорочинские, не топчи резвым конем малых змеенышей.
Молоденький Добрыня, он доверчивый: льстивых речей послушался, отпустил Змея на волю-вольную, а сам воротился домой да своей матери низко кланялся:
—Государыня матушка! Благослови меня на ратную службу богатырскую.
Благословила его матушка, и поехал Добрыня в стольный Киев — град.
Он приехал на княжеский двор, привязал коня к столбу точеному, ко тому ли кольцу золоченому, сам входил в палаты белокаменные, крест клал по-писанному, а поклоны вел по-ученому: на все четыре стороны низко кланялся, а князю с княгинею во особицу.
Приветливо князь Владимир гостя встречал да расспрашивал:
—Ты откулешний, дородный добрый молодец, чьих родов, из каких городов? И как тебя по имени звать, величать по изотчине?
—Я из славного города Рязани, сын Никиты Романовича да Афимьи Александровны—Добрыня, сын Никитович. Приехал к тебе, князь, на службу ратную.
А в ту пору у князя Владимира пировали князья, бояре и русские могучие богатыри. Посадил Владимир-князь Добрыню Никитовича за стол на почетное место между Ильей Муромцем да Дунаем Ивановичем.
А сам между тем по столовой горнице похаживал, пословечно выговаривал:
—Ой вы гой еси, русские могучие богатыри, не в радости нынче я живу, во печали. Потерялась моя любимая племянница, молодая Забава Путятична.
Гуляла она с мамками, с няньками в зеленом саду, а в ту пору летел над Киевом Змеинище-Горынище, ухватил он Забаву Путятичну, взвился выше лесу стоячего и унес на горы Сорочинские, во пещеры глубокие змеиные.
Стал Владимир-князь спрашивать своих князей подколенных, бояр ближних, русских могучих богатырей, кто съездил бы на горы Сорочинские, выручил из полона, вызволил прекрасную Забавушку Путятичну.
Все князья да бояре молчком молчат. Больший хоронится за среднего, средний за меньшего, а от меньшего и ответа нет. Тут и пало на ум Добрыне Никитовичу: „А ведь нарушил Змей заповедь: на Русь не летать, во полон людей не брать—коли унес Забаву Путятичну»
Поклонился он князю Владимиру.
—Ты накинь на меня эту службицу. Змей Горыныч меня братом признал, да нарушил нашу клятву-заповедь. Мне и ехать на горы Сорочинские, выручать Забаву Путятичну.
Князь лицом просветлел и вымолвил:
—Утешил ты нас, добрый молодец!
Вышел потом Добрыня на широкий двор, сел на коня и поехал в Рязань-город просить у матушки благословения.
Говорила мать Афимья Александровна таковы слова:
—Поезжай, родное дитятко, и будет с тобой мое благословение!
Потом подала плетку семи шелков и расшитый платок белополотняный.
—Когда будешь со Змеем ратиться, твоя правая рука приустанет, белый свет в глазах потеряется, ты платком утрись и коня утри, всю усталь как рукой снимет. А над Змеем махни плеткой семишелковой—вся сила истощится змеиная.
Низко кланялся Добрыня своей матушке, потом сел на добра коня и поехал на горы Сорочинские. А поганый Змеинище-Горынище учуял Добрыню за полпоприща, налетел, стал огнем палить да биться-ратиться.
Бьются они час и другой. Изнурился борзый конь, спотыкаться стал, и у Добрыни правая рука умахалась, в глазах свет померк. Тут и вспомнил Богатырь материнский наказ.
Утерся он расшитым платком белополотняным и коня утер. Стал его верный конь поскакивать в три раза резвее прежнего. И у Добрыни вся усталость прошла, его сила утроилась. Улучил он время, махнул над Змеем плеткой семишелковой, и сила у Змея истощилася: приник-припал он к сырой земле.
Рвал-рубил Добрыня хоботы змеиные, а под конец отрубил все три головы у поганого чудовища, порубил мечом, потоптал конем всех змеенышей.
И пошел во глубокие норы змеиные, разрубил-разломал запоры крепкие, выпускал из полона народу множество, отпускал всех на волю-вольную.
Вывел Забаву Путятичну на белый свет, посадил на коня и повез в стольный Киев-град.
Добрыня и Змей
Добрынюшке-то матушка говаривала,
Да и Никитичу-то матушка наказывала:
— Ты не езди-ка далече во чисто поле,
На тую гору да сорочинскую,
Не топчи-ка младыих змеенышей,
Ты не выручай-ка полонов да русскиих,
Не купайся, Добрыня во Пучай-реке,
Та Пучай-река очень свирепая,
А середняя-то струйка как огонь сечет!
А Добрыня своей матушки не слушался.
Как он едет далече во чисто поле,
А на тую на гору сорочинскую,
Потоптал он младыих змеенышей,
А й повыручил он полонов да русскиих.
Богатырско его сердце распотелося,
Распотелось сердце, нажаделося —
Он приправил своего добра коня,
Он добра коня да ко Пучай-реке,
Он слезал, Добрыня, со добра коня,
Да снимал Добрыня платье цветное,
Да забрел за струечку за первую,
Да он забрел за струечку за среднюю
И сам говорил да таковы слова:
— Мне, Добрынюшке матушка говаривала,
Мне, Никитичу, маменька и наказывала:
Что не езди-ка далече во чисто поле,
На тую гору па сорочинскую,
Не топчи-ка младыих змеенышей,
А не выручай полонов да русскиих,
И не купайся, Добрыня, во Пучай-реке,
Но Пучай-река очень свирепая,
А середняя-то струйка как огонь сечет!
А Пучай-река — она кротка-смирна,
Она будто лужа-то дождевая!
Не успел Добрыня словца смолвити —
Ветра нет, да тучу нанесло,
Тучи нет, да будто дождь дождит,
А й дождя-то нет, да только гром гремит,
Гром гремит да свищет молния —
А как летит Змеище Горынище
О тыех двенадцати о хоботах.
А Добрыня той Змеи не приужахнется.
Говорит Змея ему проклятая:
— Ты теперича, Добрыня, во моих руках!
Захочу — тебя, Добрыня, теперь потоплю,
Захочу — тебя, Добрыня, теперь съем-сожру,
Захочу — тебя, Добрыня, в хобота возьму,
В хобота возьму, Добрыня, во нору снесу!
Припадает Змея как ко быстрой реке,
А Добрынюшка-то плавать он горазд ведь был:
Он нырнет на бережок на тамошний,
Он нырнет на бережок на здешниий.
А нет у Добрынюшки добра коня,
Да нет у Добрыни платьев цветныих —
Только-то лежит один пухов колпак,
Да насыпан тот колпак да земли греческой,
По весу тот колпак да в целых три пуда.
Как ухватил он колпак да земли греческой*,
Он шибнет во Змею да во проклятую —
Он отшиб Змеи двенадцать да всех хоботов.
Тут упала-то Змея да во ковыль-траву,
Добрынюшка на ножку он был поверток,
Он скочил на змеиные да груди белые.
Он ведь хочет распластать ей груди белые.
А Змея Добрыне ему взмолилася:
— Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинич!
Мы положим с тобой заповедь великую:
Тебе не ездити далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Не топтать больше младыих змеенышей,
А не выручать полонов да русскиих,
Не купаться ти, Добрыне, во Пучай-реке.
И мне не летать да на святую Русь,
Не носить людей мне больше русскиих,
Не копить мне полонов да русскиих.
Он повыпустил Змею как с-под колен своих —
Поднялась Змея да вверх под облако.
Случилось ей лететь да мимо Киев-града.
Увидала она Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Идучи по улице по широкоей.
Тут припадает Змея да ко сырой земле,
Захватила она Князеву племянницу,
Унесла в нору да во глубокую.
Тогда солнышко Владимир стольно-киевский
А он по три дня да тут былиц кликал**,
А былиц кликал да славных рыцарей:
— Кто бы мог съездить далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Сходить в нору да во глубокую,
А достать мою, князеву, племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Говорил Алешенька Левонтьевич:
— Ах ты, солнышко Владимир стольно-киевский
Ты накинь-ка эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича
У него ведь со Змеею заповедь положена,
Что ей не летать да на святую Русь,
А ему не ездить далече во чисто поле,
Не топтать-то младыих змеёнышей
Да не выручать полонов да русскиих.
Так возьмет он Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Без бою, без драки-кроволития. —
Тут солнышко Владимир стольно-киевский
Как накинул эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича —
Ему съездить далече во чисто поле
И достать ему Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Он пошел домой, Добрыня, закручинился,
Закручинился Добрыня, запечалился.
Встречает государыня да родна матушка,
Та честна вдова Офимья Александровна:
— Ты эй, рожено мое дитятко,
Молодой Добрыня сын Никитинец!
Ты что с пиру идешь не весел-де?
Знать, что место было ти не по чину,
Знать, чарой на пиру тебя приобнесли
Аль дурак над тобою насмеялся-де?
Говорил Добрыня сын Никитинец:
— Ты эй, государыня да родна матушка,
Ты честна вдова Офимья Александровна!
Место было мне-ка по чину,
Чарой на пиру меня не обнесли,
Да дурак-то надо мной не насмеялся ведь,
А накинул службу да великую
А то солнышко Владимир стольно-киевский,
Что съездить далече во чисто поле,
На тую гору да на высокую,
Мне сходить в нору да во глубокую,
Мне достать-то Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Говорит Добрыне родна матушка,
Честна вдова Офимья Александровна:
— Ложись-ка спать да рано с вечера,
Так утро будет очень мудрое —
Мудренее утро будет оно вечера.
Он вставал по утрушку ранёшенько,
Умывается да он белёшенько,
Снаряжается он хорошохонько.
Да йдет на конюшню на стоялую,
А берет в руки узду он да тесьмяную,
А берет он дедушкова да ведь добра коня
Он поил Бурка питьем медвяныим,
Он кормил пшеной да белояровой,
Он седлал Бурка в седелышко черкасское,
Он потнички да клал на спинушку,
Он на потнички да кладет войлочки,
Клал на войлочки черкасское седелышко,
Всех подтягивал двенадцать тугих подпругов,
Он тринадцатый-то клал да ради крепости,
Чтобы добрый конь-то с-под седла не выскочил,
Добра молодца в чистом поле не вырутил.
Подпруги были шелковые,
А шпеньки у подпруг все булатные,
Пряжки у седла да красна золота —
Тот да шелк не рвется, да булат не трется,
Красно золото не ржавеет,
Молодец-то на коне сидит да сам не стареет.
Поезжал Добрыня сын Никитинец,
На прощанье ему матушка да плетку подала,
Сама говорила таковы слова:
— Как будешь далече во чистом поле,
На тыи горы да на высокия,
Потопчешь младыих змеенышей,
Повыручишь полонов да русскиих,
Как тыи-то младые змееныши
Подточат у Бурка как они щеточки,
Что не сможет больше Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать,
Ты возьми-ка эту плеточку шелковую,
А ты бей Бурка да промежу ноги,
Промежу ноги да промежу уши,
Промежу ноги да межу задние,-
Станет твой Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать —
Ты притопчешь всех да до единого.
Как будет он далече во чистом поле,
На тыи горы да на высокия,
Потоптал он младыих змеенышей.
Как тыи ли младые змееныши
Подточили у Бурка как они щеточки,
Что не может больше Бурушко поскакивать,
Змеенышей от ног да он отряхивать.
Тут молодой Добрыня сын Никитинец
Берет он плеточку шелковую,
Он бьет Бурка да промежу уши,
Промежу уши да промежу ноги,
Промежу ноги межу задние.
Тут стал его Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать,
Притоптал он всех да до единого.
Выходила как Змея она проклятая
Из тыи норы да из глубокия,
Сама говорит да таковы слова:
— Ах ты, эй, Добрынюшка Никитинец!
Ты, знать, порушил свою заповедь.
Зачем стоптал младыих змеенышей,
Почто выручал полоны да русские?
Говорил Добрыня сын Никитинец:
— Ах ты, эй, Змея да ты проклятая!
Черт ли тя нес да через Киев-град,
Ты зачем взяла Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Ты отдай же мне-ка Князеву племянницу
Без боя, без драки- кроволития.
Тогда Змея она проклятая
Говорила-то Добрыне да Никитичу:
— Не отдам я тебе князевой племянницы
Без боя, без драки-кроволития!
Заводила она бой-драку великую.
Они дрались со Змеею тут трои сутки,
Но не мог Добрыня Змею перебить.
Хочет тут Добрыня от Змеи отстать —
Как с небес Добрыне ему глас гласит:
— Молодой Добрыня сын Никитинец!
Дрался со Змеею ты трои сутки,
Подерись со Змеей еще три часа:
Ты побьешь Змею да ю, проклятую!
Он подрался со Змеею еще три часа,
Он побил Змею да ю, проклятую,-
Та Змея, она кровью пошла.
Стоял у Змеи он тут трои сутки,
А не мог Добрыня крови переждать.
Хотел Добрыня от крови отстать,
Но с небес Добрыне опять глас гласит:
— Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинец!
Стоял у крови ты тут трои сутки —
Постой у крови да еще три часа,
Бери свое копье да мурзамецкое
И бей копьем да во сыру землю,
Сам копью да приговаривай:
«Расступись-ка, матушка сыра земля,
На четыре расступись да ты на четверти!
Ты пожри-ка эту кровь да всю змеиную!»
Расступилась тогда матушка сыра земля,
Пожрала она кровь да всю змеиную.
Тогда Добрыня во нору пошел.
Во тыи в норы да во глубокие,
Там сидит сорок царей, сорок царевичей,
Сорок королей да королевичей,
А простой-то силы — той и сметы нет.
Тогда Добрынюшка Никитинец
Говорил-то он царям да он царевичам
И тем королям да королевичам:
— Вы идите нынь туда, откель принесены.
А ты, молода Забава дочь Потятична,-
Для тебя я эдак теперь странствовал —
Ты поедем-ка ко граду ко Киеву
А й ко ласковому князю ко Владимиру.
И повез молоду Забаву дочь Потятичну.
* — Колпак да земли греческой — Головной убор странника по святым местам
** — Былиц кликал — Былица — знахарка гадающая по травам.
