Детский час
для детей и родителей
Сказка про овечку
Овечка – животное доброе, спокойное и щедрое. Не любит быть голодной, не ждет встреч с серым разбойником-волком, не жалует холодные и студеные ветра. Шерсть у неё роскошная, молоко полезное и вкусное. Оно хорошо усваивается. Когда-то Овца начала жить с людьми – давно это было…
Сказка «Щедрая Овечка»
Автор: Ирис Ревю
Давным-давно, на окраине села, жили-были старик со старухой. Не богато и не сытно жили они. Порой и совсем поесть было нечего.
И вот однажды, дождливым вечерком, услышала старуха, как будто за дверью кто-то скребется. Она вышла на крыльцо и увидела промокшее животное.
— Кто ты? — с сочувствием спросила старуха.
— Давай с нами жить, — предложила старуха. — Втроем веселее.
Хоть она и назвала себя бедной, но таковой на самом деле не была. Много чем хорошим она могла гордиться! Глянула Овечка, что еды никакой у старухи со стариком нет, предложила она им попробовать овечье молочко.
— До чего молочко вкусное, ароматное! — сказала старуха. — Сразу на душе тепло стало.
Морщинки у нее расправились, в глазах появились искорки, и старик в усы улыбаться начал. А когда Овечка научила старуху готовить из молока брынзу, старуха совсем повеселела. Достала она из сундука нарядный цветастый платок и красиво завязала его на голове.
— Жизнь по-другому пошла, — подумала она.
День полетел за днем, и вскоре зима за окном запела свою белую песню. Посмотрела Овечка, а одежонка-то у старика со старухой плохонькая. Дала Овечка приютившим её людям шерсть. Добротные из этой шерсти получились одежки. Старик и старуха в теплых вещах ходить начали, перестали холодов бояться.
С другим настроением старик со старухой жить стали. Они на Овечку не нарадуются. Тихая, спокойная, а еще и щедрая. И молочка даст, и шерстью поделится, да и веселее с ней.
И Овечке с людьми лучше. В тёплом доме живёт, с печкой.
Правильно, когда ты хорошим делишься, и к тебе хорошее приходит.
Жизнь – она на радость дана!
Вопросы к сказке про Овечку
Где произошла встреча Овечки со стариком и старухой?
Чем Овечка помогла людям?
Почему хорошо жить людям с Овечкой, и Овечке с людьми?
Видел ли ты когда-нибудь овечку?
Эта запись защищена паролем. Введите пароль, чтобы посмотреть комментарии.
Зрительный зал. Свободных мест становится все меньше и меньше – народ прибывает… Сегодня это очень молодая публика с сопровождающими персонами. Ну что же – пора начинать нашу историю про Пастушка и его овечек.
На сцене появляется молодой Пастушок, вдыхает глубоко и радостно:
Ах, спасибо за чистое небо,
За сочную травку,
за овечек моих!
Веселяться, идут на поправку,
Купаясь в лучах золотых.
По чудесным горам и равнинам
Я пасу кудрявые стада –
По родным просторам и долинам,
обходя большие города
Ах, спасибо, поклон благодарный
Примите от пастушка!
За воздух целебно-нектарный,
За чистую воду из родника.
Слышны веселые переливы колокольчика.
Появляется умиленная овечья мордочка, привычно прожевывая и быстро бегая хитрыми темными глазками по сцене… Она грациозна. Скажем так – по овечьим меркам она просто красавица! И похоже, что она это прекрасно понимает.
Пастушок:
— А вот и ты, моя любимица! Уж насколько большое стадо, и будто все овечки одинаковы, а одна все-таки нет-нет да и выделяется! И даже сразу не скажешь чем… Это как у людей… Ну, иди сюда, моя лапочка!
Жующая красавица шкодливо ластится к пастушку, тыча в ладони свою, якобы невинную мордочку.
Пастушок:
— Ах, как ты ласкова, красива! Хотя если честно, ты к тому ж еще и большая шкодница. Правда, правда! И нечего обижаться.
Овечка, переживая выше сказанное и слегка нервничая, теребит свои белые как снег, кудряшки.
Пастушок:
— Ну-ну, малышка, не переживай! Все равно ты очень милая и добрая. Честно. А шубка твоя чиста как парное молоко, как только что сотканное зимушкой-зимой снежное покрывало, и мягка, как шелковая нить… а ведь ты еще совсем молода! Ну так и бегай себе под рыжими солнечными лучами – набирайся сил! Быть может от их труда и твоя шубка станет такой же блистательно огненной и прекрасной! … Как сказка, как вечерний свет, как золотое руно! – Ах!
Взяв овечку за передние ножки, танцует с ней и мечтательно вздыхая поет:
Будет у моей овечки
Шубка золотой –
Рыжие колечки
Локон завитой!
Ах как мило они танцевали!
— Вот так-то, радость моя кучерявая! Какая красота-то вокруг! (любуется пейзажем, гладит овечку). Ну ладно, пойду погляжу как там твои подружки. А ты, если хочешь, можешь пощипать молодую травку здесь, на этом лужочке. ( Овечка охотно, в знак согласия, кивает своей хитрой мордочкой)
— Я скоро вернусь. Гуляй, счастье мое кудрявое – только не ходи, ни в коем разе, в темный во лесок! Ничего для молодых овечек нет страшнее и опаснее в этом мире чем серые голодные волки! А темный лес – это их дом, их пастбище! Ты меня поняла, красавица?
Овечка несколько раз кивает утвердительно мордочкой, они обнимаются.
Пастушок уходит, напевая какую-то мелодию.
Овечка оглядывается по сторонам, и, тихонько, на цыпочках, подкрадывается к краю сцены.
Смотрит в зал:
— Темный лес… Оно и правда – немного жутковато. Но неужели там (показывает копытцем в зал) только одни страшные и голодные серые волки? Неужели там нет друзей? Разве так может быть?!
— Ой! (встрепенулась) кто-то смотрит! Там кто-то есть! (отбегает от края)
— Волки, волки, волки, волки! (останавливается)
В темных углах сцены вырастают два волчьих силуэта. Они с аппетитом наблюдают за молодой овечкой и с интересом слушают ее философские рассуждения. Овечка же их пока не видит.
Смотрит по сторонам нет ли пастушка – поет песню и крадется к краю сцены:
Как люблю я травушку
Сочную, зеленую,
Убегу в дубравушкку, во лесок
Убегу тихонько я
Чтоб меня бедовую
Овечку непутевую
Не видел пастушок!
— Бе-е-е-е!
Снимает с шеи предательско позванивающий колокольчик, кладет его на травку и ступает в лес.
Притаившиеся волки пропускают ее и радостно подергивая хвостами незаметно идут следом за бедной овечкой, глотая слюнки от предвкушения близкой обедни.
Сцена преображается в лесную полянку. На нее выходят зубастые хозяева леса, поют лихую волчью песню и протанцовывая под нее из края в край, исчезают в чаще:
Волчья песня
Ложь, кривые толки,
Что мы злые волки
Просто мы
Голодны
Говорят мы без сердец
Любим молодых овец
То не правда – есть сердца!
Где же ты моя овца?
…Овца!
…Овца!
…Ове-е-ечка!
Ложь, кривые толки,
Что мы злые волки
Просто мы
Голодны
Появляется наша Овечка. Взгляд у нее совсем уже не любопытствующий, а скорее настороженный.
— Здесь вроде только что кто-то пел! Мне даже кажется – я слышала слова про овечку… и про …свечку… Странная рифма… Про поминальную свечку! – Ах!
Нашу глупую неслухняночку осеняет страшная и правдивая догадка:
— Это же злые и голодные волки!
Это они пели песню!
Они хотят меня съесть!
Какой ужас! Какой ужас!
А меня ведь ждет мой добрый пастушок – он же так мечтает что я когда-нибудь подарю ему огненную шубку – «золотое руно»!
Из чащобы раздается осторожное покашливание. Овечка вздрагивает и видит стоящих на окраине поляны и внимательно все это время наблюдавших за ней, волков.
Первый волк:
— Здравствуй, красавица!
—
Овечка:
— Здр-равствуйте (пятится)
—
Второй волк (восторженно):
— Какая молоденькая! (радостно потирает лапы)
—
Овечка (испуганно):
— Ой! (собирается было бежать назад, но там стоят часовыми два волка, еще с лужка шедшие за ней по пятам)
—
Овечка:
— Ах!
Первый волк:
— Что же ты так сразу собираешься с нами расстаться, даже и не познакомившись, а?
Второй волк:
— Разве мы тебя уже успели чем-то напугать?
Овечка:
— Успели… Ведь это вы пели эту страшную песню про овечку?
Вы – волки! (второй волк разводит лапами – мол да, волки – что есть, то есть)
…И вы хотите меня съесть, как ту бедную овечку из вашей песни!
Второй волк:
— А почему бы и нет?
Овечка (плачет):
— Ну вот! Какие вы злые! Такие же как и ваша песня…
Первый волк:
— Одинокому везде слышна песня врага …А может быть у нас к тебе дружеские намерения! (остальные волки смеются). Быть может мы хотели бы своими трудами заменить твоего доброго пастушка!
Овечка:
— Нет, нет! Мне не нужен другой пастушок! Мой – самый добрый, самый желанный, самый лучший! Для меня он – единственный! Я хочу к нему… (плачет)
Первый волк:
— А вдруг и мы не плохи?
Волки подступают к овечке со всех сторон и становится ясно, что словесная игра закончена – наступает пора волчьих законов.
Овечка:
— Вряд ли волк может быть хорошим пастушком! (понимает, сто дело плохо и пытается прорваться из окружения). Но нет, она оказывается в тесном кольце серых хищников.
Волки поют, грубо бросая нашу овечку из лап в лапы по кругу:
Доигралася овца –
В любопытстве без конца
Веселилась, бегала…
…пастушочка пре-е-едала!
Любопытство не порок
Ты пришла на наш порог
Мы тебя приметили
И желанно встре-е-етили!
Овечка обессилев падает.
Волки нависают над ней:
— Ну что, кучерявая, твое последнее слово.
Два вечно молчащих волка (те, которые первыми увидели овечку) похоже слегка расчувствовались – оказывается и в волчьих сердцах не все так серо и зло.
Первый волк заметил этот опасный для предстоящей обедни момент:
— Ну как же это без пользы,
Без любви и без славы?
Мы любим молодых овечек… и во имя этой Любви для нее от тебя есть большая Польза!
Второй волк:
— …и об этой пользе широко и далеко ходит огромная Слава!
Овечка (крайне печально):
— Дурная слава!
Первый волк (перестав маскироваться под относительно доброго и справедливого волка):
— Хвататай ее!
Второй волк:
— Довольно слушать! Будем кушать!
Волки поют и танцуют.
Мнений разных много
— их не перечесть!
Но не судите строго
Мы желаем съесть
Овечка молодая –
— красотка, право ты
иди сюда, родная –
урчат уж животы!
— У-у-у!
Сквозь песню слышен отчаянный крик Овечки:
— Пастушок, спаси меня!
И вдруг из глубины леса раздается душераздирающий вой. Волки замирают. На опушке появляется волчица. На лапах у нее раненый волчонок.
Все волки забыв об овечке, бросаются к ним:
— Волчонок!
— Он ранен!
— Какая беда!
— Что случилось?
Волчица в неописуемой тоске, поет:
За уточкой покрался наш сынок
Да кто же знал что притаился
За камышом речным седой стрелок
И то хоть счастье – оступился!
Но выстрел грянул как небесный гром
Нежданной окаянной дробью
А то что сталося потом
В моем сердечке плачет болью
Овечка казалось, могла бы воспользоваться таким волчьим замешательством и убежать. Но она идет к волкам, протискивается через них к обессилевшему волчонку.
Овечка смотрит на этого волчьего сына и понимает что он в своем непослушании, увы, так же похож на нее саму:
— он дрожит! Ему холодно! (Овечка снимает свою шубку и протягивает ее прачущей волчице)
— Возьмите пожалуйста – укройте его – моя шубка очень теплая и, надеюсь, целебная.
Волчица смотрит удивленно на овечку, берет ее белоснежную шубку и укрывает дрожащего сыночка, поет:
Мой сыночек, мой волчонок
Обходился без пеленок
Без простынок, без подушек
Без конфет и без игрушек
Волки (все вместе поют):
Кто же знал!
Кто же знал!
Кто же знал!
Есть у нас овечья шубка
— тут и блузка, тут и юбка
— в ней полным-полно тепла
…вот волчонка бы спасла!
Волки (все вместе поют):
Кто же знал!
Кто же знал!
Кто же знал!
Волчонок перестает дрожать, открывает глазки, приподымается и улыбается.
Всеобщее ликование:
— Ожил!
— Он не дрожит!
— Он улыбается!
— Ура!
— Ай да овечка!
— Спасибо доброй овечке!
— И ее чудесной шубке!
Пляшут, взявшись за лапы.
— Мы овечку есть не будем!
— Мы овечку нашу любим!
Волчица подходит к овечке, гладит ее по голове, целует и говорит:
— В мужестве порой спасаешься от смерти. Ты не испугалась и вместо того чтобы тихо убежать помогла раненому волчонку. Ты спасла его, а тем самым спасла и себя. И хотя мы, действительно, самые что ни на есть хищники, но отвечать добром на добро умеем – никто тебя здесь не тронет, больше не волнуйся. Мы выведем тебя из леса к твоему пастушку.
Овечка (радостно):
— Спасибо Вам, тетя волчица!
Волчица:
— Это тебе спасибо, храбрая овечка!
Волки:
— Добрая овечка!
— Мудрая овечка!
Тут (о, какая радость!) волчонок, встав на ноги (правда не совсем еще твердо) преподносит овечке букет красивых полевых цветов:
— Спасибо тебе, прекраснейшая из овечек!
Овечка:
— Выздоравливай поскорее! Я буду очень счастлива, если моя шубка хоть немножко тебе в этом поможет.
Волчонок (улыбаясь):
— Ты же видишь – она уже помогает!
Второй волк (овечке):
— Не жалко шубку-то?
Овечка:
— Ну что вы! Для доброго-то дела! Конечно же нет!
Первый волк:
— И правильно – пожалеешь малое, потеряешь многое!
Вдруг из глубины леса раздаётся знакомый нам звук колокольчика.
Овечка (вздрагивает):
— Это мой колокольчик!
Овечка (радостно):
— Это мой пастушок!
Бежит навстречу и кричит:
— Я здесь, мой милый пастушок! Это я, я… твоя непослушная овечка!
— Я здесь, здесь, здесь!
— Бе-е-е! Бе-е-е! Бе-е-е!
Аж подпрыгивает от нетерпения. Они встречаются – бросаются в объятия.
Овечка:
— Какое счастье!
Овечка:
— Прости меня, пожалуйста!
Пообнимавшись, принимаются рассматривать друг друга:
Овечка – радостно и виновато, пастушок – счастливо, но с любопытством:
— А где же твоя красивая шубка?
Овечка:
— А я её…. (оборачивается, чтобы показать раненного волчонка… но, его нет… как нет и всей волчьей стаи… Овечка ищет их взглядом – но нигде никого нет!)
Пастушок:
— Так что с шубкой-то сталось?
Отчего ты, моя путешественница, голенькая?
Овечка:
— Я её… Я её так поистрепала в лесу – о сучья, коряги, ветви… Она вся набилась репяхами, испачкалась! Такой кошмар!
Пастушок (улыбаясь):
— Ты ведь меня обманываешь!
Овечка (пристыженно):
— Да… прости меня пожалуйста! Из шкодницы так сразу правильной и честной овечкой не станешь.
Пастушок (смеется):
— У тебя уже начинает получаться (снимает плащ) ну-ка, одевайся – а то простудишься!
Овечка (одевая плащ):
— Спасибо!
Пастушок:
— И не переживай шибко, шубка у тебя вырастет новая, не хуже той, что была!
Овечка радостно кивает мордочкой.
Пастушок (протягивает овечке руку):
— Ну что, идём домой!
Они уже было уходят, вдруг овечка останавливается:
— Ой!
(Возвращается и забирает цветы, которые ей подарил волчонок, прибегает к пастушку и показывает цветы, объясняет):
— На память!
Они улыбаются и идут домой.
Сцена преображается в пастбище – на ней гуляют овечки, щиплют травку и поют:
Завистливая вредная овечка:
— Ей счастья было ма-а-ало!
— Пропала! – Поделом!
(Овечка и пастушок стоят незамеченные неподалеку и любуются пасущимися певицами.
Наша овечка и рада и одновременно пристыжена)
— Возвращайся поскорее,
милый пастушок!
Возвращайся поскорее,
милый пастушок!
Возвращайся поскорее,
милый пастушок!
Пастушок (улыбается):
— Ау-у!
Овечки вздрагивают – видят пастушка и свою сестру:
— Пастушок!
— Наш дорогой пастушок!
— А рядом овечка!
— Нашлась сестренка!
— Нашлась заблудшая!
Вредная овечка (ворчит):
— Явилась не запылилась!
Остальные овечки:
— Сколько радости!
— О сколько счастья!
— Ура! – Ура!
— Бе-е-е! Бе-е-е! Бе-е-е!
Все взявшись «за руки», становятся в круг – пляшут и поют хороводную
(вредная овечка ворчит себе что-то под нос. Ворчит, но пляшет):
— Дорогой пастушок
и сестра родная!
Мы слёзы лили на лужок
вас всё вспоминая…
Все нахороводились вдосталь. Улыбаются, глазки блестят.
Пастушок:
— Здравствуйте, мои красапетушки!
По сигналу вредной овечки все остальные молниеносно, как солдаты, выстраиваются в одну шеренгу и, приложив правые копытца к вискам по отмашке приветствуют пастушка:
— Здравия желаем, любимый пастушок!
…По второй отмашке:
— И тебе, гулящая, привет!
Пастушок и заблудшая овечка:
— Вольно!
Вредная овечка командует сестренкам:
— Вольно – довольно!
— Разойдись – разбредись!
Все смеются и бегут обниматься – долгожданная прелестная картина!
Вредная овечка (заблудшей):
— А чего это на тебе плащ пастушка? Неужто беглянке такой почет! Али овечью шубку где потеряла? (заглядывает подозрительно под плащ)
— Ай-яй-яй! Тьфу! Стыдоба!
Вы посмотрите на нее! Ха-ха-ха!
— Она голая! Шубки-то нет
— У любимой овечки пастушка нет шубки!
— Вот так умора, вот так фокус! Ой смешно!
Заблудшая овечка:
— Вы простите меня (Снимает плащ, чтобы отдать его пастушку и тут – о силы небесные! – на ней ослепительно сияет золотая шубка) – Ах!
Овечки (восхищенно и радостно):
— Огненная шубка!
— Какая красота!
— Золотое руно.
«Вредная» овечка (растерянно):
— Прости меня, вредную!
«Заблудшая» овечка обнимает ее:
— Сестрёнка!
«Вредная» овечка (виновато):
— Я плохая сестрёнка…
«Заблудшая» овечка:
— Ну почему же?
«Вредная» овечка:
— Я вредная!
«Заблудшая» овечка:
— Это не так! (дарит ей самый красивый цветок из своего букета)
«Вредная» овечка:
— Это мне?!
«Заблудшая» овечка:
— Тебе, сестрёнка!
У «вредной» овечки от наплыва радостных чувств проступает слеза:
— Спасибо!
Они обнимаются и все овечки, вместе с пастушком, поют песню:
В жизни есть всё – и добро и тревоги,
миг торжества и душевная боль…
ты знаешь едва назначенье дороги
— замысл её и свою в этом роль…
— Довольно грешить
и грустить
и скитаться…
— давайте дружить
и любить
и смеяться
Появляются волки, подпевают:
— Овца!
— Овца!
— Ове-е-ечка!
Волки и овечка по-дружески обнимаются. А волчонок–то уже совсем выздоровевший! Он отдает овечке ее белую лечебную шубку. Овечка передает ее пастушку, на ней самой же рыжая, как солнце горит красивенная шубка «золотое руно».
Налево иль направо
Вперед или назад
Твой выбор, твое право:
— к друзьям в цветущий сад!
Волки:
Иль без любви, навеки,
по-волчьи злобно выть
— любите, человеки!
И станет легче жить!
Все кланяются и машут зрителям, как друзьям – до встречи:
Вот такая вышла у нас сказка про пастушка и его заблудшую овечку. Надеюсь, вам понравилась. А если так – то до новых встреч!
Сказка «Пять овечек»
Поучительная сказка «Пять овечек» рассказывает о знатном рыцаре и его приключениях, богатству которого не было счета. Сказка содержит в себе важнейшие житейские мудрости, вселяет веру и надежду в человека и оставляет «приятное послевкусие». Такую сказку читать не только полезно, но и очень приятно. Все боялись и страшились царя, все у него было хорошо: и богатство, и преданная красавица-жена. Но, как известно, все мы люди и нам всем есть над чем поработать. О том, чего не хватало могущественному королю и его семье, вы узнаете в захватывающей сказке с красочным сюжетом «Пять овечек».
Пять овечек
За тремя горами, за тремя лесами, над быстрой речкой замок стоял. И в замке том богатый и знатный рыцарь жил — гроза всех врагов.
Богатству его не было счёта. Тысячи мешков зерна собирали подневольные крестьяне с его необозримых полей. Табуны лошадей, стада овец и коров паслись на бескрайних его лугах. Великое множество зверей и птиц водилось в его лесах.
По быстрой речке плыли в столицу суда под белыми парусами, гружённые мехами, шерстью, зерном, бочками с копчёным мясом, сыром и мёдом. Сплавляли по речке дубы да буки, ели да сосны. А из столицы в сокровищницу рыцаря рекой текло злато и серебро.
Была у рыцаря и дружина бравых молодцов — лихих удальцов.
Когда враг отчизне угрожал и король грамоты рассылал — защитников созывал, рыцарь первый в королевский замок с дружиной являлся. Первый кидался в жаркий бой, жизни не щадил.
Всё у него есть: и власть, и слава, и богатство, и жена-красавица, только детей нет.
— Кто утешит, приласкает нас в старости? — горюет жена.
— Услышу ли милое сердцу слово «отец»? — сетует рыцарь.
И вот нежданно-негаданно подступил к границам королевства могучий враг. Грозится неприятель всех людей истребить, все города и сёла огнём спалить.
Король кликнул клич: на войну всем идти, родную землю защищать.
Простился рыцарь с любимой женой и на далёкую войну отправился. Полгода спит он в седле, одной рукой ложку с похлёбкой ко рту несёт, другую — на рукояти меча держит.
Разбили врага наголову, и поспешил рыцарь со своей дружиной в обратный путь. Едут они, едут, а кругом равнина бескрайняя, камнями усеяна, сухой травой поросла. Ни деревца, ни кустика. Солнце жжёт-палит, а схорониться негде, жажду утолить нечем.
Едут они день, едут второй, вот и третий день на исходе. Чуть живые кони, чуть живые люди. Храбрые воины приуныли, головы повесили. Кони еле бредут, об острые камни спотыкаются. А солнце знай палит, горячий ветер в лицо тучи песка метёт.
Воды! Воды! В ней спасение!
А тут ни речки, ни озерца, ни самого что ни на есть маленького родничка.
Делать нечего, пришлось остановиться — дальше ехать невмоготу. Не погибли на войне от вражеской сабли, знать, от жажды погибнуть суждено. Раскинули воины шатры и упали на землю замертво. Кони головы понурили, дышат с присвистом.
Вот рыцарь посылает воина воду искать — тот ни с чем возвращается. Посылает другого — опять ни с чем возвращается. Восемь раз посылал, восемь раз воины без воды возвращались, а на девятый он сам пошёл. «Может, — думает, — мне посчастливится».
Только взошёл он на песчаный холм, свежестью, прохладой повеяло.
Смотрит — внизу колодец! До краёв водой полон, а поверху плавает золотой ковшик.
Хочет рыцарь ковшиком воду зачерпнуть, а ковшик ускользает, в руки не даётся.
Раз попробовал, другой, третий — не даётся ковшик в руки, да и только!
«Ладно, — думает рыцарь, — без ковшика обойдусь».
Снял с головы шлем и над срубом наклонился. А кудри по плечам рассыпались и в воду упали.
Пьёт рыцарь, пьёт, никак не напьётся. От студёной, прозрачной воды сердце, точно птица, встрепенулось в груди, кровь быстрей заструилась по жилам. Чует рыцарь, возвращается к нему прежняя сила.
Наконец утолил он жажду. Теперь дружину надо позвать.
Хочет рыцарь уста от воды оторвать, голову поднять, плечи расправить, да не тут-то было! Словно держит его кто-то крепко за волосы и вниз тянет. Может, кудри за сруб зацепились?
Ухватился он двумя руками за колодезный сруб, коленками упёрся, поднатужился и голову над водой приподнял. Приподнял — и от ужаса обомлел.
Из колодца, глаза в глаза, чудище на него глядит: голова жабья с ушат, рот от уха до уха, глазищи как лукошки, вместо рук — клешни рачьи.
Вот этими-то клешнями и вцепилось чудище рыцарю в волосы, держит и не пускает.
— Пусти! — взмолился рыцарь.
— Ква-ква-ква! — засмеялось чудище. — Ишь чего захотел! Так легко от меня не отделаешься. Я давно тебя тут поджидаю. Ты мою воду пил, теперь плати.
— Говори, кто ты таков и чем тебе за воду заплатить?
Высунулось чудище из колодца наполовину — рыжая бородища раскинулась по воде, точно ржавые водоросли, каждый волосок поодиночке шевелится.
— Я — Кощей Меднобородый, владыка подземного царства. Отдай мне, чего дома не знаешь.
Призадумался рыцарь: «Чего бы это я дома не знал? Кажется, всё знаю. Может, из столицы мешок серебра или кошель золотых прислали? Не до денег сейчас, надо свою жизнь спасать, дружину из беды выручать».
Взял да и согласился.
— Отпусти меня, — говорит, — сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.
— Ква-ква-ква, вижу, ты человек сговорчивый. Дай мне перстень в залог, тогда отпущу.
Снимает рыцарь с пальца золотой перстень, а на перстне — герб родовой: три серебряные звезды в изумрудном поле, и протягивает Меднобородому.
Чудище перстень в жабью пасть хватает и говорит:
— Пока перстень у меня, ты мой должник.
Сказало и выпустило из клешней кудри рыцаря.
— Дозволь и дружине моей напиться из твоего колодца, — просит рыцарь.
— Пейте на здоровье, ква-ква-ква! — заквакала жаба и исчезла в колодце.
Разгладилась вода, а золотого ковшика как не бывало. От воды прохладой и свежестью веет, весело поблёскивает она на солнце.
Рыцарь обернулся к шатрам да как крикнет зычным голосом:
Заслышав волшебное слово, вскочили воины на ноги — откуда только сила взялась — и к колодцу. Сами напились и коней напоили.
И в путь пустились. На другой день к вечеру подъезжают к замку.
А их с дозорной башни ещё издали заметили.
Народ к воротам бежит: «Едут! Едут!»
Барабаны застучали, трубы затрубили, все ворота настежь распахнулись, все мосты опустились, знамёна развернулись.
Спешит подкоморий навстречу победителям с хлебом-солью. Отроки в два ряда выстроились, горящие факелы держат. Вокруг народ толпится.
А на крыльце жена рыцаря в кругу придворных дам сидит и держит на коленях в пуховом одеяльце дочку, что неделю назад народилась.
Въехали воины во двор. Народ цветы под копыта коней бросает. Рыцарь спешился и по цветам к жене бежит.
— Муж дорогой, у нас дочка народилась! — говорит ему жена, а сама от радости так и светится.
Остановился рыцарь как вкопанный, пошатнулся, закрыл руками лицо и заплакал.
Смолкли гомон и шум. Тихо сделалось, будто вокруг ни живой души. Только плач рыцаря в тишине слышится.
«Что такое? — дивится народ. — Видно, с горя, что не сын, а девчонка…»
Отчего храбрый рыцарь горько так плачет, никому невдомёк.
Только он знает правду страшную. Только он видел, как из колодца жабья пасть выглядывала, как рыжая бородища, точно водоросль, по воде плавала, а рачьи клешни в волосы вцепились и держали крепко, не отпускали. Только он своё обещание помнит: «Отдам тебе, чего дома не знаю».
Назвали девочку Радуней — ведь она радость в дом принесла.
Плывут по небу облака, струится вода в речке, дни за днями бегут.
Вот Радуня уж на ножки встала, по комнате семенит. А вот и по дорожкам садовым бегает. А там и шерсть мотать помогает матери, с отцом в поле скачет на коне.
Лет с десяток прошло, и Радуня победителей на турнирах награждает и краснеет, как маков цвет, когда рыцарь перед ней на колено опускается.
Вошла Радуня в лета, помолвили её с рыцарем по имени Радослав.
Назавтра — свадьба. В замок гости съехались.
А нынче — девичник. В последний раз веселится невеста со своими подружками.
Завтра посадят её на дежу, косу расплетут, чепец наденут и укажут место среди женщин. Не плясать ей больше, не веселиться с подружками.
На кухне варят-жарят, свадебный пир готовят.
А в особой горнице тётка Радуни с помощницами-каравайницами каравай месит. Месят они тес-то, а сами пляшут, песни поют, смеются, шутят.
Потому примета есть: если весело караваю в квашне, если радостно караваю в печи — вся жизнь молодой в радости и веселье пройдёт.
Вдруг у ворот — шум и крик. Музыка играет, кони ржут, кнуты щёлкают — это дружина Радослава за невестой приехала.
Подружки перестали венки плести, перестали петь, плясать, к воротам бегут. И, как древний обычай велит, Радослава от ворот прогоняют, не хотят ему Радуню отдавать.
Дружки жениха за воротами поют:
А подружки невесты тоненькими голосами в ответ:
А подружки хором в ответ:
Радуня сидит одна в горнице. Слышит песни и улыбается. Знает: ворота не заперты, только палочкой заложены. Толкнётся конь мордой, они и распахнутся настежь.
Въедет дружина жениха на двор с криком, с шумом, будто во вражеский замок ворвались. А подружки переполошатся и с визгом к Радуне кинутся.
Тут и венки раздавать пора. А венков наплели они с подружками — не счесть! Все стены увешаны. Самый красивый — калиновый, золотой нитью перевитый, серебряными блёсточками усыпанный — для любимого жениха.
Радуня одна в горнице. Окошко настежь раскрыто, под окошком речка журчит, вдоль берега липы цветут. На воде играют лучи закатного солнца, в ветвях суетятся птички — на ночлег устраиваются.
Вдруг вода в реке взволновалась, волны о берег ударились. Птицы в страхе разлетелись в разные стороны. Затрещали кусты, и послышался голос скрипучий, в замке до той торы неслыханный:
— Ква-ква-ква, иди-ка сюда! Ты мне обещана, по доброй воле отдана!
Идёт Меднобородый, как утка, вперевалку. Глазищи выпучил, клешни выставил. Идёт — рыжей бородой землю метёт.
К окну подошёл, Радуню клешнями схватил и в реку утащил.
И никто ничего не видал, никто ничего не слыхал. Вбегают дру́жки в горницу с песней:
Ни отзыва, ни отклика.
И стар, и млад, и беден, и богат, сколько ни есть в замке людей, все кинулись невесту искать.
Женщины в горницах ищут, во все углы-закоулки заглядывают. В саду, во дворе Радуню кличут.
Мужчины на коней вскочили — по окрестным полям, лесам рыщут.
Рыбаки на лодках по реке плывут, баграми дно обшаривают.
Псы ощетинились, рвутся с лаем к реке и в воду ныряют. Почуяли, видно, куда похититель со своей добычей скрылся.
Никто не знает, не ведает. Один только отец о страшной правде догадывается.
Засветил он лучину — на полу следы огромных клешней виднеются. А за раму длинный рыжий волос зацепился, по ветру вьётся, молнией сверкает.
— Он был тут… В подземное царство её утащил…
Долго ли, коротко ли, приплыл Меднобородый в столицу подземного царства.
Привёл он Радуню во дворец и говорит:
— Отныне будешь ты моей служанкой. Смотри не вздумай мне перечить, не то несдобровать тебе. Вот тебе на сегодня урок: отмой, отскреби во дворце все лестницы.
На другой день Меднобородый приказывает:
— Вымой во дворце все окна!
На третий день велит он Радуне с крыши ил счистить и украсить её ракушками.
Что ни день, задаёт ей новую работу.
Радуется Меднобородый, что уволок человека в подземное царство и служить себе заставил.
Надулся от важности — того и гляди, лопнет, задрал жабью голову, на весь дворец квакает, клешнями щёлкает.
— Хоть нет у меня ни солнца золотого, ни месяца серебряного, ни звёзд мерцающих, как на земле, а ты служить мне должна, воле моей покоряться. Вот какой я могучий, ква-ква! — похваляется Меднобородый.
Радуня все его приказания исполняет, не смеет ослушаться. Да и как его ослушаешься? Ведь он в десять раз больше её. Ведь он клешнями, как цыплёнка, её задушит, как муху, прихлопнет.
Спит Радуня на чердаке, объедками в кухне кормится.
В голове у неё шумит, в глазах темно, от непосильной работы руки-ноги отяжелели, словно свинцом налились. Но она не плачет, не отчаивается. Чует сердце: избавление близко.
Сколько прошло времени, Радуня не знает: не всходит и не заходит тут солнце. Тут вечный мрак царит.
Не шелестят тут листья — тут вода журчит. Ни деревца, ни птички не увидишь. За окном диковинный коралловый куст раскачивается да пугливые рыбки проплывают. Нет тут ни собаки, ни кошки. По полу уродливые раки да скользкие угри ползают.
Тоскует Радуня по ясному солнышку, по светлому месяцу, по зелёной травке, по дому родительскому. Да делать нечего, приходится чудище ублажать, приказы его исполнять.
Вот как-то говорит ей Меднобородый:
— Нынче спальню мою хорошенько прибери. Замети, отовсюду сор выгреби, только печку смотри не трогай.
Прибирает Радуня горницу и видит — над ложем чудовища коралл висит, на коралле — золотой перстень, на перстне — три серебряные звезды в изумрудном поле.
Радуня пыль с коралла смахивает и с перстня глаз не сводит.
Чудно́ ей, откуда этот перстень тут взялся. Ведь три серебряные звезды в изумрудном поле — их родовой герб, что над воротами замка висит.
Прибирает Радуня горницу, а перстень с серебряными звёздами не выходит у неё из головы. Как он тут очутился?
Задумалась она и позабыла наказ Меднобородого печку не трогать. Чистит она топку, золу выгребает, запечье обметает. А стала поленья в печи укладывать, смотрит — под ними пять веретён лежат.
Радуня их вынула из печи, обтёрла, на полу положила рядом и говорит:
— Веретёнца точёные, что же вы зря в печи пропадаете, пряжу не прядёте?
Что за диво! Не успела договорить — веретёнца овечками обернулись. Стоят пять овечек. Одна в одну: беленькие, кудрявые. Копытцами разом стукнули и говорят человечьим голосом:
— Добрая девушка, ты нас от злых чар избавила.
— В награду мы покажем тебе дорогу из подземного царства на верхнюю землю.
— Бежим вместе с нами, не то Меднобородый вернётся и тебя хватится.
— Да перстень возьми с собой! Пока перстень у Меднобородого, ты служить ему должна.
Обрадовалась Радуня, засмеялась, в ладошки захлопала. Перстень схватила и крепко-накрепко завязала в узелок платка.
А как глянула на овечек — опечалилась.
— Как же я за вами поспею? — говорит она. — У вас по четыре ножки, а у меня только две, и те еле ходят, тяжёлые, как свинцом налиты.
— Не печалься! Только бы нам из дворца на широкую дорогу выбраться.
Бегут овечки из горницы в горницу, копытцами по полу стучат. А вот и широкая дорога, что под морским дном идёт и на верхнюю землю ведёт.
Остановились овечки на дороге, и первая овечка говорит Радуне:
— Садись, мы тебя понесём!
— Встанем рядом, а ты нам на спины, как на белую скамеечку, садись да держись покрепче, не то упадёшь, — говорит другая.
— Ты худенькая, как пушинка лёгонькая, такая ноша нам под силу!
— Только бы Меднобородый до времени нас не хватился, морем за нами не погнался да не поймал нас, как станем на берег выходить, — говорит четвёртая.
— На земле он нас не поймает. Где ему на своих утиных лапах за нами угнаться, — говорит пятая.
Встали овечки рядом. Радуня села им на спины, как на белую скамеечку, и овечки пустились бежать.
Бегут, бегут овечки, а дорога всё не кончается, тьма не проясняется.
У Радуни сердце от страха замирает: «Вдруг дорога на землю не выведет? Придётся нам или с голоду помирать, или к Меднобородому возвращаться».
А овечки знай бегут, не останавливаются.
Вот мрак редеть стал, свет впереди забрезжил, а вон — и оконце на землю. В оконце золотое солнышко заглядывает, деревья зелёными ветками машут, с далёких полей запах спелых хлебов доносится…
Выскочили овечки через оконце на землю и помчались подальше от моря. А Меднобородый уже пропажу заметил и море переплыл. Знает он: по суше далеко на утиных лапах не уйдёшь. И плывёт вдогонку за беглянками подземными озёрами, реками, протоками.
Овечки по земле бегут, а Меднобородый под землёй за ними гонится, не отстаёт.
Бегут овечки час, и два, бегут третий. Уже солнышко к закату клонится.
А тут на пути озеро разлилось, да такое большое — другой берег чуть виднеется.
Как озеро переплыть? Меднобородый вот-вот их догонит.
Радуня на землю соскочила, к солнышку руки протянула и просит:
Услыхало солнце — перекинуло через озеро золотые мостки. Вот бегут по мосткам пять овечек в ряд, звенит под копытцами золото, брызги во все стороны разлетаются, рыбы в страхе шарахаются.
Вот и другой берег! Бегут овечки, торопятся. А Меднобородый — раз-два! — озеро переплыл и под землёй за ними гонится, не отстаёт.
Прибегают овечки на край пропасти. Пропасть широкая — не перепрыгнешь, глубокая — дна не видно, а по дну по камням с грохотом бешеный поток мчится.
На землю ночь спустилась. Из-за леса показался месяц и отправился странствовать по небу. Звёзды перед ним расступаются, голубыми, зелёными, красными фонариками вслед ему светят.
Как через пропасть перескочить? Вот-вот их Меднобородый догонит.
Радуня на землю соскочила, к месяцу руки протянула и просит:
Услыхал месяц — перекинул через пропасть серебряный мост. Пять овечек по мосту в ряд бегут, под копытцами серебро звенит, громкое эхо от стены к стене перекатывается, летучие мыши в страхе в разные стороны разлетаются.
Вот и другой край пропасти! Бегут овечки дальше, торопятся.
А Меднобородый — раз-два! — поток переплыл, что по дну пропасти с грохотом мчится, и опять под землёй за беглянками гонится.
Овечки по земле бегут, а он под землёй плывёт, не отстаёт.
Овечки из сил выбились.
Что это там впереди темнеется?
Стоит посреди дороги высоченная гора. И снизу на неё не подняться, и сбоку её не объехать. И ни кустика на ней, ни былинки, даже мох и тот не растёт.
Вдруг видят они — стая диких уток летит.
Радуня на землю поскорей соскочила, руки к птичьей стае протянула и просит:
Услышали дикие утки, по три разделились, подняли вверх по овечке, подняли вверх Радуню и понесли на крыльях.
Через тучи пробились, через горы-скалы перелетели и опустились на землю по другую сторону.
Выставил Меднобородый из-под земли жабью морду, выпучил глазищи. Смотрит — с гор потоки не бегут, не бурлят, не пенятся водопады.
Как через горы перейти?
Делать нечего, стал Меднобородый по отвесным скалам карабкаться.
Рыжей бородой за уступы цепляется, клешнями подпирается, зубами за камни хватается.
Да не посчастливилось Меднобородому — сорвался он с половины горы, полетел в пропасть и мелким прахом рассыпался.
Прибежали овечки в замок. Радуня на землю соскочила и отцу с матерью на шею кинулась.
Заметил рыцарь у дочери свой перстень, схватил его дрожащей рукой и говорит:
— Послушайте, дочка дорогая, жена любимая, расскажу я вам страшную правду, ничего не утаю. Не давала она мне покоя с той минуты, как увидел я тебя, Радуня, на коленях у матери.
И рассказал, как дружина умирала от жажды в пустыне, как он колодец нашёл и пообещал чудовищу отдать то, чего дома не знает.
— Теперь я расставлю стражу подле каждого колодца, повсюду, где вода есть, — на речке, на пруду, — говорит рыцарь.
— Не тревожься, отец, и стражу не расставляй, не нужна она больше. Дикие утки видали: сорвался Меднобородый со скалы, упал в пропасть и мелким прахом рассыпался. Видали и мне рассказали.
Тут сыграли весёлую свадьбу. И зажили молодые дружно да хорошо в замке Радослава, а белые овечки — с ними.
Радуня любит их, точно сестёр родных.
Рано поутру Радуня с овечками солнышко встречают, а вечером — месяц и диким уткам навстречу выходят, когда они мимо летят. Солнышко благодарят за мост золотой, месяц — за кладку серебряную, а уток — за то, что на крыльях перенесли через горы-скалы поднебесные.
