Очень кратко : В сатирических сказках иносказательно описываются человеческие пороки, высмеивается власть, либеральная интеллигенция, чиновники и помещики, затрагиваются этические проблемы и беды простого народа.
Салтыков-Щедрин писал сказки с 1869 по 1886 год, но из-за цензуры часть из них была опубликована только после его смерти. Здесь сказки приведены в порядке их публикации.
Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил
Глупые беспомощные генералы попадают на необитаемый остров, но и там умудряются найти мужика и заставляют его служить им. Тот покорно добывает им еды, строит корабль и отвозит их назад в Петербург.
Пропала совесть
Совесть превращается в грязную тряпку, и каждый желает от неё избавиться. Поскитавшись по свету, совесть находит пристанище в чистом сердце ребёнка. Она вырастет вместе с ним и будет управлять миром.
Дикий помещик
Глупый помещик избавляется от мужиков. На базаре исчезает еда, в казне кончаются деньги, а сам он дичает. Всё приходит в норму, когда в поместье снова появляются мужики.
Премудрый пискарь
Умный пескарь решает, что если жить в тёмной норе и тихо дрожать, то его и не поймают. Умирая в одиночестве, он понимает, что не было в его жизни ни дружбы, ни любви, а все вокруг считают его дураком.
Самоотверженный заяц
Волк ловит зайца и решает съесть, но потом отпускает попрощаться с невестой, оставив в заложниках заячьего друга. Вместо того чтобы сбежать, заяц покорно возвращается в волчий плен.
Бедный волк
Всю жизнь волк убивает и разбойничает, чтобы добыть еду себе и своей семье. К старости он понимает, что убивать — плохо, но иначе жить не может, поэтому решает покончить с жизнью, сдавшись охотникам.
Добродетели и Пороки
Добродетелям и Порокам надоедает враждовать. Они решают примириться, посредником становится Лицемерие — дочь Добродетели и Порока. Вскоре под её воздействием Добродетели сравниваются с Пороками.
Медведь на воеводстве
Трёх медведей по очереди назначают воеводами леса. Два первых делают ставку на кровопролитие и проигрывают. Последний не вмешивается в жизнь леса и заслуживает похвалу правителя.
Обманщик-газетчик и легковерный читатель
Газетчик обманывает читателя и наживается на мрачном вранье. Когда читателю объясняют, что он живёт во лжи, газетчик начинает писать прекрасную правду, которая имеет ту же цену, что и ложь.
Вяленая вобла
Вяленая вобла, лишённая мыслей, чувств и совести, проникает во все сферы человеческой жизни и внушает людям свою философию, затем становится либералкой и обедом рьяного клеветника.
Орёл-меценат
Собрав дворню, орёл учреждает науки и искусства, но просвещение не идёт ему на пользу. Орёл остаётся невежественным, кровожадным самодуром, а помощники — ворами и интриганами.
Карась-идеалист
Карась рассуждает о свободе и равенстве для всех рыб, он убеждён, что знает слова, способные перевоспитать даже щуку. Встретившись со щукой, он говорит ей эти слова, и та от удивления съедает его.
Игрушечного дела людишки
Рассказчик знакомится с мастером, механические куклы которого разыгрывают отвратительные и порочные спектакли. Рассказчик шокирован увиденным и рад, что люди не всегда похожи на этих кукол.
Чижиково горе
Богатый и немолодой чижик женится на хорошенькой канарейке-вертихвостке. Вскоре жена улетает от него, чижик ждёт её целый год. Канарейка возвращается, и супруги живут в одном гнезде как чужие.
Верный Трезор
Пёс верно служит хозяину всю жизнь, охраняет его семью и имущество. Наконец, состарившемуся на службе псу находят замену, после чего хозяин приказывает его утопить и быстро забывает о нём.
Недреманное око
Одним глазом Прокурор видит несуществующие преступления, а другим не видит настоящих преступников. С рождения ему обещана должность в сенате, но времена меняются, и Прокурор остаётся без должности.
Дурак
У умных родителей рождается сын дурак, живущий не по законам, а по велению сердца. Родители пытаются сделать сына таким, как все, но его не меняют даже скитания, он остаётся дураком навсегда.
Соседи
Богач пытается помочь бедняку разбогатеть, но у него ничего не выходит. Наконец, богач обращается к мудрецу и узнаёт, что бедняк беден потому, что так в плане записано, и изменить это невозможно.
Здравомысленный заяц
Заяц считает, что судьба зайцев — быть съеденными, для того они и существуют. Встретив лисицу, он покоряется судьбе, хотя ему и выпадает шанс сбежать. Лисица долго играет с зайцем и съедает его.
Либерал
Либерал мечтает претворить свои идеалы в жизнь и просит совета у сведущих людей. Те заставляют либерала идти на уступки, пока его высокие идеалы не увязают в грязи подлости.
Баран-непомнящий
Баран, купленный для улучшения породы, видит дивный сон, но забывает, о чём он. Баран начинает тосковать и забывает о своих обязанностях, пытаясь вспомнить, что ему приснилось, а вспомнив, умирает.
Коняга
Коняге, в отличие от брата, приходится трудиться в тяжёлых условиях. Брат же только удивляется живучести Коняги — ничем его не проймёшь.
Кисель
Кухарка варит для господ кисель. Сначала он всем нравится, но потом господа отказываются от киселя и уезжают. Кисель съедает свинья. Всё прогуляв, господа возвращаются и видят, что кисель закончился.
Праздный разговор
Губернатор считает, что его должность никому не нужна — чем меньше начальство лезет в дела мужиков, тем лучше они живут. Однако от жалования губернатор не отказывается, называя его «воздаянием».
Деревенский пожар
Сгорает деревня, у вдовы погибает сын. Погружённая в горе, она отказывается от денег барыни, помогающей погорельцам. Деревню отстраивают, но вдова не может забыть о погибшем сыне и уходит.
Путём-дорогою
Двое крестьян работают в городе. По дороге домой они жалуются друг другу на тяжёлую жизнь, голод, большие налоги. Один мечтает отыскать Правду, но другой считает, что Правды на свете уже нет.
Богатырь
Баба-яга родила и воспитала сильного богатыря, но вместо помощи людям он тысячу лет проспал в дупле.
Гиена
Гиена — хитрое и злобное животное, на которое похожи некоторые люди. Иногда кажется, что «гиенские» черты характера вытеснили человеческие, но рассказчик надеется, что «человеческое» всё же победит.
Приключение с Крамольниковым
Писатель, протестующий против несправедливости, попадает в немилость, перестаёт писать и внезапно понимает, что его работа была бесполезна, ведь она ничего не изменила в жизни людей.
Христова ночь
Воскресший Господь награждает несчастных, судит грешников и показывает им путь к спасению. Прощения не заслуживает только предатель — он осуждён вечно скитаться по земле, презираемый всеми.
Ворон-челобитчик
Старый ворон, спасая свой род, истребляемый людьми и хищниками, ищет правды у начальства и доходит до коршуна. Тот объясняет, что время его правды ещё не пришло, но в будущем она всех объединит.
Рождественская сказка
Услышав проповедь о Правде, впечатлительный мальчик обнаруживает, что слова проповеди не соответствуют тому, что происходит в реальной жизни, и умирает, не выдержав этого несоответствия.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Автор Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
День рождения: 27.01.1826
Знак зодиака: Собака, Водолей ♒
Дата смерти: 10.05.1889 (63 лет)
После решительного сближения с социал-демократами в начале 1860-х гг. вынужден был в 1868 г. на время отойти от масштабной деятельности в редакции журнала «Современник» в связи с кризисом демократического лагеря; с ноября 1864 г. по июнь 1868 года занимался провинциальной административной деятельностью последовательно в Пензе, Туле и Рязани.
В Туле служил с 29 декабря 1866 г. по 13 октября 1867 г. в качестве управляющего Тульской казенной палатой.
Своеобразные особенности характера Салтыкова, проявленные им во время руководства важным правительственным учреждением в Туле, наиболее выразительные черты его личности были запечатлены служившим под его началом тульским чиновником И. М. Михайловым в статье, опубликованной в «Историческом вестнике» в 1902 г. На административном посту в Туле Салтыков энергично и на свой манер боролся с бюрократизмом, взяточничеством, казнокрадством, стоял за интересы низших тульских общественных слоев: крестьян, кустарей-ремесленников, мелких чиновников.
В Туле Салтыков написал памфлет на губернатора Шидловского «Губернатор с фаршированной головой».
Деятельность Салтыкова в Туле завершилась его удалением из города по причине остроконфликтных отношений с губернским начальством.
В 1868 году этот «беспокойный человек» был по повелению императора Александра II окончательно уволен в отставку как «чиновник, проникнутый идеями, не согласными с видами государственной пользы».
Продолжая писательскую деятельность, Салтыков открыл 1870-е годы произведением «История одного города», где по предположениям тульских краеведов, в портретной характеристике градоначальника Прыща присутствуют живые черты губернатора Шидловского.
Тула и Алексин упоминаются Салтыковым в его произведениях «Дневник провинциала в Петербурге» и «Как один мужик двух генералов прокормил». На тульский практический опыт Салтыков, видимо, опирался в одном из своих «Писем из провинции». Однако краеведы сходятся во мнении, что трудно учесть с документальной точностью, в каких еще щедринских произведениях отразились тульские впечатления.
Пребывание Салтыкова-Щедрина в Туле отмечено мемориальной доской на здании бывшей казенной палаты (пр.Ленина,43). Документы о служебной деятельности писателя хранятся в Государственном архиве Тульской области. Тульским художником Ю. Ворогушиным в память о сатирике созданы восемь офортов-иллюстраций к «Истории одного города».
Умер М. Е. Салтыков-Щедрин 28 апреля (10 мая) 1889 г. в Петербурге.
Сказки — Салтыков-Щедрин М.Е.
Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил
Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
– Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, – сказал один генерал, – вижу, будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
– Господи! да что ж это такое! где мы! – вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.
Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
– Теперь бы кофейку испить хорошо! – молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал. – Что же мы будем, однако, делать? – продолжал он сквозь слезы. – Ежели теперича доклад написать – какая польза из этого выйдет?
– Вот что, – отвечал другой генерал, – подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
– Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! – сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.
Сказано – сделано. Пошел один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» – подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
– Господи! еды-то! еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
– Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
– Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.
– Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? – сказал один генерал.
– Да, – отвечал другой генерал, – признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
– Как все это сделать? – словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
– Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! – сказал один генерал.
– Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! – вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
– С нами крестная сила! – сказали они оба разом. – Ведь этак мы друг друга съедим! И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!
– Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! – проговорил один генерал.
– Начинайте! – отвечал другой генерал.
– Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
– Странный вы человек, ваше превосходительство: но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
– Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
– Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать – и спать пора!»
Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
– Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, – начал опять один генерал.
– Да так‑с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда наконец соки совсем не прекратятся…
– Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…
Одним словом, о чем ни начинали генералы разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить, и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
– «Вчера, – читал взволнованным голосом один генерал, – у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву [1] на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских – фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»
– Тьфу ты, Господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? – воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее: – «Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»
– Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! – прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел: – «Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится…»
Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, – все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.
И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…
– А что, ваше превосходительство, – сказал он радостно, – если бы нам найти мужика?
– То есть как же… мужика?
– Ну, да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
– Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
– Как нет мужика – мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!
Мысль эта до того ободрила генералов, что они вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика.
Долго они бродили по острову без всякого успеха, но, наконец, острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.
Встал мужичина; видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него.
И зачал он перед ними действовать.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле – и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку – и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
Смотрели генералы на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть не умерли с голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами – нигде не пропадешь!»
– Довольны ли вы, господа генералы? – спрашивал между тем мужичина-лежебок.
– Довольны, любезный друг, видим твое усердие! – отвечали генералы.
– Не позволите ли теперь отдохнуть?
– Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял – и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать.
Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь на всем готовом живут, а в Петербурге между тем пенсии ихние всё накапливаются да накапливаются.
– А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было вавилонское столпотворение, или это только так, одно иносказание? – говорит, бывало, один генерал другому, позавтракавши.
– Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки!
– Стало быть, и потоп был?
– И потоп был, потому что, в противном случае, как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более, что в «Московских ведомостях» повествуют…
– А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?
Сыщут нумер, усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани – и ничего, не тошнит!
Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали.
– Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? – спрашивал один генерал другого.
– И не говорите, ваше превосходительство! все сердце изныло! – отвечал другой генерал.
– Хорошо-то оно хорошо здесь – слова нет! а все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! да и мундира тоже жалко!
– Еще как жалко-то! Особливо, как четвертого класса, так на одно шитье посмотреть, голова закружится!
И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую! И что ж! оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!
– А ведь мы с Подьяческой генералы! – обрадовались генералы.
– А я, коли видели: висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет или по крыше словно муха ходит – это он самый я и есть! – отвечал мужик.
И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль – не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.
– Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас! – сказали генералы, увидев покачивавшуюся на волнах ладью.
– Будьте покойны, господа генералы, не впервой! – отвечал мужик и стал готовиться к отъезду.
Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство – этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет да кормит генералов селедками.
Вот наконец и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли – того ни в сказке сказать, ни пером описать!
Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!
Сказки салтыкова щедрина перечень
 |
Листья 
