Сказки цветаевой для детей
Как у молодой змеи — да старый ýж,
Как у молодой жены — да старый муж,
Морда тыквой, живот шаром, дышит — терем дрожит,
От усов-то перегаром на сто верст округ разит.
Как у мачехи у младенькой — сынок в потолок,
Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок,
Вместо щек — одни-то впадинки, губы крепко молчат.
Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат…
Поведешь в его сторонку оком —
Спит Царевич, распростерся,
Спит, не слышит ничего,
Ровно палочкой уперся
Месяц в личико его.
Соврала, что палочкой:
Перстом светлым, пальчиком.
И стоит бабенка шалая
«Скрытные твои ресницы, —
Отчего я не девица,
Отчего-то людям спится,
Отчего тебе не мать родная
На кроваточке одной
Сынок с матушкой родной.
С головеночкой льняной
Не реви, царь морской!
Проходи, сон дурной!
В кипяток положь яйцо —
Да как не сварится?
Как на личико твое цветочное
Для одной твоей лежанки
Я царевичу служанка —
Обдери меня на лыко,
Псам на ужин изжарь!
Хошь, диковинный с музыкой
Гляжу в зеркальце, дивлюся:
Хочешь, два тебе — на бусы —
Не введу в расход, — задаром!»
— К взрослым пасынкам — нестарым
Мачехам ходить не след. —
«Дай подушечку поправлю!»
«Как же так тебя оставлю?»
«Ай пониже? Aй повыше?»
— Мне твой вид постыл! —
«Видно, разум твой мальчиший
Звоном пó морю уплыл.
«Али грудь не высока?»
— Мне что грудь — что доска! —
«Можно рядушком прилечь?»
«Коль и впрямь она узка — свернусь в трубочку!
Говорливые мои шелка? — скину юбочку!
Все, что знала, позабыла нынче зá ночь я:
Я крестьяночка, твоей души служаночка!»
А Царевич ей в ответ
Всё: негоже, да не трожь,
«Али личиком и впрямь не бела?»
— Не страми родство, да брось озорство! —
«Ох, зачем тебя не я родила?»
— Мне не надо твоего — ничего! —
«Ох, височки, волосочки мои!»
— Корабельные досочки мои! —
Поздний свет в ночи, да треньканье струн…
То царевичев усердный шептун
Три свечи зажег — да вниз головой,
Да псалмы поет на лад плясовой.
На угодничков плюет, давит мух,
Черных сродничков своих славит вслух.
— Распотешь себя, душа, распотешь! —
Над лампадочкой святой клонит плешь.
— Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты в лампадочке моей — поплавок.
Я недаром старичок-колдунок:
Не царевичев ли вижу челнок?
Шея лебедем, высок, белогруд,
В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася лазурная рябь:
К нам на гусельный на звон — Жар-Корабь!
Подивись со мной, пророк Моисей!
Купины твоей прекрасной — красней!
Посередке же, с простертой рукой —
Не то Ангел, не то Воин какой.
Что за притча? Что за гость-за-сосед?
Не то в латы, не то в ризы одет!
С корабля кладет две легких доски,
Да Царевичу дает две руки.
Всполохнулся мой Царевич — погиб! —
Половицы тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек тут в ночи: «Дядь, а дядь!
Научи меня, старик, колдовать!
Опостылела царёва кровать!
Я с Царевичем хочу ночевать».
— Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —
Описание книги «Сказки матери (сборник)»
Описание и краткое содержание «Сказки матери (сборник)» читать бесплатно онлайн.
Знаменитый детский психолог Ю. Б. Гиппенрейтер на своих семинарах часто рекомендует книги по психологии воспитания. Общее у этих книг то, что их авторы – яркие и талантливые люди, наши современники и признанные классики ХХ века. Серия «Библиотека Ю. Гиппенрейтер» – и есть те книги из бесценного списка Юлии Борисовны, важные и актуальные для каждого родителя.
Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – русский поэт, прозаик, переводчик, одна из самых самобытных поэтов Серебряного века.
С необыкновенной художественной силой Марина Цветаева описывает свои детские годы. Можно сказать, что в тексте ее воспоминаний слились два таланта: талант очарованного миром ребенка – и талант выдающегося художника, сумевшего выразить в словах ранний уникальный детский опыт.
(В своей полнейшей отрешенности от внешнего, отец и не задумывается о том, как может выглядеть лауреат в халате!)
– Нет, нет, нет, не спорьте! – посетительница, с вызовом на устах и со слезами на глазах. – Я должна увенчать вас, хотя бы на мгновенье!
И, пользуясь тем, что отец мой, движением смущенной благодарности, протягивает ей обе руки, она предательским, воистину итальянским жестом, возлагает, нет, нахлобучивает ему на голову венок.
– Прошу вас, не надо! Не надо!
– О, не снимайте! Он так вам к лицу!
И, со всей страстью восхищения (ибо восхищение – величайшая из ведомых мне страстей!) – целует его, – тридцатипятилетняя красавица – почти семидесятилетнего старика, в увенчанный лаврами лоб.
Мгновение спустя (венок уже снят и бережно положен на стол) просительница, все еще стоя и сжимая руки моего отца в своих:
– Хочу, чтоб вы знали: это – римский лавр. Я его выписала из Рима. Деревцо в кадке. А венок сплела сама. Да. Пусть вы родились во Владимирской губернии, Рим – город вашей юности (моей – тоже!), и душа у вас – римская. Ах, если бы ваша жена имела счастье дожить до этого дня! Это был бы ее подарок!
Отец мой скончался 30 августа 1913, год и три месяца спустя открытия музея. Лавровый венок мы положили ему в гроб.
– Мама, кого ты больше любить: меня или Мусю? Нет, не говори, что все равно, все равно не бывает, кого-нибудь всегда чу-уточку больше, другого не меньше, но этого чу-уточку больше! Даю тебе честное слово, что я не обижусь (с победоносным взглядом на меня), – если – Мусю.
Всё, кроме взгляда, было чистейшее лицемерие, ибо и она, и мать, и, главное, я отлично знали – кого, и она только ждала убийственного для меня слова, которого я, покраснев, с не меньшим напряжением ждала, хотя и знала, что не дождусь.
– Кого – больше? Зачем же непременно кого-нибудь больше? – с явным замешательством (и явно оттягивая) – мать. – Как же я могу больше любить тебя или Мусю, раз вы обе мои дочери. Ведь это было бы несправедливо…
– Да, – неуверенно и разочарованно Ася, проглотив уже мой победоносный взгляд. – А все-таки – кого? Ну, хоть чу-уточку, капельку, крошечку, точечку – больше?
– Жила-была мать, у нее были две дочки…
– Муся и я! – быстро перебила Ася. – Муся лучше играла на рояле и лучше ела, а зато Ася… Асе зато вырезали слепую кишку, и она чуть не умерла… и она, как мама, умела свертывать язык трубочкой, а Муся не умела, и вообще она была (с трудом и с апломбом) ми-ни-а-тюрная…
– Да, – подтвердила мать, очевидно не слышавшая и сочинявшая свою сказку дальше, а может быть, думавшая совсем о другом, о сыновьях например, – две дочери, старшая и младшая.
– Да, – подтвердила мать.
– А младшая потом еще вышла замуж за князя и за графа, и у нее было четыре лошади: Сахар, Огурчик и Мальчик – одна рыжая, другая белая, другая черная. А старшая – в это время – так состарилась, стала такая грязная и бедная, что Осип ее из богадельни выгнал: взял палку и выгнал. И она стала жить на помойке, и столько ела помойки, что обратилась в желтую собаку, и вот раз младшая едет в ландо и видит: такая бедная, гадкая, желтая собака ест на помойке пустую кость, и – она была очень, очень добра! – ее пожалела: «Садись, собачка, в экипаж!», а та (с ненавистным на меня взглядом) – сразу влезла – и лошади поехали. Но вдруг графиня поглядела на собаку и нечаянно увидела, что у нее глаза не собачьи, а такие гадкие, зеленые, старые, особенно – и вдруг узнала, что это ее старшая, старая сестра, и разом выкинула ее из экипажа – и та разбилась на четыре части вдребезги!
– Да, – снова подтвердила мать. – Отца у них не было, только мать.
– А отец умер – от диабета? Потому что слишком много ел сахару, да и вообще пирожных, разных тортов, кремов, пломбиров, шоколадов, ирисов и таких серебряных конфет со щипчиками, да, мама? Хотя Захарьин ему запретил, потому что это вас сведет в могилу!
– При чем Захарьин, – внезапно очнулась мать, – это было давно, когда еще никакого Захарьина не было, и вообще никаких докторов.
– Врешь! – от негодования и изумления прохрипела я. – Я тебя ущипнула за то, что ты при мне объедала мой карандаш, с «Муся» чернилом.
– Ма-ама! – заныла Ася, но, по невыгодности дела, тут же меняя рейс. – А когда человек сказал да, а во рту – нет, то что же он сказал? Он ведь два сказал, да, мама? Он пополам сказал? Но если он в эту минуту умрет, то куда же он пойдет?
– Кто куда пойдет? – спросила мать.
– В ад или в рай? Человек. Наполовину враный. В рай?
– Гм… – задумалась мать. – У нас – не знаю. У католиков на это есть чистилище.
– Я знаю! – торжествующе Ася. – Чистильщик Дик[19], который маленькому Лорду подарил красный футляр с подковами и лошадиными головами.
– И вот, когда тот разбойник потребовал, чтобы она выбрала, она, обняв их обеих сразу, сказала…
– Ма-ама! Как Муся смеет рассказывать твою сказку?
– Сначала двух, но Бог ему запретил, тогда – одну…
– И я знаю какую! – Ася.
– Не знаешь, потому что он сам не знал, потому что ему было все равно какую, и он только хотел делать неприятность той даме – потому что она за него не вышла замуж. Да, мама?
– Может быть, – сказала мать, прислушиваясь, – но я этого и сама не знала.
– Потому что он был в нее влюблен! – торжествовала я, и уже безудержно: – И ему лучше было ее видеть в могиле, чем…
– Какие африканские страсти! – сказала мать. – Откуда это у тебя?
– Из Пушкина, Но я другому отдана[20], но буду век ему верна. (И после краткой проверки.) Нет, кажется, из «Цыган».
– А по-моему, из «Курьера», который я тебе запретила читать.
– Нет, мама, в «Курьере»[21] – совсем другое. В «Курьере» были эльфы, то есть сильфы, и они кружились на поляне, а молодой человек, который ночевал в копне сена, потому что его проклял отец, вдруг влюбился в самую главную сильфиду, потому что она походила на молочную сестру, которая утонула.
– Мама, что такое молочная сестра? – спросила присмиревшая, подавленная моим превосходством Ася.
– А у меня есть молочная сестра?
– А она, Ася, мама, не моя, правда, мама?
– Не твоя, – подтвердила мать. – Потому что Асю кормила я, а тебя – кормилица. Твоя молочная сестра – дочь твоей кормилицы. Только у твоей кормилицы – был сын. Она была цыганка и очень злая и страшно жадная, до того жадная, что, когда дедушка ей однажды вместо золотых серег подарил позолоченные, она вырвала их из ушей и так втоптала в паркет, что потом ничего не моги найти.
– А у тех девочек, которых ютом убили, сколько было кормилиц? – спросила Ася.
– А кого, мама, она все-таки больше жалела? – не вытерпела Ася. – Потому что одна была болезненная… плохо ела, и котлет не ела, и бобов не ела, а от наваги ее даже тошнило…
– Да! А когда ей давали икру, она мазала ее под скатерть, а селедку жеваную выплевывала Августе Ивановне в руку… и вообще под ее стулом всегда была помойка, – я, с ненавистью.
– Но чтобы она нечаянно не умерла с голоду, мама становилась перед ней на колени и говорила: «Ну ррради Бога, еще один кусочек: открой, душенька, ротик я тебе положу этот кусочек!» Значит, мама ее – больше любила?
– Может быть… – честно сказала мать, – то есть больше – жалела, хотя бы за то, что так плохо выкормила.
– Мама, не забудь про аппендицит! – взволнованно, Ася. – Потому что у младшей, когда ей стукнуло четыре года, – тогда она стукнулась об камень, и у нее сделался аппендицит – и она бы, наверное, умерла – но ночью приехал доктор Ярхо – из Москвы – и даже без шапки и без зонтика, – а шел даже град! – и он был совершенно мокрый. Это – правда – мама, святой человек?
Марина Цветаева: Сказка матери
Здесь есть возможность читать онлайн «Марина Цветаева: Сказка матери» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, ISBN: 5-04-008397-1, 5-04-008265-7, издательство: Эксмо-Пресс, категория: Классическая проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Сказка матери: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Сказка матери»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Марина Цветаева: другие книги автора
Кто написал Сказка матери? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Сказка матери — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Сказка матери», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.
– Мама, а что же те девочки, так и остались незарезанные? – после долгого общего молчания спросила Ася. – Или ему просто надоело, что она так долго думает, и он тбк – ушел?
– Не ушел, – сказала мать. – Не ушел, а сказал ей следующее:
“Зажжем в церкви две свечи, одна будет. ”
– Муся! А другая – Ася!
– Нет, имен в этой сказке нет. “. левая будет старшая, а правая младшая. Которая скорее догорит, ту и. ” Ну, вот. Взяли две свечи, совершенно одинаковых.
– Мама! Одинаковых не бывает. Одна была все-таки чу-уточку, кро-охотку.
– Нет, Ася, – уже строго сказала мать, – я тебе говорю, совершенно одинаковые. “Сама зажигай”, – сказал разбойник. Мать, перекрестясь, зажгла. И свечи стали гореть – ровно-ровно и даже как будто не уменьшаясь. Уж ночь наступила, а свечи все горят: одна другой не меньше, не больше, две свечи – как два близнеца. Бог их знает, сколько еще времени будут гореть. Тогда разбойник сказал: “Иди к себе, а я пойду к себе, а утром, как только солнце встанет, мы оба придем сюда. Кто первый придет – другого будет ждать”.
Вышли и заперли дверь на огромный замок, а ключ положили под камень.
– А разбойник, мама, конечно, раньше прибежал? – Ася.
– Погоди! Настало утро, взошло солнце. И вот, один другого не раньше, один другого не позже – с двух разных сторон – разбойник слева, мать справа – потому что от церкви расходились две совершенно одинаковых дороги, как две руки, как два крыла – и вот по разным дорогам, с двух разных сторон, шаг в шаг, секунда в секунду к церкви – а против церкви – солнце вставало! – разбойник и мать. Открывают замок, входят в церковь, и —
– Одна свечка совсем сгорела: че-ерная! А другая еще чу-уточку. – взволнованно, Ася.
– Две черные, – трезво я. – Потому что, конечно, за целую ночь обе-две сгорели, но так как никто не видел, – то все опять сначала.
– Нет. Обе свечи горели ровно, одна другой не меньше, одна другой не больше, нисколько не сгорев, ни на столечко не сгорев. Как вчера поставили – так и стояли. И мать стояла, и разбойник стоял, и сколько они так стояли – неизвестно, но когда она опомнилась – разбойника не было – как и куда ушел – неизвестно. Не дождались его и в его разбойничьем замке. Только через несколько лет в народе пошел слух о каком-то святом отшельнике, живущем в пещере, и.
– Мама! Это был – разбойник! – закричала я. – Это всегда так бывает. Он, конечно, стал самым хорошим на земле, после Бога! Только – ужасно жаль.
– Что – жаль? – спросила мать.
– Разбойника! Потому что когда он так, как побитая соба-ка, – поплелся – ни с чем! – она, конечно. я бы, конечно, его страшно полюбила: взяла бы его в дом, а потом бы непременно на нем женилась.
– Вышла бы за него замуж, – поправила мать. – Женятся – мужчины.
– Потому что она его и вперед любила, только она уже была замужем, как Татьяна.
– Нет – сказала я. – Ей бы по ночам было бы очень страшно, потому что тот бы стал являться к ней с отрубленной головой. И всякие звуки бы начались. И, может быть, дети бы заболели. Тогда, мама, я бы сама стала отшельником и поселилась в канаве.
– А дети? – спросила мать глубуко-глубуко. – Разве можно бросить детей?
– Ну, тогда, мама, я стала бы писать ему стихи в тетрадку!
Марина Цветаева. Стихи для детей
Поделиться в соц. сетях
Марина Цветаева. Избранные стихи детям
Стихи Марины Цветаевой:
Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – знаменитая русская поэтесса, прозаик, переводчик, которая своим творчеством оставила яркий след в литературе 20 века.
Марина Цветаева пишет совершенно очаровательные стихотворения для детей, невероятно музыкальные, трепетные и нежные. В них оживает розовый домик, тут и там снуют гномы, а сквозь колыбельную для Аси доносятся шепоты непокорных пажей. В стихотворении для детей постарше Цветаева размышляет о беззаботности детства, получившим авторское название «курлык».
Поэзия для детей читать:
Утомленье
Жди вопроса, придумывай числа…
Если думать — то где же игра?
Даже кукла нахмурилась кисло…
Спать пора!
В зале страшно: там ведьмы и черти
Появляются все вечера.
Папа болен, мама в концерте…
Спать пора!
Братец шубу надел наизнанку,
Рукавицы надела сестра,
— Но устанешь пугать гувернантку…
Спать пора!
Ах, без мамы ни в чем нету смысла!
Приуныла в углах детвора,
Даже кукла нахмурилась кисло…
Спать пора!
У кроватки
— «Там, где шиповник рос аленький,
Гномы нашли колпачки»…
Мама у маленькой Валеньки
Тихо сняла башмачки.
— «Солнце глядело сквозь веточки
К розе летела пчела»…
Мама у маленькой деточки
Тихо чулочки сняла.
— «Змей не прождал ни минуточки,
Свистнул, — и в горы скорей!»
Мама у сонной малюточки
Шелк расчесала кудрей.
— «Кошку завидевши, курочки
Стали с индюшками в круг»…
Мама у сонной дочурочки
Вынула куклу из рук.
— «Вечером к девочке маленькой
Раз прилетел ангелок»…
Мама над дремлющей Валенькой
Кукле вязала чулок.
Сыплют волны, с колесами споря,
Серебристые брызги вокруг.
Ни смущения в сердце, ни горя, —
Будь счастливым, мой маленький друг!
В синеву беспокойного моря
Выплывает отважный фрегат.
Ни смущения в сердце, ни горя, —
Будь счастливым, мой маленький брат!
Совет
«Если хочешь ты папе советом помочь»,
Шепчет папа любимице-дочке,
«Будут целую ночь, будут целую ночь
Над тобою летать ангелочки.
Блещут крылышки их, а на самых концах
Шелестят серебристые блестки.
Что мне делать, дитя, чтоб у мамы в глазах
Не дрожали печальные слезки?
Плещут крылышки их и шумят у дверей.
Все цвета ты увидишь, все краски!
Чем мне маме помочь? Отвечай же скорей!»
— «Я скажу: расцелуй ее в глазки!
А теперь ты беги (только свечку задуй
И сложи аккуратно чулочки).
И сильнее беги, и сильнее целуй!
Будут, папа, летать ангелочки?»
Скучные игры
Глупую куклу со стула
Я подняла и одела.
Куклу я на пол швырнула:
В маму играть — надоело!
Не поднимаясь со стула
Долго я в книгу глядела.
Книгу я на пол швырнула:
В папу играть — надоело!
Розовый домик
Меж великанов-соседей, как гномик
Он удивлялся всему.
Маленький розовый домик,
Чем он мешал и кому?
Чуть потемнеет, в закрытые ставни
Тихо стучит волшебство.
Домик смиренный и давний,
Чем ты смутил и кого?
Там засмеются, мы смеху ответим.
Фея откроет Эдем…
Домик, понятный лишь детям,
Чем ты грешил, перед кем?
Лучшие радости с ним погребли мы
Феи нырнули во тьму…
Маленький домик любимый,
Чем ты мешал и кому?
Пробужденье
Холодно в мире! Постель
Осенью кажется раем.
Ветром колеблется хмель,
Треплется хмель над сараем;
Дождь повторяет: кап-кап,
Льется и льется на дворик…
Свет из окошка — так слаб!
Детскому сердцу — так горек!
Братец в раздумии трет
Сонные глазки ручонкой:
Бедный разбужен! Черед
За баловницей сестренкой.
Мыльная губка и таз
В темном углу — наготове.
Холодно! Кукла без глаз
Мрачно нахмурила брови:
Куколке солнышка жаль!
В зале — дрожащие звуки…
Это тихонько рояль
Тронули мамины руки.
После гостей
Вот и уходят. Запели вдали
Жалобным скрипом ворота.
Грустная, грустная нота…
Вот и ушли.
Мама сережки сняла, — почему?
И отстегнула браслеты,
Спрятала в шкафчик конфеты,
Точно в тюрьму.
Красную мебель, отраду детей,
Мама в чехлы одевает…
Это всегда так бывает
После гостей!
Неравные братья
«Я колдун, а ты мой брат».
«Ты меня посадишь в яму!»
«Ты мой брат и ты не рад?»
«Спросим маму!»
«Хорошо, так ты солдат».
«Я всегда играл за даму!»
«Ты солдат и ты не рад?»
«Спросим маму!»
«Я придумал: акробат».
«Не хочу такого сраму!»
«Акробат — и ты не рад?»
«Спросим маму!»
Наши царства
Владенья наши царственно-богаты,
Их красоты не рассказать стиху:
В них ручейки, деревья, поле, скаты
И вишни прошлогодние во мху.
Мы обе — феи, добрые соседки,
Владенья наши делит темный лес.
Лежим в траве и смотрим, как сквозь ветки
Белеет облачко в выси небес.
Мы обе — феи, но большие (странно!)
Двух диких девочек лишь видят в нас.
Что ясно нам — для них совсем туманно:
Как и на все — на фею нужен глаз!
Нам хорошо. Пока еще в постели
Все старшие, и воздух летний свеж,
Бежим к себе. Деревья нам качели.
Беги, танцуй, сражайся, палки режь.
Но день прошел, и снова феи — дети,
Которых ждут и шаг которых тих…
Ах, этот мир и счастье быть на свете
Еще невзрослый передаст ли стих?
Курлык
Детство: молчание дома большого,
Страшной колдуньи оскаленный клык;
Детство: одно непонятное слово,
Милое слово «курлык».
Вдруг беспричинно в парадной столовой
Чопорной гостье покажешь язык
И задрожишь и заплачешь под слово,
Глупое слово «курлык».
Бедная Fräulein[1] в накидке лиловой,
Шею до боли стянувший башлык, —
Все воскресает под милое слово,
Детское слово «курлык».
Колыбельная песня Асе
Спи, царевна! Уж в долине
Колокол затих,
Уж коснулся сумрак синий
Башмачков твоих.
Чуть колышутся березы,
Ветерок свежей.
Ты во сне увидишь слезы
Брошенных пажей.
Тронет землю легким взмахом
Трепетный плюмаж.
Обо всем шепнет со страхом
Непокорный паж.
Будут споры… и уступки,
(Ах, нельзя без них!)
И коснутся чьи-то губки
Башмачков твоих.
Инцидент за супом
— «За дядю, за тетю, за маму, за папу»…
— «Чтоб Кутику Боженька вылечил лапу»…
— «Нельзя баловаться, нельзя, мой пригожий!»…
(Уж хочется плакать от злости Сереже.)
— «He плачь, и на трех он на лапах поскачет».
Но поздно: Сереженька-первенец — плачет!
Разохалась тетя, племянника ради
Усидчивый дядя бросает тетради,
Отец опечален: семейная драма!
Волнуется там, перед зеркалом, мама…
— «Hy, нянюшка, дальше! Чего же вы ждете?»
— «За папу, за маму, за дядю, за тетю»…
Детский день
Утро… По утрам мы
Пасмурны всегда.
Лучшие года
Отравляют гаммы.
Ждет опасный путь,
Бой и бриллианты, —
Скучные диктанты
Не дают вздохнуть!
Сумерки… К вечерне
Слышен дальний звон.
Но не доплетен
Наш венец из терний.
Слышится: «раз, два!»
И летят из детской
Песенки немецкой
Глупые слова.
Волшебник
Непонятный учебник,
Чуть умолкли шаги, я на стул уронила скорей.
Вдруг я вижу: стоит у дверей
И не знает, войти ли и хитро мигает волшебник.
До земли борода,
Темный плащ розоватым огнем отливает…
И стоит и кивает
И кивая глядит, а под каждою бровью — звезда.
Я навстречу и мигом
Незнакомому гостю свой стул подаю.
«Знаю мудрость твою,
Ведь и сам ты не друг непонятным и путаным книгам.
Я устала от книг!
Разве сердце от слов напечатанных бьется?»
Он стоит и смеется:
«Ты, шалунья, права! Я для деток веселый шутник.
Что для взрослых — вериги,
Для шалуньи, как ты, для свободной души — волшебство.
Так проси же всего!»
Я за шею его обняла: «Уничтожь мои книги!
Я веселья не вижу ни в чем,
Я на маму сержусь, я с учителем спорю.
Увези меня к морю!
Посильней обними и покрепче укутай плащом!
Надоевший учебник
Разве стоит твоих серебристых и пышных кудрей?»
Вдруг я вижу: стоит у дверей
И не знает, уйти ли и грустно кивает волшебник.
В субботу
Темнеет… Готовятся к чаю…
Дремлет Ася под маминой шубой.
Я страшную сказку читаю
О старой колдунье беззубой.
О старой колдунье, о гномах,
О принцессе, ушедшей закатом.
Как жутко в лесах незнакомых
Бродить ей с невидящим братом!
Одна у колдуньи забота:
Подвести его к пропасти прямо!
Темнеет… Сегодня Суббота,
И будет печальная мама.
Темнеет… Не помнишь о часе.
Из столовой позвали нас к чаю.
Клубочком свернувшейся Асе
Я страшную сказку читаю.
В сонном царстве
Скрипнуло… В темной кладовке
Крысы поджали хвосты.
Две золотистых головки,
Шепот: «Ты спишь?» — «Нет, а ты?»
Вот задремала и свечка,
Дремлет в графине вода.
Два беспокойных сердечка,
Шепот: «Уйдем!» — «А куда?»
Добрые очи Страдальца
Грустно глядят с высоты.
Два голубых одеяльца,
Шепот: «Ты спишь?» — «Нет, а ты?»
В сквере
Пылают щеки на ветру.
Он выбран, он король!
Бежит, зовет меня в игру.
«Я все игрушки соберу,
Ну, мамочка, позволь!»
«Еще простудишься!» — «Ну да!»
Как дикие бежим.
Разгорячились, — не беда,
Уж подружились навсегда
Мы с мальчиком чужим.
«Ты рисовать умеешь?» — «Нет,
А трудно?» — «Вот так труд!
Я нарисую твой портрет».
«А рассказать тебе секрет?»
«Скорей, меня зовут!»
«Не разболтаешь? Поклянись!»
Приоткрывает рот,
Остановился, смотрит вниз:
«Ужасно стыдно, отвернись!
Ты лучше всех, — ну вот».
Уж солнце скрылось на песке,
Бледнеют облака,
Шумят деревья вдалеке…
О, почему в моей руке
Не Колина рука!
В классе
Скомкали фартук холодные ручки,
Вся побледнела, дрожит баловница.
Бабушка будет печальна: у внучки
Вдруг — единица!
Смотрит учитель, как будто не веря
Этим слезам в опустившемся взоре.
Ах, единица большая потеря!
Первое горе!
Слезка за слезкой упали, сверкая,
В белых кругах уплывает страница…
Разве учитель узнает, какая
Боль — единица?
Белоснежка
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.
Карлики горько рыдают, малютки.
Из незабудок веночек на лбу
И на груди незабудки.
Ворон — печальный сидит на дубу.
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.
Плачется карлик в смешном колпаке,
Плачется: «Плохо ее берегли мы!»
Белую ленту сжимает в руке
Маленький карлик любимый.
Средний — печальный играет в трубу.
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.
Старший у гроба стоит на часах,
Смотрит и ждет, не мелькнет ли усмешка.
Спит Белоснежка с венком в волосах,
Не оживет Белоснежка!
Ворон — печальный сидит на дубу.
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.
«Прости» волшебному дому
В неосвещенной передней я
Молча присела на ларь.
Темный узор на портьере,
С медными ручками двери…
В эти минуты последние
Все полюбилось, как встарь.
Был заповедными соснами
В темном бору вековом
Прежде наш домик любимый.
Нежно его берегли мы,
Дом с небывалыми веснами,
С дивными зимами дом.
Первые игры и басенки
Быстро сменились другим.
Дом притаился волшебный,
Стали большими царевны.
Но для меня и для Асеньки
Был он всегда дорогим.
Зала от сумрака синяя,
Жажда великих путей,
Пренебреженье к науке,
Переплетенные руки,
Светлые замки из инея
И ожиданье гостей.
Возгласы эти и песенки
Чуть раздавался звонок!
Чье-нибудь близко участье?
Господи, может быть счастье?
И через залу по лесенке
Стук убегающих ног…
Собаки спущены с цепи…
Собаки спущены с цепи,
И бродят злые силы.
Спи, милый маленький мой, спи,
Котенок милый!
Свернись в оранжевый клубок
Мурлыкающим телом,
Спи, мой кошачий голубок,
Мой рыжий с белым!
Ты пахнешь шерстью и зимой,
Ты — вся моя утеха,
Переливающийся мой
Комочек меха.
Я к мордочке прильнула вплоть,
О, бачки золотые! —
Да сохранит тебя Господь
И все святые!
Бабушкин внучек
Шпагу, смеясь, подвесил,
Люстру потрогал — звон…
Маленький мальчик весел:
Бабушкин внучек он!
Скучно играть в портретной,
Девичья ждет, балкон.
Комнаты нет запретной:
Бабушкин внучек он!
Если в гостиной странной
Жутко ему колонн,
Может уснуть в диванной:
Бабушкин внучек он!
Светлый меж темных кресел
Мальчику снится сон.
Мальчик и сонный весел:
Бабушкин внучек он!
Коктебель, 13 мая 1911
Мирок
Дети — это взгляды глазок боязливых,
Ножек шаловливых по паркету стук,
Дети — это солнце в пасмурных мотивах,
Целый мир гипотез радостных наук.
Вечный беспорядок в золоте колечек,
Ласковых словечек шепот в полусне,
Мирные картинки птичек и овечек,
Что в уютной детской дремлют на стене.
Дети — это вечер, вечер на диване,
Сквозь окно, в тумане, блестки фонарей,
Мерный голос сказки о царе Салтане,
О русалках-сестрах сказочных морей.
Дети — это отдых, миг покоя краткий,
Богу у кроватки трепетный обет,
Дети — это мира нежные загадки,
И в самих загадках кроется ответ!
В зале
Над миром вечерних видений
Мы, дети, сегодня цари.
Спускаются длинные тени,
Горят за окном фонари,
Темнеет высокая зала,
Уходят в себя зеркала…
Не медлим! Минута настала!
Уж кто-то идет из угла.
Нас двое над темной роялью
Склонилось, и крадется жуть.
Укутаны маминой шалью,
Бледнеем, не смеем вздохнуть.
Посмотрим, что ныне творится
Под пологом вражеской тьмы?
Темнее, чем прежде, их лица, —
Опять победители мы!
Мы цепи таинственной звенья,
Нам духом в борьбе не упасть,
Последнее близко сраженье,
И темных окончится власть.
Мы старших за то презираем,
Что скучны и просты их дни…
Мы знаем, мы многое знаем
Того, что не знают они!
