Дети войны вспоминают… «У меня была мечта – поймать воробья и съесть…»
Галина Фирсова – 10 лет. Сейчас – на пенсии.
«Я рассказываю о Ленинграде, где мы тогда жили. О ленинградской блокаде. Убивали нас голодом, убивали долго».
У меня была мечта – поймать воробья и съесть… Редко, но иногда птицы появлялись в городе. Даже весной все смотрели на них и думали об одном, о том же, о чем думала я. О том же… Отвлечься от мыслей о еде ни у кого не хватало сил. От голода я ощущала внутри постоянный холод, страшный внутренний холод. Также и в солнечные дни. Сколько на себя ни надень, холодно, нельзя согреться.
Очень хотелось жить…
В темноте… С шести утра я занимала зимой (помню больше всего зиму) очередь в булочную. Стоишь часами… Длинными часами… Пока подойдет моя очередь, на улице опять темно. Горит свеча, и продавец режет эти кусочки. Люди стоят и следят за ним. За каждым движением… Горящими… безумными глазами… И все это в молчании.
Трамваи не ходят… Воды нет, отопления нет, электричества нет. Но самое страшное – голод. Я видела человека, который жевал пуговицы. Маленькие и большие пуговицы. Люди сходили с ума от голода…
Был момент, когда я перестала слышать. Тогда мы съели кошку… Я расскажу потом, как мы ее съели. Потом я ослепла… Как раз тогда нам привели собаку. Это меня спасло.
Не вспомню… Не запомнила, когда мысль о том, что можно съесть свою кошку или свою собаку, стала нормальной. Обыкновенной. Стала бытом. Не проследила этот момент… Вслед за голубями и ласточками вдруг стали исчезать в городе кошки и собаки.
У нас не было никого, как то мы не заводили их, потому что мама считала: это очень ответственно, особенно большую собаку взять в дом.
Но мамина подруга не могла сама съесть свою кошку и принесла ее нам. И мы съели. Я опять стала слышать… Слух исчез у меня внезапно, утром еще слышала, а вечером мама что то говорит мне, а я не отзываюсь.
Прошло время… И вот мы опять умираем… Мамина подруга привела нам свою собаку. И мы ее тоже съели. И если бы не собака, мы бы не выжили. Конечно, не выжили бы. Это – ясно. Уже начали опухать от голода. Сестра не хотела утром вставать… Собака была большая и ласковая. Два дня мама не могла… Как решиться? На третий день она привязала собаку к батарее на кухне, а нас выгнала на улицу…
Помню эти котлеты… Помню… Очень хотелось жить…
Часто собирались и сидели возле папиной фотокарточки. Папа был на фронте. Письма от него приходили редко. «Девочки мои…» – писал он нам. Мы отвечали, но старались его не расстраивать.
Мама хранила несколько кусочков сахара. Маленький бумажный мешочек. Это был наш золотой запас. Один раз… Я не выдержала, я знала, где лежит сахар, залезла и взяла один кусочек. Через несколько дней еще один… Потом… Прошло немного времени – опять… Скоро в мамином мешочке ничего не осталось. Пустой мешочек…
Я вам рассказала о нескольких днях… А их было всех девятьсот…
Девятьсот таких дней…
На моих глазах девочка украла на базаре у одной женщины булочку. Маленькая девочка… Ее догнали и повалили на землю. Начали бить… Били страшно. Смертным боем. А она торопилась доесть, проглотить булочку. Проглотить раньше, чем ее убьют…
Девятьсот таких дней…
Наш дедушка так ослабел, что один раз упал на улице… Он уже прощался с жизнью… А шел мимо рабочий, у рабочих продуктовые карточки были получше, ненамного, но лучше… Все таки… Так этот рабочий остановился и влил дедушке в рот подсолнечного масла – свой паек. Дедушка дошел до дома, рассказывал нам и плакал: «Я даже имени его не знаю!» Девятьсот…
Люди, как тени, медленно двигались по городу. Как во сне… В глубоком сне… То есть ты это видишь, но у тебя мысль, что ты видишь сон. Вот эти медленные… вот эти плывущие движения… Будто не по земле человек идет, а по воде…
Голос менялся от голода… Или совсем пропадал… Нельзя было определить по голосу – мужчина это или женщина? И по одежде нельзя, все закручены в какие то тряпки. Наш завтрак… Наш завтрак был кусок обоев, старые обои, но на них остался клей… Мучной клей… Вот эти обои, и кипяточек…
Иду из булочной… Получила дневной паек. Эти крохи, эти жалкие граммы… А навстречу мне бежит собака. Поравнялась со мной и обнюхивает – слышит запах хлеба. Я понимала, что это – наше счастье. Эта собака… Наше спасение!! Я приведу собаку домой…
Дала ей кусочек хлеба, и она за мной пошла. Возле дома еще кусочек ей отщипнула, она лизнула мне руку. Вошли в наш подъезд… Но по ступенькам она поднималась неохотно, на каждом этаже останавливалась.
Я отдала ей весь наш хлеб… Кусочек за кусочком… Так добрались мы до четвертого этажа, а наша квартира на пятом. Тут она уперлась и не идет дальше. Смотрит на меня… Как что то чувствует. Понимает. Я ее обнимаю: «Собака миленькая, прости… Собака миленькая, прости…» Прошу ее, упрашиваю… И она пошла…
Очень хотелось жить…
Услышали… По радио передали: «Блокада прорвана! Блокада прорвана!» – счастливее нас людей не было. Счастливее нельзя быть. Мы выстояли!! Блокада прорвана…
По нашей улице шли наши солдаты. Я подбежала к ним… А обнять – сил не хватило…
В Ленинграде много памятников, но нет одного, который должен быть. О нем забыли. Это – памятник блокадной собаке.
Собачка, миленькая, прости. Паршинцева Арина
Для просмотра онлайн кликните на видео ⤵
Арина Паршинцева на финале конкурса Монолог слепой девушки Подробнее
Барабанова Софья Магаданская область Светлана Алексеевич Собака миленькая, прости Подробнее
2021 Сунгурян Анна 4 «В» » Собака миленькая, прости» Подробнее
Собака, миленькая, прости Подробнее
Собака, миленькая, прости! Подробнее
Фирсова «Собака, миленькая, прости» Подробнее
Проект «Спасибо деду за победу». Галина Фирсова «Собака миленькая, прости. » Читает Диана Лагуткина Подробнее
Собака миленькая прости. Рожкова Кира Подробнее
Г.Фирсова „ Собака миленькая, прости“ Подробнее
Стихотворение Галины Фирсовой «Собака миленькая, прости!». Подробнее
Кирилюс Полина. «Собака, миленькая, прости» Подробнее
Рожкова Кира. Собака миленькая прости Подробнее
Копаснова Карина. «Собака, миленькая, прости. » Галина Фирсова Подробнее
Алексиевич С. А. Соло для детского голоса «Собака миленькая, прости. » исполнитель Бачманова Влада Подробнее
Милана Байматова. Галина Фирсова «Собака, миленькая прости. «. Подробнее
Прости меня, пёс!
По замечательному рассказу Лии Тимониной.
Сбивалось сердце, больно как!
Мужчина молодой, шатаясь,
С трудом до лавки сделал шаг,
Дышать размеренно, пытаясь.
Вдох сложно сделать, боль остра,
Шум в голове, обмякло тело,
Не видел он, как доктора
К нему спешили, как летела
В больницу скорая… Вдруг свет…
Такой он трепетный и нежный.
«Я невесом и боли нет. Где я?»
Вокруг туман безбрежный.
Вдруг в зыбкой дымке увидал
Он силуэт большой собаки.
«Ведь это Грей!»- Его узнал.
«Что он здесь делает, однако?»
«Хозяин, здравствуй!»- произнес,
В прозрачном мареве ступая,
В глаза ему взирая пес.
«Грей, это ты? Не понимаю,
Как выбрался из той глуши?
Откуда речь людскую знаешь?
Но что со мной? Я сплю, скажи?»
«Нет. Ты не спишь, ты умираешь.
А я же мертв уже давно,
На той дороге я скончался,
Где так жестоко ты со мной
Тогда, хозяин, распрощался».
И вспомнил он, что так забыть
Все эти годы, что есть силы,
Стремился, что мешало жить
И по ночам его душило –
Предательство. Как он увез
Собаку загород далекий,
И как скулил щемяще пес
Машине вслед на одинокой
Заброшенной дороге той,
К хозяину хотел вернуться.
Но он нажал на газ ногой
И не решился оглянуться.
Я раздражал тебя. За что ж
На старика ты разозлился?»
«Я был уверен, что найдешь
Ты новый дом»- он застыдился,
От пса невольно взгляд отвел.
«Я за машиной долго мчался,
И в кровь больные лапы стер,
Пока твой след не потерялся.
На место прежнее опять
Побрел, там долго оставался,
Надеясь, что вернешься. Ждать
Я продолжал и волновался,
Кто тебе тапки принесет,
Прижмется искренне, без фальши,
Кто языком тебя лизнет,
Чтоб утром разбудить пораньше.
Как тебе грустно одному,
Без моей преданной подмоги.
Тебя любил я, потому
Ждал каждый день у той дороги.
Метался, вглядывался в даль,
Душа страдала и любила.
Ты не вернулся. Очень жаль.
И там меня машина сбила.
Я на обочине лежал,
И из меня жизнь уходила.
В тот миг, ты знаешь, я мечтал,
Твой голос слышать, сердцу милый.
Но тебя не было в тот час.
И слышала лишь только лужа
Мой вдох последний, а ведь нас
Так много, никому не нужных.
Замерзших, брошенных, больных
Зверей голодных, одиноких,
На пустых дачах ледяных
Как вы бываете жестоки!
Вы, люди, не хотите знать,
Что вам представится когда-то
За бессердечность отвечать
В день неминуемой расплаты.
Встал на колени перед псом.
Вдруг тело снова боль пронзила,
И слезы полились ручьём,
Но легкости не приносили.
Он оправдание найти
Себе пытался безуспешно.
Мужчина молвил: «Грей, прости!
Хоть не заслуживаю, грешный».
Плачь, плачь и знай ты, что в слезах
Твое, хозяин, искупление,
Я за тебя на небесах
У бога попрошу прощения».
Теплый язык его щеки
Коснулся нежно на прощание,
Большая лапа до руки
Его дотронулась печально.
«Прощай…» А в этот самый миг
Врачи за жизнь мужчины бились.
Так молод, но инфаркт настиг,
И сердце в шесть остановилось.
Конец… Замолкли голоса…
Но громким криком был охвачен
Покой: «Он плачет!» И слеза
Текла. «Он жив, скорей он плачет!»
Скорее, где адреналин!
Быстрей! Ещё! Дефибриллятор!
Разряд, скорей! Ещё один!
«Он к нам вернулся!» Индикатор
На мониторе замигал,
Вильнула линия прямая,
Волной рисунок поскакал,
Жизнь пациента утверждая.
А через месяц на крыльце
Той клиники стоял мужчина.
Сияла радость на лице,
Для грусти не было причины,
Хоть и хлестал холодный дождь.
Он выжил! «Чудо!»- скажет кто-то.
И он, накинув макинтош,
Минул больничные ворота.
Неспешно шёл, как вдруг, клубок
Лохматый катится под ноги.
«Что это, Господи?»- Щенок
Сидел весь мокрый на дороге.
«Привет, малыш! Скажи, ты чей?
Гляжу, никто тебя не ищет.
Пойдем домой, скорее… Грей,
Здесь слишком холодно, дружище».
А старый пес с небес в тот час
Вздохнул, прикрыв устало веки.
Как милосердный ангел, спас
Он ЧЕЛОВЕКА в человеке.
Жулька. Собакам войны посвящается.
Жил Валька с мамой во втором подъезде
На улочке простого городка.
Любил он книжки о войне и чести,
И завести мечтал себе щенка.
Но только места не было в квартире.
Вам подтвердит любой, кто там бывал
Но Валька, самый добрый парень в мире,
Он понимал. И сам не унывал.
Любовь к четвероногим много значит!
И Валька знал, где счастье отыскать.
Он помогал в питомнике собачьем-
Кормил, гулял, учился понимать.
Шел год сороковой. И вот в июле
В питомник к ним совсем щенок попал.
Вернее кроха. Месячная Жуля.
И Валька для нее «кормильцем» стал.
Почти что год они учились вместе.
Все признавали, Жулька хороша!
Найдет, догонит, чтоб помочь в аресте!
И может замереть едва дыша.
А Вальке исполнялось восемнадцать
Как раз день в день со школьным выпускным.
Решил он при питомнике остаться,
Там все уже давно сдружились с ним.
Он опыт накопил отнюдь немалый-
Собак не страшно парню доверять.
А Жулька так и вовсе признавала
Лишь только Вальку. Как тут не принять?
Был Валька счастлив. Мама понимала.
Лишь удивлялась: Как же повзрослел!
С улыбкой на работу провожала,
Вздыхая: «измотался, похудел. »
*****
В окопе непривычно тихо было.
Закончился недавно трудный бой.
На Вальку Жуля голову сложила,
Пытаясь обогреть его собой.
А он, карандашом в руках дрожащих
Письмо для мамы снова сочинял.
Не стал писать о буднях настоящих.
Берег её. И суть вещей менял..
Он не писал, что холодно до боли,
Что с Жулей делят порцию, порой.
Что поредел их строй с последним боем-
Почти что треть теперь в земле сырой.
Почти два года Валька был на фронте.
И Жулька с первых дней была при нём.
Казалось, где-то там, на горизонте
Еще виднелся их любимый дом.
Где после школы — всех дорог начало,
Где жизнь была улыбками полна!
Но, словно, приговором прозвучало:
«Война!». Бездушно-страшное «Война. »
Их с Жулькой чуть не первыми забрали.
Собаки и вожатые нужны..
Он помнил слёзы мамы на вокзале,
И первые просветы седины.
И как пыталась мама улыбнуться,
Всё норовя к себе его прижать.
И как он обещал домой вернуться,
И как она сказала: «Буду ждать.»
Всё помнил Валька.. Первые ученья,
Где их тренировали каждый час.
И первое большое поручение,
И первый ими найденный фугас.
Как Жуля иногда во сне скулила,
Когда их ближе к фронту привезли.
Как очень страшно им обоим было
В тот первый раз, когда в атаку шли.
За это время разное бывало.
Немало мин им довелось найти.
И документы Жуля доставляла
Там, где другим уж точно не пройти.
Но видно было с самого начала
Что дар особый у собаки был:
Она бойцов отчаянно спасала,
Да там, куда никто не доходил.
«Её» солдаты чудом выживали,
Порой, не понимая, почему.
А Жулька просто знала, рядом Валя.
И другу доверяла своему.
Их все давно привыкли видеть парой.
Мол, неразлучны, словно близнецы!
Шутили о спасенных санитары,
Что это «жульковалькины» бойцы..
И каждый верил там — на поле боя-
Хоть автомат строчит, хоть пулемёт,
Что, если Жуля рядышком с тобою,
То выживешь. Она не подведёт.
Но разве это всё напишешь маме?
Она и так, наверное, седа.
Пусть лучше верит: тихо рядом с нами,
Ну, а стреляют только иногда.
Вот в треугольник сложена страница.
И вырвался у Вальки горький вздох.
Перед глазами снова стали лица
Всех тех, кому сегодня не помог.
Они спасли сегодня с Жулькой многих.
Но только ведь не всех. Увы, не всех..
А Жуля улеглась ему на ноги.
И с неба закружился ранний снег.
*****
Сегодня их особо обложили.
И сразу с трёх сторон вели бои.
А Валька с Жулькой тут и там кружили,
Не видя — ощущая, где свои.
Почти без сил, не слушаются руки.
Казалось всё. Ничто их не спасёт!
Но вдруг от наших радостные звуки:
«Ребята, подкрепление идёт!»
Опять вперёд, по слаженной привычке..
Откуда только силы-то пришли.
Еще пятнадцать метров к медсестричке.
Она уже виднеется вдали.
Из новых, видно. И совсем девчонка.
Не пожалела и девчонок жизнь.
И Валька вслед за Жулей полз тихонько,
Да всё шептал: «Ты только там держись. »
И все-таки смогли. Сестричка дышит!
В тележку к Жуле. Вот и красота.
Теперь назад. А Валька будто выжат.
Противный свист. А дальше- темнота.
*****
Очнулся Валька, лёжа на кровати.
Всё, где лежит никак не мог понять.
Ведь бой, а он разлегся так некстати,
И голову с подушки не поднять.
Да и рука не двигается твёрдо.
Но, вдруг мелькнула радость в уголке!
Ведь Жулькина давно родная морда,
Как раз и примостилась на руке.
Уже позднее Вальке рассказали,
Как Жуля и его теперь спасла.
И, если б не она, уже едва ли,
Судьба бы Вальке новый шанс дала.
А Жуля медсестричку дотащила,
И ринулась за Валькой в тот же миг.
Собою грела и не отходила,
А после боя привела своих.
Контузия у Вальки, два осколка,
Но, целом, всё терпимо. Будет жить.
Пока, как от бойца, немного толку,
Сражения придётся отложить.
И отлежаться в госпитале малость,
Чтоб полностью поправились дела.
А Жулька при хозяине осталась,
Она от Вальки ни к кому не шла.
*****
Шла в госпитале первая неделя.
И все успели Жулю полюбить.
Привыкнуть Валька с Жулькою успели
Жить в тишине. Да что там, просто жить.
Но как-то ночью — час после отбоя-
По коже пробежал волной мороз.
Зашёлся в безысходном страшном вое
Какой-то неизвестный Вальке пёс.
Насторожила рядом Жулька уши.
Но всё же не покинула кровать..
Спросить бы санитарку — тётю Нюшу.
Но что-то тёти Нюши не видать.
Джек умирал — судьбой сражён без пули,
Без раны, без болезни.. от тоски.
Всё было зря. Но вдруг под вечер Жуля
Легла на расстоянии руки.
С ним в унисон тихонечко скулила.
По сантиметру близилась к нему.
Как будто от потери боль делила,
Даря надежду брату своему.
И к ночи Джек поднял немного морду.
Осунувшийся пёс. Бока худы.
Он, на ногах держась совсем нетвёрдо,
Добрался к миске и попил воды.
Передохнул, потом поел немного.
Бойцы с утра не верили глазам:
Но Джек, увидев Жулю у порога,
На ноги встал и к ней поплёлся сам.
Узнал об этом Валька от соседа,
А с вечера гадал: «Куда пошла?»
Теперь уже и сам после обеда
Пошёл проверить, как идут дела.
Сперва погладил Жульку, после — Джека.
И пёс насторожился в тот же миг.
Но запах Жули шёл от человека,
И Джек к руке доверчиво приник.
А дальше дни пошли в другом настрое,
Все понемногу набирались сил.
Друг друга узнавали эти трое,
И каждый миг им что-то приносил.
Джек — умный пёс, прошедший обучение,
Казалось, знал обоих целый век.
И возвращались в часть после лечения
Не только Валька с Жулькой, но и Джек.
*****
Сорок четвёртый. Около Белграда
От боя строй ребят едва остыл.
Уже у Вальки было две награды
И к третьей он вчера представлен был.
Опять письмо для мамы в полумраке.
«Мол, жив-здоров. Как ты там, напиши!»
А рядом две любимые собаки,
Два верных друга, две родных души.
Ох, сколько было пройдено — не вспомнить,
Смешались и бои, и города.
А сколько тех, кто шёл свой долг исполнить,
Уже не возвратятся никогда.
Тогда, когда из госпиталя прямо
Вернулся Валька с «новеньким бойцом»,
Встречали их, как будто дома мама!
Ребята окружили всех кольцом!
Старались Жульку хоть чуть-чуть погладить
И, видя рядом новенького пса,
Пытались с Джеком сразу же поладить,
Благодаря тихонько небеса.
Ведь Жуля. та давно была героем.
Негласным талисманом их была!
А с Джеком шансов выжить больше вдвое!
Судьба большой подарок им дала.
И побежали будни боевые.
Спасённым счёт потерян был давно.
Их заносило на передовые,
Без счета жизней ими спасено.
Был Валька «командиром» в их «отряде».
Авторитетом для двоих собак.
С ним шли вперёд, сидели с ним в засаде,
Умели повторять за шагом шаг.
Но Валька был не псом, а человеком.
Он другом стал обоим, только вот
Возникла между Жулькою и Джеком
Не просто дружба. связь иных высот.
Они всегда и всюду были рядом.
На отдыхе лежали к носу нос.
В бою, когда вовсю снаряды градом,
Они друг друга чуяли.. всерьез.
Когда однажды зацепило Жулю,
Не видел Джек.. Но моментально взвыл.
И бросился куда-то вглубь, под пули.
И вскоре к Вальке Жулю дотащил.
Наверное, не просто понимали,
А, словно, ощущать нутром могли,
Что эта связь собачья — крепче стали,
Недаром звёзды их пути свели.
Они сражались так же, как солдаты,
И рисковали жизнью, шли вперёд.
И понимали так же, что когда-то
Им тоже, может быть, не повезет.
И потому в свободные мгновения
Они не разлучались ни на миг.
И даже Валька по обыкновению
Не нарушал спокойный мир двоих.
И вот Белград. Советскими войсками
Уже немало пройдено вперёд.
К большой Победе трудными шагами
Солдат Советский день за днём идет.
И хочется уже поверить в чудо,
Да только вновь разведка донесла,
Что город заминирован. что всюду
Дорога смерти нынче полегла.
Путь припорошен первым свежим снегом,
Но снег от пепла быстро серым стал.
Без отдыха остались Жуля с Джеком.
И Валька в этот раз почти не спал.
Девятый час маршрут от дома к дому.
Работы у сапёров — с головой.
Хотелось бы, чтоб проще.. по-другому.
А здесь страшней, чем на передовой.
Зато уже расчищено не мало.
Бойцы теперь спокойно в город шли.
Но Жулька вдруг тревожно в позу стала,
Как будто что почуяла вдали.
Она вперёд бежала с громким лаем,
Перекрывая людям к дому путь.
О Жульке много знали: «Боевая!»
И отступили сразу же на чуть.
А Жуля заливалась лишь сильнее,
И Джек уже вовсю на помощь мчал.
Вдруг громкий выстрел, подлостью чернея,
Из снайперской винтовки прозвучал.
Упала Жулька. Сразу не сумела
Понять, что вдруг её лишило сил.
Джек придавил её ослабшим телом,
И теплой кровью шерсть ей оросил.
И Жуля вмиг отчаянно завыла.
Джек чуть дышал, в крови, едва живой.
Она лизала нос ему.. Скулила.
И прижималась к Джеку головой.
Бойцы застыли в первое мгновение,
Не веря в то, что этот выстрел был.
Потом слегка прошло оцепенение.
И кто-то даже снайпера схватил.
А в доме обнаружили фугасы.
Да столько, что на полк хватил б в раз.
Собаки Вальки. умницы. и ассы.
Собачий нюх в Белграде многих спас.
Бойцов сегодня в госпитале мало.
А вот за дверью. некуда ступить.
У Вальки Жуля на руках лежала.
Лежала молча, перестав скулить.
Она, как все, пыталась просто верить,
Смотрела тяжко, глухо, в пустоту.
Не отрывала этот взгляд от двери.
Да только ждать совсем невмоготу.
Четвертый час тянулось ожидание.
Жизнь Джека на весах за мигом миг.
Пришло само собою осознание,
Что станет жизнь пустой без них. двоих.
Молчала Жуля. С ней молчали люди.
И каждый верил. каждый просто ждал,
Что не откажет небо в этом чуде.
Ведь этот пёс не просто жил — спасал.
А Валька не дышал почти от боли.
Но гладить Жулю не переставал.
Боялся слёзы выпустить на волю,
И шансов безнадёге не давал.
Тяжёлый случай. Снайпер не скупился.
Не знаю даже, как вы донесли.
И если, вдруг, жилец.. то отслужился.
Мы лапу псу, ребята, не спасли. »
Бойцы врачу вопросы задавали,
Лишь только немота едва прошла.
И видел, вероятно, только Валя,
Что Жуля внутрь скользнула, как стрела.
*****
Ну, вот и перевернута страница.
Просмотрен старый памятный альбом,
В котором столько важного хранится,
Где каждый снимок крохотный весом.
Дороже самых сказочных подарков
История.. Основа всех основ.
И помнил всё моменты так же ярко
Он — Валентин Иванович Седов.
Но эхо голосов совсем не сразу
Проникло через боли пелену.
С годами всё сложнее раз за разом
Переживать минувшую войну.
Но прадед взял себя сегодня в руки.
И рассказал,что было дальше с ним.
Чтоб сохранили правнуки и внуки
И передали правнукам своим.
И, кто уж у начальства добивался,
А, может, даже действовал тайком.
Но Джек с врачами рядом оставался,
К Берлину с нами следуя при том.
А Жулька, видно, всё же понимала,
И службу так же преданно несла.
Но, возвращаясь, к медикам бежала,
Она у них совсем своей была.
А я. Тот самый Валька, тот вожатый,
Был рядом, и боялся до седин,
Что сдастся Джек. Но шла за датой дата.
Мы взяли Вену. И теперь — Берлин.
Я шёл к победе. Только сердца части
Какой-то холод пакостный сковал.
И помню я, как зарыдал от счастья,
Когда впервые Джек на лапы стал.
Всего на три. шатаясь то и дело.
Но рядом Жуля — верный проводник.
Самой собою к ним рванулось тело.
Я к мордам дорогим лицом приник.
С войною целый мир перевернулся.
Дорога к маме год почти вилась.
Я помню, как сказал «А я вернулся. »
И мама прошептала: «Дождалась. »
*****
Рассказчик замолчал. И все смотрели
Куда-то вдаль. Где время медлит бег.
Но младшенькие всё ж не утерпели..
— Ну, деда! Ну, а Жуля? Ну, а Джек??
Они прожили долгий век собачий.
Для Чары — предки дальние они.
А для меня родство их много значит.
И согревает даже в эти дни.
Умчались дети в сад побегать с Чарой,
А Валентин Иванович смотрел,
Как фронтовой альбом в обложке старой
Сердца и души внуков старших грел.
Он — тот же Валька — жил, не забывая,
Как на планете мир необходим.
Дань памяти солдатской отдавая
Всем боевым товарищам своим.
Он знал, как повезло ему вернуться,
Как повезло любимых сохранить.
Как повезло сегодня вновь проснуться,
И передать воспоминаний нить.
Пусть буквы на бумаге — просто знаки.
Но все хранят историю свою.
Лежат в земле и люди, и собаки,
Себя не пожалевшие в бою.
